Мамору
Сецуна согласилась, и я невольно обратил внимание на ее руку, надежно устроившуюся в моей ладони. Она так сильно отличалась от маленькой ручки Усаги. Узкая ладонь с длинными пальцами и аккуратно наманикюренными ноготками. Усаги, разумеется, тоже следила за собой и вместе со своими подругами дружной толпой они ходили делать маникюр или делали его самостоятельно. Но ногти моей Усаги всегда были украшены какими-то рисунками, цветочками, стразиками и бог знает чем еще… Как-то раз по глупости, я заметил, что с такими ногтями ей неудобно будет мыть посуду, после чего мне пришлось выслушать многочасовую проповедь о том, что я её не люблю! Сецуна во всем предпочитала сдержанную классику, для нее пора экспериментов, свойственных юности, уже прошла и это мне понравилось. Её руки не были такими же нежными как у Усаги, видимо она давно привыкла к любой работе. Я хотел пригласить её к себе, не задумываясь над тем, как подобный визит скажется на её репутации, но она опередила меня встречным предложением. Я решил, что вероятнее всего, ей так удобнее, поэтому согласился. Её квартира располагалась довольно далеко, но в дороге мы все равно преимущественно молчали. В основном наша беседа свелась к вежливым вопросам в стиле: «как ваши дела», «все ли здоровы» и тому подобному. Стоило мне оказаться у неё, как я ощутил легкий укол совести, но попытался отогнать от себя эти мысли. Я ведь не собирался делать ничего предосудительного, просто решил составить компанию девушке, потому что знаю каково это встречать праздники в одиночестве. Я жил в Токио сам по себе с тех пор как переехал сюда учиться. До этого я жил с бабушкой, матерью моего отца. Мои родители погибли, когда я был еще совсем маленьким ребенком. Я тоже находился с ними в машине, когда произошла катастрофа, но мне чудом удалось уцелеть. Теперь я думаю, что мое спасение не было случайностью — у судьбы имелись свои планы на меня. В прошлом году я узнал, что в будущем мне предстоит стать правителем Земли и давным-давно, в предыдущем своем воплощении, я был принцем целой планеты. Моя настоящая жизнь по сравнению с этими знаниями казалась незначительной репетицией перед реальным выходом на сцену, где я вынужден был сыграть одну из ведущих ролей. Однако у меня не получалось стереть реальность, в которой я родился и вырос: перестать считать себя ущербным, потому что остался без родительской любви, перестать горевать о матери и отце, потому что они были одними из… И видеть мир вокруг себя в ярких, веселых тонах тогда, когда смерть преследовала меня по пятам. Я переехал к родителям отца, потому что родители моей матери уже не могли ухаживать за маленьким ребенком. Впрочем, они все были в преклонных летах, поэтому неудивительно, что через год умер мой дед и я остался единственным мужчиной в семье. Я как мог старался помочь бабушке облегчить её труд. Помогал с домом, где все время что-то протекало или разваливалось. Зато научился практически всему, потому что всюду совал свой нос, а где не мог сделать сам, наблюдал за тем как это делали другие, чтобы потом попробовать самостоятельно. Городок у нас был небольшой, один из таких, где все друг друга знают, поэтому я всегда мог обратиться за советом к соседям. Но тогда я не любил маленькую сонную Йосикаву за то что она была далеко от Токио, где мы когда-то жили с мамой и папой. С каждым годом я все больше забывал своих родителей, поэтому в моей голове укоренилась мысль обязательно вернуться в Токио, будто бы так я смогу вернуть себе хотя бы часть воспоминаний. Когда школа осталась позади, я один впервые поехал в Токио поступать. Помню, меня переполняли смешанные чувства: с одной стороны, я видел рядом одногодок в компании своих близких и завидовал им, с другой — я гордился собой. Прощаясь на перроне с бабушкой, я вдруг заметил насколько она постарела и задумался над тем, как же она теперь будет жить без меня? Тогда