***
В поездке было два пункта назначения, куда я боялся отправиться. Первым был Кантерлот, где я должен был представить крылья высшему классу Эквестрии и самим принцессам. Эта мысль напугала меня до смерти; не потому, что я боялся, что Селестия и Луна будут освистывать и швырять в меня помидорами, а потому, что я не знал, что они думают о крыльях. Если бы они колебались, любая ошибка с моей стороны могла бы иметь серьезные последствия. Мысль о том, что Селестия будет хмуриться из-за моей глупости, напугала меня до полусмерти. До Кантерлота оставалось еще несколько месяцев, но мое настроение все еще было подавленным, когда мы направились в другое место назначения, которого я боялся: Клаудсдейл. Я направлялся в их столицу, бьющееся сердце их расы. Что бы они подумали обо мне? Будут ли они видеть во мне мерзость? Кто-то по глупости пытается пробиться в их ряды? Вот что писала "Клаудсдейл Таймс", в письмах и редакционных статьях изображая меня дураком и неуважительным к гордому наследию пегасов. Я поделился своими опасениями со Коин Каунтером, но он заверил меня, что это необходимо, потому что нам нужно было доказать пегасам, что крылья Medicomp так же хороши, как и те, что дала им природа. Коин Каунтер был прав, но его слова никак не успокоили мои страхи. Когда настал день и наш поезд остановился под Клаудсдейлом, наша группа путешественников направилась в город. Были наложены различные заклинания, чтобы позволить пони, не являющимся пегасами, ходить по облакам в течение всего нашего пребывания, и нас отвели на знаменитый городской стадион. Обычно зарезервированный для спортивных мероприятий и различных соревнований, нам было предоставлено право использовать его для нашей презентации. Бикбрейкер была потрясена во время прогулки на стадион, пораженная тем, что может прогуливаться по пушистым облакам, не боясь провалиться сквозь них. Мне хотелось бы разделить ее радость, но я не мог игнорировать подозрительные взгляды, которые бросали на меня проходящие мимо пегасы. Было мало дружелюбных лиц, и многие взгляды были направлены в мою сторону, отчего казалось, что все были на взводе. Все, что потребовалось бы, чтобы все началось – это одна неудача, ошибка или неправильно произнесенное слово. Мои страхи были на мгновение забыты, когда мы добрались до стадиона. Я видел его на картинках и в фильмах, но ничто не могло сравниться с тем, чтобы стоять за его полированными мраморными стенами и смотреть на множество статуй, драгоценных камней и знамен, развевающихся на утреннем ветру. Он был таким большим, что я чувствовал себя крошечным, когда входил внутрь, еще больше, увидев, что все места заполнены до отказа. Там были тысячи пони, собравшихся вместе, чтобы посмотреть наше шоу, но когда я оглядел толпу, я обнаружил неустойчивую смесь любопытства, возбуждения и гнева. Коин Каунтер, почувствовав враждебность в воздухе, быстро начал свою презентацию, произнеся речь, в которой основное внимание уделялось тому, как крылья компании могут помочь тем, кто потерял свои собственные. Я был за кулисами во время всего этого, пытаясь собраться с духом, чтобы выйти. Бикбрейкер пришлось взять тряпку и вытереть с меня пот, постоянно заверяя, что со мной все будет в порядке. От кого-то другого заверения были бы пустыми, но, услышав их от Бикбрейкер, я получил толчок, в котором нуждался, чтобы выйти на сцену. Они дали мне силы начать свою рутину, когда тысячи пони наблюдали, как я выполняю трюки, вращения и петли. Но даже когда я летал, я мог сказать, что большая часть толпы не была рада видеть земного пони, пытающегося произвести на них впечатление. По мере того как выставка продолжалась, все становилось только хуже. Находиться под пристальным взглядом стольких недружелюбных пони было все равно, что лететь через ядовитый суп, и я мог справиться с этим только так долго. Когда презентация наконец, к счастью, подошла к концу, я попытался не сдаваться и улететь так быстро, как только мог. Я услышал крик за долю секунды до того, как что-то ударило меня в лицо, и мое зрение покраснело. Я на мгновение потерял контроль и запаниковал, подумав, что кто-то бросил нож мне в глаза. Но я все еще мог видеть, хотя это было болезненно. Жидкость попала мне на язык, и я почувствовала вкус помидора. Еще больше насмешек, и в меня полетело еще больше овощей. Большинство пострадало, и я изо всех сил старался удержаться на плаву. Хеклеры внизу смеялись, крича мне, чтобы я убирался из Клаудсдейла. Затем к ним присоединились другие, и