Это кто еще чудовище?

      3. Уснуть и проснуться              Стайлз высунулся в коридор, огляделся и вышел из комнаты. Полумрак родного дома, в котором, казалось, он знает каждый угол, каждый шов на обоях, каждую скрипучую половицу, не успокаивал, как это было обычно. Что-то поселилось в его личном оплоте, в его крепости. Что-то жуткое. Знакомство с этим нечто явно не сулит ничего хорошего. Но Стайлз считает себя отчаянным парнем и наплевав на вялые взбрыки внутреннего «я», которое пытается достучаться до него подступающей к горлу тошнотой, идет к лестнице, чтобы спуститься на первый этаж. Там горит свет, а вот в комнате отца темно. Поэтому подросток закономерно решает, что именно внизу его и следует искать. Зачем он ему понадобился глубокой ночью, Стайлз объяснить не может. Но его это не смущает. Он спускается по лестнице. Скрипит ступенька, за ней вторая и снова тишина. Стайлз вздрагивает, когда где-то внизу раздается ответный скрип, только дольше, протяжнее. Кажется, это дверь на кухню. Может, отец опять выпивает? Скорей всего. Стайлз спускается по лестнице, несколько мгновений раздумывает идти ли на кухню или лучше сразу в гостиную – именно оттуда в холл льется желтый приглушенный свет. Он делает шаг в сторону гостиной. Он все еще не уверен, что поступает правильно, но второй шаг дается легче. За ним третий. На пороге Стайлз замирает, потому что видит отца. Тот сидит в кресле и словно только и ждет его появления. Стоит Стайлзу нарисоваться в проеме, как шериф Стилински поднимает на сына взгляд. У него… у него желтые глаза, вертикальные зрачки, чешуя, хвост… бросок! Но от твари Стайлза заслоняет широкая грудь. Он встречается взглядом с альфой и в этот момент тварь, как когда-то сделал Питер, протыкаетХейла насквозь и изо рта Дерека течет черная, как гудрон, кровь.       –Дерек! Нет! – Кричит Стайлз, содрогаясь всем телом от подступивших к горлу рыданий. Только глаза сухие, но от этого только горячее внутри и словно тварь своими когтями нарезает тонкими брусочками все еще слабо бьющееся сердце.       Ощущения настолько реальные, что даже открыв глаза и обнаружив себя в постели, Стайлз не сразу выныривает из отголосков кошмара. Тупо пялится перед собой, пока окончательно не осознает, что таким жестким не могут быть ни матрас, ни подушка, ни одеяло. Даже засни он с ноутбуком и окажись тот под ним, ощущения, совершенно определенно, были бы другими.       –Дерек? Что ты…       – Не даю тебе заработать инфаркт от ночного кошмара, – заявляет оборотень, на котором Стилински растянулся всем телом, перекинув через Дерека ногу, согнутую в колене и облапив обеими руками. Краснея и кряхтя от смущения, Стайлз пытается отстраниться. Хотя бы ногу убрать! Но Дерек хватает его под коленном и стискивает так, словно нарочно хочет оставить после себя синяки. Стайлз ругается и роняет голову на грудь альфе. Только он мог так влипнуть! Только он один!       – Ну и долго ты еще будешь убиваться, прежде чем расскажешь, что тебе снилось?       – С чего ты взял, что я буду… эй! Это больно между прочим!       – Это чтобы ты больше не сомневался. Тебе не снится, – жестко припечатывает Хейл, когда ущипнутый им Стайлз поднимает голову и снова встречается с ним взглядом. У оборотня настолько самодовольная рожа, что внутри Стайлза с шипением и треском сгорает какой-то долбанный предохранитель. Не то чтобы и раньше у него имелись приличные тормоза, но страх перед когтями и зубами как-то сдерживал бесбашенную внутреннюю язву. Теперь все ограничители приказали долго жить, поэтому Стайлз хмыкает, еще не подозревая, как развязно это выглядит со стороны и как влияет на Хейла, и тоном обвинителя задает вопрос, который в тот момент кажется ему донельзя остроумным:       – Ну, и как ты это объяснишь?       – Что, это? – Теряется в первый момент Дерек, который еще пару часов назад и предположить не мог, что кто-то сможет его настолько обескуражить. Похоже, со Стайлзом в принципе нельзя расслабляться, даже если оказался с этим парнем в одной постели и расстановка сил явно не в его пользу.       – Что ты делаешь в моей постели?       – А ты как думаешь? Сплю. Точнее спал, пока ты не вскарабкался на меня и не начал пускать слюни.       – А я-то думаю, с чего мне такая хрень снится! Это все ты! – Продолжает наседать Стайлз.       