~~~
Тук-тук-тук-тук. Кажется, Сэмми идёт уже вечность. Вокруг — длинный, тёмный, мрачный коридор, тени которого давят со всех сторон, единственный слышимый звук — его собственные шаги. Тук-тук-тук-тук. Холод, противоестественный холод пронизывал, кажется, до костей, и ничто не могло согреть, что бы он ни делал. Он не помнил, как попал сюда. Он не помнил… вообще ничего, на самом деле. Тук-тук-тук-тук. И всё же, по какой-то странной причине… казалось, что он шёл не один. Будто, куда бы он ни направлялся, какое-то предчувствие следовало за ним по пятам, но каждый раз, когда он оборачивался, в попытке найти нарушителя… там ничего не было. «Сколько я тут уже хожу?» «Нужно найти дорогу назад…» «Было бы это так просто.» «Ну, а что ещё делать?» «Поискать что ли, ну не знаю, дверь?» «Пф, будто выбор тут настолько огромен.» Сэмми почувствовал, как губа скривилась от раздражения, хотя и не понимал, почему. Его мысли в последнее время казались такими… хаотичными. Более, чем когда-либо в его жизни. Поёжившись, Сэмми продолжал идти, высматривая что-нибудь, что могло указать на выход из этих тёмных, мрачных проходов. Он разгуливал тут уже слишком долго. Без его присутствия всё уже, должно быть, пошло коту под хвост. «В банде, должно быть, разброд…» «Кто-то же должен вести мессу...» Он медленно выдохнул, ощущая себя куда более потерянным, чем можно было бы передать словами. Есть тут рядом кто-нибудь? Есть тут хоть кто-то? Сьюзи? Генри? Кто-нибудь? — Сэмми. Он подскочил от прозвучавшего собственного имени, и обернулся, увидев, что коридор позади него совершенно пропал. На его месте была большая гостиная комната, хорошо обставленная и ухоженная, огонь потрескивал в каменном очаге. В двух обитых креслах перед очагом сидели двое: женщина с мужчиной. Глаза женщины цвета голубого льда, длинные чёрные волосы причудливо уложены в высокой причёске, между тем как у мужчины они зачёсаны назад на более профессиональный манер, как у тех людей, что… более серьёзны и не одобряют пустую болтовню. Оба были равноценно хорошо одеты, равноценно хорошо причёсаны… и равноценно суровы в лице. И перед ними стоял мальчик, не старше двенадцати, голова склонена, и он настолько неподвижен, что его можно было бы спутать со статуей. Даже в тенях, отбрасываемых мерцающим пламенем, Сэмми различал протёртости в его одежде и разбитую губу, и, казалось, он сам чувствовал призрачную боль на её месте, будто она была у него самого. Он помнил это… Мальчик поднял голову только тогда, когда женщина к нему наклонилась. Посмотрев на мужчину, что сидел напротив, она спросила: — Сэмми, расскажи, почему мы здесь? Мальчик сдвинул брови, исподтишка направив на мужчину взгляд. Тот, в свою очередь, соблюдал отстранённое, серьёзное молчание. Потом мальчик медленно ответил: — Я подрался. В школе. Женщина сухо кивнула: — Подрался. Почему же? На это мальчик зарыл туфлю в ковёр, упрямо сморщив лицо. Так продолжалось, пока мужчина резко не прокашлялся, и через мгновение плечи мальчика опустились, приостановив его волнительные ёрзанья. — Они там… смеялись над тем, что я писал. — И… что же ты писал? — спросила женщина, сложив руки на коленях. Однако Сэмми хорошо было известно, что это был не первый раз. — … музыку. Взрослые обменялись взглядами, и тогда мужчина потянулся в карман своего пальто и вынул сложенный листок бумаги, выставив его на свет. Глаза мальчика быстро обратились на него, на долю слишком быстро, и мужчина в ответ сощурился. Вздохнув, он раскрыл бумагу, равнодушным взглядом основательно изучая содержимое, и потом снова посмотрел на мальчика перед собой. В конце концов, он наклонился вперёд — как раз когда жена откинулась назад в своём кресле. Со строгим лицом — каким он его и запомнил — он поднял кверху бумагу. — Полагаю, это может быть простительно в качестве времяпрепровождения. Но ты постоянно даёшь этому вмешиваться в твои занятия, и даже стычки из-за этого устраиваешь. Это не простительно. — Я выучиваю все уроки… — бунтарски заявил мальчик, не смотря мужчине в глаза. Лицо мужчины стало строже. — Да. Выучиваешь. Но если бы ты тратил столько же усилий на своё обучение, сколько тратишь на это, — он с крупицей неприязни вытянул бумагу, — ты мог бы достичь гораздо большего. Гарвард, Кембридж, любой престижный университет, о котором можно пожелать. Мы с твоей мамой хотим увидеть твой успех, Сэмми, а с такими темпами ты его не достигнешь. — Музыка… это хорошо. Как увлечение, — вставила женщина. Она пыталась ему помочь, всегда пыталась, но мальчику требовалось не совсем это. — Но не стоит в ней заводить свою карьеру. Мужчина вздохнул, что можно было принять за смех. Покровительственный смех. — Ещё как не стоит. Особенно если хочешь, чтобы любой образованный человек мог тебя воспринимать всерьёз. Нет ничего плохого в том, что ты не хочешь пойти по нашим стопам — существует множество других вариантов. Доктор, к примеру, или юрист. Но ты выбери, Сэмми. Ты Лоуренс. Не забывай, что это значит. Мальчик ничего не сказал. Тогда, стоя перед своим невозмутимым, скупым на слова и суровым отцом, Сэмми, как он помнил, не мог набраться смелости, чтобы сделать это. Так оно было некоторое время. Пока он окончательно не послал всё «нахер» и не поплыл по собственному течению, преследуя свою собственную страсть, невзирая на то, что говорили родители. Они его не останавливали. Но их связь это определённо подточило. Пока он не… Ну да хватит об этом уже думать. «Но это не так… У меня никогда… не было матери… и отец…» И тут всю комнату исказило и перекрутило, смазав, будто воду выплеснули на живописное полотно: комната, мебель и люди — всё пропало в небытии. И прежде, чем он успел растеряться, появилась новая сцена. Она… выглядела, как та же самая комната. Огонь исчез, занавески раскрыты, позволяя солнечному свету проливаться внутрь. Вместо двух кресел стоял один диван, и на нём сидел такой же, как прежде, мальчик, в то время, как тот же мужчина расхаживал перед ним взад и вперёд, мужчина, который выглядел… более изнурённым, усталым и явно в более худшем состоянии… Когда мужчина наконец остановился перед ребёнком, держа в руке листок бумаги так, будто там источник оспы, сердце Сэмми внезапно пронзил страх, источника которого он не понимал. — Кажется, я уже говорил тебе бросить это безобразие, — заговорил он, грубым от раздражения голосом, — И тем не менее, ты опять за своё — не смотря ни на что, тратишь на это время! Мальчик самую малость скукожился от силы в голосе мужчины, но всё же смог высказаться: — Но ведь просто немного музыки… — Просто немного музыки… — резко прервал его мужчина, шагнув ближе и возвысившись над ним. — Я помню, было сказано, чтобы никакой музыки не было вообще! Ты должен учиться, готовить себя к уважаемой карьере, такой, которая бы соответствовала ожиданиям нашей семьи! Тихо, в редком порыве бунтарской энергии, мальчик нахально прошептал: — Музыка тоже может быть карьерой… Несмотря на то, что такой сцены он вообще не мог вспомнить, Сэмми откуда-то было известно, что этого говорить не стоило. Чувство это в следующее мгновение подтвердилось тем, как расширились ноздри у мужчины, и хотя лицо его оставалось безмятежным, в нём появилась искра ярости, одновременно чуждая и страшная. Мальчик раскрыл шире глаза, закрыл рот и опустил голову, плечики его закостенели от напряжения, от страха. Мужчина медленно опустился на колено, чтобы быть вровень с мальчиком. Целенаправленно взяв его плечо в свою руку и сжимая, пока тот не поморщился, он протянул