Усаги
Я с детства слышала фразу: нельзя в одну реку войти дважды. Благодаря от природы наивному взгляду на вещи, я спорила про себя: «вот, я вхожу», — прыгая с суши на воду и обратно: «вот, опять». Сегодня я попыталась провернуть такой трюк с Сейей. Думала, что если стану вести себя как прежде, мы сможем вернуться туда, где начинали. Ведь говоря откровенно, оборвать с ним общение, стало трудным испытанием, которое я полностью провалила, к тому же. Наш разговор неожиданно приобрёл слишком серьёзный контекст. На те же слова, я получала совершенно иные реакции, сама наговорила ему столько всего… лишнего. Призналась, что хочу поцеловать, но не признавалась даже себе раньше. Я бежала от этой реальности сломя голову, слезы мешали чётко видеть, моя голова не думала о том, куда я несусь и как следствие, я наступила на свой же шнурок, споткнулась и кубарем полетела со склона. Болезненные удары вышибли из меня все мысли, в ужасающей тишине я вылетела с обрыва. Пропасть была бы последним, что я увидела, если не ветка, за которую я чудом ухватилась. Внутри заклокотало от страха, он сдавил горло. Я оценила ситуацию: «мне не подтянуться», вдобавок, иссохший корень начал хрустеть, надламываться, я посмотрела вниз, в объятья, что меня ждали. Сжала в руке брошь, надеясь на её силу и пролетела вниз несколько сантиметров, с начавшимся было визгом. Рука, крепко перехватившая меня за запястье в момент падения, легко втащила на твёрдую почву. Мой взгляд выражал смесь испуга, удивления и благодарности. По Сейе совсем не скажешь, что парень настолько силён физически. Я провалилась в его утешающие объятья и дрожала, ощущая как часто бьётся его сердце, в унисон моему собственному. «Сейя, я люблю тебя». — Промелькнула ужасающая мысль, когда нежные пальцы прошлись по моему лицу. Я растерянно покивала на вопрос о том «как я», не сводя с него внимательного взгляда. На этот вывод, похоже ушли все силы, потому что ноги еле волочились за парнем. Мне требовалось оказаться на краю гибели, чтобы секундное сожаление прояснило всё в моей голове, включая желание, чтобы он знал о моих чувствах. Но раз я не собиралась погибнуть в следующую секунду, показалось не разумно усложнять ещё больше. — Эй! — Крик Сейи меня вырвал из транса и напугал. Он не выпускал мою руку после того как спас, поэтому пришлось бежать за человеком, которого парень углядел в лесу. Мы остановились, чтобы отдышаться возле заброшенного храма, от этого места мурашки пробежали по коже, а незнакомца мы явно упустили. — Думаешь он там? — Я поёжилась и огляделась, не покидало ощущение, что кто-то наблюдал за нами. — Не знаю. — Осторожно отозвался Сейя, тоже осматриваясь с подозрением. Храм стоял на берегу небольшого пруда, из окон первого этажа мрачными тенями виднелись статуи. Я отметила как пугающе они выглядят в своей неестественной отдалённости от людей. В одном из самых страшных уголков Японии. — Не хочу проверять, давай вернёмся в лагерь? — Пожаловалась я, сильнее провисая на его руке. — Да. — Он повёл нас назад, но с неба начал моросить прохладный дождь, незначительно поначалу, но расходящийся быстро. Капли превращались в струи, а ветер усиливался. Сейя посмотрел наверх, затем развернулся в сторону храма, но я резко задержала его руку и парень сосредоточенно на меня посмотрел. — Нет, не пойдём туда. — Упрямо запротестовала я, надеясь отыскать понимание во взгляде напротив. — Давай зайдём под крышу храма и переждём непогоду, чтобы не промокнуть, — но я была готова к сырости, лишь бы не приближаться к страшной постройке и замотала головой. — Мы вернёмся утром, обещаю, но эту ночь лучше переждать, дождь начался и мы заблудились. — Он приблизился и выдохнул мне в губы: — Ты мне доверяешь? — Я нехотя кивнула, улавливая подвох. — Не бойся. — Сейя смело зашагал к укрытию. Так странно, это моя задача успокаивать людей в минуты опасности, защищать их от зла и уничтожать демонов, но я чувствовала себя парализованной страхом и совершенно беспомощной как только мы переступили порог здания. В этих стенах таилось что-то мистически отталкивающее, помимо пыли, дряхлого корпуса и запаха плесени. В центре на первом этаже находилась статуя Будды Шакьямуни, а слева от неё какого-то сёгуна. Сейя почему-то не удовлетворился осмотром первого этажа и смело пошёл на второй. — Может, не надо? — Помрачнела я. Он выпустил мою руку. — Если хочешь, подожди здесь. А я удостоверюсь, что везде безопасно. — Он осторожно удалялся, а я переминалась с ноги на ногу. Перспектива остаться наедине с безмолвными статуями, страшно пугала, я не выдержала мысли, что потеряю парня из виду и побежала следом. Второй этаж был выполнен в стиле самурайских жилых апартаментов, он