Дерек окончательно заводится и позволяет волку взять верх над человеком. Совсем чуть-чуть, ненадолго. И раньше Стайлза это определенно остановило бы – красные глаза и клыки, выступающие из-под верхней губы – веский сдерживающий фактор. Дерек не учел одного, конкретно в этот момент Стайлз попал в капкан, и как любой загнанный в угол волк скорее уйдет на трех ногах, чем даст охотнику себя поймать.       – И что, снова пообещаешь перегрызть мне глотку своими зубами? – передразнивает Стайлз и, прежде чем Дерек успевает понять, что тот собирается сделать, передвигается чуть выше и… подставляет беззащитное горло под клыки. Оборотень теряется. А Стайлз еще и подначивает, скосив глаза, чтобы встретиться взглядом с Хейлом, – Ну, что, кишка тонка?       Через мгновение он уже барахтается под ним, а не возлежит на Дереке, как на большом матрасе. Сам же Хейл наваливается с такой силой, что выдавливает из легких весь воздух.       –Дерек! – Сипит полу придушенный Стайлз, но оборотня так просто не разжалобить.       Сегодня Стилински превзошел самого себя. Дерек вообще не понимает, почему до сих пор не обратился и не располосовал узкую мальчишескую грудь в лоскуты. Но тут во взгляде Стайлза вспыхивает огонь противоречия. И Дерек снова стремительно теряет ведущие позиции, когда тот умудряется закинуть на него ноги и скрестить щиколотки у альфы за спиной. А потом он делает едва ощутимое движение, словно всем телом пытается потереться о его промежность. Дерек подскакивает на кровати, резко сев на пятки и ошеломленно всматривается в лицо парня, на котором цветет злая и торжествующая улыбка:       – Что, съел?       Хейл вскидывает ладонь к лицу и на мгновение прикрывает глаза.       –Стайлз, ты хоть понимаешь, что ты творишь? – Говорит он обманчиво спокойно. Глаза снова красные, клыки пока не прорезались, но и до них дело скоро дойдет.       – Соблазняю тебя. А что, не похо… эй! Стой, приятель, ты куда это?! – Голос Стилински звучит возмущенно и требовательно. – Мы еще не закончили!       Дерек успевает соскользнуть с кровати, на которой вполне себе мирно спал, пока это мелкое чудовище не соизволило проснуться от какого-то тупого кошмара. А вот с этого места поподробнее. Дерек уже и забыл, что Стайлз во сне кричал его имя. Хейл оборачивается. Стилински закутался в одеяло с головой и сидит на кровати, скрестив ноги. Вид у него нахохленный, как у воробья, у которого подлая сорока в последний момент в заведомо неравной схватке отняла вожделенную блестяшку. И фиг с тем, что воробьишка и сам не может понять, на коей ему сдалась блестящая на солнце прелесть.       – Ты заигрался, – припечатывает Дерек и… возвращается, сам удивляясь такому своему решению. Садится на кровать, лицом к Стайзу, протягивает руку, чтобы коснуться нежной щеки, и не успевает отдернуть, в запястья вцепляются пальцы.       – Ты сам хотел, – шепчет Стайлз и разжимает пальцы, когда ловит на них выразительный взгляд Дерека. Так тот смотрел, когда в машине перед полицейским участком Стайлз имел неосторожность схватить парня за предплечье. И тут в нем снова что-то взрывается, он вскидывает взгляд, подается вперед и выкрикивает прямо в лицо оборотню: – Проваливай! Понял? Пошел вон отсюда! И не смей больше… – договорить ему не дают настойчивые губы и язык, проскальзывающий в рот одним сильным движением. Стайлз задыхается, после криков в легких не так-то много воздуха. Цепляется за плечи Дерека, который весьма непредусмотрительно снял футболу, прежде чем забраться к нему в кровать. Пальцы Стайлза скользят по покатым, мускулистым плечам пока он не додумывается в каком-то зверином порыве не только растопырить, но и согнуть их так, что даже короткие ногти оставляют на коже оборотня отметины, которые почти тут же бледнеют и исчезают. Но как же это приятно ощущать под пальцами горячую, гладкую кожу!       –Дерек!       – Хочешь спросить, что я делаю? Отвечаю на приглашение.       – А сразу не тормозить было нельзя? – Возмущается Стайлз, но стук сердца выдает его. Возбуждение и страх – взрывоопасная смесь. А еще смущение. Вот что он так отчаянно скрывает за дерзостью, за показной яростью, за порывистостью и противоречивостью. Глупый! Глупый волчонок! Хейл ловит себя на нежности, и теперь его очередь смутиться. Потому что это чувство совершенно не вписывается в его систему координат, но он, кажется, уже готов смириться с тем, что со Стайлзом никогда не будет легко, и нельзя предугадать в какую крайность бросит его в следующий момент.       