крики быстро наполнили воздух, заглушая мольбы Коин Каунтера о спокойствии. Были ли крики направлены на меня или на хеклеров, я не мог сказать, но это было похоже на то, что весь стадион наконец отказался от фасада дружелюбного места и повернулся против меня. Инстинкт стресса взял верх, толкая меня в режим борьбы или бегства. Мышцы были готовы к борьбе не на жизнь, а на смерть, и мой желудок опустел, освобождая мое тело от траты драгоценной энергии на переваривание пищи. К сожалению, он предпочел, чтобы меня вырвало на хеклеров, которые были залиты водопадом рвоты. Не задерживаясь, чтобы услышать их возмущенные вопли, я взлетел, вылетел со стадиона и вернулся на твердую землю, оставив Клаудсдейл далеко позади.***
Излишне говорить, что инцидент с водопадом блевотины не прошел хорошо в прессе Клаудсдейла, как и мой внезапный отъезд. В то время как Коин Каунтер защищал меня как мог (говоря, что инцидент произошел из-за недружественного приема, который мы получили), в Клаудсдейле было слишком много гордых пони, которые не воспринимают оскорбления – даже случайные – легко. Когда мы набросились на специальный выпуск "Клаудсдейл Таймс", там было целых пять страниц, посвященных письмам редактора. Бикбрейкер и другие предупредили меня, чтобы я не читал их, но я все равно прочитал, желая узнать, почему я так многим не нравлюсь. Из всех писем большинство говорило, что крылья были хорошей идеей, но что я был жалким выбором, чтобы похвастаться крыльями. Зачем земному пони летать, спрашивали письма, когда Medicomp мог бы получить раненого пегаса и вместо этого дать ему или ей крылья? В ту ночь, когда поезд двигался по рельсам, я оставался в салоне вагона, глядя на ночное небо над головой, тщетно пытаясь обрести внутреннее спокойствие. Я был так поглощен своими мыслями, что не услышал, как Бикбрейкер вошла внутрь. — Эй, ты в порядке? Я не был, но кивнул, не желая вступать в дискуссию о том, что произошло. — Ты плохо выглядишь, — сказала Бикбрейкер. — Я просто устал, вот и все, — сказал я ей. — Вставать так рано так часто утомляет тебя, понимаешь? Ее не одурачить. — Я врач. Я узнаю болезнь, когда вижу ее, будь то болезнь тела или ума. — я ожидал лекции, но она ничего не сказала, вместо этого положив копыто мне на плечо. — Когда ты захочешь поговорить, я буду здесь, чтобы выслушать. Затем, похлопав меня по плечу, она ушла. Я знал, что Бикбрейкер хотела мне помочь, и я оценил ее предложение, но чувствовал, что она не сможет мне помочь. Я осуществил свою мечту... или, по крайней мере, ее измененную версию, и думал, что вся Эквестрия была бы поражена моим достижением. Но вместо этого Эквестрия разделилась, споря о том, был ли я хорошей вещью, дурным предзнаменованием или ошибкой, которая никогда не должна была подняться в небо. Все шло не так, как я надеялся, и мой сон превращался в кошмар, но я не мог понять, почему. Это были крылья? Мысль о том, что кто-то может получить крылья? Или, как я и опасался, проблема заключалась во мне? Я оставался в салоне автомобиля до глубокой ночи, глядя в ночное небо и задаваясь вопросом, что я делаю не так.***
После фиаско в Клаудсдейле Коин Каунтер решил, что лучше всего отправиться на знакомую территорию, и направил поезд на Ланку, сказав, что я заслужил небольшой перерыв после всего, что сделал. Я понял, что он пытается загладить то, что произошло, и был благодарен за эти усилия. По крайней мере, несколько дней дома с родителями, вдали от посторонних глаз, могли бы омолодить душу. С двигателями, работающими на полной скорости, мы быстро добрались до Седловой Ланки, прибыв на станцию как раз в тот момент, когда с затянутого облаками неба полил легкий дождь, заставивший всех взять зонт при высадке. Это был странный опыт, когда мои копыта касались каменной платформы; всего несколько лет назад мне не терпелось покинуть Ланку. Тогда я был никем, а теперь стал самым знаменитым... или печально известным... пони в Эквестрии. Странно, как многое может измениться за такое короткое время… Мангус шел впереди, пока остальные выходили из поезда. Его возвращение на Ланку было более радостным, чем мое собственное, потому что у него не было ничего, кроме приятных воспоминаний об этом месте, большинство из которых, без сомнения, касались меня. Когда Коин Каунтер отправил своих помощников, чтобы договориться о ночлеге в местных отелях, я сказал ему, что ему не нужно беспокоиться о жилье для себя, так как у меня уже есть где остановиться. И с этими словами я направился к дому