Леминиум

      Стоило только высоким тяжёлым дверям распахнуться, как из груди Гарри вырвался нервный вздох. Народу в Актовом зале было как в муравейнике, все шептались, галдели, кто-то громко смеялся. Зал состоял из нескольких десятков рядов перед сценой и балкона, на который почти от самых дверей вела крутая деревянная лестница.       Джон и Джен тут же направились к сцене, за ними потянулись и первокурсники, подгоняемые остальными кураторами. Гарри шёл на негнущихся ногах и всеми силами старался слиться с толпой. Внимание стольких людей было ему в новинку.       Переглядываясь между собой, кураторы вывели их на сцену и сказали построиться полукругом. Гарри разместился где-то посередине, слева от него возвышался странно спокойный Дэймон. Гарри недоверчиво покосился на него и тихо спросил:       — Ты что, совсем не волнуешься?       Дэймон посмотрел на него сверху вниз и ответил дрогнувшим голосом:       — У меня сердце в пятки ушло.       — По тебе не скажешь, — критично заметил Гарри, краем глаза наблюдая, как кураторы спускались в зал. Дэймон на это только пожал плечами.       Минуту спустя свет на балконе потух, и зал погрузился в полумрак. В воздухе зазвенела напряжённая тишина, почти как в фильме ужасов. Гарри сглотнул и переступил с ноги на ногу. Его трясло.       Под чёткий стук каблуков на сцену вышла высокая молодая женщина в длинном праздничном платье цвета вишни. Длинные чёрные волосы были скручены на затылке в объёмную причёску. В руках женщины Гарри заметил папку с листами бумаги, на которых, вероятно, был перечень учеников.       Прокашлявшись, женщина опустила руку с папкой, быстро оглядела зал и неожиданно строгим голосом начала читать речь. Её звали Кобианна Рауд, и она занимала должность заместителя директора по учебной части. Она приветствовала первокурсников и тех, кто уже не один год отучился в школе, призывала всех к порядку, соблюдению правил, отличной учёбе и коллективной работе. Мадам Рауд показалась Гарри чрезмерно строгой и принципиальной относительно учёбы; ему даже думать не хотелось, что будет, если вывести её из себя.       Дэймон рядом нервно теребил пальцами край жилета, и Гарри очень сильно хотелось шлепнуть его по руке, чтобы он не нагонял ещё больше волнения. Глубоко вдохнув и перекатившись с пятки на носок, Гарри поднял взгляд к потолку. Тот был воистину чёрным из-за скудного освещения, казалось, что сама Тьма клубилась над головами. Мальчик опустил глаза чуть ниже и наткнулся на забитый до отказа балкон. Десятки лиц белели на тёмном фоне, и создавалось впечатление, будто головы плывут в бордовой речке.       Неожиданно зал сотряс гром аплодисментов. Мадам Рауд сделала шаг в сторону, подняла руку с папкой и отошла к краю сцены. Когда она быстро оглядела первокурсников, Гарри ощутил на себе цепкий взгляд её чёрных, словно уголь, глаз.       Не успел Гарри озадачиться, почему же ещё не стихли аплодисменты, как из-за кулис справа вышел высокий, статный мужчина в чёрных брюках, белоснежный рубашке, чёрном жилете и галстуке. Слегка улыбнувшись, он уверенно двинулся к центру сцены. Что-то было в этом человеке особенное, он невольно цеплял взгляд. Гарри вряд ли назвал бы его красивым, но привлекательным он был уж точно. Тётя Петуния, наверное, назвала бы его харизматичным. Каштановые волосы мужчины были аккуратно причесаны, волосок к волоску; глубоко посаженные синие глаза будто светились изнутри. Выглядел он лет на сорок, не старше.       Аплодисменты стихли только тогда, когда мужчина встал на прежнее место мадам Рауд и смущённо поднял руку. Гарри пожалел, что стоял посередине и мог видеть только его спину.       — Здравствуйте, ребята, преподаватели! — радостно заговорил мужчина и раскинул руки в стороны, будто пытался обнять сразу всех присутствующих в зале. Развернувшись через плечо, он искрящимися глазами посмотрел на ряд новобранцев и другим, чуть ли не ласковым тоном добавил: — Здравствуйте, дорогие первокурсники! Нам вас не хватало, — широко улыбнулся он. Отойдя немного в сторону, чтобы видеть новых студентов, мужчина продолжил: — Для тех, кто меня не знает или же успел забыть за лето, — из зала послышался смешок, — представлюсь. Меня зовут Ричард Дэвидсон, и я директор этой школы.       Взгляд Гарри из любопытного резко стал изучающим. Вот значит, каков их директор. Молодой, симпатичный. Гарри передернуло, когда он вспомнил директора своей прежней, маггловской школы; толстый, лысый старик вечно жаловался на него и закрывал глаза на проделки Дадли и его дружков. В сравнении с ним мистер Дэвидсон выглядел как самый настоящий ангел.       — Сегодня особенный день. — Глубокий голос директора разносился по всему залу и разбивался о глухие стены. — Сегодня кто-то из вас продолжит свой путь в изучении магии, кто-то закончит его всего через год, а кто-то, — мистер Дэвидсон пристально посмотрел на первокурсников, — кто-то только начнёт. Друзья, давайте поддержим ребят! Они очень волнуются.       Тут же зал затопил гул аплодисментов, каких не было даже перед выходом директора на сцену. Сам он тоже усиленно хлопал и с улыбкой наблюдал за новыми студентами. Гарри задумался, сколько детей уже выросло на его глазах? Сколько нынешних молодых людей некогда стояло на этой же сцене и слышало подбадривания мистера Дэвидсона в свой адрес? Наверное, сотни.       — Я не буду напоминать вам об учёбе, успеваемости и экзаменах, — заявил директор, и из зала послышался радостный шёпот. Дэвидсон улыбнулся. — Уверен, наши профессора справятся с этим превосходно. К тому же, ежегодно первое сентября — праздник преимущественно первокурсников. Посмотрите на эти лица, — директор рукой обозначил неровный ряд детей. Гарри сглотнул и выпрямился, ощущая на себе множество взглядов. — Сейчас они не знакомы между собой, они не знают, с кем будут жить в одной комнате, с кем их свяжет крепкая дружба, для кого они станут самыми близкими людьми. Сейчас они ничего этого не знают. — Мистер Дэвидсон ненадолго замолчал, собираясь с мыслями.       Гарри, слушавший его с опущенной головой, поднял взгляд. Каким-то образом он почувствовал, что Дэймон сделал то же самое.       — Каждый год я провожаю десятки выпускников во взрослую жизнь, — сказал директор. — На смену им всегда приходят новые дети. С новыми мыслями, новыми характерами, новыми интересами и способностями. Я знаю каждого своего ученика. — Мистер Дэвидсон расправил плечи. Уверенный взгляд прошёлся по залу. — И каждым своим учеником я горжусь. Я верю, что каждый из этих ребят когда-то добьётся успеха. Не в учёбе, так в спорте; если не в спорте, то в творчестве. Цель Леминиума всегда состояла в воспитании гармоничной, достойной личности, а не специалиста. Прошу вас, дорогие первокурсники, помните это и никогда не забывайте.       Закончив читать речь, мистер Дэвидсон слегка поклонился и направился к краю сцены. Зал взорвался аплодисментами. Вдохновленный словами директора, Гарри хлопал от всей души и смотрел на него каким-то новым, особым, полным восхищения взглядом.       — Вижу, ты успокоился, — заметил с лёгкой улыбкой Дэймон, наклонившись к уху Гарри.       Тот, не переставая хлопать и не поднимая головы, ответил:       — Это временно. Нервным клетками тоже нужен отдых.       Дэймон фыркнул над ухом Гарри и выпрямился. Сам же Поттер ощущал, что действительно стал тревожиться меньше. То ли и впрямь устал, то ли слова директора оказали успокаивающее воздействие.       