был устелен татами и в зале также располагались пять статуй. Я испустила нервный рык, когда пришлось подняться также на третий этаж и он же последний. Половицы под ногами скрипели и проминались, крыша была разрушена, с тёмного неба продолжал моросить дождь. Вдоль стены скользнула маленькая тень и пропала, я отшатнулась назад, доска подо мной проломилась и я с визгом просела одной ногой под пол, лодыжку ощутимо поцарапало, но меня подхватил Сейя. Начинало казаться, что он всегда будет рядом, чтобы поднять, когда я падаю. И совсем не казалось, что это место пыталось убить меня, я точно чувствовала. Даже для моей удачи спотыкаться дважды за день с возможностью летального исхода, было перебором. — Пойдём, переночуем на втором этаже. — Ты уверен? Мне не по себе здесь. — Думаю, это наш лучший вариант. Мы спустились в комнату со старыми татами, пока я грызла ногти, осматривая выцветшую обстановку, Сейя соорудил спальное место, расстелив полотенец и свернув свою спортивную кофту в качестве подушки. — Вот, ложись. — Сам он остался в майке и устроился в углу неподалёку. — А ты? — Мне было в крайне степени неудобно. — А я тут, — он сидел и смотрел на меня в ожидании. Я сняла рюкзак и нерешительно легла, поёрзала, перевернулась с бока на бок, затем посмотрела на парня. Он не сводил с меня задумчивых глаз и я предложила то, что наверное, должна была сразу, но не решалась: — Сейя, может… вместе ляжем? — Мы обменялись неловкими взглядами, он молчал. И хотя я уже засыпала в его объятьях, теперь могла понять отчего парень сомневался и предпочитал держаться подальше, но я едва ли могла уснуть, зная, что он мучается сидя. Казалось, что ответственность за всю сложившуюся ситуацию, лежала на мне. — Иди ко мне. — Решительнее позвала я, привстала и расстегнула кофту, оставаясь в майке на бретельках и коротенькой юбке. Лишь сделав это, по потерянному лицу Сейи поняла, что действие и слова вместе прозвучали не с тем смыслом, что я вкладывала. Я быстро свернула свою куртку, образовывая вторую подушку и похлопала по ней, приглашая. Сейя подошёл медленно и так же опустился, развернул мою куртку и прикрыл. — Так замерзнешь. — Он всё же прилёг рядом, подложив под голову руку. — Нет, так не честно. — Будучи воином справедливости, я не могла согласиться с этим и сунула ему под голову его же толстовку. — Почему ты такая упрямая? — Он нахмурился и вытянул руку. — Готова спать в обнимку? Сердце заколотилось, но я не подавала вида, что меня это волнует, с напускной лёгкостью легла на его руку, прижимаясь спиной и прикрыла наши плечи своей курткой. Второй рукой парень обнял меня и показалось, что по телу проложили теплотрассу, так тепло и даже жарко мне стало в ту же секунду. Сейя будто являлся другим миром, ограждающим меня непроницаемой завесой от страхов реального, заглушающим все звуки и дарящим покой. Я медленно успокаивалась телом, но мысли о нашем разговоре сплетали болезненный узор переживаний, углубляясь в воспоминания, в конечном итоге не давали покоя строки стихотворения, написанного Сейей. «Луна в ущербе. Я хочу быть пьян, Мне кажется, что светлому не сбыться. Наказан я. Я угодил в капкан. Тревожно в черном небе стонут птицы». — Сейя, могу я спросить? — Прозвучал мой внезапно зловещий шёпот. Парень быстро угукнул. — Тот стих, что читал Тайки у костра ты давно написал? — А почему ты спрашиваешь? Возможно, пару месяцев назад, я точно не помню. Хороший вопрос. Себе его я не задала, прежде, чем спросить парня, но копаясь в душе, поняла: я желала найти искупление и снять с себя ответственность за мрачность его стихов. — Просто я не хотела тебя наказывать или вынуждать страдать. Если это случилось из-за меня… я не нарочно. — Я понимаю. — Было мне ответом, подтверждающим, что дело во мне. После томительной паузы, Сейя добавил: — Ты не виновата в том, что я влюбился в тебя, это мой личный выбор, так что не стоит себя казнить. — Я только сейчас осознала, что не дышала и лишь теперь смогла пропустить воздух в лёгкие. Я теснее к парню прижалась и закрыла глаза, но ненадолго. — Усаги, ты еще не спишь? Я хочу тебе кое-что рассказать… — Расскажи. — В общем, те строчки я написал после нашей драки с Ятеном… Девушка, с которой я встречаюсь… Она… Мы дружим с детства. Она призналась и я согласился встречаться. Подумал, что смогу забыть тебя и так будет лучше для всех. Но когда Ятен в классе рассказал про неё… Я понял, что попал в ловушку. Я люблю тебя, по-настоящему… Даже сейчас… Не смотря ни на что. Я мог бы расстаться со своей девушкой и думаю, что это было бы правильно, потому что в моем сердце нет места для другой, пока там ты. Хотя я обещал, что не сделаю ей больно... Но если мы