своих родителей. Бикбрейкер трусцой побежала за мной; хотя мне хотелось побыть одному, я был не против, чтобы она пошла со мной. На самом деле, я приветствовал это. Ее присутствие помогло бы мне расслабиться. Однако мне было бы трудно обрести покой, потому что вскоре Мангус и двое его охранников последовали за мной. Хотя это был мой родной город, я знал, что Коин Каунтер не собирается рисковать моей безопасностью, и послал Мангуса, чтобы убедиться, что мне не причинят вреда. Он держался на расстоянии (без сомнения, понимая, что мои жалобы приведут к его увольнению), и я делал все возможное, чтобы игнорировать их троих. Рядом со мной Бикбрейкер насвистывала, когда мы шли между деревьями. — Так вот где ты вырос? Я кивнул, привыкнув к высоким деревьям и густой зелени. Но для Бикбрейкер, которая приехала с засушливых полей саванн, огромные леса и сине-зеленые горы были вещами из мифов и сказок. Мы направились по небольшой тропинке, пока не добрались до дома моего детства. Он не сильно изменился с тех пор, как я видел его в последний раз; лужайка все еще была в хорошем состоянии, и на стенах был новый слой краски, но он был таким же, каким был много лет назад. Мы вдвоем вышли на крыльцо, где Бикбрейкер ждала, когда я постучу в дверь. Через несколько мгновений ручка повернулась, и вышел мой отец. — Да, могу я... — он остановился. — Сильверспик?! Я улыбнулся. — Привет, пап. Папа был так потрясен, увидев меня, что ему потребовалось несколько минут, чтобы прийти в себя. Как только он это сделал, он получил улыбку, равную моей, и вернулся внутрь. — Милая! Иди посмотри, кто приземлился на нашем пороге! Моя мать выбежала и практически завизжала от радости, увидев меня, не теряя времени на выполнение освященной веками традиции матерей, пытающихся раздавить своих детей до смерти в любящих объятиях. — О, мой маленький жеребенок вернулся домой! — ослабив хватку, увидев, как я пытаюсь дышать, она спросила: — Не то чтобы я не рада тебя видеть, но что ты здесь делаешь? — Экскурсия Медикомп заняла небольшое боковое путешествие, — прохрипел я. — Хотел посмотреть, как у вас дела. — Правда? Мы читали об этом туре в газете, но там говорилось, что вы приедете в следующем месяце. Я был удивлен, что газета Ланки рассказала об этом туре. — Правда? Что еще было написано в газете? Моя мама посмотрела рядом со мной и одарила меня той приятной улыбкой, которую дарят все родители, когда пытаются сменить тему. — Бикбрейкер! Бикбрейкер подбежала к двери. — Здравствуйте, миссис Брассблум. Здравствуйте, мистер Голдплэйт, рада снова вас видеть! Мама заключила Бикбрейкер в те же объятия, что и меня, только чуть менее сокрушительные. Бикбрейкер была удивлена, но согласилась с этим, получив от этого значительно больше, чем я. Мне пришло в голову, что она не видела свою семью много лет, и, возможно, это был первый раз, когда ее обняли с тех пор, как она покинула их. Оглянувшись за спину Бикбрейкер, моя мать заметила Мангуса и его головорезов. Хотя она и мой папа были немного осведомлены о том, что Мангус сделал со мной в начальной школе, они все еще верили, что он не был плохим пони, просто тем, кого нужно немного поправить. Они, вероятно, надеялись, что прошедшие годы сделали именно это. — Ну, Мангус Блюхорн, — сказала мама. — Ты определенно вырос. Мангус изобразил свою самую очаровательную улыбку и откинул волосы назад. — Так и есть, — похвастался он. — И определенно к лучшему! Маму это не совсем убедило, и, судя по всему, никого. — Я понимаю... Что ж, Сильверспик, Бикбрейкер, я представляю, как вы устали. Почему бы вам не зайти и не выпить чего-нибудь? Мы вошли внутрь. Так же поступили Мангус и стражники, но я. — Нет, спасибо, вы двое, — сказал я. — С нами все будет в порядке. — Мы ваши охранники, — указал Мангус. — А ты можешь охранять лужайку, — сказал я. — Достаточно места, чтобы видеть поступающие оттуда угрозы. — закрыв дверь прежде, чем он успел ответить, я защелкнул замки и присоединился к родителям на кухне, где папа уже готовил угощения и готовил чай. Как только это было сделано, мы заняли свои места за столом; я огляделся, потягивая. — Место не изменилось с тех пор, как я был здесь в последний раз, — сказал я. — Мы подумываем о том, чтобы купить новые обои, — сказал папа. — Придать дому новую цветовую гамму. — Как насчет моей комнаты? — О, мы оставили все как есть, — сказала мама. — На всякий случай... ну знаешь... на случай если ты когда-нибудь вернешься домой. Судя по тому, как она это сказала, мама еще