После мистера Дэвидсона слово вновь взяла Кобианна Рауд. Сделав шаг вперёд и прокашлявшись, она громогласно объявила:       — Мы начинаем церемонию распределения. Мистер Верни, ваш выход!       Зал зашушукался и тут же умолк. Тишину, повисшую на короткое мгновение, грубо нарушил посторонний шум. Чем-то этот звук напоминал тот, с каким Гарри и Дэймон катили чемоданы после перемещения в пещеру.       Гарри наморщил лоб, пытаясь угадать, откуда доносился лязг. Шеренга первокурсников зашаталась, закрутилась; все вертели головами и наклонялись вперёд, стараясь разглядеть хоть что-нибудь. Пару страшных секунд спустя занавес справа отдернулся, и низкий сухой человек в старомодном костюме, который мог носить ещё дедушка Гарри, с торжественным видом выкатил на сцену большое, высокое зеркало в прочной золотой раме. Гарри моргнул и присмотрелся внимательнее. Всю поверхность рамы украшали маленькие рисунки, похожие на иероглифы (как позже выяснилось, это были руны), а на самом зеркале, вверху, чёрным цветом была выведена фраза: «Судьба человека зависит только от него самого».       Мистер Верни, весь седой и ужасно морщинистый, оставил зеркало прямо посередине сцены, и первокурсники вынуждены были его обойти. Шеренга зашевелилась и вытянулась. Весь зал в смиренном молчании ждал, пока они встанут по своим местам. Мистер Верни выпученными глазами оглядел ряд первокурсников и быстрым шаркающим шагом поспешил за кулисы. У самого края сцены он прошёл совсем близко к двум девочкам, и те, брезгливо сморщившись, отпрянули от него назад. Старик зыркнул на них исподлобья и задернул за собой занавес. Гарри хмуро посмотрел ему вслед, но его внимание тут же привлекла мадам Рауд.       — Итак, — начала она, оглядывая взволнованных первокурсников. — Перед вами не простое зеркало. Это артефакт, принадлежащий Леминиуму с момента его основания, и называется он «Зеркало Судьбы». Вы не увидите в нём будущего, — голос женщины становился выше и громче, — и не увидите прошлого. Когда вы посмотритесь в это зеркало, оно увидит всё ваше существо, ваш характер, ваши цели и интересы. Вы посмотритесь в него все. Зеркало запомнит каждого из вас и распределит в команды по своему усмотрению. Ребята разных команд встают на сцене отдельно друг от друга. В команде обычно от трех до семи человек; каждая из них на протяжении всей учёбы работает сообща. Оценки каждого ученика идут в общий зачёт, и он получает не свою собственную оценку, а оценку команды. — Гарри кивнул, вспоминая объяснения Кевина. Тот говорил ему то же самое. — В течение нескольких минут после распределения на стендах общежитий появятся списки первокурсников и номера их комнат. По возможности мы делаем так, чтобы члены одной команды жили вместе; естественно, девочки и мальчики отдельно. Обычно в комнаты заселяются по четыре человека, но иногда и по пять. Скучно вам не будет, — сказала Рауд и попыталась улыбнуться. Вышло не очень.       Гарри вздохнул. Ему нестерпимо хотелось, чтобы официальная часть наконец завершилась. Мальчик покосился на Дэймона; тот стоял с опущенной головой и разглядывал носки своих туфель.       — Сейчас я буду называть ваши имена. — Мадам Рауд взяла папку обеими руками. — Те, кого я назову, подходят к зеркалу, пару секунд смотрят в него и возвращаются на своё место. Итак, начнём. Элфи Андерсон!       Невысокий светловолосый мальчик, стоящий слева от Дэймона, спотыкаясь, подошёл к зеркалу. Он выглядел так неуверенно, что Гарри стало его жалко. Постояв там секунды четыре, Элфи быстро вернулся на место. Его лицо было белее мела.       — Кларис Атталь!       