бумагу и тихо, резко промычал: — Музыка… это занятие, подходящее мартышкам и гомикам. Ты же — Лоуренс. Выходец семьи, сцепив зубы пробившей свою дорогу из грязи в высшие эшелоны общества, и ныне поддерживающей своё признание. И ты это не бросишь ради какой-то там музыки. Мужчина встал, мальчик глазами настороженно следил за ним, немножечко подрагивая под пылким взглядом. Мгновение тяжёлой, горькой тишины. Сэмми сглотнул комок, который незаметно для него самого образовался в горле. Предвосхищение росло, чувство, что вот-вот произойдёт что-то плохое, и… В это мгновение глаза мальчика перебежали на бумагу в руках мужчины — взгляд, которого тот не упустил. И он тоже посмотрел — с выражением полнейшего презрения… И тогда он схватил лист обеими руками и разорвал на куски. Мальчик так и замер. Он лишь рывком приподнял ручки, как бы думая остановить мужчину, но казалось, что, наблюдая за этим, Сэмми чувствовал то же, что чувствовал он — как каждое движение разрывало его собственное сердце, словно пара рифлёных ножей. Глаза у них обоих широко раскрылись от ужаса. И только когда последний обрывок полетел на пол, мужчина проследовал вокруг дивана к двери, закрыв её с громким, мощным хлопком. И только когда тот ушёл, мальчик наконец опустился на пол перед разорванными кусками, пытаясь дрожащими руками собрать их все, плечи его затряслись, слёзы покатились по щекам. В горле у Сэмми противоестественно пересохло, он не понимал, что происходит. Конечно, его отец пренебрежительно относился к его занятию, считал это чем-то вроде шутки, но он никогда… он никогда… — Сэмми? Оба вздрогнули от зазвучавшего нежного голоска. И тогда, как мираж, единственная фигурка материализовалась перед Сэмми: маленькая девочка приблизительно того же возраста, и с такими же заострёнными чертами и тёмными волосами, как и у мальчика. В волосах банты, и одета она в маленькое лиловое платьице. Тогда совсем внезапно в его сердце затеплилась симпатия, и Сэмми понять не мог, почему. Мальчик немедленно спрятал лицо и протёр глаза, но дрожь в голосе подавить не мог, как бы сильно не пытался: — Т-ты же должна быть с Мисс Портер… — Она спит, — ответила девочка, опустившись на колени рядом с ним, — И значит… я могу делать, что захочу. Она не обращала внимания на его слёзы, не пыталась подобрать слова. Вместо этого, она стала собирать разбросанные куски, аккуратно складывая, чтобы ничто не помялось и не порвалось ещё больше. Посмотрев на мальчика, она заговорчески прошептала: — Отец ушёл и оставил открытым свой кабинет. Можно поискать там клей. Лицо мальчика только пуще погрустнело, он шмыгнул носом. — Какая разница? Если отец снова узнает, он… — Тогда виновата буду я! Мальчик с ужасом посмотрел на неё. — Что? Нет! Я не хочу, чтобы он и на тебя кричал! — Он не должен кричать ни на меня, ни на тебя, — объяснила девочка. — И между прочим… твоя музыка потрясающая. Она делает тебя счастливым и меня счастливой, и… я уверена, что и многих других людей она тоже сможет сделать счастливыми. Она осторожно подтолкнула мальчика в плечо локтём, улыбнувшись. — И ты разве не собирался стать лучшим во всей истории Бродвея музыкантом? У тебя это не получится, если ты сдашься. Мальчик опустил голову от лёгкого смущения… но слёзы стали подсыхать, мельчайшая улыбка начала пробиваться на лице. — Т-точно… Девочка тоже улыбнулась, и она осторожно взяла мальчика за руку и подняла на ноги, потащив за собой. — Пошли! Пока Мисс Портер не встала! — Да она спит, как убитая, — отозвался мальчик, нотка юмора возвращалась в его речь. Девочка только засмеялась, и они вдвоём растворились в тумане, будто никогда их тут и не было. Сбитый с толку Сэмми остался один… но на сердце он ощущал прилив тепла, которое было решительно необычным, и он не мог определить, откуда оно происходило. «Сара… сестрёнка… как я мог тебя забыть?» «… сестрёнка? У меня нет сестёр…» Это не впервой. Он знает, что этот голос не прав, он знает своё собственное прошлое, и он знает, что был единственным ребёнком. Только вот… только вот казалось, что отчасти… отчасти это правда? Сердце внутри сжалось, и в голове запульсировало. Шипя от боли, он поднял к голове руку. Что это… что это происходит…? Внезапный порыв ветра отвлёк его, и он обернулся, зажмурившись от внезапного солнечного света, напавшего на его глаза. Проморгав звёздочки, Сэмми посмотрел снова, и лишь ахнул, когда увидел, что он теперь стоял перед училищем, в котором полировал своё ремесло. И увидел себя — молодого человека, входившего во взрослую жизнь, спускавшегося по лестнице с дипломом в руке и редкой, но неподдельной улыбкой на лице. Лучший в классе… казалось, это было когда-то в прошлой жизни… Никого не было снаружи, чтобы встретить и поздравить его в этот день, но он не давал этому себя беспокоить. Это было его достижение. И он заработал его сам, без чьей-либо помощи и подачек. Он этим гордился. И никого здесь нет и сейчас. По крайней мере, не было, пока какое-то странное искажение не скрутило воздух вокруг лестницы. Царапанное, трескучее размытие длилось всего несколько секунд, и потом всё снова вернулось в нормальное состояние. Но теперь… кто-то там стоял. Молодая женщина, одетая в тяжёлое пальто и тёмно-пурпурную шляпку-клош, лицо у неё значительно повеселело, когда она увидела, как он спускается вниз. Молодой человек ответил тем же, а девушка вскарабкалась по последним нескольким ступеням ему навстречу, восторженно сказав: — Ну и чего ты ждёшь, показывай! Тот ухмыльнулся перед тем, как поднять диплом в руке и (совершенно необязательным) драматичным взмахом запястья раскрыть его, давая ей посмотреть. Девушка осмотрела его сверху донизу, глаза сияли, а взгляд был преисполнен гордости. Потом, с более дразнящей улыбкой она потянулась к нему рукой и ущипнула за щёку. — Только посмотрите, как вырос! Он отмахнулся от её руки, укоризненно на неё посмотрев. — Сара… — Ладно, больше не буду, — сказала она, отодвинувшись назад. — Ну же, пойдём в ту маленькую кондитерскую через квартал. Я знаю её хозяина, и что может быть лучше, чем отпраздновать кусочком торта и чудеснейшей кружкой кофе. ~ — Ты заигрываешь с её владельцем, — беспечно поправил юноша, скрестив руки после того, как вновь сложил свой диплом. — Мистер Сэмюэль Лоуренс, вы ставите под вопрос мою порядочность? — спросила она, уверенно посмотрев на него через плечо. — А есть ли эта порядочность, чтобы её ставить под вопрос? — Ах, ну раз по-вашему это так непристойно, то я пойду сама! Мне же больше достанется, — ответила девушка небрежно дёрнув плечами. Юноша тут же поднял вверх палец, поспешно возразив: — А я и не говорил, что не пойду! Девушка только хихикнула, и наконец сказала: — Ну и чего мы тогда ждём? Пошли. И на этом всё снова исчезло, мир второй раз окунулся во тьму. Сэмми остался стоять, чувствуя смятениемеланхолию, не понимая, что делать дальше. Что… вообще всё это? Он знал часть этих событий, но почему они изменились, включив в себя что-то, что… не было… настоящим…? «Но они же настоящие, почему я об этом думаю? Как я мог забыть это, всё это?» Сэмми не было времени разобрать эти мысли, потому что мир снова пришёл в движение, проносясь мимо в смеси коричневых тонов, которые вызывали головокружение, несмотря на то, что он не сдвинулся ни на дюйм. И когда всё остановилось, он оказался в хорошо знакомом ему кабинете. Молодой он, который появлялся до этого, тоже тут: он сидел в кресле напротив стола, который он видел множество раз, однако в этот конкретный момент времени это был