Огонь и Лёд "Сквозь пламя и тьму"

Чтобы доказать себе и надменному итальянцу, что она не просто избалованный ребенок, а вполне серьезный человек, который способен не только отвечать за свои поступки, но и держать данное слово, Мерида покинула дом герцога едва наступило утро. Она уехала не прощаясь. Оставив лишь несколько строк горячо любимому деду с объяснениями, но скрыв истинную причину отъезда. Бросив последний взгляд на еще спящий дом, девушка подошла к машине, которая одиноко простояла всю ночь под открытым небом возле парадного входа. Неприятное жжение между лопаток, заставило снова обернуться. Мерида знала это чувство — тяжелого взгляда в спину. Скользнув по окнам, она лишь заметила колебание тюли и тень за тяжелой портьерой, но лица разглядеть не смогла. Улыбнувшись своим мыслям и попрощавшись с огромным, окутанным вуалью тайн поместьем, она села за руль и не спеша покатила вперед, так и не увидев, что вслед ей из окна нахмурившись, смотрит ни кто иной, как Александр Вольтури. Алек искренне был удивлен тем, что девушка восприняла его слова всерьез и ни свет ни заря, покинула дом даже не попрощавшись с дедом. Неужели он так ошибся, и девчонка не так глупа и по-детски наивна, как он думал. Вампир уже догадался, что смертная испытывает к нему некие теплые чувства и всем своим естеством противился этому, понимая, что ответная страсть может погубить этот хрупкий, еще совсем юный цветок. После того как умерла Селена, Алек долгие годы учился жить без нее, и спустя двести лет, он наконец переступил последнее ограничение, которое сам на себя возложил — воздержание. Он жил с этим предрассудком долгих семьсот лет, держался женщин стороной, то испытывая отвращение, то, просто не желая губить их жизнь. После появления Селены все изменилось, он познал страсть, наслаждение чувственных и жарких ласк и больше не смог забыть того огня, что бушует в крови когда два тела сливаются в одном ритме танца любви. Победив своего зверя, вампир научился держать жестокую сущность в узде и теперь наслаждался близостью так же, как и простой смертный человек, получая удовольствие, не причиняя при этом вреда. Через его постель проходило много женщин: сногсшибательных красавиц и искусных жриц любви, все они были хороши, все по своему запоминались, но, увы, ни одна так и не смогла прикоснуться к его сердцу, снять маску циника и надменного сноба, который был также страстен, как и холоден, со всеми, кто грел его постель. Вампир отвернулся от окна со смешанным комком чувств. С одной стороны, он испытывал облегчение от того, что это маленькая рыжая бестия уехала, и он снова может наслаждаться привычным покоем и уединением; с другой стороны, его гложило чувство разочарования от того, что этот лакомый кусочек тепла и чувственности, покинул его, так и не раскрыв перед ним своих секретов. После прошедшей ночи, девчонка заняла все его мысли, и когда под утро он решил на часок заскочить к своей новой любовнице, то предавался утехам скорей механически, нежели ради удовольствия, но когда он услышал знакомые торопливые шаги, то сам того не ожидая, отстранился от любовницы и подошел к окну, чтобы посмотреть на ту, что лишила его покоя. — Куда ты ушел? — послышался возмущенный голос. — Я еще не закончила! Алек снова отвернулся от окна и с недовольством уставился на роскошную шатенку, которая не стесняясь своей наготы, словно Афродита возлежала на ложе. Ее густые волосы, словно черные реки, струились по плечам, падая на простыни. Алые губы — лепестки бархатных роз, были обиженно поджаты, но едва заметив, что мужчина сосредоточил на них свой взгляд, призывно приоткрылись, будто напрашиваясь на