***
Серые глаза — рассвет, Пароходная сирена, Дождь, разлука, серый след За винтом бегущей пены.
Солнце слабыми оранжевыми контурами обозначалось на горизонте. Белые, словно очерченные облака, проглатывают птиц, что неистово под влиянием воздушных масс уходят в сторону. Слегка просвечивает через дымчатую сетку лазурь, простирающаяся поверху. Аккерман испытывает стыдливое чувство, когда на неё летят косые взгляды ребят, когда они шепчутся, стоит ей пройти мимо. Она сгорает. Будто прокаженная. Микасе не давало это покоя, хотя её нельзя назвать человеком, зависящим от чужого мнения. Но что-то резко изменилось. Девушку задевало малейшее припоминание в разговорах даже имени командора, которое каким-то образом, как ей казалось, относилось именно к её персоне. Она высоко держит голову, словно её не касается, почему некоторые подталкивают друг друга в бок. Если до этого их отношения на публике с Леви вызывали сомнения, и это можно было объяснить, то теперь было понятно невооруженным взглядом, что они превратились в одну из самых обсуждаемых пар розведкорпуса в этом и, скорее всего, следующем году. Она ёжится. Его взгляд ползает по ней, и она силится, чтобы не обернуться, но всё равно поворачивает голову, чтобы краем глаза уловить хотя бы приблизительный силуэт, узнать, с кем он разговаривает, меняются ли эмоции на его лице подобно вихрю, увидеть холодность, граничащую с недовольством, а, возможно, мимолетную заинтересованность. Она надоела сама себе. Микаса осознает, что они смотрят друг на друга около минуты. У неё перехватывает дыханием, и она тут же разворачивается в сторону своих друзей, часто моргая глазами, не веря этой приятной вспышки, что прошла по коже и утонула где-то внизу живота. «У одиночества есть имя, его имя». Она томилась, не зная толком, к чему её тянет, но тяга не отпускала. Аккерман громко сглатывает и утыкается в тарелку, в эту невкусную еду, рассеяно проводят вилкой по стеклянной поверхности. В последнее время у неё нет аппетита, когда она смотрит на него. Неведомая до этого болезнь, будто не давала вылечиться, тянула за собой в пустошь и поглощала частички, где стук сердца рьяно разлетается эхом по кровеносным сосудам и возвращается к рассудку тонкой подрагивающей линией. Она понимала, что между ними на самом деле огромная пропасть, которую не в силах проскочить никому из двоих, и от этого становилось тошно. Её ресницы подрагивают, она вновь оборачивается, опять возвращается к нему, видит, что мужчина тоже отказывает от еды. — Микаса, может, ты прекратишь уже! — вскрикивает Эрен, не желая больше терпеть подобное состояние своей сестры. — Почему ты постоянно смотришь на него?! Все замолчали. Все услышали. Девушка вздрогнула от его голоса, от волны негодования пускаемой братом в её сторону, от того насколько пылко и злостно он преподнёс ей это. Она сама знает, что это неправильно. Она сама свой собственный адский котел, в котором варится заживо от мыслей, которые посещают её голову слишком часто. Она боится признаться самой себе. Микаса переводит виноватый взгляд на парня, не в силах что-либо выдавать из себя, и только руки, что держат льняную ткань чёрной юбки, неистово сжимаются в пальцах. — Я, Армин и многие ребята — мы не слышали твой голос больше недели! — продолжает заливаться недовольно Эрен, указывая на Леви, что сидел за соседним столом. — Это из-за него, ведь так? Ты даже сейчас молчишь…. Аккерман всё больше и больше горбится, готовая в любой момент надломиться, подобно соломинке. Этот чужой взгляд зеленых глаз отчетливо поселится в её памяти, как дань началу разложения человеческих отношений. Совершенно неродной. Нетеплый, никак утренняя заря, никак шарф, который он подарил. Она закрывает глаза. «Никогда не любил». «Всегда отталкивал». — Эрен, прекрати, — Армин хватает парня за рукав и слабо тянет вниз, но тот не поддается. — Прекратить? — усмехается Йегер. — Почему же она не прекратила каждую ночь ходить к нему! Уж подавно не с документами помогать. — Эрен, ты всё не так понял, — подала слабый голос Микаса. — Я действительно помогала с документацией. — Не рассказывай сказки, — возразил он. — Я видел вас в одной кровати, когда искал капитана. Она оцепенела, не слушались ни ноги, ни разум, ни сердце. Удивление читалось в её глазах первые секунды, но позже зубы Аккерман практически скрипят от напряжения. Она недовольно цокает. Её обвиняли в том, чего она в действительности не делала. Леви не рассказывал ей об этом, даже и словом не обмолвился — это заставляло закипать кровь в неистовой злости. Жизнь в неведенье — худшее, что мог принести за собой новый утренний день. — Эрен, ты не веришь мне? — спрашивает девушка, теперь же с вызовом смотря в его горящие глаза. — Нет, — выдает