я дал себе обещание, что буду навещать ее каждую неделю, но сдержать его не смог. Только первое время я продолжал ездить домой, а потом мне понадобились деньги и пришлось устроиться на подработку. О том, что она сильно заболела я узнал во время своей первой сессии. Живой я ее уже не застал… Зачетная книжка с отличными оценками, не стала моим утешением. Я проклинал себя, ненавидел, но прагматичная часть меня, напоминала, что я поступил правильно… Токио — мое будущее, я должен думать только о себе, ее жизнь все равно была почти кончена. Больше чем тогда, я себя еще никогда не презирал. Я вернулся обратно совсем чумным. Моя жизнь словно разделилась на до и после. Теперь она напоминала бред сумасшедшего с моей одержимостью серебряным кристаллом, демонами, странными снами. Я не понимал, что со мной происходит и серьезно думал, что съехал с катушек. Но потом я встретил Усаги и все будто бы встало на свои места. Моя жизнь была предопределена, так же как была предопределена наша встреча. Возможно, на самом деле, я никогда не играл ведущую роль, а был только пешкой высших сил, которые решили, что я нужен спасительнице. Нужен как защитник, как спутник и как отец для ребёнка, который сможет продолжить её дело. Каково знать все? Ну, хорошо, знать почти все? Наверное, это страшнее, чем полная неизвестность. Потому что все твои действия в настоящем становятся бессмысленными, ведь что бы ты не делал — результат неизменно будет один. Именно так думал я пока не оказался в темном коридоре Сецуны и не споткнулся за порожек. Меня молнией пронзила неожиданная мысль, а что если я заблуждаюсь? Что если будущее способно меняться и мне следует быть очень осмотрительным со своими словами и желаниями? Я снял обувь и последовал за хозяйкой дома, предлагая свою помощь. Она вручила мне бутылку вина и заявила, что со всем остальным справится сама. Я остолбенел. Стоял и смотрел за тем, как она перемещается по кухне и не мог закрыть рот. С детства я привык к тому, что моя помощь требовалась повсюду. Я представил себе, что бы сделала Усаги, окажись она на месте Сецуны. Наверное, она подала бы мне фартук и спросила совета о том, что приготовить. Потом готовил бы я, а она только подавала продукты. Строго говоря, я уже почти смирился с тем, что в нашей семье готовить и вести домашнее хозяйство придется мне самому. Ну, до той поры, пока мы не станем жить во дворце. Возможно именно поэтому я рассуждал об этом так спокойно, если бы впереди, в самом деле, маячила реальная перспектива пожизненного срока у плиты, я вероятно, реагировал иначе. Мне казалось, что обязанности должны распределяться между супругами, а не так чтобы я тянул все один, да еще и работал. К счастью, Усаги была послушной девочкой и я надеялся, что мне удастся воспитать ее под себя. Собственно, поэтому мы были вместе до сих пор, я верил, что сумею вырастить из неё идеальную будущую жену. Хотя она раз за разом демонстрировала полное нежелание меняться. Я много раз слышал выражение о том, что пытаться изменить другого человека бессмысленно, но не переносил на себя. Да и что здесь такого? Раньше женились практически на детях. Главное, что требовалось от вступившей в семью девушки, было безоговорочное послушание, её обязанности были четко обозначены, более того, когда-то в семьях было принято заранее обучать девочек тому, что им придется делать в доме мужа. Кто ж виноват, что мы смотрим на Запад и Усаги вырастили так, будто она родилась принцессой, поэтому ей в голову не приходит помогать матери по дому. С бутылкой я справился скоро и не зная, чем еще себя занять, стал рассматривать гостиную. Интерьер, в котором жила Сецуна был простым, но не лишенным изящества. Я знал, что для женщин важны детали: шторы, подушечки, картины и прочая ерунда. Я пару раз бывал в квартирах своих женатых одногруппников, так вот, там сразу можно было сказать, кто руководил ремонтом. Обои в