расстанемся, она, в конце концов, сумеет найти человека, который сделает ее счастливой, а пока я рядом, она может просто не заметить его… Дрёма, которая успела прозрачной пеленой лечь на моё сознание, была грубо сорвана многочисленными признаниями. Начиная с того, что Сейя впервые произнёс три главных слова, заканчивая его сомнениями об отношениях с сестрой. Если Оливия была той самой, о которой я подумала. Моё сердце разрывалось на части, а глаза крупными блюдцами таращились в темноту. Похоже, возобновился тот самый разговор от которого я бежала, но теперь рука Сейи крепко обнимала мою и повторить опыт я бы не решилась. Я стиснула зубы, чтобы не позволить себе оправдываться за то, что не могу прислушаться к мольбам сердца и признаться в своей любви. А ещё поддержать его расставание с девушкой. Он намекал, что сделает это ради меня, но ни о чём не спрашивал и я молчала, а он подвёл итог своим рассуждениям. — Поэтому если ты что-то ко мне испытываешь, пожалуйста, расстанься с Мамору. Я вздрогнула от предложенного и закусила губу, горячая влага намочила руку парня. Чтобы не начать захлёбываться горем удушливых признаний, я обернулась к нему лицом. — Ты можешь сделать счастливой любую девушку, — начать с хорошего мне показалось неплохой идеей, он вряд ли мог увидеть, но я слегка улыбнулась. — Я отвергла тебя не потому что видела только лишь друга, скорее… не была готова к подобному развитию событий. — Мне казалось важным, чтобы Сейя знал — дело не в нём и он способен вызвать в девушке романтические чувства. Он смотрел на меня в упор, в темноте его глаза казались двумя сверкающими звёздочками. — Только не смотря на это, я не могу расстаться с Мамору, нас связывает слишком многое. — Когда кажется, что твои слова и доводы неоспоримы, забудьте. Каким бы уверенным тоном ни была поставлена точка, малейшее сомнение собеседника в правильности, приведёт к оспариванию выбора. — Почему ты не можешь расстаться с Мамору? Ты ведь говорила, он тебе изменил или это было не правда, Усаги? Я готов расстаться со своей девушкой, хотя нас тоже связывает многое… Можно сказать вся моя жизнь была связана с ней и даже больше, я обязан её семье. Её родители меня растили. Я не хотел признаваться, потому что некоторые люди странно реагируют узнав, что моя девушка — Оливия. Хотя мы не настоящие брат и сестра, все об этом забывают, — он говорил быстро и с волнением в голосе. Отчего-то, знание того, что Сейя выбрал действительно прекрасную девушку, успокаивало меня, а упоминания Мамору и решительность Сейи быть со мной, расстраивало и тяготило. — Я не осуждаю, Оливия хорошая девушка. Любить её не может быть трудно. — Моё лицо скользнуло вниз. — Дело ведь не в том кто кого больше любит, существуют и другие вещи. Я не скажу больше, не вынуждай. — Мой голос стал твёрже, я посмотрела на Сейю и напряглась, ожидая, что в любой момент из-под головы исчезнет его рука и я шлёпнусь затылком о пол. Но парень лежал рядом, я чувствовала его тяжёлое дыхание и понимала, что не убедила, мне придётся действовать радикально ради того будущего, которое я хочу увидеть. — Помнишь ты предложил мне мишку, которого выиграл? — Я смягчилась и продолжила. — Тогда я впервые по-настоящему осознала, что ты хочешь быть мне не только другом и предлагаешь вместе с ним свои чувства. Но ты сказал, что если мне он не нужен, то ты выбросишь. — Я замялась, готовясь сказать решающее слово. — Я не принимаю их и прошу тебя выбросить. — Сказать это стало самым сложным испытанием, что я переживала в жизни. Не подозревала, что способна хладнокровно разбить кому-то сердце. Я не стала добавлять, что в тот день меня успокоила лёгкость с которой Сейя был готов избавиться от мишки, я поверила, что это будет для него просто, а значит чувства ко мне не были достаточно сильны. Как же я заблуждалась. — Но ты уже взяла его, так что поздно отвергать. — В голосе парня я слышала металл. Поднялась и отстегнула с рюкзака предмет спора, протянула Сейе. — Вот, возьми. Сделай что обещал. — Мои руки дрожали, но образ розововолосой девочки не позволял одёрнуть руку, не желающую подчиняться. — Хочешь выкинуть его? Валяй. Выкидывай сама. Я обратно не возьму. — Я выдохнула с облегчением. Уже понимала, что Сейя либо слукавил в тот день, либо всё изменилось, но я хотела сделать его свободным. — Я думал, ты из тех девушек, которые умеют беречь хорошее… Но ты хочешь от этого избавиться и сделать вид, что ничего не было? — Он злился и я не могла винить, ведь злилась на себя сама. «Нет же, не хочу!» — Требовало слова моё сердце. Но если символичное сжигание мостов поможет ему решиться отпустить, то я была готова, ведь свой выбор я сделала. — Я сохраню его. Мне важно