~~~
Генри привык справляться с напряжёнными и стрессовыми ситуациями, это для него было просто-напросто частью жизни в давным-давно испорченной руками Джоуи Дрю студии. Тем не менее, проснуться и узнать, что те почти что галлюцинации, которые он увидел перед обмороком, были реальностью, а не сонными видениями, оказалось как-то неприятно, даже с таким обширным опытом. Поначалу это была подлинная борьба: попытки смириться с наличием в комнате второй версии себя самого, стоящей перед ним всего в нескольких футах, а он ведь привык к странностям, так что это новый рекорд. Но, по правде, самая сложная часть всего этого заключалась в присутствии Джоуи Дрю. Генри не дурак. Он быстро сложил кусочки головоломки и понял, что это место, где он с его товарищами был теперь — уже не известная им студия, что было потрясением само по себе. И даже зная это, зная, что люди, которых он увидел были ему не более, чем незнакомцы, Генри сомневался что его выдержка когда-либо подвергалась подобной тщательной проверке. Ярость бурлила в каждой клетке его тела, шла зубодробительная война лишь за то, чтобы подавить пугающую жажду мести, жажду крови. И даже сейчас он не мог остановить изливавшийся наружу гнев, или задержать осуждающие речи. И когда выяснилось, что именно этот человек виновен в том, что Сэмми попал в такое сложное положение, казалось, осуждения были тут совсем не без основания. Безответственное использование опасной, подозрительной магии задело что-то чувствительное и нежное в душе Генри, слишком уж знакомое, выявляя самое худшее в его враждебности. Но он должен же был дать им понять? Что же тогда иначе могло произойти в будущем? Но нельзя сказать, что Генри удивлён тем, как закончился разговор. Никто из присутствующих, по-видимому, ему не верил, даже его собственный двойник. На самый крайний случай, он полагал, человек, похожий на Джоуи Дрю, оказался предположительно в таком ужасе, которого у своего он никогда не замечал. Лучше бы так… лучше бы его слова в совокупности со случившимся как минимум отбили у того желание когда-либо снова брать в руки хоть один из тёмных томов. Однако теперь стало тихо — все покинули комнату, в большинстве своём последовав за своим «начальником». Единственным, кто остался, была женщина с короткими коричневыми волосами, она сосредоточила на Генри свой твёрдый взгляд. У него уже сложилось чёткое предчувствие о том, кто она, должно быть, такая, но вид этого выражения на её лице: узкие от раздражения глаза, неодобрительно искривлённые губы — его он действительно узнал, и Генри пришлось насилу убеждать себя, что у этой женщины не было рогов и нимба, которых стоит бояться. Он на это надеялся… — Что ж, могло бы пройти и лучше… — выдохнула женщина, прижав палец к виску. «Может и могло,»— молча признал Генри. Обычно он был за здравомыслящего, за спокойного, за дипломатичного. Даже с теми, кого не слишком жаловал. Но вид Джоуи Дрю во плоти просто… высвободил из него всё худшее. И если быть откровенным с самим собой… он вряд ли сказал бы, что сожалел об этом на самом деле. Поэтому он просто продолжал молчать, решив взамен перекинуть ноги через край кровати. Взгляд его упал на наручник, сидевший на запястье. Хм, сомнительно, что кто-то пожелает отпустить его после случившегося. Он из-за этого не сильно расстраивался, полагая, что ему уже и не впервой быть как бы «заключённым». Да чёрт, вся проклятая студия, в которой они находились, являлась ничем иным, как большой чернильной клеткой. Разве какой-то жалкий, маленький наручник с этим сравнится? И тогда он немного удивился, когда услышал шелест юбки, и обернулся, заметив, что женщина подошла к нему ближе. Она всё