***
Следующие несколько недель я провел, готовясь к выступлению перед Бикбрейкер, и был уже готов, когда она пригласила меня пообедать с ней в кафетерии компании. Мы оба опаздывали, но когда я увидел, что вокруг никого нет, я понял, что самое время сделать свой ход. — Итак, — спросил я. — Как продвигается новая партия ног? — Очень хорошо, — сказала Бикбрейкер. — Еще неделя, и тогда я буду делать столько операций, чтобы прикрепить их. — Тогда что? — О, продолжать повторять этот процесс, я полагаю. — А ты не думала заняться исследованием чего-нибудь еще? — я сделал самое очаровательное лицо, на какое только был способен. — Может быть, крыльями? — О, милая Селестия, мы ведь к этому не вернемся, правда? Сильверспик, я же говорила тебе, что не умею делать крылья. — Я помню ты говорила, что не умеешь делать рога. Ты не говорила, что крылья сделать невозможно. — Если бы я не знала тебя лучше, я бы сказала, что ты одержим ими. — Ну, я хочу, чтобы у тебя все получилось, — сказал я. — Когда я готовил все эти предложения и речи, я много читал о Эквестрийских ученых, и заметил кое-что: когда им удается что-то гигантское, что-то, что определяет всю их карьеру, они обычно останавливаются. Они считают, что доказали свою состоятельность, или слишком боятся попробовать что-то еще и потерпеть неудачу. Я не хочу, чтобы это случилось с тобой. — До этого еще далеко, — сказала мне Бикбрейкер. — Кроме того, нам предстоит еще много работы: ноги нужно подправить и усовершенствовать, оптимизировать процесс роста и завершить терапию для послеоперационной работы. Начались дебаты, и я быстро понял, что Бикбрейкер убедить будет нелегко. Я мог бы использовать все свои заученные причины для создания крыльев, но у меня не было времени. Обед подходил к концу, и я не хотел затягивать процесс убеждения Бикбрейкер на несколько недель или месяцев. С тяжелым сердцем я понял, что моя лучшая стратегия – разыграть козырную карту пораньше и сокрушить оборону Бикбрейкер, прежде чем она успеет на нее вскочить. Убеждая себя, что это было сделано ради благого дела, я включил обаяние. — Это веские причины, чтобы продолжать, — сказал я. — Но у тебя столько потенциала и таланта. Если ты будешь продолжать настаивать, я думаю, что ты могла бы стать самым известным научным умом, который Эквестрия когда-либо видела. — О Сильверспик, не говори глупостей. Я... — Подумай об этом, — сказал я. — Если бы ты могла управлять крыльями, то могла бы принести надежду всем пегасам. Ты можешь сделать так, что их худший кошмар останется в прошлом. Если они лишатся крыльев, то не смогут оставаться на земле до конца своих дней. Кошмар целой расы исчезнет! Бикбрейкер ничего не ответила, но заинтригованно подалась вперед. Я поймал ее на крючок. — Я помню, что ты говорил о рогах и о том, что их невозможно сделать. Но что, если тебе удастся найти способ, работая с крыльями? Если бы ты могла справиться с этим и усовершенствовать метод создания естественно выращенных рогов, то ты бы в одиночку создала ноги, крылья и рога для всех пони. Можешь себе представить, как это было бы невероятно? Ты откроешь новую эру; ты сделаешь протезирование одним копытом устаревшим. Ты станешь величайшим ученым-медиком, которого Эквестрия когда-либо видела! Я сделал паузу, чтобы мои слова дошли до нее, а затем нанес смертельный удар. — Ты уже начала этот процесс. Почему бы не довести дело до конца? Случилась странная вещь: я думал, что мне придется использовать свое обаяние на протяжении всего разговора, но на полпути обнаружил, что в этом нет необходимости. Мысль о том, что Бикбрейкер оторвет и крылья, и рога, была невероятно волнующей. Правда, я хотел получить эти крылья и рога для себя, но в то же время эта технология сделает Бикбрейкер знаменитой и поможет многим другим пони. Это была бы беспроигрышная ситуация для всех и принесла бы пользу всем на века вперед. Но если я правильно разыграю свои карты, то буду первым, кто получит награду. — Вот именно... тут есть над чем поразмыслить, — наконец сказала Бикбрейкер. — Я... Я должна подумать об этом. Я кивнул, стараясь не быть ни разочарованным, ни счастливым. Я выполнил свою часть работы и посеял семя идеи. Все, что я мог сделать, это ждать, чтобы увидеть, будет ли оно расти.***