не совсем привыкла к тому, что ее маленький ребенок больше не живет дома. — Мои родители делают то же самое, — сказала Бикбрейкер. — Они говорят, что оставят мою хижину такой же, какой она была, когда придет время мне возвращаться домой. — она усмехнулась. — Я не думаю, что они верят, что их ребенок вырос. Мама усмехнулась. — О, я хорошо знаю это чувство. Бикбрейкер бросила на меня быстрый взгляд и подмигнула. Она пришла мне на помощь, поняв, как неловко все было. Я подмигнул в ответ, благодарная за спасение. — Ну, сынок, — сказал папа, допивая свою чашку. — Я так понимаю, у тебя появились крылья. Я знал, что этот момент рано или поздно наступит, но я не был уверен, как мои родители воспримут это. Хотя я время от времени писал им письма с тех пор, как началось фиаско с крылом, они никогда прямо не комментировали мои новые придатки и не упоминали обо всей шумихе, которая его окружала. Я мог терпеть, когда другие пони издевались надо мной, но единственное мнение, которое меня действительно волновало, даже выше принцесс, было мнение моих родителей. Больше всего на свете я надеялся, что они будут гордиться моими усилиями стать лучше. Я собирался выяснить, правда это или нет. — Да, есть, — сказал я, поднимая грудь. — Вы хотели бы их увидеть? Папа кивнул. Я отошел от стола, схватил свое пальто и сдернул его, расправив крылья так далеко, как только мог. В течение долгого времени мои родители не находили слов. Я изучал их лица, пытаясь понять, счастливы они или печальны, но не мог сказать, что именно. Моя мать встала из-за стола и подошла, вытянув копыто. — Можно? — я кивнул, и она погладила мое правое крыло, копытами пробираясь сквозь перья. — Они кажутся такими... настоящими. Как ты их сделал? — Тебе придется спросить об этом Бикбрейкер, — сказал я. — Это она их сделала, а не я. — Сделать их было трудно, — сказала Бикбрейкер, — но я не буду утомлять вас всеми подробностями. — она подошла к моим крыльям, указывая на шрамы там, где они были соединены с плотью. — Большое дело, так сказать, в том, что мы можем прикрепить крылья к любому пони, независимо от вида. На самом деле, вы двое тоже могли бы получить крылья, если бы захотели. Моя мама покраснела. — О, спасибо, дорогуша, но..... мы подождем, чтобы посмотреть, как они будут работать через год или около того. Тактично ли она сказала "нет" или сказала правду? Я не мог сказать. Папа подошел и тоже просунул свои копыта между моими перьями. Я согнул крылья так, чтобы он мог видеть все мышцы и сложные детали вблизи и лично. — А ты как думаешь? — спросил я. — Это потрясающе, — сказал он, впечатленный. — Никогда не думал, что доживу до того дня, когда Эквестрия получит что-нибудь подобное. — Никогда не думал, что увидишь, как твой сын тоже станет пегасом? Он усмехнулся. — Вряд ли.***
Воссоединение с моими родителями прошло так хорошо, как я мог надеяться, но оно было прервано, когда Мангус постучал в дверь. Когда папа открыл ее, он обнаружил, что мой раздраженный охранник держит записку, которую только что доставил Коин Каунтер через одного из пегасов в штате. Открыв его, я прочитал, что, несмотря на то, что он сказал ранее, Коин Каунтер хотел сделать краткую презентацию в тот вечер в Седловой Ланке, только что узнав, что в городе проходит съезд престижных единорогов со всей Эквестрии. И это были не просто обычные единороги, а представители высшего общества. Если бы мы могли произвести на них впечатление в отношении крыльев, тогда они пошли бы и рассказали всем, какие они великолепные. Это была возможность, которая выпадает раз в жизни, и ее нельзя было упустить. Я не был счастлив. Не прошло и часа, как я расслабился дома, а меня уже вызывали на очередное шоу. Бикбрейкер и мои родители сказали, что я должен сказать "нет". Я приехал в Ланку, чтобы расслабиться и восстановить силы, а не выступать перед толпами хеклеров. У меня было искушение согласиться с ними, но Коин Каунтер был прав: нам нужна была поддержка тех, чье влияние нельзя было недооценивать. Это была возможность, которую мы не могли упустить. Кроме того, если бы я мог произвести на них впечатление, то, возможно, это помогло бы другим пони принять меня, и все, что для этого требовалось – это час моего времени. Вернув записку Мангусу, я сказал ему, что буду там. Бикбрейкер и мои родители были удивлены, но я заверил их, что это будет легко. Кроме того, это было всего на час; что самое худшее могло случиться за шестьдесят минут? Когда Мангус направился обратно в город, я обогнал