ещё недовольна, но, казалось, выражение её лица сгладилось до чего-то более мягкого. Потом, с большей дружелюбностью в голосе, она сказала: — Смотри, я… понимаю, что это всё сложно. И… не думаю, что ты лгал нам. Похоже, ты и правда в это веришь. И… мне очень жаль, что тебе выпало испытывать такие чувства. Но что бы ни было там, тут всё по-другому. Никто тут тебе ничего плохого не сделал, а Джоуи — и подавно. Генри понимал, что её слова разумны. И, с исключительно объективной точки зрения, она права. Никто тут не в ответе за то, что случилось с его студией. Однако его нынешних чувств это не остудило. Взглянув на неё, он сказал: — Ты же… Сьюзи Кэмпбелл? Она удивлённо моргнула. Потом: — Да. Там, откуда ты, мы тоже друг друга знали? Он немного нахмурился, понимая, что следующие слова стоит выбирать осторожно. Через мгновение, он решил, что некой полуправды будет достаточно. — Вроде того. Но… я не могу точно сказать, была ли это… настоящая ты, или нет. — Настоящая я? И что это… — Сьюзи вдруг остановилась, округлив глаза, будто она что-то поняла, и сразу же стряхнула с себя этот вид и насупилась. — О… я… поняла… Генри смотрел на неё ещё серьёзнее. Её реакция… такая, как у человека, сложившего определённые куски информации в голове и пришедшего к яркому и ужасающему выводу. Но подобное она могла сделать только в том случае, если… — Ты… знаешь, о чём я говорю? — спросил он её с некоторым подозрением. Сьюзи крепче поджала губы, осознанно схватив свой локоть, и отвернулась. Это подтвердило его мысли. — Знаешь, не так ли? — сказал он, упорно на неё смотря. — Откуда тебе знать что-то подобное? Она немного поморщилась, подёргивая рукав своего кардигана. Потом: — … Как бы да. Видишь ли, до того, как началась эта вся неразбериха, у нас… уже были проблемы. Вышла какая-то путаница, и некоторые из нас видели… сны про твой мир. Очень яркие. Я многого об этом не знаю, но того, что рассказала мне Алиса, было… достаточно, я полагаю. Сны… по некоторой причине это слово зацепило что-то у него внутри. Пытаться разобрать это что-то было, однако, разочаровывающе сложно, словно какое-то давно забытое и туманное воспоминание. Это как со всей возможной тщетностью искать иголку в стоге сена. Вместо этого Генри медленно кивнул, обдумывая, что она сказала. Значит, они уже имели представление о том, что было на другой стороне? Хм? Хотелось уточнить, что при таком раскладе вещи, которые он сказал, должны быть им понятны, но он решил, что не было большого смысла снова поднимать эту тему. — Понятно, — промычал он. — Вы… видели то, что происходило с нашей стороны? — неуверенно спросила Ал, смотря на женщину, — И сколько вы тогда знаете? — Как я и сказала — немного, — разъяснила ей Сьюзи, и Генри видел её честность. — Но я знаю, как минимум, достаточно, чтобы понять почему… так сложно приспособиться быть тут. В комнате наступило молчание, Генри обдумывал её слова: она не далека от истины, и, наверное, это объясняло некоторые их реакции. Он хотел поднять руку, провести ею по волосам — привычка, которая развилась у него в студии, когда он был в раздумьях — и лишь почувствовал, как руку резко остановил затянувшийся на запястье наручник. Он осторожно вздохнул, бросив взгляд на обидный предмет. Он привык к подобным ситуациям, но от этого они не становились хоть как-то менее досадными. Новый шорох, и он снова поднял голову, удивившись появившемуся рядом с ним присутствию. Сьюзи внимательно смотрела в ответ, потом вздохнула и протянула руку. — Давай я посмотрю. Секунду Генри находился в нерешительности — та глубоко укоренившаяся склонность к сомнениям всплыла снова, напоминая обо всём, что конкретно эта женщина