его первый. И за столом сидел человек, которого он тоже очень хорошо знает. Джоуи Дрю отвёл взгляд от бумаг, которые рассматривал, знакомая искра мелькнула в глазах, и он улыбнулся молодому человеку. — Что ж, я сказал бы, что готов дать согласие. Добро пожаловать на борт, Сэмми! Уверен, это начало долгого и великолепного сотрудничества! Я же могу звать тебя Сэмми? Юноша в кресле нахмурился, и Сэмми помнил, как… его обескуражило отношение нового начальника. Но он решил сдержать себя, предпочитая остаться при работе, а не потерять её. — … конечно, Мистер Дрю. — Ох, прошу, зови меня Джоуи! Пошли же, я устрою тебе экскурсию, по месту твоей будущей работы включительно! Он не давал ему особого выбора, как помнил Сэмми. И так началась его жизнь в студии. Он может ворчать на неё, но… ни один день здесь никогда не был серым. «Но всё прошло не так…» В тот же миг кто-то будто нажал на кнопку обратной прокрутки, и вся сцена стала перематываться на начало, перед тем, как снова успокоиться. Это определённо сеяло хаос у него в глазах… Он всё ещё сидел в кресле, и Джоуи всё ещё за своим столом, но настроение было… почему-то иное. Более удушливое, тяжёлое, такое очень неспокойное. — Хм, — промычал Джоуи, придирчиво изучая бумаги, более придирчиво, чем Сэмми когда-либо видел. — Что ж, похоже с ними всё в порядке. Вы сказали, что желаете начать как можно раньше? Он наблюдал, как он сам кивнул, но ничего к этому не добавил. — Тогда увидимся завтра, ровно в семь, — сказал Джоуи и с последним кивком встал со своего места, выпрямив свои запонки. Потом продолжил. — Я попрошу кого-нибудь, чтобы вам сегодня показали ваш кабинет. И помните: здесь, в студии мы трудимся усердно, и трудимся счастливо. Никаких послаблений и прогулов, хотя, уверен, что вы никакой не бездельник! Верно, Мистер Лоуренс? У него был… оттенок в голосе, такой, который… практически похож на предупреждение. Это… это сбило Сэмми с толку. Совсем сбило. Молодой человек снова кивнул. — Конечно. Теперь начальник улыбнулся, кивнув, как бы утвердительно. — Чудесно это слышать! А теперь прошу меня извинить, нужно проследить за кое-какими делами! Он прошёл мимо кресла, где сидел юноша, но, когда уже готов был уйти совсем, положил руку ему на плечо. — Добро пожаловать на студию Дрю, Мистер Лоуренс. Уверен, это начало хорошей сделки… для нас обоих. И на этом оно закончилось, оставив Сэмми с неуютными и растерянными мыслями. «Что это…?» «Я не должен был ему доверять. Нужно было уйти, нужно было УЙТИ!» Душераздирающая боль пронзила Сэмми, чуть не сбив его с ног. Сдавленно стоная, сжав обеими руками голову, Сэмми ничего не мог сделать, кроме как подготовиться к нахлынувшему на него потопу мерцающих друг за другом воспоминаний. Все они сконцентрированы вокруг студии, многие моменты он узнавал: управление труппой вместе с Норманом, сочинение музыки в своём кабинете, раздражение на сотрудников, Джоуи, Сьюзи, Генри… А прямо рядом с ними происходили похожие истории, почти такие же, но от них веяло изнеможением, изоляцией, отстранённостью, такими, которые истощили его настолько, что стало просто обязанностью приходить каждый день на работу. А она всё забирала, и забирала, и забирала — пока вся страсть, которая служила ему топливом, мало-помалу не пересохла, и её уже почти не осталось… — Сэмми, ты должен прекратить впахивать на него, он с тебя три шкуры дерёт! — говорил женский голос, полный заботы, Сара… — Нельзя просто прекратить. Я должен работать дальше. — Почему? Есть другие работы, другие места! Студия Дрю — как чёрная дыра! Всё что она делает — лишь сжирает тебя! — Трудиться усердно не всегда значит трудиться счастливо, но зато работа выполняется. Когда я скоплю ещё немного денег… — Это того не стоит…! — Просто ПРЕКРАТИ! Я сделал свой выбор, Сара! Оставь меня уже! Молчание, удушающее, тяжёлое. И… — … ладно. «Нужно было тебя послушать, нужно было послушать, Сара, прости меня…!» Видимые им воспоминания повернули тогда к худшему: люди уходили, пропадали, чувство отчаяния нависло над студией, которая еле держалась на плаву, шёпот в трубах, взывает к нему…! «П-почему это происходит? Как это происходит?! Это не правильно, ничто из этого не правильно, это не мои воспоминания!» «Да, они мои!» «Нет, НЕ мои!» Ни с того, ни с сего мир обернулся новой фантасмагоричной сценой: студия, но… нет. Неправильная. Руины, пустые коридоры, затопленные тушью и гнилью, отдалённое шипение чего-то неестественного скользило сквозь мглу. И перед ним находилось одинокое существо. Стоя на коленях на полу, оно единственным золотым глазом уставилось на свои руки, которые перетекали и слипались, словно глина, но это его руки! И Сэмми всего лишь наблюдатель (так ли это?), но казалось, он сам чувствовал, что происходит с существом, будто это творилось с ним самим: жуткое онемение расползается по телу, чернота закрадывается в поры, он меняется, ничто нельзя сделать, чтобы это остановить, ничего нельзя предпринять…! Сильнейший раскат чистейшего ужаса внезапно охватил Сэмми, колени затряслись, дышать оказалось тяжело сквозь стянувшее горло. Понадобились все граммы его воли, чтобы закрыть глаза и заставить себя успокоиться, думать рассудительно. Д-да, это с ним случилось, и это было… волнительно, и, если признаться, то и немного страшно. Но его исправили. Его исправили, и он смог оставить всё позади! «Но никто. Никто меня никогда не исправлял, никого не было, кто бы МЕНЯ ИСПРАВИЛ!» Волна невероятного бешенства и возмущения зажгла его нутро, воронка злости и измены спёрла дыхание. «Он обещал мне. Он обещал, что всё сделает, если я буду верен, и ОН СОЛГАЛ МНЕ!» Новая вспышка воспоминания, заслонившая собой все другие возможные раздражители. И в ней Сэмми увидел возвышающуюся, устрашающую фигуру в темноте, выделявшуюся только белой улыбкой, расшитой пугающей и злорадной весёлостью. Бенди? Нет… Это не было знакомым ему мультяшкой, но, Сэмми вдруг понял, что он видел этого зверя раньше. И начиная с этого озарения он стал быстро и очень ярко вспоминать всё остальное: каждое мгновение до этого самого момента, и, казалось, он вдруг снова их проживает, но в этот раз в его зрении происходило странное раздвоение, которое его жутко нервировало. С одной стороны, он видел то, что помнил: побег от монстров, Генри, странные мультяшки Ал и Том, и он чувствовал усталость от бега, боль от ушиба, ужас, когда чудище с его голосом орало на него, держа его над пропастью… И бок о бок с ними, в идеальном тандеме он видел более странные вещи, тёмные вещи: он ходит кругами в заброшенной комнате, браня бога, в которого верил, разбивает вдребезги некогда почитаемого идола, хватает человека с его лицом, его телом, со всем, что он потерял, и как Демон мог такое с ним сделать после всего, что он отдал. Это несправедливо, это несправедливо! И во время этого сумасшествия, полнейшего хаоса сенсорной и визуальной информации, Сэмми посетило очень странное, причудливое озарение: всё, что он видит — не поддельное. Он вдруг идеально осознал, что это не было ложью, почувствовал собственным нутром, что это правда. Как будто что-то вторглось не просто ему в голову. Оно у него в теле, в самой душе, свивается вместе в какое-то извращённое соединение. Он тогда понял, абсолютно ясно понял, что с ним что-то очень-очень не хорошо. И тогда… тогда его зрение померкло в темноте, когда обе стороны погрузились в ледяное озеро туши, и всё превратилось в сплошной водоворот совершенного хаоса. Свою часть истории он помнил. Но чувство полнейшей