сразу же Йегер. Внутри ничего не рушится. Развалин не видно. Сердце лишь несколько раз пропускает болезненные удары. Горечь не покрывала пленкой взгляд, а картинка становилась на горизонте яснее, когда она брела мотыльком на свет. Пора уже расстаться с надеждами и мечтами. «Доигралась, Аккерман?» — странно было слышать голос командора в своей голове, но она расслабилась, когда тяжелая рука мужчины легла на её плечо пусть и мысленно. Нет. Нет. И ещё раз нет. Микаса ощущает, как её существо заполняет чистая ярость, которая не принадлежала ей, которая контрастом выделялась на белом фоне её состояния и рекой разливалась по уголкам души, словно заполняя проплешины. Она не желала вставать. Не желала прекращать прятать лицо за волосами. «Всё это ошибка!». — В таком случае заткнись Эрен и оставь свои сопли для титанов, — демонстративно она стягивает с шеи и бросает подаренный шарф, что теперь намокал в пролитой чашке чая. «Символ прошлого — шарф больше не связывает наши души в алом оттенке и теплотой более не отдает, лишь просачиваются дождевые слезы сквозь него». «Кто предал? А кто предан?». Голова жутко заболела, пульсируя где-то в затылке. Не её воспоминания проносятся вдоль черепной коробки. Опять это чувство. Он заставил её сказать это. Приходя в себя, она дотрагивается до горла, и рука судорожно ползет выше. Она не верит. Не понимает, что натворила, пожимая пустоту. Взгляд бешено бегает по шокированному лицу парня, по всем присутствующим, что отворачиваются от неё, а после находит его серые глаза. Чёрт возьми, она просто уже ненавидит их, этот холод, читающийся в них. «Он виноват». Тарелка пролетает в нескольких сантиметрах от его лица, врезаясь в стену и вдребезги разбиваясь на множество осколков. Аккерман не пошатнулся, продолжая пить чай, но тень удивления просочилась через хитиновый покров безразличия, когда девушка направилась к выходу из столовой. — Леви, ты определенно ей нравишься, — пропела Зоэ.***
«Между ними ничего нет, ведь так?». — Сэр, почему вы согласились? — нахмуренно спрашивает Микаса. Спустя три часа она смогла успокоиться и уйти от затуманенного состояния, что накрыло её в тот момент, однако внутри скреблись кошки, когда Йегер совершенно перестал принимать её за человека, проходя мимо и игнорируя пылкие извинения. Она хваталась за рукава его жилета, практически встала на колени, не успевая за его темпом ходьбы, но всё мимо, будто она грязная бродячая собака от которой хочется поскорей отвязаться и отмыться в тех местах, где её морда коснулась открытой кожи. Аккерман раскладывала принесенные вещи из своей комнаты по чистым полочкам шкафа, пытаясь заслонить нижнее белье формой разведкорпуса от посторонних глаз. Она кинула взгляд на удивление небрежно выпирающие из-под стопки одежды края белой рубашки Леви и вспомнила, что именно она пару дней назад всё прибирала и складывала, находясь в теле командора. Девушка пытается вытащить её, однако импровизированная башенка из грубой ткани сваливается прямо на Микасу, захватывая за собой часть её гардероба, а позже летит на пол. «Этого ещё не хватало». — Аккерман, тебе вообще ничего доверить нельзя? — сердито интересуется мужчина, теперь же смотря ни в окно, а на неуклюжую подчиненную, что съежилась и покраснела. — Чтобы всё постирала, иначе спать будешь на полу. — Вы так и не ответили на мой вопрос, — недовольно цокая, подводить она. Сейчас Микаса с вызовом смотрела на него снизу вверх, собирая одежду. Ей не особо нравится манерная высокомерность в её отношении. Серые глаза в ответ смотрят отрешенно, проницательно. Леви устало выдыхает, спускаясь к подчиненной, чтобы помочь, а та с опаской отодвигается от него. — Потому что ты, какого-то хрена, приносишь мне целую кучу проблем в последнее время, — отвечает он, краем глаза посматривая на неё. — За тобой нужен контроль. Пустые лживые слова. — Звучит неправдоподобно, — кривясь, заключает девушка. — Я должен заботиться об этом? — интересуется он, находя в этом беспорядке нижнее белье Аккерман, которое она тут же выхватывает и прижимает к себе как нечто ценное. — Но я не маленький ребенок, — возмущенно выдает она. — Ты хуже, Аккерман, — усмехается мужчина. — Я просто хочу узнать настоящую причину. — Не слишком много правды за последнее время, не думаешь? — настороженно спрашивает он, когда её ладонь непроизвольно ложиться поверх тыльной стороны. Он хватает её за тонкое запястье, и Микаса практически вскрикивает от неожиданности. Она почувствовала острое желание переплести их пальцы, но с ужасом отгоняет от себя всё, что связано с Леви. — Признайте, командор, что вам так легче, — не унималась она, пытаясь вытащить руку из его хватки. — Признаю, если ты, Микаса, объяснишь мне, что