сделала с ним раньше. Тогда он потряс головой, чтобы силой прогнать эти мысли. Нет. Этой здесь не было. Не сказав ни слова, он поднял руку, насколько это было возможно, и Сьюзи незамедлительно принялась работать… шпилькой для волос? Хех, находчиво. Он не смог сдержать вздох удовлетворения, когда кольцо разомкнулось и упало с руки, которую он тут же одёрнул к себе, потирая пальцами запястье. Тихо, но с не меньшей долей благодарности, чем он мог бы выразить в её сторону, он поблагодарил: — Спасибо. — Не за что. Вы же здесь не узники, знаешь ли, — сказала она, качая головой. Потом, угрожающе подняв палец, она добавила, — Только не заставляй меня жалеть об этом! Он уставился в её внезапно суровые глаза, и можно было заметить, что она по-своему серьёзна. Несколько не ожидая такого резкого изменения в её поведении, Генри рывком кивнул. — Э, д-да, Конечно. Сьюзи моментально смерила его взглядом, будто взвешивая искренность его слов. Потом, расслабив плечи и опустив палец, она наконец кивнула. — Ну хорошо. Ты обещал. — А… — он слышал, как заговорила Ал, взглянув на Тома и обратно. — Ещё кто-то видел эти сны? Сьюзи поджала губы, направив взгляд в пол с таким видом, будто её разрывали сомнения стоит ли отвечать или нет. Потом, вздохнув, она сказала: — У нашего, э… у нашего Бенди тоже такие были. Но я немногое знаю о том, через что прошёл он. Все немного напряглись, Том даже низко зарычал. Сьюзи немедленно подняла руки, вертя головой: — Он не опасен! Клянусь! Он помогает руководить студией, и только. Сэмми же должен был вам об этом рассказать, правда? Да, Сэмми говорил что-то подобное, и воображаемая картинка того, как высокое тощее отродье туши с бабочкой орет на кучку офисных рабочих, чтобы те завязывали со своей дурью, казалась ему настолько забавной в то время, что он не мог удержаться от смеха. Но после такого долгого времени проведенного в бегах от зверя, носившего имя мультяшки, Генри не удивляло, что поверить в подобное на самом деле… сложно. Но… тот мультяшка же был тут? Когда они переместились… он был в костюме с галстуком-бабочкой, и пусть внешне выглядел несколько иначе, это был неоспоримо тот мультяшка, которого давным-давно Генри помог создать. Такой, каким его задумывали… И он видел их мир во сне? Почему-то Генри показалось, что он… должен об этом что-то знать… — Он… говорил… — он слышал ответ Ал, сидевшей с неубеждённым видом. — Просто в это… сложно поверить. — Ну так поверьте, — Сьюзи ответила. Она показала обоими пальцами на пол, добавив. — Он буквально стоял в этой комнате несколько дней назад. И вы же все целы, не так ли? Ал с Томом на это с встревоженным видом выпучили глаза. Очевидно, Сьюзи не на такую реакцию рассчитывала. Она опустила обе руки и вздохнула: — Ну ладно. Полагаю, это займёт некоторое время. Просто… ни на кого снова, пожалуйста, не нападайте. Договорились? Мультяшки посмотрели друг на друга, и Генри решил высказаться за всех: — Мы не станем ни на кого нападать, если нам не дадут для этого повода. Так сойдёт? Сьюзи скрестила руки и скептически смерила его взглядом, поджав губы. Тогда Генри поднял руку. — Я обещаю. Он сказал настолько искренне, насколько возможно, и делал это честно. Каким бы грозным временами студия не заставляла его быть, он по-любому ненавидел насилие совершенное только ради насилия. Не считая одного исключения, но он честно постарается ничего не начинать с тем, кто по своей невезучести разделил лицо с человеком, которого действительно хотелось изувечить. Лишь бы сохранить хорошее расположение со стороны тех, кто ненароком спас их от судьбы хуже смерти. И, кажется, это подошло, так как женщина кивнула: — Ну хорошо, и это