Вперёд вышла тонкая, как тростинка, девочка, явно имеющая французские корни. Её густые каштановые волосы красивыми кудрями спускались до самой талии.       Вслед за Кларис к зеркалу направился Дэймон. Его походка была спокойной и уверенной, хотя по лицу было видно, как сильно он нервничал. Гарри за спиной скрестил пальцы: Дэймон ему понравился, и он хотел бы находиться с ним в одной команде.       Друг за другом первокурсники подходили к зеркалу. К тому времени, когда подошла очередь Гарри, он совсем успокоился и, стоило мадам Рауд назвать его имя, спокойным шагом вышел из строя. Волнение полностью отпустило его тело, и в зеркало он посмотрел без всякого страха. Увиденное слегка озадачило Гарри: перед ним отражался красивый, уверенный мальчик, школьная форма сидела идеально, и даже лохматые волосы не портили внешность, а, напротив, добавляли какой-то особой привлекательности. Гарри пару раз моргнул, не веря своим глазам. Наверное, зеркало искажало реальность, другого варианта он не видел.       Вдруг Гарри словно очнулся. Ему показалось, что он простоял перед зеркалом намного дольше нужного, и, резко развернувшись, он спешно вернулся на своё место рядом с Дэймоном. Мадам Рауд объявила следующего ученика.       — Я долго там стоял? — беспокойно спросил Гарри Барнса.       Дэймон удивлённо вскинул брови.       — Да нет, секунды три может.       Гарри недоверчиво на него покосился.       — Странно. Мне показалось, что прошла уже целая вечность. — К концу фразы Гарри ощутил, что кто-то внимательно за ним наблюдает. Он вообще заметил, что стал очень чувствителен к подобным вещам. Закусив губу, мальчик резко повернул голову и поймал на себе странно задумчивый взгляд Ричарда Дэвидсона. Директор тут же опустил глаза и сделал вид, будто поправляет запонки на рубашке. Гарри удивлённо выгнул брови и смущённо потупился.       Как только последний из учеников Макс Зоджо посмотрел в зеркало и вернулся в шеренгу, мадам Рауд объявила минуту ожидания. По её словам, зеркало обдумывало, каких первокурсников объединять в команды. Гарри весь извёлся; от долгого стояния на одном месте затекли и устали ноги.       Наконец, мадам Рауд громко произнесла:       — Первая команда!       Поверхность зеркала покрылась рябью, будто озеро в ветреную погоду. На нем стали проступать буквы, складываясь в имя и фамилию ученика. Одновременно с этим появлялось его изображение, очень чёткое и — наверное, Гарри показалось, — живое. Отразившийся в зеркале мальчишка действительно двигался; смуглая кожа отражала свет ламп, каштановые волосы лежали небрежно, но не торчали во все стороны, а тёмно-зелёные глаза смотрели не по-детски серьёзно и жёстко.       — Джованни Лима! — прочитала мадам Рауд запись на поверхности зеркала.       — Он, видимо, из Бразилии, — шепнул Дэймон, пока Джованни выходил из строя и вставал с края сцены. От его размеренной походки и прямой, как игла, спины Гарри сделалось не по себе. Этот мальчишка совсем не располагал к общению.       — Александр Грант!       К Джованни Лиме присоединился высокий крепкий паренёк с короткой стрижкой. Последним в их малочисленной команде стал белобрысый Конан Кант, лицо которого походило чем-то на лисью морду.       С каждой названной фамилией у Гарри замирало сердце. Уже образовалось шесть команд, первокурсников в шеренге стало заметно меньше. Так как имя Гарри могли назвать в любой момент, он внимательно наблюдал за всем процессом распределения и за каждой командой в отдельности.       — Седьмая команда! — уже не таким торжественным, как в самом начале церемонии, голосом объявила мадам Рауд. — Дэймон Барнс!       Гарри резко поднял голову и посмотрел на Дэймона. Тот сглотнул, облегчённо выдохнул и прошествовал к пустому месту на сцене, где чуть позже будут стоять другие члены его команды.       — Амели Томпсон!       Из строя, подобно бабочке, выпорхнула миниатюрная худенькая девочка. Её густые рыжие волосы были распущены и переливающимся водопадом спускались до середины спины. Она встала рядом с Дэймоном, который был выше её на целую голову.       Мадам Рауд объявила следующего ученика:       — Алан Картер!       Из шеренги непринужденно вышел красивый русоволосый мальчишка; его длинная челка, которая в нормальном виде обязательно бы скрыла ему глаза, была небрежно зачесана назад и разделена посередине пробором. Он широко и белозубо улыбался. Даже издалека Гарри разглядел, каким предвкушением горели его голубые глаза. Когда он встал рядом с Амели и что-то шепнул ей на ухо, она поморщилась и оттолкнула его от себя, как надоедливую букашку. Алан на это только самоуверенно усмехнулся и сунул руки в карманы брюк.       — Адриан Ранклин! — вновь объявила Кобианна Рауд.       Вперёд вышел серьезный мальчик с совершенно чёрными, смоляными волосами. У него были очень яркие голубые глаза, странно смотрящиеся на бледном лице. Казалось, что попавшие в одну команду Адриан и Алан являлись полными противоположностями. По крайней мере, так решил Гарри.       Мальчик вздохнул и перенёс вес тела на другую ногу. Ему вдруг подумалось, что со своим везением он наверняка будет распределен последним. И тут мадам Рауд громко произнесла:       — Гарри Поттер!       Гарри широко распахнул глаза и неверяще на неё посмотрел. Неужели он и Дэймон в одной команде? Неужели его желание сбылось? Гарри взглянул на довольного таким раскладом Дэймона; тот улыбался и жестом звал его к себе. Не сомневаясь больше ни секунды, мальчик выскочил из шеренги и быстро присоединился к своей команде. Где-то глубоко внутри него клокотала радость от того, что всё, наконец, закончилось.       Мадам Рауд начала набор восьмой команды.       Гарри глубоко вдохнул, успокаиваясь, и оглядел ребят рядом с собой. Их пятеро. Если с Дэймоном Гарри уже нашёл общий язык, то насчёт остальных испытывал неуверенность. Амели, единственная девочка среди них, выглядела вполне дружелюбно. Алан казался каким-то излишне самоуверенным и нахальным, а Адриан, напротив, строгим и отчужденным. Гарри разглядывал всех по очереди и в свою очередь ощущал, что ребята делают то же самое.       Распределение закончилось, когда была сформирована последняя, тринадцатая команда. Слово вновь взял Ричард Дэвидсон.       — Ну что, друзья, — торжественно начал он. — В этом году мы имеем тринадцать новых команд. Хочу поведать первокурсникам о наших школьных рейтингах. — Директор и мадам Рауд переглянулись. — На всех курсах каждый месяц определяется пятёрка лучших команд. Баллы, которые составляют рейтинг, начисляются за хорошие и отличные оценки команды, за участие и победы в школьных конкурсах, творческих и спортивных мероприятиях. Баллы также получают те команды, студенты которых состоят в командах школы по кводпоту. В конце года те команды, которые каждый месяц входили в пятёрку лучших на своём курсе, получают небольшие привилегии в отношении экзаменов. Профессора либо сокращают для них количество заданий, либо уменьшают сложность, либо снижают критерии оценивания. Всё для вас, — широко улыбнулся мистер Дэвидсон. — Вы вполне можете получить эти привилегии, стоит лишь каждому члену команды постараться набрать наиболее возможное количество баллов. Это не так уж и сложно, — с улыбкой сказал директор. — Ну-у, — протянул он, оглядывая зал, — думаю, на этом всё. Все свободны! Первокурсников прошу погулять минут двадцать во внутреннем дворе школы, пока готовятся списки на заселение. Кураторы, проводите ребят!       