цветочек, бабочки на занавесках и холодильнике, «картины» из Икеа создавали впечатление, что здесь живет женщина, а мужчина просто случайно затесался. И вдруг мое воображение подкинуло воспоминание о маникюре Усаги и меня неприятно осенило: если я позволю ей заниматься ремонтом, моя чудесная квартира тоже превратиться в такое же подобие жилья. Гостиная Сецуны почему-то напрочь была лишена приятных женщинам мелочей. Возможно, потому что она не собиралась здесь надолго задерживаться, или потому что она, как и я, ценила минимализм. Раньше идеологию простоты разделяла вся наша нация. Подобный подход, или вернее сказать, образ жизни, позволял людям осознать, что приносит их существованию большую ценность. И судя по всему для Сецуны этой ценностью были книги. В правом углу комнаты я приметил значительных размеров книжный шкаф. Представленная на полках литература указывала на любовь хозяйки дома к классике и истории, причем не только национальной. Я обнаружил почти все произведения Ремарка, труды Толстого, Достоевского, Гюго и многих других не менее достойных авторов, всемирно признанных гениев. Я снял с полки «Трех товарищей» Ремарка, этот роман я знал почти наизусть. Удивительное произведение о дружбе и любви, написанное пронзительно точными словами. Я часто задавал себе вопрос была бы любовь главного героя Роберта (Робби, как его ласково зовут друзья) к Патриции красивой, если бы история закончилась по-другому? Они были слишком разными, из разных слоев общества, из двух далеких друг от друга миров, и я был убежден, что если бы судьба не внесла в их жизни свои коррективы, чувства между этими людьми были бы невозможны. Строго говоря, я считаю, что любовь только тогда прекрасна, когда невозможна. Наверное, очень странное заявление от человека отыскавшего свою возлюбленную из прошлой жизни. Но мне кажется, что совместная жизнь день за днем, подобна воде, которая точит морские камни, она притупляет чувства, сглаживает яркие воспоминания, пока не разотрет их в мелкий песок. И все-таки это не то, чего нужно опасаться и не то, что получиться избежать. С этим просто стоит примириться и чем раньше это произойдет, тем лучше. Усаги часто обвиняет меня в отсутствии чуткости и в том, что я прагматик до мозга костей, ей бы хотелось, чтобы я верил в романтическую чушь. Иногда мне кажется, что я действительно не заслуживаю её любви. Усаги видит мир в светлых красках, в то время как я — в темных, мрачных тонах. Она так самоотверженно боролась за меня, когда я попал во власть Металлии, но я знаю, что не смогу дать Усаги больше, чем способен отдать. Мне не дано превратиться в другого человека. Голос Сецуны вернул меня к реальности, я поставил книгу на место и подошел к столу. — За скорейшее выздоровление той девушки, — произнесла она и мы чокнулись. Не успел я даже поднести бокал к губам, как свет повсюду потух. Сецуна объявила, что отправится за свечами и её рука, легла поверх моей ладони. Я понял, что очевидно, мешаю ей выбраться из-за стола и поднялся, освобождая путь. Но вместо этого мы столкнулись, только чудо помогло мне быстро отреагировать и я не позволил девушке упасть. Я крепко прижал её к себе и почувствовал, как по телу проскочил электрический разряд. В комнате отчего-то сделалось невыносимо душно, и причиной тому было не крепкое вино. Я чувствовал её прерывистое легкое дыхание и понимал, что хочу её поцеловать. Вдруг мне стало ясно то, в чем я сознательно не отдавал себе отчета. Сецуна мне нравилась и честно признаюсь, мне не хотелось ограничиваться поцелуем. Её близость моментально взбудоражила всё во мне, я с трудом сдерживался, чтобы не потерять лицо приличного человека. Может быть, Усаги права, нам давно пора перейти к более серьезным отношениям? Во всяком случае, тогда другие девушки не будут так волновать мое воображение… Я неохотно выпустил Сецуну из объятий. — Ты в порядке? — спросил я, чтобы