ты тоже мне обещал. Но я за вами всеми буду следить! Ясно? Генри покачал головой, взглянув в сторону товарищей и убедившись, что они тоже кивали. Даже Том — с меньшей охотой, но всё равно кивал. Их согласие её, видимо, обнадёжило, но вскоре взгляд Сьюзи стал перебегать на дверь, и более встревоженная морщинка образовалась между её бровями. — Мне… нужно пойти проверить кое-что. Я могу быть уверенной, что вы некоторое время будете вести себя прилично? — Не думаю, что я и Том сейчас в форме, чтобы делать хоть что-то, кроме как сидеть, — кисло заметила Ал. Было видно, что даже под чудесным действием туши она снова поникла, будто этот весь разговор истощил все её силы, которые к ней только начинали возвращаться. Его это не удивило. Эти двое настолько были близки к тому, чтобы растаять в туши, настолько их тела дестабилизировались, что это чудо, что они вообще выжили. Генри был этому только благодарен, но он всё же кинул в её сторону взгляд сочувствия, понимая, что им двоим сложно переносить любые слабости, несмотря на оправданность ситуации. Сьюзи пожала рукой, вторую поставив на бедро. — Что ж, вам станет лучше. Продолжайте пить из тех бутылочек — и очень скоро встанете на ноги. На этом женщина развернулась и ушла, предусмотрительно закрыв за собой дверь. Сам Генри после её ухода немного обмяк, чувствуя опустошение после всего этого. Зато теперь стало тихо… и тишина, как минимум, предоставляла некоторое время собраться и перебрать всё, что только что произошло. — Генри? Он повернулся туда, где сидели Ал и Том, видя, что они оба теперь смотрели на него. Завладев его вниманием, омультяшенная женщина помялась, необычно опустошённая в лице. — У тебя… всё хорошо? Я… никогда раньше не видела тебя таким рассерженным. Ах… точно. Этого они никогда бы не увидели…. Ему вдруг стало неловко, и Генри потёр затылок. — Эх, простите за это. Это просто… сложно. Нужно было лучше себя держать. — Нет, это нормально, — перебила Ал. — Я просто… беспокоилась. — У меня всё хорошо, — уверяюще сказал ей Генри, — Полагаю… нам просто нужно некоторое время. Как минимум… он хотел надеяться, что это всё, что им понадобится. Но почему-то… казалось, что это не будет легко. Никогда бы не было.***
Время шло. В комнате были старые часы. Но кто знает, насколько они точны? Он разговаривал с Ал. Она до сих пор была захвачена маленьким цветком, который держала в руках, восхищённо обсуждая то, что ещё может быть в этом странном, но потрясающем месте, где они оказались. Том стал возиться с предметами, которые нашёл в комнате, пытаясь скрутить их во что-то напоминающее, может быть, какое-то оружие, но с одними только ручками и отрезком пряжи многого не сделаешь. Мультяшки уже свободнее передвигались по помещению, эта «тушь» творила чудеса, но они пока что всё так же легко утомлялись, откуда следует, они пока не были стопроцентно здоровы. В какой-то момент он также осмотрел и Сэмми, который так до сих пор и не очнулся. Сам вид призрачных увечий, которые тот перенёс — хотя они в большинстве своём уже зажили — вызвал у Генри острое ощущение неудачи, болезненное напоминание, что он снова облажался. А это даже и близко не стояло к худшей части… Глубоко внутри он всё ещё размышлял, было ли умным поступком опустить то, что на самом деле случилось с музыкантом. Он поступил так не потому, что считал это неважным, но… как это объяснить, не объясняя всё остальное? Вещи, которые знали только он, Бенди и Джоуи? Он не мог этого сделать… И не хотел. Генри надеялся, что, когда тот наконец очнётся, он будет рядом и поможет смягчить любой возможный ущерб. Он и понятия не имел до какой степени те двое могли… смешаться. Не узнает, пока