В известной степени

У Кроули сломаны оба крыла и какая-то часть сознания, явно отвечающая за здравый смысл. Сам же говорил - из ада записок не посылают, а теперь такое. Они тяжелеют, и Кроули готов избавиться от них любым известным способом - всё равно уже не взлетит. Чёрные, как обожженные, и толку от них не больше, чем от познаний итальянского одним немалоизвестным князем ада, Кроули его имя до сих пор со скрежетом зубов вспоминает. Пришлось отменить встречу с Азирафаэлем. И это стало бы последней каплей, если б метафорическую почти-переполненную чашу не разбили не так давно. Кроули не может лечь, не может стоять на ногах и даже на стену облокотиться не может. Кроули накричал бы на пару растений, быть может, даже б на балконе покурил, на радость соседям с верхних этажей (мама, а почему у дяди две сломанные палки из спины торчат? — не смотри туда, Рики), но и этим он не озаботился вовремя. Даже выть от боли не хотелось. Как-то накричался уже там, внизу. Страшно подумать, что от крыльев осталось — кости, наверно, да несколько перьев. Дело житейское, да, и не такое переживали, но лучше от этого не становилось. Возможно потому, что на размышлениях очень сложно сосредоточиться, когда ручьи крови расчерчивают спину от самых лопаток. Кто знает, да? Кровь на чёрных простынях почти не видна, только легче ли от этого? Кроули всегда будет знать, что она там была. Где-то внутри обязательно будет. И с чудесами на пару лет лучше повременить - пока что по старинке, а то вдруг опять… Кроули шипит от боли, от всех этих каруселей, путешествий туда-обратно, и даже не знает, чем унять себя, выдрать бы эти крылья к чёрту. Чтобы не хрустели, когда их ломают. Чтобы их белых ли, чёрных ли, изуродованных ли, оставили, наконец, в покое. И Кроули вместе с ними. Он так устал. Легче станет когда-нибудь, просто потому, что не может быть больно всегда, правда? Только ни сейчас, ни в моменты, когда тело пронзало, как молнией, это не помогло ни капли. Лишь звучало, как издёвка, в голове. Не больше. Кроули не хочет быть хорошим. И плохим тоже быть не хочет. Спокойствия бы сейчас, да стаканчик виски, чтобы заглушить жжение в лопатках - только вот он вряд ли до кухни доберётся. Ну ладно, пройдёт. Кроули шипит, сгибаясь и царапая себе плечи ногтями. Он ненавидит эту боль, это тело, эту структуру озлобленных демонов, в которой работать он никогда не стремился. Кроули нечаянно заводит руку за спину, касается основания крыльев, и тут же отдёргивает руку. На пальцах остаётся кровь. А потом раздаётся звонок во входную дверь. И демон вспоминает, что кажется, никого не приглашал. — Кроули? — раздаётся голос за дверью, и Кроули готов застонать. Только его здесь не хватало, — Ты сказал, что не сможешь приехать, и я приехал к тебе. У меня шампанское, я войду? — Открыто, — хрипит Кроули и еле поднимается с постели. Что-то в лопатках крутит. Таблетки выпить, что ли? Азирафаэль заходит в квартиру, аккуратно одетый и почти светящийся от радости потому, что смог приехать. У него в одной руке бутылка чего-то невероятно старого, а в другой — книжка с предсказаниями. Он уже готов начать разговор о том, что нашёл и почему вечер может стать ещё лучше, но в ужасе замирает на месте, лишь увидев Кроули. — О, боже, — только и выдыхает он, дрожаще, и, оставив бутылку с книгой где-то на тумбочке, не разуваясь, проходит к демону торопливым шагом, — боже, что с тобой произошло? И вся его радость опадает сожженными перьями. Кроули стоит перед ним, неестественно бледный, без рубашки или майки, в одних лишь брюках, и красная линия тянется от лопаток прямо по рёбрам, и крылья… — Что с ними случилось? Тебе очень больно? — в глазах у Азирафаэля невыносимая тревога. Дрожащими руками он хватает Кроули за запястье, — Почему ты не сказал мне? Действительно, почему? Может, чтобы такой паники в глазах не видеть? Или чтобы не ввязывать ангела в адские дела? Дай подумать. Кроули смотрит из-под прикрытых век, отвечает одно слово на три вопроса, и не даёт обойти себя кругом, чтобы посмотреть крылья, стесняется, наверно. Черноты всей этой, крови. Зачем оно снова? Но и это надолго не затягивается. Азирафаэль заводит его в комнату, сажает на кровать и просит дать осмотреть себя лучше, но Кроули упорно сидит к ангелу лицом. — Ты можешь истечь кровью, — говорит Азирафаэль торопливо, будто пытаясь не представлять этого, — или кости могут быть… выломаны, дай мне посмотреть. И, через какое-то время, Кроули просто устаёт сопротивляться. У него хватает сил лишь чтобы видеть эту комнату и слышать, что говорит Азирафаэль, не более. Поэтому, когда прохладные с улицы пальцы, касаются плеч, Кроули где-то внутри становится не против. Ладно уж, думает он. Ангел лечить умеет. Сейчас дернет там, вправит здесь, поколдует немного и, может, через недельку всё и пройдёт. — Дорогой, они… они же… — Азирафаэль что-то хочет сказать, но потом решает воздержаться от этого разговора. Крылья изломаны, летать на них теперь - чёрт знает как. Ангел осторожно приглаживает тёмные перья, стараясь снять боль, и спрашивает через плечо у Кроули, — Можно? И Кроули кивает, пока в глазах у него двоится. Люди называют это оглушением - восприятие несложной речи при выраженной сонливости, Кроули когда-то слышал по БиБиСи. От такого не умирают, вроде, волноваться нечего. Не ему. Ангелу, конечно. И сначала Кроули не чувствует крыльев вовсе, и уже готов вздохнуть с облегчением, но потом боль возвращается, уже глухая и поутихшая. Азирафаэль кончиками пальцев касается сломанных костей, испачканных в крови перьев, делает всё медленно и осторожно - только бы не сделать больно. Его самого сейчас, наверно, разрывает изнутри. Чёрные крылья, где видано, чтобы ангел их лечил? Перьев касается целая ладонь, и чувствуется это - как бальзам на душу, только ещё успокаивающе. Будто ничего и не произошло, а если произошло, то последствия не столь ужасны. Кроули совершенно точно помнит, что не засыпал. Он наблюдал за изгибом стены, пока его спины касались нежно, помнит, как Азирафаэль очень трепетно поцеловал его между лопаток, когда перья уже приглажены, и в спине не саднит, но как рыжая голова оказалась у ангела на груди - Кроули совсем забыл. Он лежит, прижатый к чужому телу, Азирафаэль придерживает его голову, приобнимая, сам читает принесённую книгу, а тревога всё ещё не сошла с его лица. Он сделал всё, что смог, Кроули уверен. Крылья больше не кажутся обожженными, и не остаётся желания вырвать их. Потому что кто-то сильно их полюбил. Потому что кто-то готов колдовать несколько часов, чтобы привести их в порядок. Азирафаэль перелистывает страницу и легко перебирает в пальцах рыжие волосы. Кроули закрывает глаза. Кровь с простыни, кажется, испарилась в небытие.