не чувствовать себя полным идиотом. — Нет, — слишком нервно ответила она, отталкиваясь от меня. Я застыл на месте. «Что я такого сделал? Чем заслужил такое отношение? Едва ли Сецуна Мейо умеет читать мысли…» Я покраснел, словно мальчишка, которого отчитали за плохое поведение. — Не совсем, — её голос прозвучал чуть мягче отдаляясь от меня, — но я буду. Она ушла за свечами, а когда вернулась я залпом опрокинул в себя первый бокал. Пока она хлопотала на кухне, я опустошил еще один, а когда на стол передо мной легла тарелка с ароматной рыбой, я почти уговорил третий. Не знаю, что со мной творилось в тот вечер. Я был точно сам не свой, так принято говорить. Я пытался заглушить голос совести, вопившей в голове оглушительным набатом, хотя знал, что спиртное едва ли годится для такой задачи. Я чувствовал себя изменщиком, пусть пока ничего не совершил. Но это «пока» было страшнее всего. Я знал, что способен и это открытие отнюдь меня не обрадовало. — Нравится вино? — строго поинтересовалась Сецуна, я поперхнулся и закашлялся. Они с Усаги разные точно небо и земля. Усаги никогда не удавалось поставить меня в неловкое положение, а Сецуна справлялась с этим с легкостью. — Вино неплохое, — выдавил я из себя, переключившись на рыбу. Мы замолчали. Я положил кусочек стейка на язык и ощутил фейерверк невероятного удовольствия. — Сецуна, это божественно! — восторженно выпалил я, удержавшись от того, чтобы не ляпнуть: «Где ты научилась так готовить?». В самом деле «где»? Ведь до недавнего времени её основной миссией было охранять Врата времени, однако враги все равно проникли в прошлое минуя их, темнолуновцы использовали свое средство для путешествий — сердце собственной планеты. Неужели Сецуна поэтому здесь? Вино уже ударило мне в голову и мгновенно развязало язык. Возможно, если бы я тогда не выпил лишнего я бы никогда не решился задать ей этот вопрос… — Сецуна, — начал я издалека, — мы с тобой теперь друзья и я очень рад этому… А с друзьями принято быть откровенными. Меня беспокоят твои слова, ты можешь поделиться со мной своими тревогами, обещаю я помогу. Это как-то связано с твоей миссией? Что-то ужасное произойдёт в будущем? Хотя несколько минут назад мы оба оказались в смущающем положении, я и подумать не смел, что именно это могло оказаться причиной её резкого ответа. Дело, конечно же, крылось в миссии воина. Мне хотелось узнать больше про Врата, про её службу и я надеялся, что она не будет закрываться и честно расскажет обо всем.Сецуна
Когда мужчина в последний раз меня так обнимал? В земных исчислениях цифра набрала бы тысячелетия, так что произнести вслух страшно. Подавленные воспоминания с боем вырвались и потащили меня в адский омут нескончаемых мук имя которому — прошлое. Горячий воздух всё ещё обволакивал кожу не смотря на таящий за горизонтом солнечный диск. Мне было приятно ощущать на себе жару, ведь там где я жила стоял вечный холод, как и Солнце было редким гостем. Плутон никогда не являлся дружелюбным местом. Его боялись, ведь моя планета олицетворяла гибель для тех, кто уходил на войну или имел глупость нарушить закон. «Оттуда не возвращаются», — шептались во всех уголках девяти королевств Солнечной системы. Но я звала его домом и, как полагается, любила. Земля же вскружила мне голову с первой секунды пребывания на ней. А её принц украл моё сердце, хотя всегда твердил, что это сделала с ним я. — Кто ты? Я стояла на том самом месте, что в последствии мы стали называть «наше». На холме, с вершины которого открывался замечательный вид на королевство Земли, споривший своей красотой с магией заката. Заворожённый мальчишка смотрел на меня, в ту пору юную и свободную. Границы между планетами были открыты лишь недавно. Таких как я он прежде не видел и вульгарно рассматривал оттенок моей кожи. — Принцесса Пеллар, наследница Плутона. Я склонилась в поклоне. В то время я не имела привычки лгать или