его в области исполнительских искусств. Обычно мы проводили презентацию в конференц-зале, но поскольку единственный тренажерный зал в Ланке уже был заполнен столами и стендами для проведения конференции, нам пришлось бы выступать на одной из его открытых сцен. Когда были установлены светильники и подиум, я только надеялся, что у нас не будет дождя; надвигались тучи, и казалось, что следующие несколько дней будут бурными. Когда шоу должно было вот-вот начаться, я задался вопросом, сколько же пони придет, учитывая, как все было собрано за один день. Но слухи распространяются быстро, и новость о том, что самый знаменитый сын Ланки вернулся домой, вывела почти всех на улицу. Когда все было сказано и сделано, я выглянул из-за занавеса и увидел перед сценой более тысячи единорогов (с моими родителями в первом ряду). Но не только их, но и пони, которые устанавливали микрофоны и аудиооборудование рядом со сценой. Я не только собирался выступать перед тысячью высококлассных единорогов, но и должен был устроить свое лучшее шоу, чтобы радио транслировало его во все уголки Эквестрии. Я мог бы это сделать, в этом я не сомневался, но проблема с прямой трансляцией заключалась в том, что если что-то пойдет не так, пересдач не будет. Может случиться все что угодно.***
Все начиналось хорошо. Я вышел на сцену, когда Коин Каунтер начал свой разговор (изменив диалог так, чтобы он обслуживал единорогов), отметив, как мои крылья позволили мне преодолеть так много барьеров, которые отделяли земных пони от величия. Представьте тогда, что произойдет, когда они станут доступны всем, включая единорогов. Пока я выполнял свои трюки и маневры, Коин Каунтер указал, что с крыльями единороги будут одновременно мастерами магии и неба. С лукавой улыбкой Коин Каунтер указал, что предварительные заказы на крылья были удобно доступны после шоу, что вызвало хороший смех у многих зрителей. К моей радости, все прошло гладко. По сравнению с Клаудсдейлом, здесь не было хулиганов или тех, кто хотел все испортить. Во время моей последней эстакады я постарался проскочить мимо своих родителей, которые были в восторге от того, что их сын делает невозможное. Когда я летел к сцене, я мельком увидел Мангуса, который казался особенно несчастным. Без сомнения, он думал, что это им должны были восхищаться на сцене, а не тем коротышкой, которого он постоянно ругал в школе. Хреново быть тобой, подумал я, приземляясь. Оглядываясь назад, я жалею, что не мог понять, в какую беду я вляпался. Но будучи так захвачен моментом, я понятия не имел, насколько плохо все пойдет. Сессия вопросов и ответов началась, как обычно, с вопроса Коин Каунтера о том, сколько будут стоить крылья, насколько они долговечны, и других часто повторяющихся вопросов. Но в то время как большинство из них принадлежали пони высокого класса, все изменилось, когда уроженцы Ланки спросили о моральных и этических аспектах самих крыльев. Коин Каунтер подчеркнул, что компания не пыталась изменить природу, а, скорее, позволить пони осуществить свои мечты о полете, независимо от того, к какому виду они принадлежали. По мере того как вопросы продолжали поступать, я понял, что мне следовало предупредить Коин Каунтера о том, что Седловая Ланка – одно из наиболее консервативных сообществ единорогов, гордящееся гордыми и богатыми традициями магического совершенства. Все, что отклонялось от этой традиции, избегалось, и, хотя в аудитории были некоторые, кому нравилась идея летать, большинство из них (особенно старшие, более влиятельные единороги) видели в этом угрозу своему образу жизни и чистоте расы единорогов. Когда презентация подошла к концу, Коин Каунтер сказал, что у нас есть время для последнего вопроса. Единорог в самом конце толпы послал в небо волшебную вспышку света. — Да, жеребец сзади. Единорог рысцой подбежал к сцене. Он был примерно моего возраста, чуть более мускулистый, и у него был напряженный, сосредоточенный взгляд пони с высоким интеллектом. Взяв микрофон, он сказал: — У меня есть вопрос к мистеру Сильверспику. В его голосе было что-то такое, что насторожило меня – самодовольство, рожденное самоуверенностью. Тем не менее, я взял микрофон у Коин Каунтера. — Да, продолжайте, — сказал я, стараясь, чтобы мой голос звучал нейтрально. — Ну, что я хотел бы знать, мистер Сильверспик, так это каково это – быть уродом? Коин Каунтер двинулся, чтобы забрать микрофон обратно, но я поднял копыто. — Я не совсем понимаю, что вы имеете в виду, — сказал я. — Ты ненормальный. Ты