ласки. — Никуда, — пожал плечами он, снова повернувшись к окну и наблюдая как девушка, порхая словно бабочка, торопливо спускается по ступеням, направляясь к машине. «И даже не хромает, чертовка! Неужели это была очередная уловка маленькой интриганки? Она коварна в своих методах обольщения». — с ухмылкой отметил Алек, признаваясь сам себе в том, что маленький спектакль с ушибленным пальцем и его итог, доставили ему удовольствие. Тонкие нежные руки обвились вокруг талии. Теплая грудь коснулась его спины, но вампир с огорчением отметил, что не испытал тех ощущений, как это было с маленькой рыжей лисой, усаживающейся за руль слишком большого для нее автомобиля. — Это Мерида? — выглядывая из-за плеча Алека, удивленно выдохнула брюнетка. — Что она здесь делала? — Приехала вчера, попрощаться с герцогом. — как можно равнодушнее ответил вампир. — Сама? — изумленно воскликнула женщина. — Интересно, моя сестра знает об этом? — Мать Мериды твоя сестра? — понимая всю скверность положения, поинтересовался Алек. — Да, Сеймур старше меня на двенадцать лет. Вампир попытался вспомнить, как выглядела мать девушки, когда он увидел ее впервые. Высокая, красивая, словно сошедшая с полотен лучших художников женщина — утонченная, нежная, соблазнительная, кажется, ей было не больше двадцати пяти. Алек был уверен, что спустя десять лет, она также прекрасна, как и в тот день, когда он увидел ее с девочкой на руках. Вампир посмотрел на Алексию. Она не уступала в красоте своей сестре, но кажется, была слегка ветреной и беззаботной. Как еще можно было объяснить тот факт, что заехав проведать герцога, она оказалась в кровати Алека и застряла тут на целую неделю. — Эта девочка слишком своенравна, — без злости, скорее обреченно, выдохнула Алексия, — я очень люблю ее, но, ума не приложу, как Сеймур справляется с этим сорванцом. — Она уже взрослая девушка, не думаю, что ей требуется тотальный контроль родителей. — пожал плечами вампир прикрывая глаза, когда руки любовницы заскользили вниз по животу, устремившись к жаждущему ласки орудию. — Ей едва исполнилось пятнадцать, а она уже намылилась в другую страну изучать культуру и язык, и моя сестра никак не может повлиять на это — девочку поддерживает отец и герцог. — целуя едва заметные шрамы на его спине, прошептала она. — Разве это плохо? — удивился Алек. — Не знаю. Неизвестно, чем будет заниматься этот ребенок за тысячи километров отсюда и за ним невозможно будет проследить. Будь у меня дочь ее возраста, я бы ни за что не отпустила ее одну так далеко. — Почему? — вампир искренне не понимал, что плохого в том, что девочка хочет учиться. — Она — подросток, — пожала плечами Алексия, разворачивая любовника к себе лицом и, прижимаясь к нему бедрами, — игра гормонов, первая любовь. Вдруг зайдет слишком далеко, а ее матери не будет рядом, чтобы вовремя вмешаться и остановить дочь. А что если девочка забеременеет? Родит бастарда или чтобы избежать скандала, сделает аборт или отдаст ребенка на усыновление? Перед глазами Алека предстал образ чувственной девушки, прижимающейся к нему холмиками упругих грудей, которые соблазнительно просвечивались сквозь тонкую пижаму. Он почувствовал, как восстает его плоть, от столь невинных воспоминаний. Безобразие. Да, вполне возможно, что этот ребенок повзрослеет раньше положенного срока. Но также, он понимал, что Мерида слишком умна, чтобы не наделать подобных глупостей, слишком расчетлива… Неприятная тяжесть в паху подстегнула его к очередному любовному подвигу и, подхватив Алексию на руки, он опрокинул брюнетку на кровать, и, словно голодный хищник набросился на нее, овладев ее прекрасным, податливым телом.