увиливать. — Принцесса? Здесь? Одна? — Он удивлённо на меня смотрел и почти не верил. Вероятно, струящееся белоснежное платье и гранатовые украшения склонили в сторону правдивости моих слов. — Не боишься? — Юноша скептично поднял бровь. — Разве что убийственной красоты вашего мира. — Я обернулась к неожиданному знакомому спиной, а лицом к закату. Парень подошёл ближе и с широкой, умопомрачительной улыбкой всматривался в моё лицо, явно польщённый комплиментом его дому. — Мне говорят, что я беспардонно невежлив. Моё имя Дий. Я — наследник этого мира. — Хвастаясь, Дий вежливо склонил голову и чёрные длинные волосы укрыли его плечи. Настал мой черёд удивляться. Парень вовсе не выглядел как принц, одежда и чумазая щека говорили против этого, но его осанка и лаконичный, отточенный поклон, свидетельствовали об ином гораздо громче. — Разве земной принц может гулять даже по своим владениям без сопровождения? — Я сразу поняла, что он говорит правду, но поддержала нашу странную игру в «не верю». Кажется, мы оба были не прочь побыть кем-то другим. — А Принцесса Плутона по чужим? — Парень был очень улыбчивым и этим располагал к себе с первых минут, заставляя рассматривать его лицо в ответ. На Плутоне улыбка была редкостью. В почёте всегда шли сдержанность, стойкость и серьёзность. Мы оба были диковинкой друг для друга. — Я сбежала, чтобы увидеть легендарный земной закат. — Я тоже. — Он с вызовом смотрела на меня, затем сменил выражение лица на игривое. — Придётся спросить с охраны. Спят они на посту что ли? — Судя по всему, Ваше Величество наверняка знает ответ. — Я позволила подобию улыбки коснуться моего лица. Это было непривычно, но мне понравилось и с тех пор я часто улыбалась, когда была с ним. Дий предложил показать ещё больше красивых уголков своего дома, угощал диковинными для меня фруктами, я же рассказывала о Плутоне. Мы сетовали на родителей и правила, как все подростки. Я сбегала к нему при каждой возможности и со временем отношения переросли в нечто большее, нежели обмен культурными ценностями или дружба. — Я люблю тебя. И не женюсь на той, кого выбрали родители. Давай сбежим вместе? Куда угодно! — Он прижал к себе мою руку, затем смахнул дорожку слёз с моей щеки. — Принц Земли и Принцесса Плутона пропали вместе. Нас же сразу найдут! — Я говорила задыхаясь, понимая: всё что между нами было не могло длиться вечно и теперь пришло время расстаться. Но он был смел, решителен, полон энтузиазма бороться за нашу любовь. Дий умел говорить и вести за собой. А я любила его так сильно, что даже разумом осознавая всю безысходность ситуации и будущий провал плана, была готова перечеркнуть всё, что имела и последовать за ним на край света. Не важно как много нам было отведено, жить без него казалось невозможным ни секунды. И поэтому я сложила к ногам любимого мужчины долг, семью, свой народ. Как я и предсказывала, мы не долго смогли скрываться, прежде, чем нас схватили. Скандал прокатился волной по всей системе. И без того хрупкий мир был подорван побегом двух наследников престолов. Обе стороны обвиняли друг друга в похищении. Те, кому было выгодно, старались воспользоваться ситуацией и настроить государства друг против друга. Кто-то напротив, желал примирить врагов. И совершенно точно никого не интересовало чего желают две человеческие единицы в мире, где судьба решается при рождении, где договор нерушим, а предназначение свято. Наш бунт был вопиющим плевком в лицо всем сформировавшимся ценностям. И хотя я была на них воспитана, мне показалось, что судившие нас оттого громче обвиняли, чем больше завидовали этой дерзости, на которую сами не были способны, а хотели бы. Всех примирила Королева Селена. Мудрая правительница Луны, воле которой подчинялись восемь королевств. Она одобрила вариант, который устроил правителей: Принц Дий женится на той, кому обещан, я же немедленно поступлю на службу Королевской семье