потери физической формы, тогда как все ощущения совсем внезапно и окончательно утонули в тёмной и страшной бездне как раз перед тем, как его бросило в свет, обжигавший всё его существо, заставляя всё гореть — не помнил. В порыве отчаяния, которого он никогда раньше не чувствовал, и в попытке оттолкнуть это сумбурное видение, это что-то, что вдруг вцепилось в него, как вторая, ненужная оболочка, Сэмми заставил себя двигаться, дёрнувшись вперёд, в то же время, как странная сущность потянула назад. Казалось, его тянули в двух направлениях, и резинка растянулась настолько, что стало больно, но он должен выбраться, должен! И тогда, просто так вдруг… резинка лопнула, и Сэмми полетел вперёд, упав лицом на несуществующий пол. Волна воспоминаний схлынула, оставшись тонкой струйкой: некоторые вспышками появлялись и исчезали, но более вяло, и с ними было намного проще совладать; бушующие, напуганные мысли, метавшиеся в голове, притихли. Но он всё так же чувствовал. То же смятение, тот же страх, более сильный, чем положено; из-за всего этого сердце колотилось. Пыхтя и дрожа, Сэмми встал на ноги, неловко покачиваясь. Но устоять он всё же смог, и он обернулся, пытаясь снова сориентироваться. В темноте вокруг ничего не было, единственным объектом оказалось обрамление высокого зеркала, внутри которого, там, где должно находиться стекло, была пустота. Но за ним, на другой стороне… он увидел кого-то. Кого-то, кто увидел его, смотря на него большими, неверящими глазами. Он сам. Та же самая боль раздалась в голове, и он застонал. С той стороны, тот, другой, сделал так же. Огоньки воспоминаний танцевали под закрытыми веками: те, которые он знал и не знал. Смятение и горечь утраты накрапывали, словно с грязного, забитого навозом канализационного канала, и Сэмми не мог понять, почему такое происходит, что происходит вообще?! Что-то обвило ему стопы, и он посмотрел вниз, увидев, что пол вдруг оказался затоплен тушью, и от её вида ему поплохело. Но потом что-то схватило его за щиколотки и так же внезапно потянуло его полностью под поверхность, жидкость залилась в рот, в нос, в лёгкие, глубже и глубже и глубже, и он не мог дышать, он не мог… «Пора вставать, Сэмми.~» Глаза Сэмми раскрылись, он вдохнул, наполняя лёгкие воздухом. Паника всё ещё ломит тело, мысли путаются, дезорганизованы. Сэмми привстал, пыхтя и пытаясь разобрать собственные безумные сны. Просто сны, причудливые, но всего лишь сны… Он провёл руками по волосам в попытке прогнать покалывание у основания шеи, чувствуя, как пряди цепляются за пальцы, касаются кожи, и вдруг всё его внимание сконцентрировалось на этом ощущении, странный всплеск потрясения и недоверия нахлынул изнутри, хотя это просто его волосы, у него всегда были волосы, у него всегда-боже, да у меня волосы! И ни с того, ни с сего, Сэмми будто бы… потерял над собой контроль. Он видит, что происходит: его руки движутся, скользя по лицу, будто это была какая-то иноземная вещьнастоящаякожаонеёчувствуетно он не был причастен к этому. Казалось, будто он… плавает в собственном теле, видит и думает, и чувствует, но не имеет контроля над какими-либо действиями. Тут вдруг его руки закрыли лицо, он засмеялся, но смеялся не он, губы двигались сами по себе, говорили, хотя Сэмми не произносил ни слова: — Э-это же… это правда происходит? «… У меня внутри что-то,» с ужасом для себя понял он. Что-то, чего не должно быть, что взяло на себя контроль над его телом, и твою мать, как такое произошло?! Поторапливаемый приступом паники, Сэмми вынудил себя откликнуться, вытеснить эту странную сущность и вернуть себе контроль. Это как бороться с сонным параличом, пробуждая мёртвые конечности, чтобы просто снова зашевелиться, возвращая тепло там, где до этого чувствительность отсутствовала. И, возможно, сущность не ожидала сопротивления, так как одним бойким рывком он справился с задачей. И как только он справился, первыми словами, вылетевшими изо рта, пока он опускал руки, были: — Какого х*ра?! Призрачная растерянность промелькнула в голове, за ней последовал трепет ужаса, и он почувствовал, как что-то стало давить на него, требуя вернуть контроль над его трясущимися конечностями, почему ты здесь, тебя здесь не должно было быть! Кое-как встав, Сэмми попытался идти, чтобы, чтобы найти какую-нибудь подмогу, как вдруг его ноги отказались подчиняться, онемели до самых бёдер, отчего он свалился прямо на… фортепиано? Левый глаз ныл, горячее давление в нём, похоже, не уменьшилось, даже когда он его потёр. Настойчивый натиск изнутри продолжался, хотя он и слабее. Зато от резкого порыва пробудившегося понимания всё внутри заледенело. «Нет, нет, нет, НЕТ!» — Что…? — Сэмми не удалось закончить, так как что-то мощное ударило по голове изнутри, словно молотом, вновь совершенно отбив у него управление. От этого сдвига его физическое тело содрогнулось, и он (они?) свалился на колени. Но рот продолжал двигаться, руки обернулись вокруг тела без его ведома, и эта штука заорала, — Нет, НЕТ, это должно было быть моё тело, откуда ты тут?! «Нет, не твоё!» он хотел закричать, раздражённо напирая обратно. Он чувствовал, как его лицо, несмотря на это, вздрогнуло, в то время как сущность, управлявшая им, огорчённо потрясла головой. — К-как, почему это…? Слова оборвались, сущность намертво замолкла, раскрыв глаза, что Сэмми моментально озадачило. А потом его пронзил нахлынувший, чистейший ужас. Это коробило, и было очень неприятно, потому что, для начала, он не понимал до конца, откуда берутся эти ощущения… и он чувствовал, как его собственное тело стало сотрясаться от странного, пустого смеха, вылетавшего из их общей глотки. — В к-конце концов, оно этого и хотело. Это же наказание за мое богохульство, так? Сэмми снова попытался вернуть себе контроль, становясь в равной мере всё более взволнованным и напуганным, да что ты такое несёшь? Разочарование сбило его, сущность огрызнулась: — Как ты понять не можешь, что произошло?! Не помнишь, что ли?! Всплыло новое воспоминание, последнее перед тем, как его поглотила тьма: падение в ту ледяную тушь с его невменяемым двойником, темнота, ощущение, как что-то проникло ему под кожу и… … с его… двойником… Он понятия не имел, было ли это стимулировано неосознанно разделённым знанием с этой второй сущностью в его теле, но Сэмми внезапно и очень резко понял, кем являлась эта самая сущность, и ужас от этого его чуть не оглушил. Но вместе с ужасом возник и очень неожиданный, раскалённый раскат ярости, потому что как смеет этот сукин сын даже думать о том, что у него есть право вертеть его телом, как какой-то там марионеткой?! Сэмми сделал сильный рывок, вышибив одинокого призрака вон и вернув себе часть контроля. Он быстро вскочил на ноги, помотав головой, чтобы прояснить мысли, и стал озираться, пытаясь выяснить, где он находится, и был ли тут кто-нибудь. Не теряя ни мгновения, однако, второй стал пытаться отвоевать своё место, и в голове у Сэмми запульсировало, тогда как он пытался удержать контроль, опершись о фортепиано рядом с собой, и выкрикнул: — Чёрт тебя дери, прекращай уже! Это не твоё, мать твою, тело, проваливай давай! «Я НЕ МОГУ!» Что ж, будто бы мало было, что голова уже и так болела, и сердце разрывалось, так ещё он ощущал это накатывающее отчаяние внутри себя, будто оно было его собственное, и это противно и очень досадно, и этому придурку стоит уже кончать! Раздался шорох, за ним последовал громкий скрип, и внимание Сэмми резко перенеслось вперёд: он увидел, что дверь быстро отворилась и внутрь вбежал… — Генри? — открыто спросил Сэмми, но дух внутри, похоже, тоже его узнал, новая вспышка двойных воспоминаний разлилась у него перед глазами: совместный перекур снаружи на аллее, Генри смеётся над чем-то, что он сказал, в его глазах тяжесть, на грани обморока «ты хорошо себя чувствуешь?»