всё, что он символизирует. Я готова отказаться, если так будет легче… тебе. Но дать того, о чем ты просишь, я не могу. Наша свадьба была давно решённым вопросом и этого нельзя изменить. — Мишка вернулся на рюкзак, я подняла на Сейю измученный взгляд. — Мне от этого не легче. Хорошо, я тебя понял… Но… в прошлый раз когда мы перестали общаться, я кое-что осознал: я не готов тебя потерять совсем. Хочу как раньше быть твоим другом… Хотя мне всё ещё больно. — И как же было больно мне. Я очень хотела всё объяснить, рассказать Сейе правду о себе, своей жизни и обязательствах, которые лежат на мне. Он бы понял, что я видела свою дочку в возрасте десяти лет? Стало бы ему легче? Я так не думала. — Может быть будем спать? — Я не двигалась. После всех озвученных признаний, мне не хватало смелости вернуться на место и заснуть рядом с ним как ни в чём не бывало, забывая, что причиняю этим боль. — Ладно, иди ложись, а я посижу на твоем месте. Все равно спать не хочется. — Сейя поднялся, он всё понял, я испугано схватила его руку, чтобы парень не уходил. Я всё усложняла, если говорила и усложняла, если молчала. Меня разрывали противоречия в которых я слишком сильно желала быть с Сейей, но не ценой жизни Чибиусы. Нечеловеческий выбор завёл меня в тупик. Я спасала всех и всегда, но сегодня не могла. От спасения одного зависела жизнь другого. Разве справедливо подвергать людей подобным испытаниям? И самое удручающее, что в данном случае не работал мой способ решения проблемы, в котором я жертвую собой, чтобы не испытывать боли. Сведя счёты с жизнью, будет больно Сейе, а причина по которой я отказала ему, не появится на свет. Мне пришлось столкнуться с реальностью, где мой способ не панацея, а что делать без него я не знала. Истиной жертвой должна стать не моя жизнь, а моя любовь во имя другой любви. Для воина любви и справедливости, ноша суровой реальности оказалась неподъёмна. Я долго не могла понять как это произошло со мной. Любовь с Мамору казалась несокрушимой, неподвластной времени, испытаниям и козням завистников. Только те убеждения разрушились как карточный домик, на меня отовсюду сыпалась новая информация, вытесняющая прежний мир. Так например, я прочла в комиксе, что если ты полюбила двоих, выбери второго: если бы любила первого, то не полюбила второго. Эти строки сломали моё мировоззрение, я сразу примерила на себя правду, но старалась не признавать: любовь, за которую я отдала жизнь, погибла в прошлой жизни. И хотя к Мамору я по-прежнему испытывала самые тёплые чувства, сегодня, я бы отдала жизнь за Сейю. — Останься. — Прошептала, желая раствориться в этой просьбе. Сейя опустился на колени, положил руки мне на плечи, затем приподнял моё лицо. Я была готова к чему угодно: жару поцелуя или обвинениям в том, что я сама не знаю чего хочу, но он провёл ладонью по щеке и ласково позвал: — Пойдем, спать. — Мы легли как раньше, я ощущала биение его сердца и горячее дыхание в моих волосах. Думала, что не смогу уснуть, но усталость быстро догоняла. «Усаги, давай наша дружба вступит в силу после того как я тебя поцелую?» — Сейя мягко, но решительно развернул меня к себе и навис. Я не могла пошевелиться, глотала воздух понемногу, словно яд. Он склонился, наши носы слегка соприкоснулись, а дыхание перемешалось и слилось в одно. Губы парня осторожно, словно знакомясь касались моих. «Ах». — Поцелуй Сейи был трогательным и заботливым, мне тут же захотелось больше, я поддалась охватившему меня чувству счастья и отвечала нежностью, на которую только была способна. Его рука легла мне на талию и я охотно подалась вперёд, прижалась к нему всем телом. Поцелуй был долгим, приятным, а рука Сейи скользнула мне на живот, чтобы освободить от юбки. Моё сердце выпрыгнуло из груди от желания и страха этого желания, я быстро села и обернулась. Сейя на меня встревоженно смотрел, а я сжала в руках юбку, которая оставалась на мне. «Сон. Это был сон». — Всё в порядке? — Парень присел рядом, внимательно рассматривая. Уже стояло раннее утро, но по ощущениям я словно не спала ни секунды. И смутилась, вспоминая почему вскочила, но гордо заверила: — В порядке.Сейя