они не проснутся. Но если получится… ему бы хотелось попробовать помочь им сориентироваться, что бесспорно будет очень неприятно и страшно; помочь им прийти к чему-то… как минимум управляемому. Всё это, конечно же, было на оптимистическом конце спектра, но это лучше чем циклиться на возможности, что оба разума окажутся слишком раздробленными, чтобы их можно было спасти. Ему нужно было верить, что он сможет исправить хотя бы одну свою ошибку… Его взгляд медленно перебрался к горшку с цветами на прикроватном столике. Их лепестки настолько яркие, что на них немного больно смотреть. Красные, фиолетовые, синие, жёлтые, и даже искорка розового… Генри честно позабыл, какими красивыми были эти цвета… он так долго принимал их как должное. От этого ему стало интересно, что же ещё там, снаружи. Сколько ещё он позабыл о внешнем мире с его простыми богатствами, которым когда-то лишь давал мимолётные взгляды? И не такое уж долгое время после этого Генри стал… ёрзать. Он хотел встать и пройтись, выйти из этой маленькой уютной комнатки и, может быть, немного осмотреться. Предположительно, это другой, безопасный мир, и он не мог удержаться и не любопытствовать, что там снаружи, и это чувство с прошествием времени только росло. Насколько оно похоже на его студию? Насколько отличается? Здание такое же, каким он его помнит, или его также расширили? Есть ли тут новые вещи? Новые фотографии, новые песни, новые технологии? Ему так… Любопытно. Хех, он так давно не испытывал любопытство. Наверное, это не удивительно. Когда знаешь всё, что должно произойти, ощущение чуда обычно теряется. Но теперь оно зажглось снова, и Генри понял, что ему просто необходимо… побродить. Сама дверь не заперта, поэтому он мог запросто… встать и выйти. И даже на пару минут, просто выйти наружу было бы приятно. Просто поглядеть… — Эй, ребята, — сказал он, наконец поддавшись рвению и встав на ноги, — Я думаю, я пойду изучу немного окрестности. Посмотрю, что тут есть рядом. — Ты уверен? — спросила Ал, кинув беспокойный взгляд на дверь. — Ну ведь все говорят, что в этой студии безопасней некуда, — ответил Генри. — К тому же, будто бы мне раньше не приходилось разгуливать безоружным. — Верно, — признала Ал. — Хотелось бы нам пойти с тобой… Ал всегда добросовестно относилась к благополучию её напарников, но по блеску любознательности в глазах он мог сказать, что желание присоединиться происходило более чем просто от заботы о его безопасности. Генри приулыбнулся. — Уверен, ты уже скоро сама сможешь расхаживать кругом. Том буркнул. Он всем выказывал подчёркнутую незаинтересованность их новым местоположением, за исключением попыток сгородить себе оборонительные средства. И всё же, волк обратил на него многозначительный взгляд, перед тем, как вернуться к своей работе пытаться трижды обмотать пряжу и связать воедино свой маленький проект. — Я не собираюсь уходить далеко, — сказал им Генри. — Поэтому скоро вернусь. Как минимум… такой был у него план. Но как только он шагнул наружу, в коридор, который… был ему менее, чем знаком, он понял, что ориентироваться будет немного сложнее, чем он думал. В конце концов, это не было историей с проложенными для него рельсами, обозначающими путь, и набором необходимых к исполнению правил. «Что ж, плохо не будет, если только я не забреду слишком далеко, так?» сказал он себе, ступая наружу. И если не встретит кого-нибудь… из их новых «покровителей», полагал он. Ему хотелось бы избежать встреч после их последнего разговора. Ощущения от этого места уже далеко отличались от родной ему студии, даже в том же коридоре. Пол и стены не гниют, перво-наперво, место вполне ухоженное, чистое, без