бросаешь вызов природе и всему, за что выступает Селестия. Ты счастливо хлопаешь крыльями по спине и игнорируешь последствия этого. — И каковы же эти последствия? — спросил я. — У тебя будет каждый ненормальный, который захочет последовать твоему примеру и бросить вызов природе, вот что! Ты знаешь, сколько пони смотрят на тебя снизу вверх? Они видят в тебе своего рода мятежника, который бросил вызов Селестии и пошел против всего, за что она выступает. — Вы слышали какие-нибудь другие интервью, которые я давал? — спросил я, заметив, что радисты повернули все микрофоны в мою сторону. — Разве ты не заметил, что я смотрю на нее как на образец для подражания? Пони засмеялся. — Ты можешь обмануть многих пони, приятель, но меня..... Злой холодок пробежал по мне. Так много раз в детстве хулиганы насмешливо называли меня своим приятелем, и в результате я испытывал прилив гнева всякий раз, когда слышал это слово, особенно когда какой-нибудь панк использовал его как оскорбление. — Я тебе не приятель, "приятель", — прорычал я. — Простите? — Я сказал, я тебе не приятель. — мне было трудно держать себя в копытах, и я видел, как Коин Каунтер начинает паниковать, без сомнения, опасаясь, что я наброшусь на него и создам пиар-кошмар. Но мне было все равно; Я хотел знать, почему так многим пони не нравилось то, что я делал, и этот единорог был воплощением каждого пони, который издевался надо мной до этого момента. — И, откровенно говоря, я бы не удивился, если бы вы оказались одним из тех захолустных фанатиков, которые ненавидят перемены: необразованный, слишком гордый, чтобы признать свои собственные ошибки, и с пеной у рта всякий раз, когда вы видите что-то, что вам не нравится. Не так ли, "приятель"? Никто не произнес ни слова. Мои родители выглядели так, словно вот-вот упадут в обморок. Единорог рассмеялся. — Я трудолюбивый единорог, как и моя семья, и их семья до них. И если ты такой умный, то должен знать, что большинству Эквестрии не нравится то, что ты делаешь. Меня это не удивляет, учитывая, что ты, вероятнее всего, живешь в уютном маленьком пузыре, где тебе говорят только то, что ты хочешь услышать, но среднестатистический пони видит в этих крыльях начало падения Эквестрии. — Не могли бы вы объяснить этот довольно большой пробел в логике? — Если ты начнешь с крыльев, то что помешает тебе перейти к рогам? Что может помешать пони превратиться в аликорнов? Если бы это произошло, то никто не был бы особенным или уникальным. Но даже без рогов все были бы пони-пегасами! Это был бы рой, нарушающий естественный порядок вещей! Я не хочу хвастаться или что-то в этом роде, но если какой-либо вид пони и должен стать доминирующим видом, то это должны быть единороги! У нас больше всего сил, чтобы что-то изменить, не так ли?! Толпа зааплодировала. — Но мы тоже скромные. Мы знаем свое место. Вы нет. И если эта ваша маленькая схема увенчается успехом, и каждый из вас разрушит естественный порядок, это будет анархия. Тебя бы запомнили как того, кто все это начал. Но этого не произойдет: мы собираемся остановить тебя. — И как ты это себе представляешь?! — потребовал я. — Ты собираешься взять своих маленьких дружков-единорогов и воткнуть мне нож в глаз где-нибудь в переулке?! — Нет, ничего такого грубого. Все, что нам нужно сделать, это убедить Эквестрию, что ты урод. Могущественный Сильверспик, тот, кто стремится разрушить образ жизни, которым все остальные наслаждались более тысячи лет. Но эй, брось это! Это все из-за тебя, верно? Иди вперед и игнорируй свою роль и свое место в жизни. В либеральном Мэйнхеттане ты можешь быть изгоем, но здесь, среди нас, трудолюбивых пони, ты – мерзость! Ты подонок! Ты... Это был мой переломный момент. Гнев отодвинул в сторону рациональные мысли, когда я бросил микрофон и прыгнул на жеребца, намереваясь взбрыкнуть его самодовольной физиономией, пока его кости не превратились в жидкую слизь. Но магическая сила схватила меня прежде, чем я успел ударить его, и затащила за занавески, где меня удерживали Мангус и Коин Каунтер . Бикбрейкер подбежала ко мне. — Сильверспик! Я не заметил ее, сражаясь с магией всем, что у меня было. Мне было все равно, что я не мог сбежать. Я просто хотел драться, биться и брыкаться. Бикбрейкер схватила меня за лицо. — Сильверспик, остановись! Все нормально! Ты... Я набросился и ударил ее ногой в лицо, сбив Бикбрейкер со сцены. Мне потребовалось мгновение, чтобы осознать, что я сделал. Вид Бикбрейкер, лежащей на полу, вывел меня из себя, и я обмяк, в ужасе от крови, которая текла у нее из носа. Чувствуя, что я больше не собираюсь драться, Коин Каунтер ослабил свою магическую хватку на мне; когда Мангус этого не сделал, Коин Каунтер ударил его, и я упал на пол, подбежал к Бикбрейкер. — Бикбрейкер! Она села, поднеся копыта к носу. — Бикбрейкер, прости меня! Я не хотел… О, Селестия, прости меня! Вытирая кровь, она уставилась на меня, едва веря в то, что только что произошло.***