Толпа народа хлынула к выходам из Актового зала. Поднялся невероятный шум, все говорили, смеялись, торопились в свои общежития. Перед сценой остановились только Джон и Джен, позвавшие первокурсников за собой. Гарри переглянулся с Дэймоном и другими ребятами и первым двинулся к лестнице, чтобы спуститься со сцены.       В самых дверях Гарри вновь ощутил на себе чей-то пронизывающий взгляд и резко обернулся. Его глаза и глаза директора Дэвидсона на короткое мгновение встретились, но оба тут же отвернулись и сделали вид, будто ничего не произошло.       — Ну, это логично, — сказал Дэймон, когда они посмотрели списки на зачисление. — Раз нас четверо парней в команде, все мы будем жить в одной комнате.       — Ну да, мадам Рауд же говорила, — согласился Гарри, пока они поднимались на третий этаж общежития.       Их общежитие состояло из обычных, современно обустроенных коридоров, по обе стороны которых размещались ряды жилых комнат. Длина коридора казалась Гарри больше, чем он мог подумать, когда видел здание с улицы. Вроде бы, кто-то что-то говорил про чары расширения пространства.       — Вот, нашёл! — радостно возвестил Гарри, остановившись у белой двери с табличкой «146».       — Интересно, эти двое уже там? — спросил Дэймон.       Только Гарри открыл рот, чтобы ответить, как дверь напротив распахнулась и оттуда вылетел красный, как рак, Конан Кант. Его лицо, как у всех блондинов, когда они злятся, покрылось неровными багровыми пятнами.       — Да пошёл ты, Лима! — выплюнул он куда-то в комнату, и, метая глазами молнии, с силой хлопнул дверью. — Чего уставились? — рыкнул он на растерявшихся Гарри и Дэймона. Те не успели ничего ответить, так как Кант не стал их и слушать. Развернувшись, он быстрым шагом направился к лестнице, расталкивая всех на своём пути.       Гарри и Дэймон проводили его удивленными взглядами.       — Псих, — заключил Гарри.       — Определённо, — ответил Дэймон.       Когда они вошли в комнату, их соседи были уже там. В комнате стояло четыре деревянных кровати: две по обе стороны от окна, и две справа и слева от двери; возле каждой кровати стояла тумбочка. Над широким окном на карнизе висели плотные синие портьеры, такого же цвета был ковёр на полу и покрывала на кроватях. Перед окном протянулся длинный рабочий стол, к которому были приставлены четыре стула. По стенам комнаты, между кроватями, находились два больших шкафа под одежду (чуть позже выяснилось, что к ним тоже были применены чары расширения и места там было намного больше, чем казалось). У самого входа стояли чемоданы и лежали рюкзаки Гарри и Дэймона. Они тут же взяли свои поклажи и осмотрелись.       Адриан занял кровать справа от двери и, повернувшись к ним спиной, раскладывал вещи. На его постели Гарри помимо одежды заметил несколько объёмных книг, кучу тетрадей и один толстый журнал для записей.       При виде вошедших Гарри и Дэймона Алан, до этого валявшийся на кровати слева от окна прямо в обуви, вскочил и радостно загалдел:       — Наконец-то! Где вас носило? Я чуть не помер тут со скуки! — В его голос закралось непонятное для Гарри возмущение. — Этот вон, — Алан кивнул на обернувшегося с мрачным лицом Адриана, — вообще говорить не хочет. Аутист, тоже мне! Вы-то, я надеюсь, не такие скромные?       Гарри и Дэймон растерянно переглянулись. Гарри неловко кашлянул и смущённо почесал затылок.       — Даже не знаю, — сказал он, нервно хихикнув. От Алана он не ожидал такого напора.       — Ну, ничего! — отмахнулся Алан и снова рухнул на свою кровать, скрестив руки под головой. От резкого движения его чёлка подпрыгнула и упала ему на глаза. Возле его кровати на полу валялись не открытые чемодан и рюкзак. — Пообщаемся, привыкнем друг к другу. Команда мы или кто? — У Гарри создалось впечатление, будто Картер разговаривал сам с собой. — А вы чего стоите-то, эй? Располагайтесь!       