Леминиум

      Это было словно удар под дых.       Пергаментный конверт с красной сургучей печатью, на ней — герб Хогвартса. На оборотной стороне имя Гарри Поттера и до невозможного точный адрес: «Чулан под лестницей». Ровные буквы, выведенные изумрудными чернилами.       Слишком неправильно. По крайней мере, для этого дома.       В немом неверии Петуния смотрела на конверт в своих руках; тело её сотрясалось крупной дрожью. Беззвучно всхлипнув, она прикрыла распахнутый рот ладонью, покачнулась и откинулась назад, к стене, чувствуя в ногах предательскую слабость. Принесенная почтальоном вместе с письмом свежая газета валялась на полу, возле входной двери.       — Петуния, что там с почтой? — донёсся с кухни нетерпеливый голос Вернона.       Ничего не ответив, Петуния обессиленно наклонилась, подняла газету и медленным шагом направилась к открытым дверям кухни. Коричневые в серую клетку домашние тапки громко шоркались о тёмный пол. Вернон сидел на большом деревянном стуле спиной к ней. Светлые жидкие волосы равномерно были распределены по голове, широкую спину обтягивала простая безразмерная футболка.       — Вернон, — окликнула мужа Петуния, остановившись возле стола. Голос предательски дрожал: не то от ошеломления, не то от страха.       Когда Вернон поднял на неё удивлённый взгляд и маленькие глаза чуть сощурились, Петуния откинула газету на край стола, укрытого голубой скатертью, и положила прямо перед ним конверт, печатью вверх.       Несколько секунд лицо Дурсля не менялось, пока в один миг его бесцветные брови не поднялись, глаза распахнулись, рот брезгливо скривился. Правая рука, лежащая на столе, подозрительно дёрнулась, будто горела желанием скинуть письмо на пол.       — Что это? — просипел Вернон так, будто подавился. — Откуда?!       — Принёс почтальон. — Петуния бросила быстрый взгляд в коридор, где, как она думала, в чулане спал Гарри. Дадли же с самого утра гостил у Полкиссов, и сейчас это было невероятно вовремя. Она не представляла, что было бы, заметь он это письмо раньше неё.       — Надо сжечь письмо. — Сверкая безумными глазами, Вернон взял конверт толстыми пальцами.       Петуния резко, испуганно вдохнула, затем спешно протянула тонкую длинную руку к мужу и ловко выхватила у него письмо, прижав то к груди. Безумный взгляд Вернона превратился в откровенно не понимающий. Словно он был первоклассником, который при сложении у доски двух и трех получил в ответе шесть, а не пять, и теперь никак не мог понять, в чем его ошибка.       — Не торопись! — отрывисто сказала Петуния и, отодвинув за спинку стул, села рядом с мужем.       Признаться честно, она сама не понимала, что ею двигало. Это точно был не страх. И не жалость. Скорее, нечто совершенно иное, такое очевидное в своем существовании, что даже нужное слово подобрать не получалось. Убрав за плечи тонкие светлые волосы, Петуния уперлась локтями в край стола и пальцами принялась наглаживать плотный пергамент. Как-то давно она до одури мечтала о таком письме.       Письме, адресованном ей, Петунии Эванс. Маленькой девочке в сиреневом платьице с двумя длинными льняными хвостиками. Как давно это, оказывается, было…       — Что это? — внезапно раздался натянутый от напряжения голос у входа в кухню. Петуния и Вернон одновременно обернулись, застигнутые врасплох.       В дверях стоял Гарри, сверливший родственников странно-подозрительным взглядом. Такой маленький, худой и нескладный в широких джинсах и вытянутой футболке Дадли. Как всегда лохматый, взъерошенный, как воробей после драки. Зелёные глаза за стёклами старых круглых очков прищурены, губы сжаты.       Стоит перед ними, храбрится. А Петуния смотрит на него и вдруг понимает: взрослый. Уже не тот ребёнок, которого она нашла подброшенным под дверь почти десять лет назад, нет. Взрослый.       Только глаза добрые. Лучистые, детские. Полнятся верой и надеждой на лучшее.       Прямо как у неё.       — Тунья! Тунья! — хохочет Лили, бегая вокруг сестры и изредка хлопая в ладоши. У Петунии глаза завязаны плотной лентой; они обе в платьях и босиком, играют в жмурки под старым дубом на детской площадке. Вокруг ни души, и только высокая, по-летнему зелёная трава щекочет голые коленки и ступни.       — Лили, я устала, — измученно стонет Петуния и стягивает с глаз надоевшую повязку. Лили стоит перед ней, маленькая, хрупкая, в очаровательном салатовом платьице. И улыбается. Искренне, весело, как улыбаются только дети, ведь только они умеют быть по-настоящему счастливыми. И глаза у Лили светятся, искрятся; миловидное личико щедро усыпано веснушками. Густые рыжие волосы стянуты в две толстенькие длинные косички, и Петуния подавляет грустный вздох: она очень хочет, чтобы у неё были такие же волосы.       А Лили смотрит на неё и улыбается. Ей всего семь, и она ещё не знает, что такое зависть и затаённая обида. Она верит, что их дружба с Петунией никогда-никогда не закончится, и Петунии самой хочется в это верить.       — Иди в чулан! — прохрипел Вернон и попытался незаметно прикрыть конверт в руках жены. Поздно, конечно, ведь Гарри его уже увидел. А Петуния сидела и не шевелилась, словно скованная тысячью цепей. Переводила взгляд с племянника на мужа и обратно; в глазах одного царил неподдельный ужас и страх, в глазах другого — поразительная решимость.       — Откуда у вас моё письмо? — упрямо спросил мальчишка, не сдвинувшись с места.       Вернон заметно напрягся, надулся, и Петуния поспешила успокаивающе положить свою ладонь поверх его.       — С чего ты взял, что это письмо прислали тебе? — громко фыркнул Дурсль, но в голосе его было столько фальши, что даже трёхлетний ребёнок почуял бы подвох. — Ах, простите, забыл! Тебе же каждый день приходит по двадцать писем!       Был бы здесь Дадли, кухня мгновенно заполнилась бы его глумливым смехом. Петуния опустила взгляд на трясущиеся руки и накрыла письмо свободной ладонью.       — Это моё письмо. — От негодования Гарри сжал кулаки, и Петунии показалось, будто тихо задребезжали оконные стёкла. Она внимательно всмотрелась в лицо племянника, настолько внимательно, что смогла уловить сомнение и борьбу в его взгляде. А через секунду Гарри добавил: — Не думаю, что таким не-магам, как вы, могло прийти письмо из Хогвартса.       Дурсли синхронно выпрямились. Воздух маленькой кухни зазвенел от напряжения.       Тиканье настенных часов стало оглушительно громким. Гарри сглотнул.       — Что? — тонким голосом спросила Петуния. Гарри под её взглядом стушевался, но совсем скоро взял себя в руки.       — Это письмо из Хогвартса. Отдайте.       — Ты… знаешь? — Петуния ошеломленно всмотрелась в его лицо и поняла: знает. Знает даже больше, чем она могла предположить.       — Знаю что? — вскинулся Гарри. — Что я волшебник? — Рука Вернона дернулась под ладонью жены. — Что меня приглашают в школы магии? Или что… — Неожиданно запал мальчишки улетучился, и лицо побелело, вытянулось. Зелёные глаза широко распахнулись, и он сделал шаг назад, врезавшись спиной в белую кухонную дверь.       «Никакого волшебства не существует!»       «Твои родители погибли в автокатастрофе.»       «Он весь в своего отца: такой же бездарный тупица!»       — Вы знали… — В голосе нет вопроса, сплошная уверенность. Гарри смотрел на родственников и видел, что всё понял правильно. А ведь действительно, тётя Петуния не могла не знать, что её родная сестра — волшебница.       — Гарри, — странно спокойно произнесла Петуния. — Думаю, нам стоит поговорить. — Мальчик помялся, но дал согласие. — Вернон, выйди, пожалуйста.       Гарри изумленно выкатил глаза.       Челюсть Дурсля отвисла почти до пола.       — Петуния, ты серьёзно? — Вернон даже привстал для убедительности. Уходить ему явно не хотелось.       — Да, выйди, — сухо кивнула Петуния. — Пожалуйста. И закрой двери.       Гарри в молчаливом ошеломлении наблюдал, как удивлённый не меньше него дядя Вернон поднимается из-за стола, бросает непонимающий взгляд на жену и большими шагами уходит с кухни. У самого выхода он обогнул Гарри (тот спешно отскочил вперёд) и захлопнул за собой двери.       Через пару секунд лестница, ведущая на второй этаж, заскрипела. Дядя Вернон ушёл в свою спальню.       — Гарри, — негромко позвала Петуния. Мальчик встретился с ней взглядом. — Садись.       