В течение нескольких дней о крыльях больше ничего не говорилось. Поначалу я не беспокоился, полагая, что Бикбрейкер просто не торопится. Но через неделю я забеспокоился. Всякий раз, когда я проходил мимо нее на работе, она не давала ни малейшего намека на то, о чем думала. Меня так и подмывало спросить, что она думает о моей идее, но я промолчал, решив, что было бы непродуктивно показывать свое беспокойство. Мое ожидание окупилось, когда через две недели она пришла ко мне в офис и постучала в дверь. — Можно мне войти? — когда я кивнул, она придвинула стул и села. — Я подумала о том, что ты сказал, — сказала она мне. — И хотя мне не нравится идея провести несколько лет в лаборатории, я думаю, что ты на что-то наткнулся. Я сделал вид, что удивлен. — А? — Последние несколько дней я просматривала свои данные и литературу о крыльях, пытаясь понять, насколько они осуществимы... Я думаю, что это вполне осуществимо. Мне потребовалась большая часть моей силы воли, чтобы не вскочить и не закричать. — Так вот, это было в мое личное время. Если мы собираемся идти дальше, нам нужно организовать встречу с высшим руководством и получить одобрение и финансирование. Думаешь сможешь написать предложение? Я вытащил одно из них из ящика стола. — Уже сделано. Бикбрейкер удивилась. — Неужели? — На этой неделе дела шли немного медленно, так что я решил, что могу написать один из них на случай, если что-то произойдет подобное. — объяснил я. Бикбрейкер взяла предложение, прочитала, и просмотрев его, кивнула. — Я бы изменила несколько вещей, но все на довольно хорошем уровне... У меня что-нибудь запланировано на сегодня? Я проверил. — Нет. — Посмотри, сможешь ли ты запланировать встречу с генеральным директором. Нужно сдвинуться с мертвой точки. Набросав несколько предложений по этому предложению, Бикбрейкер оставила меня работать, и я пошел, как сумасшедший, быстро отправить заметки генеральному директору, добавляя предлагаемые изменения к предложению. Похоже, в тот день судьба была на моей стороне, потому что я назначил встречу на более поздний вечер. Войдя, Бикбрейкер появилась в своей лучшей медицинской одежде, приняла пересмотренное предложение и направилась к нашим корпоративным начальникам наверх. Может, я нервничаю? Я бы солгал, если бы сказал, что это не так, но я очень сомневался, что Medicomp откажется от возможности сделать еще больше битов, и особенно если эта возможность исходит от их самого известного ученого. И все же я не мог избавиться от грызущего чувства, что что-то не так. Возможно, это была моя совесть, напомнившая мне, что я переступил очень тонкую грань. Одно дело – предложить, и совсем другое – спокойно направить всю компанию к тому, чего я хочу. И как отреагирует Бикбрейкер, если узнает, что я влияю на нее только для того, чтобы мои мечты стали реальностью? У меня не было времени закончить эту мысль, потому что Бикбрейкер вернулась в мой кабинет, проведя наверху всего час и выглядя очень довольной собой. — Поздравляю, Сильверспик, — сказала она. — Благодаря тебе, мы теперь официально имеем право начать исследования крыльев. Я усмехнулся.***