Дэймон открыл рот, чтобы что-то ответить, но тут же его захлопнул и молча положил рюкзак на кровать слева от двери. Гарри ничего не осталось, кроме как занять правую от окна. За его спиной продолжал трещать Алан, но мальчик слушал его вполуха.       С трудом подняв тяжёлый чемодан и положив его на кровать, Гарри расстегнул на нем молнию и откинул крышку. Тут же, к своему огромному удивлению, поверх своих вещей он обнаружил шоколадку, которую явно с собой не брал, и записку. Взяв в руки небольшой листок, сложенный вдвое, Гарри развернул его и наткнулся глазами на предложение, написанное почерком тёти Петунии: «Это тебе небольшой подарок в честь первого дня учёбы». Невольно на лице Гарри возникла улыбка, вызванная этой неожиданной заботой. Отложив записку, он взял шоколадку и замер в нерешительности, что-то обдумывая. Наконец, он набрался храбрости и, обернувшись лицом к ребятам, предложил:       — Мне тут тётя с собой шоколадку положила. Кто-нибудь хочет?       — О, давай! — сразу отозвался Алан, спрыгнув с кровати. Гарри распечатал обертку и отломил ему кусочек. — Спасибо, Гарри. У тебя классная тётя, — широко улыбнулся Картер.       — Можно мне тоже? — спросил Дэймон.       — Конечно, — благодушно разрешил Гарри и отломил и ему небольшую дольку. Мальчик покосился на Адриана, который раскладывал свою одежду в шкаф. — Адриан?       Ранклин удивлённо обернулся.       — Что?       — Будешь шоколад? — неуверенно предложил Гарри.       Адриан покачал головой:       — Нет, спасибо, — и продолжил разбор вещей.       — Как хочешь, — хмыкнул Гарри и положил шоколадку на стол.       В течение часа все четверо занимались обустройством комнаты. Каждая тумбочка заполнилась тетрадями (учебники им выдали только на следующий день), шкафы — одеждой и обувью; чемоданы каждый затолкал под кровать. Алан на стене над своей постелью наклеил несколько ужасно ярких плакатов: синий, зелёный и жёлтый. На одном волшебники летали на метлах и перебрасывали друг другу мяч; на втором одиннадцать игроков в синей форме, обнявшись, улыбались и смотрели в камеру; на третьем эти же игроки радостно держали золотой кубок.       — Это «Бостонские саламандры», моя любимая команда по кводпоту, — рассказывал Алан, старательно приклеивая плакат к стене. От усердия он даже язык высунул, так старался. — В этом году мы с отцом ходили на их матч с «Вашингтонскими вепрями». Это было круто! «Саламандры» уделали их как младенцев, 140:20, представляете?       — А почему именно саламандры? — спросил Гарри, который, видимо, был единственным, кто с интересом слушал болтовню Алана.       — О, я где-то слышал, что ещё лет тридцать назад, когда команда только создавалась, на их первом матче случилась небольшая катастрофа, — воодушевленно сказал Картер. — Вроде как кто-то из болельщиков притащил с собой на стадион ящик с саламандрами, и те умудрились сбежать. Одежда болельщиков загорелась, за ними и трибуны. Шумиха поднялась невероятная. Но матч-то продолжал идти. Бостонцы воспользовались тем, что их противник отвлёкся на пожар, и победили. С тех пор саламандра — их талисман.       — Здорово! — искренне восхитился Гарри. Он даже не знал, что из себя представлял этот загадочный кводпот, но «Бостонские саламандры» ему заведомо нравились.       — Ещё бы! — самодовольно хмыкнул Алан, закончив приклеивать последний плакат и устало опрокинувшись на подушку. — Это, — он кивнул на пёструю стену, — лучшая команда из ныне существующих. А у тебя какая любимая?       