***

— Мама, не надо так кричать! — успокаивающе говорила девушка, на гневную тираду матери, которая отчитывала ее за то, что та запихнула водителя в багажник и, пренебрегая всеми правилами и запретами поехала к герцогу. — Тебе нельзя нервничать, это может навредить ребенку. Сеймур по инерции приложила руки к округлившемуся животу, будто проверяя все ли в порядке. — Если бы ты, своенравная чертовка, не вытворяла ничего подобного, то мне бы не пришлось так нервничать! — сердито говорила мать, аккуратно присаживаясь на край дивана и устало откидываясь на спинку. Срок был большой и ей было тяжело подолгу не то, что стоять, даже сидеть. — Мамочка, прости, — сверкая раскаянием в глазах-сапфирах, молила девушка, ластясь к матери словно котенок, — ты же знаешь, как я люблю дедушку, а уехать не попрощавшись, я не могла, ведь неизвестно когда вернусь обратно. — Неужели ты все-таки решила уехать в Россию? — устало спросила Сеймур, — может, передумаешь? У нас в Англии более престижные колледжи и программа не хуже. — Нет, мам, — твердо ответила девочка, — я уже решила, я еду! К тому же у меня есть несколько лет до того, как можно будет подавать документы в Оксфорд, и я не хочу их тратить впустую. — Сеймур, дорогая, не начинай старую песню. Наша дочь вправе сама решать где ей учиться. — увидев как жена открыла было рот, чтобы снова начать отговаривать дочь от сомнительной поездки. — Но ей только пятнадцать, Роберт, тебе не кажется, что она еще слишком мала для самостоятельной жизни? — Милая, она будет учиться в колледже и жить в общежитии, а не шататься по улицам неизвестно с кем. — Но я все равно не могу смириться с тем, что мой ребенок будет так далеко! — выдохнула Сеймур, слегка морщась от тяжести в животе. Мерида и Роберт взволнованно воскликнули: — Тебе плохо? Женщина отмахнулась. — Все в порядке, малышка пинается. — Мам, — целуя Сеймур в щеку и поглаживая тяжелый шелк волос, нежно прошептала девочка, — давай не будем снова обсуждать уже решенный вопрос, к тому же тебе нужен покой и отдых. Скоро родится моя сестренка, и я не хочу, чтобы ты изводилась вместо того, чтобы окружить ее заботой и любовью, как того требуют новорожденные дети. Я приеду на крестины! — пообещала она, чтобы успокоить волнение матери, — и на рождественские каникулы, и буду звонить каждый день, не волнуйся за меня, я — взрослая! — Знаю, родная, — выдохнула мать, — даже слишком взрослая… Через несколько дней лорд Эванс провожал своих девочек: Мериду в аэропорт, Сеймур — в роддом. Его любящее сердце разрывалось от волнений за жену и тоски по дочери, которую он увидит теперь только через несколько месяцев, но он мужественно улыбался, махая рукой Мериде, которая подхватив сумку, смело прошла посадочный пункт и скрылась в рукаве ведущему к самолету. Три года в холодной, но удивительно богатой обычаями и историей стране пролетели быстро. Мерида с головой нырнула в учебу, с усердием грызла твердый гранит науки и премудрости сложного русского языка. Первое время ей было тяжело. Тяжело в новой стране, с чужими людьми, которые к счастью, быстро стали своими и помогали девушке кто чем мог. Но труднее всего было забыть его — мужчину с колдовскими, цвета яркого изумруда глазами. Она помнила ту удивительную ночь, когда он поймал ее в закрытой части поместья; как злился, как выталкивал в зашеек, и… как бережно нес на руках, когда она ушибла ногу и мастерски использовала этот шанс, чтобы прикоснуться к нему. Кажется, он так и не понял, что это была безупречная игра сыгранная специально для него. Но время безжалостно стирает даже самые сильные и яркие воспоминания. Через год — эмоции стихли, сгладив впечатления в ровную, словно штиль картинку. Через два, она уже не помнила многих деталей, словно это был приятный, но быстро забывающийся сон. Через три, Мерида почти забыла красивого мужчину, который столько лет тяготил ее сердце. Когда через три года она снова стояла в аэропорту Лондона, то на душе ее было легко и спокойно, больше не было той щемящей тоски, с которой она уезжала отсюда. Она беззаботно махала рукой, встречавшим ее родителям и младшей сестренке. — Мама! Папа! — кидаясь в объятия горячо любимых родителей, воскликнула она. — Я так скучала! — целуя каждого с нежностью и необъятной любовью. — Привет, Эмили! — дернув за черную, как у матери косичку, улыбнулась Мерида и прильнула губами к мягкой, словно бархат щечке. Ты так выросла! — Пливет! — воскликнула малышка и раскрыла свои объятия, принимая в них старшую сестру. — Ты тоже выросла, — сказала мать, заправляя за ухо дочери непослушную рыжую прядь, и глядя с нежностью, на заострившиеся скулы уже взрослой девушки, — стала такой красавицей. — Кажется, пора доставать ружье, — проворчал лорд Эванс, обнимая дочь, которая подхватила на руки младшую сестру и зарылась лицом в ее густые черные волосы, — или я уже опоздал? — Нет, папа, не опоздал, но ружье, думаю, лишнее. — смеясь, ответила Мерида. Подхватив одну из множества сумок дочери, семья направилась к выходу, оставив за собой прохладное здание аэропорта.