В известной степени

Кроули не говорит, как его звали до падения, а Азирафаэль и не спрашивает - из вежливости, наверное. Думает, что вспоминать об этом не слишком приятно, и, по большей части, он прав. Кроули, как бы иронично это не звучало, когда-то давно уже решил, что выше обсуждений на такие темы. Поначалу он выбрал "Кровли", просто потому, что торопился. Теплого приема можно было и не ждать, а в рабочий коллектив пора была вливаться, поэтому, торопливо подписав всё нужное дрожащей рукой, он стал Кровли и даже получил несколько дней на то, чтобы прийти в себя. Этого времени, конечно, было мало, но времени жаловаться, в его положении, было ещё меньше. Кровли обжился в новых стенах, где пахло серой и гарью, почти не было света, и список знакомых ограничился лишь Вельзевул, с которой он был знаком ещё до её падения. И оставалось лишь долго и больно размышлять о потерянном или ползти и устроить скандальчик. И свой выбор Кровли сделал, почти сразу же. Он бы не признал, что потерял многое. Никогда бы не признал, хотя бы из-за того, что боли на его пути было много, а признаться самому себе, что он лишился хорошей арфы и вполне приемлемого места работы лишь из-за любопытства - означало бы сделать себе на порядок больней. Кровли хватило. Существование покатилось и так слишком быстро. Азирафаэля он до этого видел лишь мельком, краем желтого глаза, если можно так сказать, и тогда Азирафаэль показался вполне рядовым ангелом, не обремененным ничем, кроме подчинения высшей инстанции и неловких улыбок. А потом случилось то, что случилось. Ну, дождь, яблоко и та история с мечом. Что-то с грохотом разрушилось в Кровли именно тогда. Возможно, суждение о том, что падшие не способны на любовь или хотя бы симпатию. Богиня явно перестаралась, создавая такого ангела. "Ну ладно"— думал новоиспеченный Кроули, меняя в документах имя и пытаясь забыть все торжественные и не очень клятвы никогда не делать ничего светлого. С кем не бывает, правда? Кровли просто не звучит. Азирафаэль, глядя на распятие, слушает эту новость, кажется, не слишком внимательно, но потом искренне пытается скрыть удивление - надо же, не Люцифер, и Кроули пытается понять, нравится ему это или нет. А потом нелепо злится ещё несколько столетий, когда его по привычке всё ещё называют Кровли. Особенно, когда он, облаченный в до ужаса холодные доспехи, темным вечером выходит на бой с каким-то рыцарем, а им оказывается угадайте кто. — Кровли, это ты? — спрашивает Азирафаэль, чуть нахмурившись, а Кроули готовится шипеть, тихо и неодобрительно. Ничего, думает он, глядя вслед Азирафаэлю, явно что-то осознавшему в их соглашении, дальше будет лучше. Но почти состоявшееся развоплощение и свистопляски в церкви не слишком подходят под определение "лучше". — Энтони Дж. Кроули? — спрашивает Азирафаэль, будто забыв, что на него направлен пистолет. — Тебе не нравится? — спрашивает Кроули уже открыто, в глубине сердца злясь, как чёрт, и пытаясь облокотиться на деревянную лавочку. — Привыкну, — Азирафаэль кивает, — А почему "Джей"? Кроули что-то бормочет, вперемешку с информацией о бомбардировке Лондона. Как ему объяснить? Как вообще это объяснить? В таких вопросах ориентироваться он всё ещё не слишком умеет. Джей - как Джейкоб Эндерсон? Джекилл? Джульетта? Плевать уже. Не до этого сейчас - нужно спасти книги, иначе… иначе ангел будет стоять посреди разваленной церкви и убиваться по своим бумагам с совершенно печальным лицом. Кроули протягивает ему запылившуюся сумку и чувствует, как Азирафаэль осторожно касается его руки, забирая книги. Что-то говорит, глядя сквозь очки и искренне наслаждаясь изумлением и радостью на чужом лице. Затем Кроули разворачивается и, чувствуя благодатный взгляд себе в спину, не может сдержать усмешки. Возможно, чуть позже они с Азирафаэлем выпьют. Когда же, через несколько десятков лет, риск становления небес красными снижается до минимума, а вероятность быть развоплощенными начальством - куда выше, Кроули хочет предпринять хоть что-то. Они обвели бюрократию вокруг пальца один раз, значит, обведут и второй, нужно только постараться. Он заваливается к Азирафаэлю в магазин ближе к ночи, отвлекает его от всего, от чего может, и торопливо говорит, положив руку ему на плечо. — Раз уж мы остаемся здесь, — Азирафаэль хочет спросить, в какой момент было принято это коллективное решение, но не успевает, — Тогда нам нужно сделать так, чтобы нас не нашли. Переедем ближе к Сэнт-Джеймс парку, сменим пару костюмов и имена. Я уже придумал себе новое. Азирафаэль слушает его, даже не пытаясь успокоить такую бурю, лишь поднимает глаза от книги и спрашивает вежливо. — Какое же, дорогой? Кроули смотрит ему в глаза - и вдруг забывает. Это кажется сущей глупостью - ангел не может просто сказать слово и развалить половину его планов на будущую жизнь. Кроули пытается собрать мысли, а Азирафаэль обеспокоенно приподнимает брови. — Дорогой? — переспрашивает он ещё раз, и Кроули понимает - всё бесполезно. — Сэнт-Джеймс парк, — говорит он, сглатывая, — Просторная квартирка, ресторанчики рядом. Остальное потом. Азирафаэль кивает, закрывая книгу. Кроули решает, что больше некуда бежать. "Дорогой" звучит ещё лучше.