Усаги не хотела входить в храм, поэтому мы отправились в обратный путь. Однако стоило нам отойти не дальше, чем на пару метров, с неба стало потихоньку накрапывать. Я предложил Усаги вернуться под крышу храма и переждать непогоду чтобы не промокнуть, но она заупрямилась. Дождь начинал расходиться, в отдалении я услышал раскаты грома и снова принялся уговаривать, повторяя очевидное: скоро ночь, а мы заблудились. Усаги обиженно надула губы. Тогда я предположил, что может быть она просто не хочет оставаться со мной наедине в этом старинном здании — переживает не начну ли я ее домогаться? Поэтому я спросил её прямо: «Ты мне доверяешь?» Она сразу же кивнула, будто только что не размышляла над своей дилеммой. «Не бойся», — подбадривал я и мы пошли к святилищу. Поднялись вверх по скрипучим ступеням, и я с удивлением отметил, что мы продолжаем держаться за руки, а Усаги не предпринимает ни малейшей попытки освободиться. Это страх невидимыми нитями связал наши ладони. Мы обошли кругом первый этаж с алтарем какого-то божества и портретом плешивого мужика, усталым взглядом следящего за нами, и остановились напротив лестницы, ведущей на второй этаж. Усаги снова заартачилась и мне пришлось выпустить её ладонь. Мне нужно было проверить всё здание, чтобы убедиться, что здесь безопасно, поэтому я предложил ей подождать. Она согласилась, но не успел я подняться на второй этаж, как Усаги с разбега влетела мне в спину и крепко прижалась, отчего я чуть было не потерял равновесие. — Куколка, ты такая трусиха, как маленький серенький зайчонок, — я улыбнулся и погладил её руку, снова сплетая наши пальцы. После обрыва, когда я чуть было не потерял Усаги, что-то во мне изменилось. Я запросто мог называть его по-старому и не испытывал боли или неловкости. Моё сердце переполняла нежность, и она преображала всё кругом. Даже это жуткое, ветхое здание превратилось в прекрасный дворец, где меня больше уже ничто не пугало. Пол второго этажа был застелен татами, поэтому я сразу решил, что он лучше всего подойдет для ночлега, но на всякий случай, мы посетили также третий этаж. Крыша над ним наполовину разрушилась, в кровле зияли огромные дыры, через которые хлестали косые струи дождя. Половицы опасно скрипели и слегка прогибались при каждом шаге, поэтому я решил закончить осмотр, не дойдя и до середины комнаты. Стоило мне повернуться, как Усаги с визгом стала проваливаться под пол. Я снова помог ей выбраться и осмотрел её ногу. Царапок был несерьезным, чтобы разрядить обстановку, я хотел пошутить насчет лишнего веса Оданго, но она выглядела такой напуганной, что подкалывать расхотелось. Мы вернулись на второй этаж, я снял со стены одну из картин, вручил Усаги фонарик, чтобы она не боялась, оставаться одна, а сам опять поднялся на третий этаж и прикрыл дыру в полу. После этого я занимался тем, что подготовил для Усаги импровизированное спальное место из своей толстовки и пляжного полотенца. На этот раз Усаги не стала упираться и расположилась на полу, с сомнением поглядывая на меня. Я прижался спиной к стене, обхватив ноги руками и приготовился сторожить её сон до самого утра. — Сейя, может… вместе ляжем? — её неожиданное предложение, заставило меня смущенно опустить глаза, но Усаги была настроена серьезно. Я рассматривал полоску света, которую отбрасывал в потолок фонарик-хеншин. — Иди ко мне, — позвала она и от этой фразы и того каким голосом она её произнесла по телу прокатилась легкая волна возбуждения. Усаги даже для чего-то расстегнула кофту и осталась в одном облегающем топике, эффектно подчеркивающим грудь и тонкую талию, поэтому я само собой понял её призыв превратно, но глубоко шокированный такой резкой переменой в девушке, застыл в одной позе и просто таращился на неё, как слабоумный. Только свободные штаны стали сидеть плотнее. Усаги свернула свою кофту, превращая её в подушку, и я наконец-то развис. Она ничего такого мне не предлагала, но утихомирить расшалившуюся фантазию и разгоряченную плоть было не так просто. Я колебался, не решаясь подойти к Усаги и тем более лечь рядом, из опасения, что она прижмется ко мне и запросто спалит мою пылкую натуру во всей красе. Но все-таки я рискнул, две разные подушки создавали иллюзию, что нам возможно не придется касаться друг друга. Выключил фонарик и движимый благородным порывом, а также желанием забыть, как она выглядит в тонком топике, я вернул ей кофту, чтобы она могла прикрыться и спрятать свою грудь, которая будто нарочно попадала в поле моего зрения. Но Усаги не осталась в долгу и вернула мою толстовку. Мне пришлось подложить её себе под голову и предложить Усаги свою руку вместо украденной подушки. Она охотно устроилась на новом месте и даже не смутилась, правда повернулась спиной слишком тесно прижимаясь ко мне. Я задержал дыхание, сжался как мог и выпятился, чтобы мы по-прежнему не касались друг друга. Но Усаги поерзала и опять незначительно подвинулась. Я сдался, положил на тонкую талию свою дрожащую руку и наконец-то позволил себе выдохнуть. Сознание дурманила её близость, я не мог думать ни о чем другом, кроме секса. Мои фантазии, как всегда, были слишком смелыми и нереальными. — Я могу тебя спросить? — позвала Усаги заставляя меня отвлечься от похотливых