Луны и мы с ним больше не встретимся. Это устроило обе семьи. Наказание каждому и тяжёлый урок жизни, что должен сломать волю к борьбе. — Твоя миссия, Пеллар, стать хранительницей Врат Времени. — Таков был наказ Королевы. По сути же — ссылка. Я не могла покинуть их без её дозволения. Такова была сила клятвы, что я дала на церемонии Инициации и цена моей любви. Годы отчаяния и боли, проведённые в размышлениях на тему «почему у любви должна быть цена» или «почему я»? Не сделали мои чувства к Дийю меньше. Я любила по-настоящему и страдала не менее реально. От одиночества более всего, ведь навещала меня лишь Королева Луны и та — редко. Я не знала как много времени прошло, но однажды она сообщила, что у меня новая задача: оберегать границы Солнечной системы от врагов извне, вместе с Уранусом и Нептуном. Вот так просто меня освободили и этот день должен был стать лучшим в моей жизни, но в памяти остался как худший. Так странно, что Королева ни словом не обмолвилась о ситуации с Дийем, не запретила мне посещать Землю, думала я. И, конечно, первым своим поступком я отправилась к нему. — Дий! — Крикнула я и темноволосый юноша обернулся. Мне предстала сюрреалистичная картинка. Любовь моей жизни оборачивается на звук голоса, это уже происходило раньше. И глаза те же, тёплые, цвета ясного неба, но это не он. Я онемела и шагнула назад. — Вы хотели бы видеть моего отца? — Спрашивал юноша, подходя ближе, а я могла только пятиться назад. — Отца?! — Да. Моё имя — Принц Эндимион. — Удивлялся юноша странной мне. — Говорят, ему осталось недолго. Поэтому, если хотите попрощаться, то лучше сделать это сегодня. «Попрощаться». До меня начинало доходить и я позволила проводить себя к комнате умирающего Короля Земли. — Пеллар! — Попытался приподняться старик и закряхтел. — Ты не изменилась! — Ваше Величество, Вам требуется отдых. — Заметила женщина с кувшином в руках. — Оставь нас! — Потребовал Король так грозно, что служанка мгновенно удалилась. Моих сил хватило лишь упасть возле его постели и тихо заплакать, прижимаясь к шершавой руке любимого щекой. Он принялся гладить меня по голове и вздыхать: — Где же ты была? Всё это время… «В тюрьме…» — Хотелось ответить мне, но не удавалось выдавить ни звука. Он говорил за нас обоих, а я была благодарна этому. Дий шептал, что не забывал меня, что всегда любил и просил прощения. Он не мог узнать где проходила моя служба. А если бы узнал, то не смог туда попасть. Он долго не заводил семью, даже сумел разорвать первую помолвку и извинялся за то, что утратил надежду. Я слушала, уставившись в пространство безэмоционально, отрешённо. — Спасибо, что не был несчастен всю жизнь. — Глухо проговорила я, целуя ладонь. По его испещрённым морщинами щекам текли дорожки слёз. Я, наконец, поняла почему именно сегодня был окончен срок моей службы у Врат Времени. Королева позволила попрощаться, это был её подарок. Той ночью Дийя не стало. На самом деле, никого из моих родных больше не было в живых. И хотя я знала, что мой народ и семья отреклись от меня сразу после скандала, не проявили желания даже навестить, оказалось невыносимо тяжело воспринять то, что мне не увидеть больше никого дорогого сердцу или хотя бы знакомого. У меня не осталось ничего кроме службы. Как бы мы ни боролись, предназначения, его и моё, настигли нас. Только больше боли принесло нам обоим сопротивление и отторжение неизбежного. С этими мыслями я продолжила служить Королевской семье Луны. Сначала матери, а затем и дочери в тридцатом тысячелетии. Король Эндимион сразу взволновал старую рану. Я неожиданно для себя испытала странное, необъяснимое притяжение. Мне казалось, что влюбиться я не способна больше и не сразу себе призналась в этом. Лишь спустя некоторое время я узнала, что Нео Эндимион этот тот самый Принц Эндимион. После стольких веков столкнуться лицом к лицу с тенью прошлого, вероятно, изощрённое издевательство