С компанией, поддерживающей ее, Бикбрейкер было легко перейти от работы с ногами к работе с крыльями. Над первоначальным проектом еще предстояло поработать, но Бикбрейкер передала его своим помощникам, и к концу недели официально началась работа по созданию новых крыльев. Как и прежде, жизнь вошла в совершенно предсказуемую колею: Бикбрейкер почти полностью ушла в мир лаборатории, а я снова погрузился в душераздирающую жизнь написания отчетов и резюме для ген директоров. В одной из моих первых заметок начальству Бикбрейкер сказала, что из-за более тонкой природы крыльев над ногами она понятия не имела, сколько времени займет исследование и разработка, подчеркнув, что прежде чем получить результаты, может понадобиться где-то от нескольких лет до десятилетий. Она не шутила; в течение пяти месяцев она трудилась в своей лаборатории, работая день и ночь, оставляя только сон и выполнение следующего раунда операции по замене ноги, когда следующая партия была готова. Весь ее бодрствующий мир был ограничен лабораторией; она даже делала там перерывы на еду и туалет. Поскольку я почти не выходил из своего кабинета, то в те месяцы почти не видел Бикбрейкер. В те редкие моменты, когда я это делал, на ее лице всегда было написано волнение; даже в те дни, когда все шло не так, как планировалось, она не собиралась позволить нескольким неудачам остановить ее, чего бы это ей ни стоило. Я был рад видеть, что она работает с такой энергией, но мне было интересно, как это повлияет на ее здоровье. Коин Каунтер и другие начальники не помогли: в отличие от ног, в которых они в основном оставались наверху и позволяли Бикбрейкер делать свою работу, они начали спускаться в лабораторию, чтобы проверить, как идут дела. Они были достаточно умны, чтобы не делать неосведомленных предложений, но они жаждали результатов и хотели еще более успешного повторения ног, которые продолжали продаваться с феноменальной скоростью. Когда мы приблизились к отметке в один год со дня начала проекта, я заметил, что настроение Бикбрейкер улучшилось. У нее был вид пони, который видит конец долгого путешествия впереди, и ежедневные отчеты показывали, почему: были заметные улучшения в мышцах, нервах и особенно в том, чтобы правильно отрастить перья. Нам наконец-то дали график для первого прототипа. Хотя у Бикбрейкер не было подтвержденной даты, она могла сказать, что это произойдет где-то в течение следующих двух месяцев. Эта дата наступила раньше, чем я думал. Когда один длинный день подошел к концу, я уже собирался идти домой, как вошла Бикбрейкер, чувствуя головокружение и озираясь по сторонам. — Кто-нибудь еще здесь есть? — спросила она. — Нет, — сказал я. — Почему? — Отлично. Следуй за мной. Я не знал, что происходит, но у меня было ощущение, что в лаборатории меня ждет что-то большое. Поэтому я с готовностью последовал за Бикбрейкер внутрь. И как оказалось, я был прав. На столе передо мной лежал большой сосуд с голубым гелем, а внутри – пара крыльев. — Первый прототип, — гордо сказала Бикбрейкер. Я подошел, охваченный благоговейным страхом. Всего год назад мечта о крыльях была всего лишь мечтой, фантазией пони, который хотел быть больше, чем он есть. И вот теперь они здесь. Я провел копытом по контейнеру, с тоской глядя на крылья находившиеся внутри. Очень похожие на ноги, которые были до них, они выглядели идеально. — Так что же нам остается делать? — спросил я. — Накачать настоящие мускулы? Бикбрейкер ухмыльнулась. — О нет. Все в порядке. Нервы, сухожилия, мышцы, кровеносные сосуды – все здесь. Все, что нам нужно, это пони, который потерял свои крылья, и мы можем перейти к этапу тестирования. Я чуть было не вызвался добровольно на эту процедуру прямо здесь и сейчас, но сумел остановить себя, даже когда открыл рот, чтобы заговорить. Мне посчастливилось заставить Бикбрейкер работать на крыльях, и предлагать себя в качестве испытуемого было бы слишком недалеко. Кроме того, это были прототипы; несмотря на их кажущееся совершенство, могли быть недостатки или ошибки, которые необходимо было сгладить. Я не хотел подниматься в небо, только чтобы они потерпели неудачу в полете. Прикусив язык, я продолжал молчать. Мне снова придется ждать своего часа.***