… Голова заболела снова, и он приложил к ней ладонь. — Сэмми? О боже мой, — он слышал, как тот подбежал к нему, почувствовал, как рука появилась на его плече, успокаивая. — Эй, спокойно, не спеши. Ты в порядке? К-как себя чувствуешь? Он должен ему рассказать, он должен знать! — Г-Генри, Генри, что-то… что-то не так! — заговорил он, подняв голову, чувствуя всё тот же настойчивый напор, и немеющее покалывание в пальцах, в то время, как его контроль хаотично колебался. Тот замер. — Господи, твой глаз… — потом он резко прокашлялся. — Ладно, ладно, просто успокойся и… — Сэмми? Генри, это там Сэмми? Что-то ещё вошло в комнату, кратчайшим путём подбежало к Генри сбоку, войдя в поле видимости Сэмми. Он знал этот голос, и он знал эти черты, и Сэмми с трудом смог поверить, когда перед глазами у него вышел знакомый ему Бенди. Он оглядывал его необычайно заботливо, но это неоспоримо тот мультяшка, которого он знал… На краткое мгновение его взгляд остановился на левом глазу Сэмми, что-то в нём заставило мультяшку втянуть плечи. Но потом, натянув улыбку, которая должна была бы служить утешительной цели, он сказал: — Н-ну и ну, здорово ты, Лоуренс, нас напугал… Сэмми дальше этого ничего не слышал, потому что вдруг единственным, на чём он мог сосредоточиться, оказалась эта улыбка, улыбка, вернувшая его в недавнее прошлое, прошлое, полное чудовищ и туши, и горячее, жуткое давление на шее, выдавливающее воздух из лёгких, ему больно, смеётся над ним, обещает то, что не собирается сдержать, пихает его в чьё-то чужое…! Внезапно его нога двинулась без его согласия, взбесилась и ударила мультяшкучудовище в грудь как можно сильнее! Мультяшка отлетел, упав с громким болезненным криком на спину, а Сэмми отшатнулся назад и споткнулся о собственные ватные ноги. Он спиной врезался во что-то, возможно, в стол, рядом с ним посыпались предметы: ручки, чернильницы, канцелярский нож — бежать некуда, и он вжался назад, раскрыв широко и опасливо глаза. — Сэмми! — услышал он встревоженный и совершенно поражённый крик Генри. Бенди снова встал, потирая грудь и горячо на него смотря, потрясённый и немного рассерженный. — Ай, Сэмми, ты чего…?! Слова вырвались прежде чем, он смог их остановить, и Сэмми откровенно не знал, кто именно тогда из них говорил: — НЕ ПОДХОДИ КО МНЕ, ТЫ, ЧУДОВИЩЕ! Плечи дрожали, страх, адреналин, подавляющая какафония эмоций, которые то появляются, то исчезают со сцены так быстро, что он уже не может за ними уследить. Но пока его разум занят разбором этого водоворота, его физическое внимание сосредоточено полностью на паре перед ним. Оба они совсем замолчали, смотря на него в открытом, нескрываемом шоке и, в случае Бенди… с куда большей болью, чем он раньше видел. «С-стоять… он же, он же не чудовище, что я…?» Его рот продолжал двигаться, озвучивая слова, над которыми он был не властен: — Я верил в тебя, доверял тебе, и так ты меня вознаграждаешь за это?! — Ч-что? — спросил Бенди, голосом, кажется, слишком тоненьким для знакомого ему эгоистичного мультяшки. П-потому что… потому что он его знает, и пусть этот мультяшка неоспоримо раздражает его, он совершенно не тот, чем он его сейчас называет, и вот проклятье, эта дрянь снова мной завладела! Кипя изнутри, Сэмми снова попытался вырвать власть, заметив, что на этот раз вышвырнуть своего непрошенного пассажира с водительского сиденья оказалось легче. И после этого он зашипел: — Чёрт тебя дери, шёл бы ты нахер из моего тела! «Я не стану молчать только потому, что ты мне так сказал!» Сэмми схватил голову с обеих сторон, крикнув: — У, заткнись, ЗАТКНИСЬ! Перед ним зашаркали ноги, он поднял глаза, увидев, что Генри шагнул между ним и мультяшкой, срочно показывая Бенди: — Найди Джоуи. Живо. Того он больше не видел, но звук удалявшихся шагов подсказал, что Бенди послушался безо всяких споров и дерзостей. Снова зафиксировав взгляд на человеке, Сэмми увидел, что тот уставился на него в ответ со встревоженным и крайне обеспокоенным выражением, очень медленно и опасливо подняв руки и сглотнув. — Сэмми? Всё… всё в порядке. Просто… просто постарайся расслабиться, и-и мы решим, что можно с этим сделать. Он говорил с ним так, словно он какой-то дегенерат, который мог сорваться по щелчку пальцев. Как будто он был… был сумасшедшим… …Он разве сумасшедший? Должно быть, он выглядит как сумасшедший, как будто совсем нахрен с катушек съехал. А, может, отчасти так и есть. У него в голове же теперь застрял чёртов психопат, в конце концов. «Я не психопат, нечего тут! Я просто хочу снова быть собой, или это правда так плохо?!» Сэмми немного зажмурился — глаз болел. О-он должен рассказать Генри, что происходит, он должен дать ему понять. — Генри, у меня… у меня что-то внутри, д-другой, второй я! — Воу, тише, просто… притормози маленько, хорошо? — сказал Генри, с лишь более озабоченным видом. — Джоуи скоро будет тут, и… — Он может снова взять верх! И я не знаю, какого чёрта он тогда может выкинуть! — крикнул Сэмми, чуть ли уже не отчаявшись заставить того понять, насколько чертовски срочно это было. В тот же миг вспышка праведного негодования сбила его, отбросив в сторону, тогда как второй забрал управление и крикнул: — Я тебе не какой-то там бешеный зверь, который сам за себя думать не может! Сэмми оттолкнул его обратно, злость накалялась в потрохах. — Ты тут вообще-то не перед хором проповедуешь, ты, сектант стрёмный! Генри перед ним лишь наблюдал, скрыв брови под волосами. И тогда дверь снова открылась, и Сэмми увидел в ней два мультяшкоподобных создания и… второго Генри? Нет, нет, не совсем. Чёрный с белым, в оттенках серого, как и многие существа, населявшие студию, тёмные глаза, которые видели много, слишком много, он видел такие глаза раньше много раз среди его паствы… И… и когда эти усталые глаза встретились с его собственными, Сэмми почувствовал, как левый глаз запылал, совершенно синхронно со внезапным странным золотым свечением, которое появилось в глазах у того. Упомянутый человек на мгновение приостановился, одну руку рефлекторно дёрнув к лицу, перед тем, как закалить свое выражение и, как ни в чём ни бывало, двинуться дальше. Двое мультяшек — он их припоминает, еретики, разгуливавшие по студии, их вообще-то зовут Ал и Том — остались у двери и пристально наблюдали. Генри, прибывший сюда первым, у которого ещё был цвет, обернулся и поднял руку, показывая второму отойти. — Э-эй, думаю, вам стоит подождать снаружи, пока… Второй прошёл мимо него, будто того и не было, одарив его коротким взглядом истинного озлобления. — Или нет. Сев на корточки перед Сэмми, другой Генри пристально оглядел его, и тогда уже, наконец, осторожно сказал: — Сэмми? Ты знаешь, кто я? Сэмми моргнул, заиграла новая вспышка воспоминаний, одно к другому. Он его тоже знает, он спас ему жизнь несколько раз, он выбрался, они чуть не умерли, но он вернулся, зачем он вернулся? — Генри, — ответил он, прогоняя видения, — Ты Генри, из… из другого мира. «Моего мира, ты из моего мира…» Тот покачал головой. — Я слышал кое-что про то, что произошло, от… что ж, от друга. Можешь рассказать подробнее? — Я не думаю, что… — заговорил Генри позади, перед тем как на него шикнул тот, что ближе. Последовавший взгляд у