Подождав, когда племянник сядет на стул напротив, она придвинула к нему письмо и убрала руки. Гарри с сомнением посмотрел на конверт перед собой. Аккуратно обхватил его пальцами, поднёс к лицу, глянул адрес. Покрутил, пощупал. Улыбнулся.       — Вы же знали, что я волшебник, правда?       Петуния отрывисто кивнула и закрыла глаза.       — Тунья! — Голос Лили восторженный, счастливый. В руках её заветное письмо, глаза горят. — Я же говорила, что я волшебница! Мам, пап, — она оборачивается к стоящим позади родителям и ослепляет их своей улыбкой. — Помните, я говорила про Хогвартс? Всё-таки Северус был прав, а вы ему не верили!       Они вчетвером толпятся в тесной прихожей. Только что Лили проводила за дверь своего будущего профессора Минерву Макгонагалл, настоящую волшебницу. Та на глазах старших Эвансов превратила чашку в бабочку и обратно, заставила подняться в воздух стул и даже превратилась в кошку! Петуния тоже наблюдала за всем этим, и восторг её был немалым, но эмоции свои сдерживать она умела намного лучше сестры.       Впрочем, Лили и не пыталась.       — Пойду расскажу Северусу! — радостно говорит она, затем быстро натягивает новенькие сандалии и пулей вылетает за дверь.       А Петуния провожает её обиженным взглядом и мужественно сдерживает слёзы. Ей тоже очень хочется поехать в волшебную школу, вот только она никогда в этом не признается, даже себе. Поэтому лишь строго поджимает губы и фыркает максимально презрительно, так, что сама почти верит в это.       Она взрослее и умнее Лили, ей целых тринадцать лет, и нужно думать не о всяких фокусах, а об учёбе.       Так Петуния говорит родителям тем же вечером, когда они находят её, заперевшуюся в комнате, в окружении книг.       И родители понимающе переглядываются, будто видят её насквозь. Вздыхают, закрывают дверь и уходят. А Петуния продолжает поливать подушку горькими слезами обиды и несправедливости.       — Почему вы не сказали мне раньше? — спросил Гарри, отложив письмо. — Точнее, почему никогда не говорили?       Петуния подняла на него грустный взгляд. Гарри внешне всегда напоминал ей его отца, Джеймса, которого она видела всего один раз, незадолго до собственной свадьбы. Зато слышала она о нем много и часто — Лили рассказывала, когда приезжала на каникулы.       Петунии шестнадцать, скоро она заканчивает школу с отличием и уже начинает усиленно готовиться к выпускным экзаменам. Она уже выбрала, куда поступит дальше, и даже знает, на какую специальность.       Лили приехала домой на рождественские каникулы и сейчас совместно с папой наряжает камин и ёлку. Петуния помогает маме на кухне и неодобрительно косится в сторону гостиной, откуда подчас доносятся весёлый голос отца и смех Лили. В глазах серьёзной Петунии она остаётся несмышленым ребёнком и совершенно не взрослеет, хотя невозможно не отметить, что вчерашняя девочка подросла и похорошела. Юное тело начало округляться, длинные рыжие волосы теперь большую часть времени распущены. Петуния смотрит на свою высокую, нескладную фигуру и сердито закалывает волосы в пучок.       Когда вся семья усаживается за стол, мама ненавязчиво начинает беседу:       — Как дела в школе, Лили?       Петуния опускает голову и перестаёт жевать. Вкуснейшая куриная грудка не лезет в горло. Лили бросает на сестру осторожный взгляд и говорит:       — Всё замечательно. А как дела у тебя, Тунья?       Петуния смотрит на неё несколько секунд, через силу проглатывает курицу и отвечает с чрезмерной сухостью:       — Нормально.       Лили отводит глаза и скорбно поджимает губы. Вяло тыкает вилкой в тарелке. Молчит.       — Как учёба? — снова интересуется миссис Эванс, и Петуния скрипит зубами от раздражения. Она не любит разговоры про волшебство и волшебников. — Ты вроде переживала из-за какого-то предмета, по которому у вас часто меняются преподаватели.       — А, ЗОТИ! — понимающе кивает Лили, убирая прядь волос за ухо. — С ней всё хорошо, профессор Джонсон отлично рассказывает. Он всем на факультете нравится. Некоторые парни даже к нему на дополнительные занятия записались.       — А ты? — спрашивает мистер Эванс, бросая на младшую дочь взгляд исподлобья.       Лили пожимает плечами и открывает рот, чтобы ответить, но её прерывает Петуния:       — А зачем ей? Вряд ли такую уродку там смогут чему-нибудь научить.       — Петуния! — возмущённо вскрикивает мама, щедро одаривая дочь рассерженным взглядом.       Лили опускает голову и шмыгает носом. Слова сестры её задевают, это заметно. Петуния, несмотря на неодобрение родителей, злорадно скалится и продолжает ужинать.       — А с мальчиками как? — интересуется папа, старательно пряча при этом улыбку.       Петуния распахивает глаза, смотрит на него недоуменно и фыркает. Он же не серьёзно?       Лили поднимает на него расстроенный взгляд, и Петуния говорит:       — Да кто на неё посмотрит-то, кроме этого заморыша Снейпа?       Вилка Лили со звоном ударяется о тарелку. Мама задыхается от негодования и собирается отчитать Петунию, но Лили её перебивает. Выпрямившись на стуле, она смотрит прямо в глаза сестры, опирается руками в стол и чеканит, словно мячик:       — Сев не заморыш! И он мой друг! — Лицо у Лили злое, обиженное. Краска скоро покрывает лоб и скулы. — Друг, понимаешь? Хотя куда тебе, ты и дружить-то не умеешь. — От обескураженной Петунии Лили поворачивается к отцу, и черты лица её становятся значительно мягче и добрее. — И да, пап, есть там один мальчик. — Она кивает, и голос у неё довольный, сладкий. — Мой однокурсник, тоже с Гриффиндора. Джеймс Поттер, охотник в квиддичной команде. С начала года проходу мне не даёт, всё зовёт на свидания. Я пока не соглашаюсь, но, думаю, как-нибудь погуляю с ним, когда он перестанет шалости устраивать. Кстати, — Лили многозначительно поднимает брови и обводит застывшую публику взглядом триумфатора, — Джеймс как раз ходит на дополнительные занятия ЗОТИ, а ещё он лучший на курсе в трансфигурации. И летает он просто отлично, ещё ни одной игры не проиграл. А ты, Тунья? — Лили фальшиво улыбается и наблюдает, как белеет лицо сестры. Такой злой её никогда не видели дома, и родители наверняка шокированы таким поведением. — Ну, чем похвастаешься? Ты же старше, неужели у тебя ещё нет парня? Или ты всё со своими книжками обнимаешься, да? — Постепенно глаза Лили трезвеют, злость сменяется пристыженностью, но она просто не может не договорить, когда столько всего накипело. — И я не уродка! Не нравится терпеть меня — можешь уйти из дома, тебя никто не держит. Может, найдёшь себе кого-нибудь, такого же «нормального», как и ты!       Лили соскакивает со стула и выходит из-за стола. Лицо у неё красное, почти сливается с волосами; глаза влажные, сдерживают слезы. Лили дышит рвано, точно задыхается.       — Спасибо за ужин, — говорит она, обращаясь к маме. — Всё было очень вкусно.       И, развернувшись так, что рыжие волосы вспыхивают пламенем, она убегает с кухни. Через несколько секунд доносится быстрый топот по лестнице и хлопок двери на втором этаже.       Петуния бездумно смотрит в свою тарелку и убеждает себя, что она не виновата. Что она говорила правду, и ей не должно быть стыдно.       Это была первая крупная ссора двух родных сестёр.       И далеко не последняя.       — С вами всё хорошо? — испуганно спросил Гарри, когда Петуния громко всхлипнула. Её саму пугали давно забытые образы, внезапно всплывающие в сознании. Но отчасти она понимала их причину. Вспоминая, она будто смотрела на себя со стороны и ужасалась, сколько же в ней было злобы и зависти.       — Гарри, прости меня, — неожиданно раскованно произнесла она. Мальчишка замер в непонимании и недоверии. — Прости, это моя вина. Я не хотела, чтобы ты знал о… волшебниках. Я надеялась, что ты будешь не таким, как Лили. Обычным.       Гарри хотел что-то сказать, но Петуния ему не позволила. В тот момент она испытывала важнейшую потребность выговориться.       — Бери письмо, мы с Верноном не будем тебе мешать. Можешь ехать в Хогвартс. И… — Петуния замялась. — Если нужно, я могу сходить с тобой в Косой переулок.       — Куда? — удивился Гарри.       — Там продают вещи для этой вашей школы. Я была там один раз с Лили.       Гарри кашлянул, сконфуженно пригладил волосы и выдал извиняющимся тоном:       — Ну, вообще, раз уж на то пошло, — он прочистил горло, — я не еду в Хогвартс. И я очень удивлён, зачем мне прислали ещё одно письмо.       — В смысле? — глупо спросила Петуния.       