Мы не задержались, чтобы увидеть последствия моего прыжка, бросившись со сцены до того, как все действительно вышло из-под контроля. Бикбрейкер отвезли в поезд, чтобы получить медицинскую помощь, в то время как Мангус и его охранники проводили нас. Мои родители быстро догнали меня, предложив дом в качестве укрытия. Мы воспользовались их предложением и ускользнули в приближающуюся ночь. Когда мы добрались до дома, Мангус и остальные наложили заклинания невидимой энергии, чтобы окружить окружающую местность, сделав невозможным для кого-либо подобраться близко, не вызвав магическую тревогу. Только когда на дверь были наброшены замки, Коин Каунтер наконец нарушил свое ошеломленное молчание. — Это была ошибка, — сказал Коин Каунтер. — Мне очень жаль, Сильверспик. Нам не следовало этого делать. — Рано или поздно мы должны были встретиться с одним из этих придурков, — сказал я ему. — Сейчас лучше, чем в Кантерлоте. Коин Каунтер покачал головой. — Мы можем сказать, что тебя спровоцировали, но чтобы вспыхнула драка… Я никогда не думал, что это случится. Мангус ухмыльнулся мне, выглядя очень довольным собой. — Сейчас это не имеет значения, — сказала мама, принося мне кружку чая. — Что сделано, то сделано, и нет смысла перебирать то, что могло бы быть. — она на мгновение задумалась. — Если вы умны, то будете держаться подальше от посторонних глаз в течение следующих нескольких дней и дадите этому всему время остыть. По выражению лица Коин Каунтера я понял, что он не был убежден. Как только большое событие попадает в новостную ленту, единственное, что можно сделать, это подождать, пока появится еще одна большая история, и заставить всех забыть о вас. Мы также не могли взлететь, из-за чего могло показаться, что мы убегаем. На данный момент мы застряли. — Хорошо, — сказал Коин Каунтер. — Я займусь работой с нашими пиарщиками. Сильверспик, я думаю, будет лучше, если ты останешься здесь, пока мы не решим, что делать. — С радостью… то есть, если мои родители не против. — Я не позволю своему малышу отправиться туда после сегодняшнего вечера, — сказала мама. — Не тогда, когда толпа может разорвать его на части. — папа кивнул в знак согласия, не желая рисковать тем, что над его сыном будут насмехаться или еще хуже. Облегченно вздохнув, Коин Каунтер направился к двери. — Мангус, ты и остальные внимательно следите за этим домом. Не впускай никого, кто не является членом семьи или частью нашей группы, понял? Мангус кивнул. — Конечно. — он посмотрел в мою сторону с широкой ухмылкой. — Никто не придет и не уйдет без моего ведома. — Хорошо, — сказал Коин Каунтер. — Надеюсь, мы сможем пресечь эту штуку в зародыше, прежде чем она выйдет из-под контроля. Я быстро встал и направился к двери, в то время как Коин Каунтер направился к двери на выход. — Сэр? — Да? — Не могли бы вы… не могли бы вы сообщить Бикбрейкер, что я хочу поговорить с ней, как только ей станет лучше? Он кивнул. — Я так и сделаю. Обещаю. — затем, открыв дверь, он выскользнул в ночь.***
Никому не хотелось разговаривать или пытаться поднять настроение. Даже ни одно из папиных пятизвездочных блюд не подняло нам настроение. Наконец сдавшись, мы разошлись по своим комнатам и погрузились в собственные мысли. Мангус и его охранники заняли гостевую комнату, а я направился наверх, в свою старую комнату. Войти в нее было все равно, что пройти через машину времени; хотя большая часть моих вещей была сдана на хранение, моя комната выглядела почти так же, как когда я ее покинул. Ярко-голубые стены были нетронуты, если не считать тонкого слоя пыли, пыли, которая покрывала несколько предметов детских воспоминаний, все еще стоявших на полках. Было заманчиво порыться в своих старых вещах, но я решил приберечь это на другой раз, стряхивая пыль с одеяла кровати. Это было сюрреалистично – снова лежать в своей старой кровати; Я почти снова почувствовал себя ребенком, которому не нужно беспокоиться об оплате счетов и справляться с неизбежными жизненными разочарованиями. Все, что у меня тогда было – это мои мечты, и казалось, ничто