первого можно было бы назвать забавным, если бы Сэмми не был настолько встревожен. — Это я и пытался сделать! — закричал он. — Не знаю как, но этот, этот чокнутый псих застрял у меня в голове! Названный псих ощетинился, снова прорвавшись ко рту: — Не говори обо мне так, будто меня здесь нет! Прозвучал тихий «ах» со стороны существа, похожего на падшего ангела, которая, перешёптываясь, переглянулась со своим другом-волком. Генри перед ним сощурился, соединяя куски воедино, и кивнул: — Понимаю. Знаю, это нелегко, но постарайся успокоиться и говорить со мной один на один, безо всяких пререканий. Они нам не помогут. Он… говорил с ним, как с нормальным человеком. Не обходился с ним как с чокнутым, которому нужно твердить успокаивающие словечки. Это… приземляло. Помогло ему почувствовать себя чуть меньше висящим на волоске, чем раньше. «Ты всегда был готов выслушать.» — Так что именно… происходит? — спросил первый Генри, с выражением всё большей растерянности. Человек, стоявший перед ним, наконец, повернулся к тому, немного нахмурившись, прежде, чем ответить: — Я… не уверен точно, как это произошло, но… судя по всему, ваш Сэмми и наш… объединились. Как-то. — … что? — Готова поспорить, это из-за туши нашего мира, — высказалась с серьёзным выражением «ангел», — Похоже, мы привели с собой больше, чем ожидали… Генри, которого Сэмми знал лучше, вытаращился на неё значительно округлившимися глазами. Потом под потоком зарождающегося понимания и равного ему ужаса он снова посмотрел на Сэмми, как-то даже ещё более обеспокоенно, чем раньше. — Сэмми, ты держись там! Должно же, э, должно же быть что-то, что можно сделать, чтобы это исправить! З-заклинание, или может заговор, э, не знаю, Джоуи разбирается лучше меня в подобных вещах! Генри, сидевший перед ним слегка закатил глаза, потом сказал: — Он не умирает. Хотя, представляю, что это несколько неудобно, да? Последнее он адресовал ему, и Сэмми уверен, что взгляд, с которым он посмотрел на собеседника, говорил и за него, и за его местного пикапера. — Но с ним стоит быть осторожнее, — добавила Ал, — «Пророк» никогда не был… дружелюбен с нами. Внутри вспыхнуло огорчение, кольнуло горечью и предательством, он так долго носил этот титул — и всё впустую! — Не называй меня так, — злобно выстрелило у него изо рта. Тогда настала некоторая тишина, и все посмотрели на него. — Ал, не думаю, что нам стоит волноваться, как прежде, — сказал ей Генри, перед тем, как перевести внимание обратно на Сэмми. — Это другое место, Сэмми. И до сих пор… оно было лучшим местом. Лучшее место… Сэмми словно молнией пронзило, глазами он стал перебегать с одного Генри на другого, потому что тут два Генри, и здесь был Бенди, и он почувствовал себя таким дураком, ведь всё это могло лишь означать, что… — Мы… мы вернулись, — пробормотал он, едва ли в состоянии поверить в то, что до него это дошло только сейчас. — Да, — сказал человек перед ним, качнув головой, с небольшой улыбкой на лице. — Вернулись. Больше он не смог сказать, так как в этот момент произошла какая-то стычка у двери, переполох, который привлёк на себя все взгляды. — Ох, простите, извините! — заговорил ещё один голос в тот момент, когда ещё один человек проскочил внутрь комнаты, человек ему знакомый, потому что нельзя забыть того, на кого ты работал так много-много лет. Проснувшись внутрь, Джоуи Дрю выпрямился, несколько поёжившись, когда чёрно-белый Генри поднялся на ноги. Но потом он заметил Сэмми, и лицо его растаяло в облегчении и счастье. Однако и последние так же быстро потухли, когда его взгляд перешёл на левую сторону его лица. «Почему все так на меня смотрят?» Но потом Джоуи, видимо, смог отстранить то, что его обеспокоило, немного подпрыгнув всё с той же энергией, которую, похоже, никогда не мог сдерживать, как бы ни старел. — Ах, Сэмми, ты проснулся! Слава небесам, я уж думал… да что там, не важно, что я думал! Проснулся! Голос его истинно счастливый, полный облегчения. В некоторой степени… Сэмми тоже счастлив. Просто знать, что он вернулся обратно… это приятно. Но… но у него в сердце также затеплилось крошечное зёрнышко гнева. Потому что Джоуи был единственной причиной всему, что произошло. Да и он всегда был всему причиной. Всегда… Генри, его Генри, схватил Джоуи за плечо и быстро ему зашептал, несомненно объясняя происходящее. Будто его самого тут рядом не было. Опять… Глаза Джоуи приоткрылись с выражением очевидного изумления, он кивнул и стал постукивать костяшками по губам, уже в раздумьях. — Две души в одном теле? Хм, это может быть немного проблематично… Заметив, как Сэмми на него смотрел, он тут же выпрямился, сделав счастливое лицо — он всегда делал счастливое лицо, даже когда у него не было права быть счастливым. — Волноваться не о чем, уверен, я смогу что-нибудь придумать! Не бойся, Сэмми, всё у нас выйдет хорошо, обещаю! Рядом Генри, который проследовал за ним из другого мира, закатил глаза и скрестил руки. Джоуи несколько нервно взглянул на него, но так же смело продолжил: — Кхем, ну да ладно, как себя чувствуешь, Сэмми? Не совсем ясно, что не так было с этим вопросом, но он просто… задел Сэмми не с той стороны. Как он может спрашивать это после всего, всего, что случилось?! Как будто это была одна из его обыкновенных неполадок?! Всё пошло наперекосяк, и люди пострадали, он пострадал, все всегда страдают, когда в это вовлечён Дрю! — Как себя чувствую? — повторил он, зёрнышко прорастало во что-то большее, — Джоуи, я только что побывал в месте, максимально, насколько это вообще возможно, приближенном к аду; за мной гонялись чудовища, и у меня бл*ть сумасшедший в голове застрял! КАК, ДУМАЕШЬ, Я СЕБЯ ЧУВСТВУЮ! — Ну, если преподносить с этой стороны… — Это для тебя игра что ли?! «Играет с жизнями людей…» — Думаешь, очередное волшебное заклинаньице всё исправит?! А вот и нет! — теперь он вставал на ноги, в этот раз не было никакой шаткости — только единогласная ярость, подкреплявшая его движения. «Ровняет всех с землёй, когда они путаются под ногами…» — Сэмми, думаю, тебе стоит успокоиться, — сказал его Генри, подняв озабоченно руки. — Нет, не собираюсь я успокаиваться! Я УСТАЛ, что он всегда ведёт себя так, будто больших проблем нет, когда они ЕСТЬ! — крикнул Сэмми, чувствуя злость, невероятную злость, и вся она направлена на Джоуи, всегда Джоуи, это он ответственен за всё, я ВСЁ потерял из-за него! Теперь он идёт вперёд, быстро сокращая между ними расстояние, одной рукой указывая в лицо Джоуи, с каждой секундой всё более растерянное. — Ну и когда же ты, чёрт возьми, возьмёшь на себя ответственность за всё, а? — Я… — О, да погодите же, никогда! Ты НИКОГДА НЕ БЕРЁШЬ! — он всё ещё зол, в ярости, но слова теперь окрашены чем-то ещё, чем-то еле-заметным в его бешенстве. — Ты никогда не берёшь на себя ответственность за дерьмо, которое творишь! — Сэмми! — заговорил его Генри, крайне ошарашенный, обеспокоенный. Позади него у второго опустились руки, глаза подозрительно сощурились… — Но ничего, — голос Сэмми вдруг смягчился до чего-то более спокойного, но острота тем не менее ещё как присутствовала, острота, которой дадут свободу, потому что этот человек должен поплатиться за всё, он у меня поплатится, он у меня ПОПЛАТИТСЯ! — Я за этим сам прослежу. — Генри! — вдруг рядом резко крикнула Ал. И только тогда Сэмми осознал, что что-то не так, но он опоздал на долю секунды, так как пальцы его другой, скрытой руки сжались на ручке канцелярского ножа, который он даже не заметил, что поднял, перед тем, как его