жизни. Какой-то извращённой стороной моей личности, я полюбила его лишь сильнее. А теперь, на Земле двадцатого тысячелетия, Мамору прижимал меня к себе и голова пошла кругом от размышлений. — Ты в порядке? — Он опустил руки. — Нет. — Я ответила нервно, мне пришлось оттолкнуться от него, чтобы сделать хоть шаг назад самостоятельно. Я схватилась за голову, дыша тяжело и часто, утаптывая в кожу проступившие слезинки. Держать себя в руках было невыносимо, но что-то требовалось предпринять, ведь даже в темноте было очевидно как выбила меня из равновесия сложившаяся ситуация. — Не совсем. Но я буду. — Попыталась смягчить свою резкость, достала наконец свечи и зажгла. Обстановка продолжала оставаться интимной, я улыбнулась парню, стараясь развеять неловкость, но на самом же деле, ощущая её лишь сильнее. Достала из духовки рыбу, проверила готовность и разложила по тарелкам, приглашая попробовать. — Нравится вино? — Спросила я замечая, что Мамору осушает уже не первый бокал. Мы принялись за еду. Молча. В полумраке. На ответ парня о вине нечего было и сказать. Я ощутила в тот момент всю тяжесть общения с другими людьми. Даже без службы возле Врат Времени мне с трудом давалось вести лёгкий, непринуждённый диалог с незнакомцами. С теми же, кто нравился до дрожи в руках и не знает о твоих чувствах, это вовсе непосильная задача, хотя я знала многие подробности жизни Мамору. Я не понимала как некоторым удаётся завязывать общение на пустом месте. Ведь поговорить о чём-то значимом не представляется возможным в силу недостатка информации о собеседнике, а предлагать поверхностную тему — всё равно что расписаться в своём бессилии по-данному вопросу. Мне никогда не нравились пустые разговоры. Рассказывая о том, что собеседнику не важно, ты вынуждаешь его вежливо кивать и напрягаться, создавая эффект участия в беседе, а если не говоришь сам, то спрашиваешь тупиковые глупости вроде «как дела?». Конечно, при желании собеседник ухватится за возможность и постарается припомнить некоторые подробности, которые сочтёт допустимым обсудить. Но по-настоящему, обмен дежурными фразами назвать общением нельзя. Во всяком случае таким, что способно принести удовольствие, а не тягость. Я испытывала последнее и прямо сейчас завидовала тем, кто способен дать Мамору больше, нежели гнетущее молчание. Я же хозяйка дома! И должна развлекать гостя чем-то ещё, нежели вечно робкой улыбкой и смущённым: — Благодарю. — В ответ на похвалу стряпни. — В детстве, у меня были достаточно тёплые отношения с женщиной, что готовила для нас. — Решилась я на откровение и полумрак мне в этом серьёзно помог. Ведь самые честные разговоры рождаются ночью на кухне, как и этот. — Она заменила мне мать и я много времени проводила в её обществе. — Мне хотелось открыться намного больше, но добавлять, что моя мама умерла при родах, я посчитала излишним. — В те времена считалось, что готовка или шитьё никогда мне не пригодятся, ведь это работа прислуги. Но благодаря ей я до сих пор люблю и то и другое. — Я продолжила есть, с теплотой вспоминая о той, кому теперь мы с Мамору обязаны неплохим домашним ужином. Стейк и правда вышел отличный. Сверху он был смазан сметаной, смешанной с красной икрой. Лоскуты рыбы легко отделялись, а во рту сразу таяли, оставляя сливочное послевкусие. К счастью, я не выдала себя насчёт влюблённости. Все блюда были посолены в меру. И благодаря такой высокой оценке со стороны Мамору, я почувствовала себя намного лучше, скованность ушла, ведь я смогла угодить ему. Кажется, я немного вздрогнула, когда парень заявил, что мы теперь друзья. Обычно, такое начало служило оправданием последующего одолжения. И Мамору тоже использовал слово «друг» в качестве причины для откровения. Я подняла на него испуганный взгляд. «Неужели он догадался? Всё знает о моих чувствах?» — Сердце застучало в горле, а приборы чуть не выпали из рук. «Но, спасибо