Гарри смутился. Краем глаза он заметил весёлую усмешку магглорожденного Дэймона, развалившегося на своей постели с каким-то журналом.       — Если честно, я даже не знаю, как в этот кводпот играть, — признался Гарри.       Алан выпучил глаза и резко сел на кровати.       — Ты сейчас серьёзно? — недоверчиво спросил он.       — Вполне.       — А, так ты магглорожденный? — предположил Картер, проведя рукой по волосам и убрав со лба спадающую чёлку.       — Я — нет, — ответил Гарри. — Я полукровка. У меня папа чистокровный, а мама магглорожденная.       — А ты? — Алан посмотрел на Дэймона.       — Я магглорожденный, — спокойно отозвался Барнс и перелистнул страницу журнала.       Алан покосился на Адриана. Гарри тоже на него посмотрел и ждал, что и его Картер спросит о происхождении, но тут Ранклин поднял от толстого талмуда мрачный, холодный взгляд ярко-голубых глаз, и желание спрашивать его о чём-либо пропало само собой.       — Ну, можно сказать и познакомились, — оптимистично заявил Алан. — Завтра первый учебный день. Не знаю только, как мы будем с этой Томпсон уживаться.       — А что с ней не так? — изумился Гарри. Всё это время он по-турецки сидел на своей кровати и обнимал подушку.       — Ну, она же девчонка! — как само собой разумеющееся ответил Алан и посмотрел на Гарри как на неразумного ребёнка.       — О, это аргумент, несомненно, — саркастично заметил Дэймон, прислушивающийся к их разговору. Гарри фыркнул.       — Вы что, в самом деле не врубаетесь? — не верил Картер, попеременно вглядываясь в их лица. — Она — девчонка. Чистокровная! Это я вам как чистокровный говорю, мы семьями иногда перекликаемся на различных мероприятиях.       — Ну и? — всё ещё не понимал Гарри.       — Чёрт, а с виду вы умнее! — воскликнул Алан и в отчаянии вцепился себе в волосы. — Она девчонка из богатой чистокровной семьи, а все девчонки из таких семей — ужасно избалованные, глупые и противные!       — Весёлая у тебя однако жизнь, раз тебе только такие попадались, — развеселился Дэймон.       Гарри заливисто засмеялся. Ему даже показалось, будто Адриан, тщательно скрывающий лицо за книгой, коротко улыбнулся. Алан подавился от возмущения.       — Да в смысле «попадались только такие»?! — Он вскочил с кровати и стал мерить комнату шагами, буйно жестикулируя. — Конечно, это так, ведь они все такие!       — Уверен? — с улыбкой поддел его Гарри, хитро переглянувшись с Дэймоном.       — Абсолютно! — тут же подтвердил Картер. — Зуб даю, эта Томпсон такая же избалованная, наглая девица.       — Женофоб, — тихо фыркнул Дэймон, но его всё равно все услышали. Лицо Алана запылало страстным возмущением, когда Гарри и Дэймон захохотали в голос.       Этот спор продолжался довольно долго: Дэймон и Гарри всячески подшучивали над вспыльчивым Аланом, а сам Алан пытался убедить их в правильности своей точки зрения. Плавно спор перешёл в обсуждение общих тем, интересов друг друга. Ребята размышляли, что ждёт их завтра, в первый учебный день, и в последующие месяцы. Обдумывали то, как могут заработать баллы — всё-таки стать лидером и получить преимущество на экзаменах хотелось каждому. Время от времени Гарри бросал взгляды на нелюдимого Адриана; он сидел на кровати и старательно выписывал что-то из своего талмуда. Создавалось впечатление, что он вовсе не замечал царящего в комнате веселья, но Гарри наблюдал за ним довольно долго и видел, что иногда, когда ребята шутили, рука Адриана замирала над журналом, и он украдкой улыбался.       Гарри смотрел на этих троих мальчишек, с которыми ему придётся жить долгие восемь лет, и думал о том, что лучшего расклада нельзя было и придумать. Определённо, их ждут много весёлых моментов и разговоров.       Гарри был счастлив.