тело, тело, которого он больше не контролировал, рвануло вперёд и махнуло острым лезвием Джоуи прямо в лицо. И только сильная рука, схватившая его за пояс, остановила его в середине рывка, не давая лезвию окончательно достигнуть цели. Как оказалось, однако, кончик всё же царапнул Джоуи под глазом и по переносице, тонкая лента крови следовала за остриём ножа, когда тот уже ушёл в сторону. Джоуи, вскрикнув, отшатнулся, рукой закрыв лицо. Генри оттащил его назад; сильно побледнев, перепуганный, он смотрел на Сэмми с нескрываемым ужасом. Сам же Сэмми… в шоке. Настолько сильно, что ничего не может сделать, в то время как этот безумец, пользовавшийся его телом, как инструментом, снова предпринял рывок, борясь против Генри, схватившего его за руку с лезвием и удерживавшего его. Выровняв взгляд, настолько пылкий, что, казалось, левый глаз был объят пламенем, его двойник прошипел с нескрываемой ненавистью: — Ты соврал нам. Ты СОВРАЛ НАМ! Сэмми не знает, почему, но эти слова, видимо, ранили Джоуи глубже, чем мог любой нож. — Ал, Том, выводите их, — грубый голос заговорил у него за плечом, голос измотанный, поторапливающий. — Ну же. — Но…! — Ну же! После этого всё немного расплывчатое: Ал и Том вытащили двоих наружу, а Генри усадил его на стул, после того, как избавил его от импровизированного меча. Когда Джоуи пропал из виду, дух у него внутри утихомирился, оставив в покое его дрожащее тело и колотящееся сердце, но даже когда хватка безумца ослабла и Сэмми снова завладел собой, он смог лишь поражённо уставиться на свои руки. Внутри иголками возникали некоторые эмоции: остаточная ярость, ненависть, злоба, негодование. О, конечно, он их и раньше испытывал… Но никогда до такой степени, до такого. Никогда настолько, чтобы попытаться… попытаться… Второй стул появился перед ним, и Генри, с которым он познакомился в той, адской студии, сел на него, сочувствующе на него взглянув. Непонятно, для кого предназначался этот взгляд, принимая во внимание, что он теперь не один в собственном теле… — Сэмми? — в конце концов, тихо спросил Генри. — Ты тут? Сэмми наконец поднял голову, открыл рот, чтобы ответить, сказать «конечно»… но его мозг будто застрял в спирали, сломанная запись показывала всё ту же картинку у его в голове, снова и снова: лицо Джоуи, когда нож попал в цель, ощущение, как острый конец прорезал плоть, взгляды ужаса на лицах других, испуганно смотрящих на него… Поэтому вместо «конечно», у него вышло: — Я не… я не хотел этого. Я не знал, что этот ублюдок снова взял на себя контроль, я не знал, что я…! Рука Генри на его колене остановила его, тот спокойно и твёрдо ответил: — Понимаю. И я понимаю, что это тяжело, и я понимаю, что это страшно. Но, откровенно говоря, я думаю, что всё это соединение могло оказаться для вас двоих куда хуже. И всё же, похоже, у тебя до сих пор есть своя голова на плечах. Сэмми, насупившись, стал глумиться: — Ну может у меня-то есть, но это ничего не значит, если этот придурок решит начать резать людей. — Понимаю, — Генри сравнял его многозначительным взглядом. — Именно поэтому мне нужно с ним поговорить. Сэмми растопырил глаза — он вдруг очень испугался возможности, что этот буйный второй потравмирует остальных. Внутри вспыхнула искра раздражения: единственный, кого я хочу травмировать — это Джоуи. — Ох, отвали, — прошипел Сэмми себе под нос, но он пока слишком потрясённый, чтобы вложить в это много пыла. — Выходит, вы вдвоём… можете разговаривать друг с другом? — спросил Генри, уже наблюдавший это. — Я не… не знаю, что из этого вообще что. Э-это как бы, с одной стороны, это мои мысли, и потом вдруг — не мои мысли. Я чувствую то, что не должен чувствовать, вспоминаю то, что не должен вспоминать, это просто вот…! — Сэмми сдался, побеждённо вздохнул и прижал руки к лицу. — Верно… — пробубнил тот. Потом. — Он может выйти? — Это прям такая хорошая затея? — спросил Сэмми почти риторически, хмурясь. — Я не так уж и сильно переживаю из-за этого. Сэмми ворчливо хмыкнул, снова сев прямо. Тогда он заметил, как взгляд Генри опять прошёл по его левому глазу, и он стеснительно похлопал это место: — Да почему все так постоянно делают? У меня что, чёрт его, на лице что-то? — Не совсем, — сказал тот. Он огляделся, вытянул руку и отщипнул кусок декоративного стекла со стола, протягивая его Сэмми. Озадаченный, и совсем немного взволнованный, он взял его и поднял перед собой, смотря в плоскость предмета, чтобы увидеть, на что все пялятся. Он отчётливо видит своё лицо, и всё вроде было на месте, на первый взгляд… пока он не посмотрел на левый глаз. Белок в нём… намного темнее, чем должен быть у нормального человека, почти, блин, чёрный, а сам зрачок сиял ярко-золотым, как отполированный светильник. Это не нормально. Это не человеческое. Но прежде, чем он смог заговорить, у него вдруг спёрло дыхание: дух, который до этого сидел тихо, поднялся из своего ступора, свободная рука двинулась без его указаний и прикоснулась к отражающему стеклу. — Э-это… это моё лицо… — пролепетал он. И нахлынувшие эмоции оказались слишком бурными, чтобы Сэмми смог с ними справиться. — Сэмми? — Я… уже было забыл, как выглядело моё лицо, и тогда появился ты. А теперь вот… вот оно… но оно не моё… — тихая, горькая печаль поднялась тогда, болезненная, удушающая, и Сэмми ослепили воспоминания: блуждает в темноте, мечтает об этом мгновении. Их… так много… с-сколько времени это длится? Рука осторожным нажатием опустила стекло, остановив грустную спираль, взгляд Генри был сосредоточен на его лице, и он тихо спросил: — Сэм? Это ты? Человек, поселившийся в душе Сэмми, теперь уже «Сэм», посмотрел на Генри, медленно моргнув. Пробуя ещё раз, тот сказал: — Ты помнишь меня? — Я… — совместный перекур, случайный обмен шутками, иногда он даже слушал музыку, которую он писал, воодушевляя его в месте, где такое делал далеко не каждый. — Помню, Генри. Лицо того засияло, он подсел поближе с усилившимся рвением, с надеждой в глазах. — Правда? И студию, свою жизнь, всё это? Показывает ему набор эмоций Бенди, откровенно заставив его рассмеяться в первый раз за, казалось, много дней. — Я… вроде да… Неловкое прощание, тот собрал сумки и желал ему добра, что потом переросло в зависть, ведь тот смог выбраться, тогда как он… — Ты ушёл… — Сэм поморгал, смотря на серую, неестественного цвета кожу Генри. — Но ты вернулся? Зачем ты…? И взгляд Сэма упал на землю, неожиданно вздох вырвался изо рта, и тут же воспоминания повернули по более тёмному руслу: человек сидит, связан, беззащитен, пока он взывает к монстру, чтобы тот пришёл и сожрал его. Человек умоляет его проснуться, вспомнить…! — Ты вернулся в студию. А я напал, я-я же чуть…! Руки схватили его за плечи, вытряхивая его из этого состояния. — Сэм, прекрати. Я не переживаю из-за этого. «А может стоит?» хотел сказать в некоторой тревоге Сэмми. Впервые дух с ним согласился: — А стоило бы. — Я никого в студии не обвиняю в том, что они делают. Теперь уже нет. Теперь я обвиняю только одного человека, — преподносил Генри, и Сэмми даже гадать не надо, о ком он говорил. — Джоуи, — голос Сэма пропитался ядом, и он задержал пылкий взгляд на Генри, вдруг предъявив ему. — Ты же тоже его ненавидишь, так почему же остановил меня?! Он заслуживает этого! Он заслуживает даже большего! Генри размеренно ответил ему таким же взглядом, но в глазах у него тёмный отблеск, а голос опустился до грубого, ледяного тембра: — Заслуживает. И бог знает, сколько раз я желал сделать то же. Он высказал это, словно приговор, и