не могло помешать мне их осуществить. О, как изменились времена. Как и много раз до этого, я смотрел в потолок, пока длилась ночь, не в силах заснуть, события дня возвращались ко мне снова и снова. Хуже всего было то, что они видели Бикбрейкер, лежащей на полу с разбитым носом. Это воспоминание задело меня гораздо сильнее, чем все, что сказал мне этот хеклер. Когда наступила и прошла полночь, я встал с постели и как можно тише спустился вниз, надеясь, что старое мамино средство из теплого молока поможет мне уснуть. Добравшись до кухни, я налил себе стакан, подогрел его и начал пить. Я был на полпути, когда кто-то вошел в кухню. — Ночной налет на холодильник? Не будучи в настроении разговаривать с Мангусом, я выпил быстрее. — Знаешь, я никогда не думал, что доживу до того дня, когда ты напал на кого-то, особенно на невинного пони, который всего лишь хотел задать тебе вопрос. — Отвали Мангус, — сказал я. — Меня не интересует то, что ты хочешь сказать. — О, я думаю, ты будешь после меня... Я чуть не грохнула стаканом о стойку. — Могу я напомнить тебе, что ты гость в доме моих родителей? Ты беспокоишь любого из нас, и мы можем вышвырнуть тебя вон. Мангус встал между мной и дверным проемом. — Какой характер! Что я сделал, чтобы заслужить такое обращение? Я направился к выходу, намереваясь оттолкнуть Мангуса в сторону, но он оттолкнул меня первым. — Мне было интересно, Сильверспик: что заставило тебя стать таким жестоким? То же самое стремление получить эти крылья? — Это не твое дело. — О, но это так. Я снова попытался протиснуться мимо Мангуса, но вместо того, чтобы оттолкнуться, он схватил меня своей магией. Я уже собирался закричать, когда рог Мангуса снова вспыхнул, и мой рот внезапно захлопнулся. Самодовольная улыбка Мангуса сменилась сердитым рычанием. — Почему ты? — прорычал он. — Почему слабый земной пони стал таким знаменитым? Я забился, пытаясь заставить себя открыть рот, который, казалось, был заклеен цементом. Чем больше я старался, тем больше потел, но не от напряжения. Мангус держал меня в своей власти; он мог бы срезать мою кожу кухонным ножом, и я бы ничего не смог с этим поделать. — Это несправедливо, — прорычал Мангус, - я должен быть на твоем месте: Мангус Блюхорн, один из самых талантливых единорогов своего поколения, который заканчивает тем, что работает охранником. И ты, ни на что не годный земной пони, получишь всю славу. — он притянул меня ближе. — Почему?! Почему ты получаешь все, а я ничего?! — он придвинулся ближе. — Но я не должен жаловаться, — прошептал он, — не совсем... не после того, что мне сказал библиотекарь из Мэйнхэттена. Я замер. — Это действительно интересно. Вот я и думал, что застряну в библиотеке до конца своей карьеры. И однажды, ни с того ни с сего, главный библиотекарь говорит мне, что Medicomp ищет новую команду безопасности. Думаю, она была впечатлена моим выступлением, так как замолвила за меня словечко. А потом – бум! Нас с мальчиками нанимают охранять Медикомп. — он улыбнулся. — Но ты хочешь узнать что-то действительно интересное? Прежде чем я ушел, она сказала мне, что пони, который отправился за Запрещенной секцией, был в Медикомпе и, возможно, мог бы отправиться за крыльями. Почему... как будто она точно знала, кто это был. Я не мог остановить, как краска отлила от моего лица. — Поэтому мне сказали присматривать за этим пони. Посмотрите, как они действовали, и убедитесь, что они не стали опасными. И если бы это случилось… я бы принял соответствующие меры. Он подошел ближе. — Все это время я просто ждал повода, чтобы действовать. Вообще никаких. И не заблуждайся, Сильверфрик, если ты докажешь, что представляешь опасность для всех вокруг тебя, я уничтожу тебя. В конце концов, сегодня ты доказал, что с радостью нападаешь на тех, кому ты не нравишься. Он бросил меня на пол и вышел из кухни. — Приятного вечера. Я лежал несколько минут, мое сердце бешено колотилось. Библиотекарь порекомендовал группе головорезов Мангуса охранять здание Медицинского центра. Она знала, что я там работаю. Она, вероятно, решила, что я был тем, кто пытался украсть эти крылья. И если она знала, что я вломился в библиотеку, то, должно быть, велела Мангусу присматривать за мной... Мангус знал, что я вломился в библиотеку. Паника охватила меня, пока мне не показалось, что мое сердце вот-вот остановится. Я больше не мог контролировать свое неистовое дыхание или пот, падающий на кафельный пол. Он знает! подумал я. О Селестия, Мангус знает! Он знает, что я сделал!