Дерек мог бы подмять мальчишку под себя одним движением, но он снова ложится на спину и перетягивает Стайлза на себя. Тот смущается, но все равно наперекор самому себе настырно лезет целоваться. Даже в этом они похожи, хоть на первый взгляд и не скажешь. Дерек с наслаждением прикусывает нижнюю губу, отпускает, проделывает тоже с верхней и ловит себя на мысли, что Стайлз, который, воодушевившись, углубляет поцелуй, хорошо, даже слишком хорошо целуется для своих лет и для парня, у которого до сих пор нет девушки, и неясно была ли раньше. Стайлз соскальзывает ниже и целует Дерека в солнечное сплетение, еще ниже… когда его губы уже у края джинсов, Дерек перехватывает его запястье и смотрит в хмельные глаза с прищуром, не сулящим ничего хорошего.       – И как далеко ты зашел с Денни?       – Не с Денни. Когда нам со Скоттом было по двенадцать, в нашу школу на два класса старше перевели паренька, который через полгода снова укатил с родителями в каком-то неизвестном направлении. Это он заразил нас лакроссом и научил меня кое-каким приемам, –Стайлз облизывает губы, вряд ли осознавая, что делает, и тут же смущенно добавляет: – Не смотри так, даже Скотт не зна… ауч! – Вскрикивает он, подскочив от смачного подзатыльника, – Больно, между прочим! Не думаешь, что так последние мозги выбьешь? Лучше уж когтями!       – Да, что ты?       – Я, между прочим, язык прикусил! – Продолжает разоряться Стайлз.       На что Дерек притягивает его к себе для очередного поцелуя и все вроде бы, наконец, налаживается, если бы не Стайлз, который в самый разгар все более горячих ласк, не принимается отбиваться. Дерек недоуменно поднимает голову, краем уха отмечает, как внизу на улице хлопает дверь машины. И стук сердца мужчины средних лет тоже слышит. Не принюхивается, но окно открыто, и он мог бы с легкостью учуять шерифа Стилински, вернувшегося с ночной смены.       – Ты слышал? – С трудом справляясь с дыханием, вопрошает Стайлз.       – Твой отец вернулся.       – Значит, не послышалось, – сначала с облегчением выдыхает Стайлз, а потом принимается выталкивать Дерека из кровати. – Ну, давай же. Уходи! Или спрячься куда-нибудь.       – Куда?       – М–м–м–м, в шкаф? Под кровать? Что?! Не смотри на меня, –Стайлз сбавляет тон и отводит взгляд, – он всегда ко мне заглядывает, когда с ночи возвращается.       Дерек фыркает, он не удовлетворен, но объясняться с шерифом не входит в его планы, поэтому он забирает со стула футболку, которую тут же надевает, и куртку. И выскакивает в окно, слыша за спиной облегченный вдох. Внутренности обжигает жгучим разочарованием. Он остается на крыше, чутко прислушиваясь к любым звукам из комнаты Стайлза. Тот, кажется, даже не шевелится. Так и лежит навзничь с раскинутыми в стороны руками, как его и оставил Дерек. Только дышит, постепенно успокаиваясь, и сердце уже не так частит. Когда Дерек решает, что мальчишка просто сдрейфил в самый последний момент и нашел удачный повод спровадить его, на лестнице, действительно, слышится скрип половиц под ногами шерифа, и тот приоткрывает дверь в комнату сына. Убеждается, что Стайлз дрыхнет без задних ног, вольготно разметавшись по постели в позе морской звезды и так же тихо уходит вниз. Точнее, это только для человеческого слуха тихо. Когда половицы перестают скрипеть, Дерек хмыкает и все еще решает, вернуться ли в комнату к Стайлзу и продолжить начатое, или гордо удалиться, когда слышит негромкий голос Стилински-младшего:       – Возвращайся.       Губы Хейла расплываются в улыбке. Всходящее над верхушками деревьев солнце слепит глаза, но в этот момент Дерек ловит себя на мысли, что почти счастлив. Потому что конкретно в этой точке вселенной-времени нет для Альфы высшего счастья, как обломать нахального мальчишку. Он уходит в рассвет, оставляя Стайлза познавать все прелести подростковой неудовлетворенности. И уже предвкушает месть, на которую Стилински однозначно не поскупится. Что это, мазохизм? Или волк, наконец, нашел идеальную кандидатуру для того, чтобы основать полноценную стаю?