следов износа и увядания, развивавшихся годами без ухода и надзора. И вместо неприятного запаха туши, в воздухе был более резкий, но всё равно более приятный аромат чистящих средств. Должно быть, это место совсем недавно пережило чистку. На стенах также висели плакаты и фотографии, изображавшие вещи, которых он не помнил, не видел. Все плакаты — к эпизодам, которые не существовали в его мире - ясный след прогресса. Он даже увидел постер с Ангелом Алисой и комплиментами актрисе… Сьюзи Кэмпбелл. «Здесь ты живёшь в мире своей мечты, да?» подумал он, чувствуя, как нахлынула меланхолия. Сколько бы эта женщина не причиняла ему страданий, Генри никогда бы не стал осуждать известную ему Сьюзи Кэмпбелл и её действия, и не смог бы насовсем подавить жалость к ней. Он никого бы в студии не стал осуждать за случившееся, даже Бенди, потому… что ж, потому что они никогда не были в этом виноваты. В самом начале, как минимум, они все были не более чем жертвами ведущего видения маньяка. Ещё были застеклённые вырезки из газет и награды, обозначавшие успешное прошествие времени, которого Генри сам никогда не видел. Даты успешных премьер, примечательные моменты в истории, воздействовавшие на студию, награды, вручённые тем, кто помог вдохнуть жизнь в общее творение. Все ухоженные. Это место тихое, но тишина тут не такая, к какой он привык. В ней не хватало напряжения, беспокойства, рождённых от бегов в страхе. Она была… как-то теплее. Более мирная. Генри следовал от одной реликвии к другой, оглядывая рамки и плакаты, и маленькие уникальные сувениры, развешанные по стенам, любуясь цветом и живостью, от которых так долго был отгорожен. Пока не дошёл до одной. Фотография с юбилея, тридцатый год с основания шоу, довольно свежая. На ней многочисленные люди стояли, борясь за место в кадре перед студией, в которой работали. Многих он не знал, многие улыбались, махали и смеялись… и впереди всех были лица, которые он узнал. Прошло много лет, но увидев их сейчас, он стал вспоминать всё почти с идеальной точностью, каждое имя — к каждому лицу. Он увидел Нормана, стоявшего с краю, скрестив руки с расслабленным видом, с довольной улыбкой на лице, каких в то время, когда Генри ушёл, у него становилось всё меньше. Рядом с ним — Уолли со своей фирменной кепкой, которую он никогда, похоже, не снимал на работе, сколько бы Джоуи не делал ему за это выговоров. С другого края — Грант, выглядел он далеко не таким забитым и обветшалым, каким он его помнил; дальше были ещё люди, воспоминания о них более расплывчатые, но он всё же мог их назвать по именам: Джек Фейн, Шон Флинн, ещё незнакомые лица… Далее, среди них он заметил ещё несколько: сами мультяшки, широко, счастливо улыбавшиеся в окружении нескольких знакомых людей. Одна из них — Сьюзи. Женщина держала одну руку на плече Алисы, а другой обхватила вечно недовольного Сэмми Лоуренса, энергично улыбаясь на камеру. Борис стоял напротив, так быстро виляя хвостом, что он на фотографии смазался. Бенди — ровно посередине, руки на бёдрах, подбородок гордо задран вверх, а за ним… Он сам вместе с Джоуи Дрю. Здесь они старше, седее, но улыбались не хуже, чем молодые состоятельные люди. Они оба дружески закинули друг другу руки за спины, на плечи, выглядели довольными, счастливыми, по-настоящему счастливыми, без тихой обиды или неприязни друг к другу, абсолютно. Как… друзья. Генри тогда заметил, что он снял фотографию со стены и держал в руках, протирая большими пальцами рамку. Он уверен, что этот момент мог выглядеть совершенно обычным для людей здесь… но для него это был невозможный мир. Люди на этой фотографии… они не страдали. Счастливые, довольные, состоявшиеся… все