Как и следовало ожидать, руководство Medicomp было в восторге, когда Бикбрейкер показала им прототип. Месяцы ожидания, вложений и немалого терпения, наконец, дали свои результаты, и среди персонала разнесся призыв к любому пегасу, потерявшему крылья. У одного из коллег-ученых Бикбрейкер была соседка, которая была вынуждена подвергнуться ампутации после столкновения с деревом и ее крылья покалечились. Она пришла через несколько дней, очень желая испытать их. Я не мог винить ее за это; в то время как я завидовал пегасам и единорогам за их способности, потеря их даров могла быть разрушительной. Потерять рог или крылья было в некотором смысле хуже смерти. Рога единорога могли отрасти снова, но это был процесс, который мог занять годы, иногда десятилетия. У пегасов все еще хуже, так как их крылья не могут отрасти обратно. В то время как они могли получить магические замены, в лучшем случае они были временными, а металлические протезы грубы и громоздки. Шанс обзавестись новыми крыльями был тем, от чего не мог отказаться ни один искалеченный пегас. Когда пациент был выбран, настало время приступить к самому важному хирургическому вмешательству. Когда хирургическая палата была заполнена и пациент уснул, Бикбрейкер приступила к работе. Но в отличие от ног, это было намного сложнее из-за более сложной и запутанной сети нервов, тканей и сухожилий, которые нужно было поставить на место. Мало того, что она должна была вырвать атрофированные мышцы крыла пациента, так затем она должна была вставить новые и убедиться, что они правильно выровнены и прикреплены к окружающим мышцам и костям, чтобы не быть вырванными в середине полета. Прикрепление ног было довольно простым, и с практикой Бикбрейкер сократила процедуру до двух часов. Но с крыльями это заняло пять. И для тех из нас, кто присутствовал в зале, это было нервным потрясением, зная, что одна ошибка или скользящий скальпель могут все испортить. Я могу только представить, каково было Бикбрейкер, которая все это время работала без перерыва, полагаясь на своих помощников во всем, включая вытирание пота с глаз. Но не успел я опомниться, как прошло уже пять часов, а Бикбрейкер заканчивала последний стежок и рухнула в кресло, когда больного увезли. Она сделала свое дело, и все, что мы могли сделать, это подождать и посмотреть, примет ли крылья тело пациента. Проведя неделю в медикаментозной коме, чтобы дать своему телу выздороветь, пациентка наконец проснулась. Бикбрейкер и начальство боялись худшего, но вселенная в тот день была в хорошем настроении. Когда пациентка проснулась и попробовала свои крылья, они двигались идеально. Любой посетитель Медикомпа в тот день услышал бы о празднествах, проходивших по всей башне. Как и следовало ожидать, пациентке не терпелось отправиться в путь и прыгнуть обратно в небо после стольких лет заземления. Хотя ее предупреждали, что полное восстановление может занять много времени, она не тратила времени на физиотерапию и проводила дни в тренажерном зале башни, делая все возможное, чтобы новые мышцы работали в полную силу. Я был там, чтобы наблюдать, желая увидеть, как быстро она будет прогрессировать, и увидеть результаты моей тяжелой работы. Она, конечно, понятия не имела, но именно из-за меня пациентка зашла так далеко. Я собирался следить за каждым ее шагом, зная, что, если пройдет время, на этом пути окажусь именно я. Я был там, чтобы видеть каждый дюйм прогресса, каждую дополнительную секунду эфирного времени. Я никогда не пропускал занятия. Из-за этого я был там в тот день, когда все развалилось. Никто из нас этого не предвидел. Пациентка, делая большие успехи, перешла от бега трусцой по дорожке к постоянному плаванию в течение нескольких минут за один раз, и все это в течение двух месяцев. Ей все еще предстоял долгий путь, но с той скоростью, с которой она шла, казалось возможным все. Но в тот день она была слишком нетерпелива и слишком самоуверенна, желая броситься вперед, отбросив пределы безопасности. Сделав