за спектакль был утром. Мимолетная слабость. Она задерживается на его губах больше обычного, представляя, насколько они мягкие и теплые сейчас, как нежно они покрывали бы кожу поцелуями, как она бы расплылась в приятной ломоте от каждого прикосновения. Её бросило в жар. Девушка пытается скрыть предательский румянец, что так яро выступал на щеках. Он замечает. — О чём вы, сэр? — пытаясь увиливать, нервно интересуется девушка. — Даже не надейся, покушение на старших по званию не пройдет тебе с рук. Тебя следовало бы наказать по кодексу и запереть за решеткой, но как твой капитан я имею право не делать этого и выбрать самому меру дисциплинарного взыскания. — Я не согласна, сэр, — возразила она, — тарелка даже не задела вас. — Упустим детали Аккерман, — усмехнулся он. — Кто ещё выбьет из тебя эту дурь, кроме меня? — Кажется, вы также выбивали её из Эрена и далеко не из лучших побуждений, — с упреком произносит она, рассматривая его лицо, что не исказила досада. — Я, наверное, должна сказать «доверяю вам себя» и поблагодарить. — Не остри, Аккерман, тебе не идёт. — Не будьте таким бесчувственным, командор, вам не идёт, — передразнивает его девушка. Леви переплетает их пальцы в достаточно грубом жесте, внимательно наблюдая за реакцией Аккерман. А её глаза испуганные, огромные. Все краски вокруг стали приобретать более живой цвет, собравшись воедино в одном страстном искуплении её поведения, когда она отворачивается, боясь более контактировать с командором, с его разгоняющей кровь в жилах непредсказуемой натурой. Она прерывисто дышит, лишь на секунду думая поддаться мимолетному желанию, но его взгляд обжигает. И она трепещет, когда он приближается к её шеи. — Не об этом ли ты думала пару минут назад, — сквозь зубы произносит Леви. — Откуда… — Микаса тут же отдернула себя, стараясь ускользнуть от мужчины, вплоть до того момента, что он не оказался сверху над её лежащим телом, а она жалостно пискнула. — Аккерман, ты слышала хоть что-нибудь про дисциплину? — интересуется он со слабой улыбкой на лице, шепча ей на ухо. — А про мужчин, которые преподают уроки своим бестолковым ученикам? Микаса сглатывает, ощущая, как капельки пота медленно начинают мокрой линией спускаться вниз, запутываясь в волосах, когда он смотрит на её губы. — К-командор, — голос не свойственно ей дрожит. Вдруг раздается спасательный стук в дверь, и она ликует, пулей выбираясь из-под нависающего тела Леви. — Мы не договорили, Аккерман, — предупреждающе проговорил он, возвращаясь в сидячее положение. Дверь со скрипом отворяется и на пороге появляется веселая Ханджи, что так долго ждала, пока время приблизится к вечеру, чтобы начать опыты. — Развлекитесь, ребятки? — спрашивает задорно она. — Зачем ты стучишь, если всё равно планируешь зайти? — интересуется недовольно Аккерман, просверливая ту скептическим взглядом. — Это не я, это дверь, — отговаривается Зоэ. — Пусть и помладше тебя будет, но ты слышал, как она скрипит? — А как же, — закатывая глаза, цокает он. — По делу пришла, четырехглазая? Если нет, можешь валить отсюда. — Неужели ты забыл, Леви?! — восклицает женщина. — Сегодня я хочу провести эксперимент, который поможет нам подойти ближе к решению вашей проблемы. — Как можно забыть про то, чего ты не говорила? — Аккерман силится не ударить её. — Не говорила? — сконфузилась Ханджи, улыбаясь глупой улыбкой. — Дело поправимое, а теперь идёмте.***
Тренировочный зал был пропитан потом и поднимаемой сапогами пылью. — Это тоже часть твоего эксперимента? — спрашивает Леви, указывая на Кирштайна, что мялся где-то в углу. — Да, — решительно отвечает Зоэ. — Жан, подойти сюда. Микаса тут же делает несколько шагов назад, заприметив парня, вспоминая, как она, вернее, Аккерман обошелся с ним в её теле, оставив без одежды и пристегнув наручниками к столу. Она всё ещё видит перед собой это растерянное и красное, наверное, до шеи лицо Кирштайна, что отчаянно пытается спрятать своё достоинство перед тремя командорами разведкорпуса, но это плохо получается, и они заливаются смехом. Зоэ сразу же любопытно накинулась на него, будто впервые видела раздетого солдата, ещё больше смущая того. А позже Эрвин сам вышвырнул его, как котенка за шкирку, забыв отдать вещи. Это был позор, о котором узнали все корпуса и даже те, которые не относились к их подразделению. Жан с оскалом смотрит на неё, готовый в любо момент начать мстить. — Что от меня требуется? — интересуется он, разминая кулаки и шею, что кости трещат. Однако девушка не воспринимает его всерьёз, придерживая рот рукой и сдерживая подступающую волну хохота, что глаза начинают слезиться. — Целуй её! — уверенно в приказном тоне вскрикивает Ханджи, доставая ручку и блокнот, куда будет записывать.***