их мечты теперь стали реальностью. И он не может перестать гадать… если бы всё случилось иначе, это могло быть его собственным домом? Неужели мог быть такой хороший исход? Могли ли мечты, которые они так лелеяли, действительно исполниться? И тогда взгляд Генри упал на Джоуи Дрю. На этой картинке он тепло улыбался, выглядел самым безобидным в мире человеком, окружённым плодами своего успеха. Но Генри показалось, что изображение пришло в движение, и он увидел Джоуи, которого знал он. Глаза открыты, не закрыты, вместо тёплой улыбки коварная усмешка, отражающая вечные замыслы в его голове, не учитывающие того, что они сделают с людьми вокруг. И Генри понял, что такой светлый и счастливый исход, который был здесь, у его двойника, был бы для него совершенно невозможен. Это понимание будто породило лавину воспоминаний, и в этот момент рябь прошлась по остальной картинке, и там, где были счастливые, улыбчивые лица, он увидел то, что произошло с каждым из них: светящийся проектор на месте головы Нормана, бесформенная клякса, где был Грант, сломанная маска поверх лица Сэмми, кривая, дефектная усмешка у Сьюзи, вычеркнутые крестами глаза Бориса, грубые формы, искажённые конечности, белая злобная улыбка… Генри резко отскочил назад, фотография выскользнула из рук и упала на пол. Уголок ударился о деревянное покрытие, и защищавшее фотографию стекло разбилось, разбросав по полу свои осколки. Дышать вдруг оказалось намного сложнее, ужас стянул ему горло, а он мог только смотреть на упавшую картину. Закрыв глаза, он постарался выровнять дыхание, напоминая себе, что он в более безопасном месте, и что то, что он сейчас увидел, он… просто себе представил. И всё же, ему теперь хотелось уйти отсюда подальше. Как можно дальше, потому что даже воспоминание о тех счастливых лицах горько его жалило, очень жестоко напоминая, что все, кого он знал, включая самого себя, никогда бы не получили такого счастливого конца, что бы уже ни происходило. И это… Это несправедливо. Он мельком взглянул на разбитую рамку, решая, стоит ли хоть осколки за собой подобрать… и снова заметил те же улыбчивые лица, и боль от этого, как от соли на открытую рану, оказалась слишком сильной, чтобы её терпеть. Он поспешно ушёл, и ни разу не оглянулся. Поэтому он и не заметил силуэт, появившийся в следующие же секунды после его ухода. Высокое, тёмное, и капает тушью, оно появилось, словно призрак, через щели в дереве. Оно склонилось над оставленной фотографией, смахнув в сторону осколки, чтобы лучше её разглядеть. Его улыбка привязана к лицу, неизменна… но сейчас в ней отсутствовала присущая ей злоба. На ней отсутствовали любые эмоции в то время, как оно смотрело на эту лежавшую картину, счастливый момент времени, застывший навсегда. Капли туши упали на изображение, запачкав его чёрным поверх счастливых лиц, но оно смотрело не на них. Его безглазый взгляд остановился на одном… на лице, похожем на него, стоявшем по центру сцены этого счастливого идеального мирка, на лице, которое должно было принадлежать ему, это ВСЁ должно было принадлежать ЕМУ! Его заострённые когти дёрнулись разок перед тем, как внезапно ударить по картине, зарываясь глубоко в стекло, дерево и бумагу; тушь полилась с его рук на изображение. В первый раз он разделял чувства с человеком, на которого когда-то охотился… это и правда несправедливо. Но это же не страшно? Всё могло ещё обернуться хорошо. В конце концов… … оно всегда находит способ заполучить желаемое. И будут прокляты Бог, Рай и Ад… Оно это получит.~~~
Но есть у них и значения горькие: тут и яд, и ненависть, и ярость Этих тёмных имён боимся мы все Темнейшему ж из зелёных имя есть - зависть.