несколько кругов на медленной скорости, она сделала небольшой перерыв, бегая по залу. Со своего места на смотровой площадке я наблюдал, как она идет дальше, а затем побежала, двигаясь все быстрее и быстрее. С такой высоты я мог видеть озорную усмешку на ее лице, когда она прыгала и расправляла крылья, ударяя ими так быстро, как только могла. За несколько секунд она стала двигаться быстрее, чем когда-либо прежде. На несколько мгновений она почувствовала себя такой же свободной, как и много лет назад, готовой взлететь в небо. А потом случилось это. Ее улыбка исчезла. Ее крылья напряглись, а затем сомкнулись, заставив ее рухнуть на пол, где она схватилась за спину и завыла в агонии. Когда через несколько часов после операции пришли новости, это был худший из возможных исходов. Напряжение от того, что плечи были вынуждены идти на полную мощность так внезапно, разорвало имплантированные мышцы в клочья, оставив пациентку с голой спиной, ее драгоценные, разрушенные крылья снова удалили. Все были опустошены. Пациентка, терапевты, генеральный директор, но больше всего – Бикбрейкер. После всех успехов это была ее первая настоящая неудача, и то, что это случилось с пациенткой, сделало ее немного неуверенной. Но это только удвоило ее усилия сделать мышцы сильнее. Она вернулась в свою лабораторию и не выходила оттуда три дня, даже не спала и не ела. На четвертом она появилась, едва держась на ногах, и велела мне написать обновление для Коин Каунтера. Следующая партия мышц была накачана стероидами и гормонами роста, что делало их по меньшей мере на двадцать процентов сильнее, чем раньше, и с меньшей вероятностью сделать шанс разорвать их на части. Передав сообщение мне, она рухнула на пол и потеряла сознание. Мне пришлось отнести ее в квартиру, где она проспала почти двое суток. И пока она это делала, ее коллеги-ученые проверили мышцы и подтвердили, что они стали сильнее, чем раньше. Вскоре пациентке сделали вторую операцию, и когда она проснулась через неделю, то обнаружила, что ее новые крылья работают так же хорошо, как и предыдущие. Она снова вернулась к физиотерапии, но на этот раз без всякой дерзости. Она была медленнее и осторожнее, стремясь избежать повторения своего прошлого нетерпения. В течение шести долгих месяцев пациентка работала, чтобы восстановить свои силы. Она шла медленно, но ее прогресс был неоспорим. На отметке двух месяцев она совершала короткие рейсы. В третий месяц она могла парить почти пять минут вместо одной, а в четвертый месяц – десять минут вместо двух. Все это время мы с Бикбрейкер наблюдали за ее продвижением. Она боялась, что мышцы могут отказать в любой момент, и процесс придется начинать заново. Но для меня это было гораздо более личным: если мышцы откажут, то и моя мечта тоже. Все мои усилия, убеждения и усилия, направленные на то, чтобы все шло так, как я хотел, были бы напрасны. Наконец, почти через год после операции, настал день, когда наша пациентка должна была сделать свой последний тест и посмотреть, полностью ли выздоровела. Комната наблюдения была переполнена, и я едва мог выглянуть в окно, когда пациентка начала свои тесты, измеряя свою способность парить, скорость полета, маневренность и все другие атрибуты, которые пегасы используют в полете. В течение трех долгих часов я наблюдал, постоянно задерживая дыхание, надеясь вопреки всему, что все будет хорошо. В конце тестов пациентка закончила свой часовой круг по спортзалу и вытерлась полотенцем, не работая так усердно с тех пор, как с ней произошел несчастный случай. Ее терапевты, дав ей кружку воды, задали самый важный вопрос: как она себя чувствует? Пациентка надолго задумалась, а потом расплылась в улыбке, сказав, что несчастного случая с ней как будто и не было. В течение часа я писал новую речь для Коин Каунтера, чтобы объявить о следующем чуде Medicomp.***