если ещё оставались какие-либо сомнения об уровне ненависти Генри к старику, то сейчас Сэмми мог точно отправить их на покой. — Так почему ты...?! — Потому, — Генри пресёк Сэма, глубоко вздохнув перед тем, как продолжить. — Потому что того, кто нам нужен… здесь нет. Ты, возможно, уже заметил, но тут кругом разгуливают клоны людей. Сэм отвернулся, однако ему пришлось признать правоту сказанного: — Заметил. И я… думаю, что знаю, почему. От… от этого, другого… Сэмми. Генри утвердительно покачал головой. — Тогда ты знаешь, что этот Джоуи не виноват в том, что случилось с нами. — Но он всё равно занимается этим! Тёмная магия, заклинания, он сделал своего ДЕМОНА! — дрожа, Сэм подскочил на стуле. — Что если то, что случилось там, случится и здесь? Что если тушь снова затопит здание, что если она снова заговорит?! Генри сжал его плечи, отвлекая от паники. — Эй, успокойся. Ты, по-моему, забегаешь слишком далеко вперёд. Слушай, я… уже поговорил со здешним. На вид он — славный малый, именно каким бы ты и представлял себе мультяшку. — Ты говорил с ним? Генри, это же…! — Он. И… я правда верю, что тебе сейчас нечего бояться, Сэм, — Генри направил на него серёзный, но честный взгляд. — Совсем нечего. «Бенди не чудовище. Он надоедливый, но не чудовище. Не как… то непонятно что, которому ты поклонялся.» Голова склонилась, будто второй действительно прислушался к Сэмми. И, чтобы подкрепить мысль, он решил пробежаться по воспоминаниям: старания мультяшки, его противные розыгрыши, его всепризнанная бескорыстная щедрость в особо напряжённых случаях… Дикие удары их общего сердца замедлились, но второй пока ещё нервничал, не верил… — Даже не знаю… — пробормотал он. — Ну ты не торопись. Задача нашей с тобой беседы в том, чтобы нам с тобой прийти к согласию не резать никого в ближайшем будущем, — сказал Генри, голос у него стал мягче, легче, он осторожно улыбнулся. Крупица негодования накалилась у Сэмми внутри: он ещё не совсем отошёл от того, что его тело использовали, чтобы навредить кому-то, за кого он беспо-… к кому он тепло относится. Капельку тепло. Смысл в том, что он из-за этого до сих пор злился. Тогда, к его великому удивлению, он почувствовал, как в ответ сквозь злость процедилась крупица вины. Может не обязательно за то, что он пытался навредить Джоуи, но… как минимум за то, что его использовал. Похоже, это начало «не такого уж совсем нахрен невменяемого». Внешне же второй колебался, думал о тех многочисленных примерах неуместного доверия, о том, через какие огни ему приходилось пройти, и отчаянно не желая проходить через них снова… Дрожа, он втянул воздух и спросил: — Ты обещаешь, что здесь всё иначе? Обещаешь, что мы не пожалеем? Внезапно для себя, Сэмми понял, что этот дух обращает свой вопрос вовнутрь. Он… спрашивает его. Почему он спрашивает его? — Ты знаешь это место, ты знаешь этих людей… — ответил ему Сэм, и Генри закрыл крепко рот, видимо, осознав, что беседа велась совсем не с ним. — И я узнаю, если ты солжёшь. Сэмми почувствовал раздражённое покалывание. «Сколько чёртовых воспоминаний тебе надо, чтобы тебя убедить?» — Ты видел мои воспоминания… неужели так сложно понять, почему это… так меня беспокоит? Сэмми приостановился, потому что да, он видел его воспоминания, и… да… он мог понять почему. «Но тут оно по-другому. Тут… тут лучше. Единственное, чего нужно действительно опасаться, так это поющего Уолли.» Второй фыркнул, что могло быть смехом, рано оборвавшимся в свете… что ж… вообще всего. Но, кажется, на худой конец, это его подтолкнуло на то, чтобы отбросить свои сомнения, и также на то, чтобы никого не резать. — … ну ладно. Но я не собираюсь подходить близко ни к тому, ни к другому, — сказал Сэм, ясно показывая, что дальше он не прогнётся. Генри принял это. — Справедливо, полагаю. Пока мы не поймём, что с этим делать, и пока всё снова не уляжется. Но нам спешить некуда. Тут у нас есть время. — Я… надеюсь, что ты прав, Генри, — пробормотал Сэм. — Очень надеюсь. Тут Генри наклонился вперёд с любознательным видом. — Значит… вы можете видеть воспоминания друг друга? — Можем… как бы… я не… мы. Не совсем можем это контролировать, — сказал Сэм. Это определённо странно… быть посвящённым полностью в чью-то чужую жизнь. Большая её часть, конечно, была такой же, но кое-что… что ж, кое-что из этого очень кардинально отличалось. «Сестра…» Сэм вдруг поперхнулся, и боль, заполнившая сердце, оказалась настолько пронзительная, что казалось, будто его подстрелили. — Сестра… у меня ведь была сестра… — пролепетал тот, и мысль о ней заставила Сэма окунуться во всё остальное, до момента его ужасной ошибки, когда он решил работать на Джоуи Дрю, во всё, что у него было, во всё, что он потерял. И, подхваченный горем второго, Сэмми едва заметил, как их щёки стали влажными. — Генри, — спросил он сквозь комок в горле, — за что это с нами так? Тот снова утешающе сжал ему плечо, но не ответил. Может, ответа и не было. Сэмми уж точно не мог такого отыскать. И, возможно, это ещё и подстрекалось тем фактом, что он разделяет эмоции, которые у него не остаётся теперь иного выбора, как терпеть, или, может, из-за знания, что это было настолько хреново, но… его немного бесило и немного мучило и совсем немного огорчало то, что ответ найти не получается.***
Отыскав Сьюзи, Алису и Бориса, Бенди теперь бродил по коридорам. Наверное, они рассчитывали, что он пойдёт следом за ними. Ан-нет, ошибаетесь. Он серьёзно сомневался, что Сэмми захочет видеть его снова. Чудовище… вот как он его назвал, понятно? Это немного ранило… ну или, умеренно ранило. … ну ладно … очень сильно ранило… Но зачем Бенди на это обижаться, если он точно знает, что именно Сэмми видел, когда на него посмотрел? Он сам видел эту штуку несколько недель назад — ходячий кошмар со злобной улыбкой. Сам он обладал роскошной возможностью проснуться. Сэмми… Сэмми не был таким счастливчиком. Интересно… интересно, сколько из его ран и ушибов было из-за этой штуки, из-за… Бенди сглотнул, протолкнув комок из горла, думая, что же ему такого поделать… чтобы отвлечься от этих мыслей. Порисовать, рассортировать бумаги, что-нибудь… Его нога задела что-то, и его мысли развеялись. Посмотрев вниз, он увидел маленькую плюшевую игрушку самого себя, одиноко сидевшую на полу, похоже, кем-то тут забытую. Наверное, это кто-то из бригады чистильщиков оставил. Наклонившись, Бенди поднял её и сжал — игрушка в руке запищала. — Спорим, тебя никто не называл чудовищем… — сказал он ей, чувствуя себя горько и грустно. Игрушка, конечно же, не ответила. Поэтому, не находя желания искать ей место, Бенди швырнул её через плечо и пошёл дальше. Потом с ней разберётся. Он отошёл фута на три перед тем, как что-то мягкое отскочило у него от макушки. Он удивился. Обернувшись, он увидел лишь пустой коридор… игрушка, которую он только что выкинул, сидела у него в ногах. — Э… — это было жутковато. Бенди поднял её и сказал. — Хоть бы Джоуи ещё и привидений сюда не напустил… В последний раз тревожно оглядев коридор, Бенди повернулся обратно и пошёл вперёд. И столкнулся лицом-к-лицу с широкой белой улыбкой на безглазом лице, и голос Бенди совсем куда-то испарился, кукла выпала из его вдруг трясущейся руки. — Давно не виделись, я̵̺́.̶̙͝ Бенди не удалось закричать. Ему ничего вообще не удалось сделать, так как он получил по голове тыльной стороной когтистой лапы существа, и не возникло даже никаких звёздочек перед тем, как наступила темнота.~~~
Время у них на исходе… друг с другом, надеемся, они совладали.