тебе, Хронос!» — Парень связал мой ответ вовсе не с нашими неловкими объятьями и моим волнением, а миссией воина. Разумеется. Ведь для всех у меня больше ничего в жизни нет. И почему я удивляюсь? Ведь это правда. Что ж, я с радостью ухватилась за брошенный им спасательный круг и покачала головой. Мне нестерпимо захотелось открыть ему всё, что хранилось на душе в тайне, открыть хоть кому-то. — Нет никакой миссии, — тихо начала я. — Я поняла это, когда мы впервые встретились и выяснилось, что Немезийцы смогли попасть в прошлое, используя мощь ядра их собственной планеты. Я — Страж Времени, которого может обойти кто угодно. — Я опустила глаза и усмехнулась себе под нос. — Так зачем я была нужна? К чему моя миссия? Всё это? За время, что я провела у Врат, путь к ним нашли лишь те, у кого были ключи. — Я засыпала вопросами ту, кто возложила на меня странную и жестокую миссию. Королева Селена стояла передо мной, она была тревожна и удивлена. Ведь её наказ был предельно ясен — я не могла покинуть Врата пока она не позволит. И вот я стояла перед ней почти сразу после заточения. Только я была уже не девчонкой, а Воином, пережившим её саму, пришедшую из далёкого будущего Хрустального Токио. В тот вечер мы обе пролили много слёз. Я была так зла, что позволила себе угрожать. — Что мешает мне отправиться к Дийю прямо сейчас? И прожить мою отнятую жизнь? Как я того хочу, как заслуживаю! — Тогда ты отнимешь многие другие жизни. Прошу, Плутон, оставь всё как есть, не меняй прошлое. Ведь ты выше этого. Она рассказала, что мир в Солнечной системе зависел от лояльности Землян в отношении Серебряного тысячелетия. А единственный наследник, принц Дий, должен исполнить в этом свою роль, иначе войны не миновать. Она сказала, что не хотела для меня такой участи, что всегда старалась обойтись меньшими жертвами, но так распорядился мой отец. Именно он предложил отослать меня к Вратам Времени и преподать суровый урок за непослушание. Я знала, что это правда, методы воспитания Короля Плутона всегда были авторитарными и довольно спорными. По лицу у меня катились градины слёз. Теперь мне было у кого спросить почему я расплачиваюсь своим счастьем. И я спрашивала, а Селена горько плакала вместе со мной и обнимала. Она много говорила о долге, предназначении и силе духа пройти испытания, уготованные каждому. О том, что теперь, когда я всё знаю, я могла бы перечеркнуть столетия одиночества и прожить человеческую жизнь. Полюбить кого-то ещё. Как будто это было так просто. Она словно дала мне Бога, которому я отдала всё, что имела, а затем сообщила, что его нет, теперь живи как ты хотела. Ах, знала бы она какая ирония заключалась в словах о любви к кому-то ещё. Например к её зятю? Одобрила бы она такой союз? Конечно нет. Счастье её дочери вновь стало бы камнем преткновения. «Сецуна, потерпи ещё немного, откажись от второй любви в своей жизни и проживи её с третьей.» — Мысленно иронизировала я. Ей, конечно, не сказала об ужасном чувстве юмора Вселенной. Версия, которой я поделилась с Мамору тоже прошла цензуру. Ему я не назвала имени возлюбленного, с которым меня разлучили, не сказала, что им был Принц Земли, но всё остальное, что камнем лежало у меня на душе, я позволила себе открыть ему. Так странно, но спустя столько времени, я уже могла рассказать свою историю без слёз. Их было пролито не мало и кажется больше не осталось ничего. — А теперь, раз мы друзья… Откровение за откровение? — Заключила я, резко переходя на уверенное «ты». — Скажи, Мамору, ты когда-нибудь ощущал себя заложником обстоятельств или всё, что ты делаешь, только потому, что хочешь этого? — Я заставила себя зафиксировать взгляд на его идеальном лице. Таком красивом, что порой смотреть на него казалось преступлением. Не даром по сей день имя Эндимиона в истории сохранилось как олицетворение красоты. И в ответ на свой вопрос я очень хотела услышать, что он счастлив.