В течение последних нескольких десятилетий Medicomp была ведущим медицинским новатором в Эквестрии, совершая огромный прорыв каждые десять лет или около того, но никогда раньше они не объявляли о двух в течение нескольких лет друг от друга. Компания и публика были в неописуемом восторге. Огненная буря возбуждения, сузившись вслед за ногами, теперь ревела в ответ, пылая, как ад. В течение недели заказы на крылья взлетели выше самых смелых мечтаний Medicomp, пока список ожидания не стал почти десятилетним. Они даже получили некоторые заказы от грифонов и других подобных видов. Я наблюдал за всем этим, находясь в прекрасной позе анонима, способного ходить так, чтобы никто не узнал, кто я такой, что не могло понравиться Бикбрейкер и генеральному директору. Никто не знал, что я был одним из тех, кто несет ответственность за это второе чудо, позволяя мне бродить по улицам и слушать разговоры в ресторанах, барах и магазинах. Почти все были за эти перемены, особенно после того, как увидели, как давно искалеченные родственники буквально вылетают из депрессии или летаргии, поглотившей их тело и душу. Мало того, одобрение для крыльев были высоки, но было ощущение, что изменения были в воздухе. Если Медикомп создал ноги и крылья, то что же дальше? Это было волнующее время для общества и для меня. Было чудесно наблюдать, как пегасы получают свои крылья обратно и улетают из Медикомпа, чтобы наслаждаться жизнью, которую у них отняли, никогда не переставая кричать от чистой радости, или кружиться и делать петли-де-петли, плывя в дикую синеву. Я улыбался каждый раз, когда это случалось, и с таким количеством пони, получивших крылья, и без сообщений о травмах или отказавших мышцах, поступающих в компанию, у меня были все основания быть довольным. Казалось, наконец-то пришло время задать Бикбрейкер главный вопрос.***
Наконец этот день настал. Я не мог бы и мечтать о более красивом дне, потому что для Мэйнхеттена это был неестественно прекрасный день, и мне казалось, что в воздухе витает что-то прекрасное. Я даже не нервничал, когда шел на работу. Годы работы и ожидания моего времени вот-вот должны были окупиться. Я был на вершине мира, и ничто не могло меня остановить. По крайней мере, я так думал. Первым признаком беды было появление большого количества полицейских у входа в здание Медкомп. — Простите, — обратился я к ближайшему офицеру, — что здесь происходит? — Вы здесь работаете? — Да. — я показал ему свой фирменный значок. — Прошлой ночью был взлом, группа единорогов пыталась проникнуть в лабораторию. Мы думаем, что они охотились за этими причудливыми новыми крыльями. Я не мог остановить панику, но быстро взял себя в копыта. — Они вошли внутрь?! — Нет. Охранные устройства засекли их, и они разбежались, как зайцы. С облегчением я вдруг вспомнил, что Бикбрейкер почти наверняка была там. — Кто-нибудь пострадал? — Нет. Обрадовавшись, что моя хозяйка в безопасности, я хотел зайти и спросить, знает ли она что-нибудь. — Можно мне войти? Офицер покачал головой. — Извините, но никого не пускают, пока мы не закончим наше расследование. — Вы хотя бы представляете, сколько времени это займет? — Мы должны закончить к концу дня, так что, надеюсь, вы сможете вернуться к работе завтра. Я предлагаю вам пойти и насладиться вашим выходным днем. — один из других офицеров подошел, и они ушли работать над какой-то новой частью своего расследования. Если бы я знал, что будет дальше, я был бы в плохом настроении, но я был рад, что крылья украдены не были, но потом мне стало интересно, о чем думали воры. Вломиться в библиотеку в одиночку – это одно, но вломиться в штаб-квартиру гигантской корпорации с гораздо более высокой охраной, да еще с несколькими пони? Это было практически мольбой о поимке. И даже если грабители ушли, это не имело никакого смысла. С чего бы им быть такими сумасшедшими? Возможно, с ужасом понял я, что кто-то разделял мою мечту стать аликорном.