мыслей, и рассеянно согласился. Её вопрос ставил в тупик: зачем ей знать, когда я написал стихотворение? Если признаться честно, то Усаги догадается, что мои переживания частично были связаны с ней. Я оказался перед искушением соврать, но быстро его поборол. В глубине души мне хотелось, чтобы Усаги об этом знала. А потому я ответил правдиво, хотя попытался говорить более уклончиво. В результате, Усаги все равно восприняла сказанное только на свой счет и даже извинилась передо мной. Её искренность позволила мне отвлечься и успокоиться. Сердце больше не ходило ходуном, будто шаманский бубен. Дыхание стало ровным, а шальная кровь, снова разошлась по телу, возвращая его в нормальное состояние. — Я понимаю, — выдохнул с облегчением, на некоторое время между нами воцарилась пауза, после которой я постарался примирить Усаги с самой собой: — Ты не виновата в том, что я влюбился в тебя, это был мой личный выбор, так что не стоит себя казнить. Усаги вроде бы устроил такой ответ, она затихла и её дыхание тоже стало ровнее. И мне бы следовало засыпать, но мысли мешали, подталкивая начать откровенничать. Ночь открывала все скрытое, стирала выдуманные барьеры, вынуждая обнажить друг перед другом души. Я рассказал Усаги всё, о том почему стал встречаться с Оливией и о том, когда, как и почему было написано то стихотворение. Объяснил почему почувствовал себя в западне, даже решился расстаться с Оливией. И набравшись храбрости попросил Усаги оставить Мамору, но она и в этот раз мне отказала. Мне ничего не оставалось, кроме как настоять на своём. Я не понимал, почему Усаги считает свои отношения с Мамору важнее моих с Оливией. Тогда я сознался кто моя девушка. Вначале я избегал называть её имя, из опасения что буду превратно понят, но потом соотнес с настоящей правдой и решил, что полуправды пока будет достаточно, чтобы подготовить Усаги и понять, как она станет реагировать. В общем, я рассказал, насколько обязан семье Оливии, опираясь на нашу земную легенду, по которой её родители нас усыновили. В действительности же я был слугой, который не имел права оставить пост. Именно поэтому я мечтал, что Усаги согласится отправиться со мной на Кинмоку, потому что сам ни за что не смог бы остаться на Земле. Но Усаги моя история не впечатлила, она стояла на своем. Любить Оливию, по её мнению, не должно быть сложно. Внутренне я был возмущен, как она может говорить мне такое? Неужели она не слышала, как я сказал, что в моем сердце есть место только для одной девушки? При этом она по-прежнему не собиралась раскрывать причину, по которой не хочет уйти от Мамору. А может быть у неё и не было от меня никаких секретов, просто она была сильнее привязана к нему? В конце концов, если отбросить юношеский максимализм и посмотреть на ситуацию здраво, я лгал, когда говорил, что в моем сердце есть место для одного человека. В моем сердце умещалась любовь к родителям и любовь к друзьям, и тем, и другим я желал только счастья и не хотел бы огорчить или причинить боль. Оливия была мне дорога. Целовать её было приятно, а потому не сомневаюсь, что и в другом вопросе у нас могло бы все сложиться со временем. Наши отношения держались на совместных интересах, доверии и уважении, а это уже немало. Пусть я не испытывал к Оливии того же романтического влечения, но постепенно настоящие чувства должны были возникнуть, в этом Усаги была права. Наверное, я просто испугался и решил сбежать, заметив призрачную надежду в словах Оданго. Пока я молчал, Усаги тоже успела что-то обдумать и снова заговорила. — Помнишь, ты предложил мне мишку, которого выиграл? — прошептала она и я напрягся, предчувствуя подвох, как оказалось не зря. Усаги ассоциировала подарок с моими чувствами, а слова, которые я использовал, вручая брелок, и вовсе поняла буквально. Теперь она хотела отмотать время назад, чтобы я избавил её от этого ненужного груза. Я разозлился и сказал, что принятые чувства поздно отвергать. Тогда она поднялась, открепила брелок от своего рюкзака и протянула мне. Было темно так что я не мог разобрать выражение её лица, но брелок поблескивал в ее пальцах, будто подрагивал. Она рвала всякие отношения со мной, я не собирался это принимать. — Хочешь выбросить? Валяй! Выкидывай сама! Я обратно не возьму! — вспылил я и тоже поднялся. Я не понимал, почему она так поступает со мной, поэтому набросился на неё с глупыми обвинениями. — Я думал, что ты из тех девушек, которые умеют беречь хорошее… Но ты хочешь от этого избавиться и сделать вид, что ничего не было? Я не знал, как иначе выразить свое отчаяние. Почему в конечном итоге мы пришли к этому разговору? Я был не готов потерять Усаги и сейчас отчетливо это осознал. Мне