И Гарри поведал ей о том, как ему пришли три письма, как он выбрал Леминиум и как совершал покупки к учебному году. Петуния слушала его молча, ошарашенно блуждая взглядом по голубой скатерти.       — Не думаю, что ты сможешь уехать за океан, — кое-что вспомнив, покачала головой она.       — Почему? — с вызовом спросил Гарри.       Петуния посомневалась, подумала, а затем начала рассказ. Оказывается, в тот знаменательный Хеллоуин, когда Гарри подкинули к дому Дурслей, рядом с ним лежало письмо от Альбуса Дамблдора, директора Хогвартса. В нем он раскрыл тайну гибели Поттеров и заявил, что своей жертвой Лили смогла защитить Гарри от смерти. А ещё в письме он просил позаботиться о мальчике, ведь только в доме своих единственных родственников он сможет быть в безопасности до тех пор, пока ему не исполнится семнадцать лет.       — Поэтому я не могу тебя отпустить, — сочувствующе вздохнула Петуния.       — По-моему, это бред, — заявил Гарри. — Можно подумать, эта защита действовала бы, если б я находился в Хогвартсе. Это же далеко.       — Я не знаю, — честно сказала Петуния. — Но если ты каким-то образом можешь поехать не в Хогвартс, то знай, что я тебя отпускаю.       Петуния подняла взгляд и встретилась с горящими благодарностью глазами Гарри. Он по-доброму ей улыбнулся и выдохнул со всей признательностью тихое:       — Спасибо.       Петуния неуверенно приподняла уголки губ в ответ. Наверное, впервые за долгие-долгие годы на душе у неё было спокойно и тихо.       В тот же день все вещи Гарри под возгласы удивления мужской половины семейства Дурслей перекочевали в старую спальню Дадли. Тот кричал, бунтовал, истерил, но железобетонную непоколебимость Петунии расшатать не смог.       Следующим утром рядом со своей кроватью Гарри обнаружил вместительный темно-синий чемодан и совершенно новенький чёрный рюкзак, который в прошлом году отказался носить в школу Дадли. Преисполненный благодарностью, Гарри за завтраком сварил тёте кофе и предложил помочь с поливкой сада.       Дядя Вернон и Дадли кипели непониманием.       А затем стали приходить письма.       Они сыпались отовсюду: в дверную щель для почты, в маленькое окошко в туалете; находились в упаковках с яйцами и доставлялись к дому ящиками.       По вечерам Гарри самолично помогал дяде Вернону бросать конверты в огонь камина, и тот, кажется, даже был не против его компании.       Но однажды утром письма не пришли.       Вместо них на пороге дома обнаружилась высокая худая женщина в длинной зелёной мантии. У неё было острое, сухое лицо и колючий взгляд; тёмные, тронутые сединой волосы были туго стянуты на затылке. Женщина представилась профессором Хогвартса Минервой Макгонагалл, и Гарри показалось, будто она и тётя Петуния раньше встречались. По крайней мере, последняя ни капли не удивилась, узнав, с какой целью к ним пришла эта гостья.       Дадли заблаговременно был сослан к себе в комнату, а Вернон сам покинул гостиную, уверяя жену, что в гараже ему в данный момент присутствовать самое время.       Макгонагалл очень удивилась, когда узнала, что Гарри прекрасно осведомлён о своих волшебных способностях, о своей известности и о том, что приглашён на обучение в Хогвартс.       — Мэм, я всё это знаю, — сказал ей мальчик, у которого не вызвала должного восторга её демонстрация левитационных чар. — Вы мне лучше скажите, зачем мне прислали столько писем? Лето на улице, а мы неделю камин разжигаем.       По правде говоря, этот вопрос интересовал не только Гарри, но и дядю Вернона, особенно в те минуты, когда они сжигали десятки и сотни писем.       На этот вопрос профессор не нашла, что ответить, зато предложила сводить Гарри за покупками к Хогвартсу в тот самый Косой переулок, о котором упоминала тётя Петуния. Вспомнив об этом, мальчик ответил, что уже сходил с ней на волшебную улицу и приобрёл всё необходимое к школе, и в доказательство даже продемонстрировал свою волшебную палочку. При этом он почти не соврал: он правда был на волшебной улице и купил всё, что нужно к школе. А на какой именно улице и к какой школе, никто не уточнял.       Таким образом, одураченная Минерва Макгонагалл ни с чем покинула Тисовую улицу, а довольный Гарри потихоньку начинал упаковывать чемодан к отъезду в Леминиум.