хотелось продолжать наше общение, даже без шансов сблизиться. Раньше я только притворялся её другом, но теперь согласился бы с любой участью. Оказалось, что Усаги пыталась вернуть мне брелок, вовсе не потому что её тяготила открывшаяся правда. Она не думала о себе, она думала обо мне, пыталась помочь справиться с болью. Я проникся еще более глубоким уважением к этой удивительной девушке. Искренне от всего сердца предлагая нам на этот раз стать друзьями, хотя добавил, что этот шаг дается мне нелегко. Но Усаги отчего-то не спешила мне доверять, видимо я уже исчерпал лимит её доброты. Она не пожелала вернуться на место рядом со мной, а застыла напротив окна. Тогда я предложил нам поменяться: я буду сидеть у окна так, как и хотел, а она может спокойно лечь спать, не мучаясь насколько этично это будет по отношению ко мне. Но Усаги не позволила мне осуществить задуманное, она схватила меня за руку и попросила остаться. Её голос звучал так жалобно и беззащитно, что во мне проснулся защитник, готовый укрыть её от любых опасностей этого мира, пусть она и не была моей принцессой. В этот момент я понял, что ни она, ни я, по-настоящему не желаем становиться друзьями. Скупое ласковое прикосновение к её щеке, вот все что я мог себе позволить. Мы снова легли и спустя некоторое время я забылся чутким сном. Когда я снова проснулся всё ещё было темно. Я долго таращился в потолок стеклянным взглядом, дожидаясь, когда возбуждение, вызванное пробуждением, оставит меня в покое, но близость Усаги продолжала будоражить тело. В конце концов мне приспичило в туалет. Пришлось осторожно переложить Усаги на свою кофту и крадучись выбраться из храма. Потом я решил, что не будет лишним поискать для нас питьевой воды к завтраку и осмотреть территорию, прилегающую к храму в поисках ключевых источников. На первом этаже я наткнулся на какой-то кувшин и взял его с собой. Родник я нашел достаточно быстро, попробовал воду, счел её пригодной для питья, поэтому тщательно промыл кувшин и наполнил его доверху прохладной жидкостью. После этого я вернулся к Усаги и устроился рядом с ней как ни в чем не бывало. Утренняя розовая дымка стала пробираться к нам в комнату через окно, на границе между сном и явью, я её спросил: «Можно наша дружба вступит в силу, после того как я тебя поцелую?» Она ничего не ответила, только смотрела на меня в ожидании. Мы были одни в целом мире, потерянные для всех в жутком синем лесу и без слов обменялись обещаниями, забыть о том, что произойдет, как только покинем это место. Я склонился над ней, нашёл её губы: мягкие, нежные, податливые. Они встретили меня ответной лаской и от этого мне совсем сорвало крышу. Рука скользнула вниз по её талии, и я требовательно прижал девушку к себе. Она не противилась и не отталкивала. Я ловил её сбивчивое дыхание губами, возбуждаясь от этого все сильнее. Неважно, что она говорила мне ночью, её тело отзывалось на мои прикосновения, воспламенялось от моих движений, так если бы между нами не существовало никаких преград. Подол её лёгкой юбки задрался вверх и мои пальцы сами собой потянулись к уголку белой кружевной ткани. «Что я делаю? Я должен остановиться,» — пронеслось в голове. Но я снова опустился и принялся целовать её. Рука скользнула по шелковой ткани вверх к животу и с её губ сорвался громкий вздох. Меня скрутила резкая боль, за эту ночь я слишком часто возбуждался в холостую — наступила расплата. Дыхание перехватило. У меня не было ни сил, ни желания сдерживаться. Пальцы нащупали крохотный замочек молнии на юбке, и я рванул его вниз, освобождая её тело от ткани. Усаги толкнула меня в бок и резко вскочила, остатки сна быстро слетели с меня. Я лежал, подложив под голову собственную руку и готов поклясться, что почти не касался девушку. Но она держалась за юбку, словно я домогался её не в своем воображении, а на самом деле. — Все в порядке? — уточнил я, потирая заспанные глаза. — В порядке, — она нервно дернулась, и я почесал затылок. «Может быть все-таки не приснилось? Ну, нееет, тогда она бы сказала мне об этом», — подумал я про себя. — Готова идти? — я зевнул и потянулся. Она согласно кивнула, и я решительно хлопнул по коленям. — Тогда завтрак! Усаги достала бенто из своего рюкзака, а я с благоговейным трепетом открыл крышку. В коробке было несколько отделов. Предусмотрительная Усаги положила в бэнто палочки, и теперь они пришлись для нас весьма кстати. В первом отделении меня ждал праздничный красный рис с бобами аманатто на котором лежал кусочек жареной колбасы в форме морды кошечки, по бокам это произведение искусства украшали варенные брокколи и помидоры черри. Я сглотнул голодную слюну. Во втором отделении Усаги положила всего понемногу: какое-то жаренное мясо, странной формы кусочки по запаху напоминающие омлет, несколько онигири, аккуратный забор из огурца и несколько кусочков яблока на десерт. Вареную морковь для украшения она вырезала в форме цветков и звездочек. Сердечек не было, что меня несколько огорчило. — Ого! Ничего себе! Да этим можно накормить целую голодающую страну, — я довольно присвистнул, Усаги с нетерпением облизнулась. — У тебя отлично получилась кошечка, — похвалил я следом, но девушка обиженно надулась. — Вообще-то это кролик. Только уши не очень удались. — Ну, главное, чтобы она была съедобной, — я постарался исправить возникшее недоразумение. Мне хотелось сделать комплимент, а получилось наоборот. В животе Усаги жалобно заурчало, и я как истинный джентльмен протянул ей палочки. — Хочешь, можешь первая поесть, — я примирительно улыбнулся. Но Усаги ещё сильнее нахмурилась. — Ты что мне не доверяешь? Думаешь, несъедобно? — громко возмутилась она, я энергично замахал на неё руками. — Я совсем не это имел в виду, — дело с каждой минутой приобретало все более опасный поворот. — Я готовила бэнто для тебя! Ты и должен первый все попробовать. Повинно опустив голову, я невнятно пробормотал: «Извини». Затем хлопнул в ладони, поблагодарил её за еду и подцепил палочками немного красного риса. Бобы придавали блюду ни с чем не сравнимую сладость. — Ммм, — промычал я невежливо, — это очень вкусно! Никогда ничего не ел вкуснее в своей жизни! Я смаковал каждый кусочек, попавший мне в рот. Омлет действительно оказался омлетом и был весьма недурен на вкус. А жареное мясо просто таяло на языке. — Я хотел бы всю жизнь есть твои бэнто! — весь восторг, который я испытал, вложил в эту фразу, но Усаги снова осталась недовольна. — Сейя, так нельзя говорить, — пожурила она меня. — А что я не так сказал? — удивился я. — Не прикидывайся дурачком. На этот раз я даже обиделся. — Не понимаю, что тебя не устраивает, — я отложил палочки, предлагая ей их взять, но Усаги колебалась. — Мне и онигири хватит. Её живот громко не согласился с хозяйкой, и я заступился за несчастного. — Перестань, этим ты точно не наешься. К чему эта показуха? Хороший аппетит у девушки — это нормально, а если тебе стыдно отбирать мой приз, тогда приготовишь мне ещё бэнто вместо этого, когда мы вернемся. — Сейя, ты ничего не понимаешь! — вскрикнула Усаги разозлившись и единым махом проглотила целый онигири. — Ну, тогда объясни, — я отпил из кувшина, чудодейственная прохлада полилась по моему горлу, остужая накал нашего спора. Она подцепила пальцами дольку огурца. — Почему тебе все время нужно меня смущать?! — Да, объясни же наконец, что я делаю не так? — простонал я и протянул Усаги кувшин с водой. — Мы не можем пить из одной посуды, — выдала она и я застыл, удивленно хлопая на неё глазами. — В смысле? Что в этом такого? — Не может быть, чтобы ты ничего не знал! — она подалась вперед, рассматривая меня подозрительно прищурившись. — Не знал, что? Усаги, мы с братьями почти все время жили заграницей! Она покивала каким-то своим мыслям и призналась. — Выпить из одной чашки приравнивается к непрямому поцелую, нам этого делать не следует и, — она задумчиво почесала затылок, — я думаю, что есть твоими палочками мне тоже лучше не стоит. — Ерунда! — вспыхнул я. — Я за тобой пирожок доедал, если ты не забыла! Усаги стремительно покраснела и опустила глаза. — Ну, это же была булка, так что не считается. — А палочки считаются? — На них твои слюни. — А на пирожке твоих не было? — Сееейя! Ты невозможный тип! — она быстро схватила палочки и набросилась на красный рис. — Глупо держаться за предрассудки, когда на кону выживание в лесу, — строго отчитал её я. — Может быть у вас в Европе это и глупо, — отвечала Усаги с набитым ртом, — но у нас в Японии, приличная девушка никогда не позволит себе такого… — Усаги, вспомни про пирожок, — дразнясь пропел я и она запустила в меня крышкой от бенто. — Ты противный, невоспитанный мальчишка! — Наверное, поэтому ты меня так любишь… Усаги потянулась ко мне чтобы стукнуть, случайно задела коленом кувшин, а он упал и разбился. Вся вода разлилась по полу. — Ну-вот, — огорчилась Усаги, — это все ты виноват! — Хочешь, я принесу еще воды и поищу что-нибудь вместо кувшина? — Нет, — она поежилась, — мне пока не хочется пить. А пить из здешней старой посуды тем более, мало ли кто еще кроме нас к ней прикасался? — Так может быть, тебя смущал не поцелуй со мной, а поцелуй с кем-то еще? Я промывал кувшин, — успокоил я мнительную девушку, но она угрожающе потрясла перед моим носом кулаком. — Доедай уже и пойдем, - отмахнулся я, зная, что Уса не осуществила бы свое намерение, — нужно искать выход отсюда.