В сказках веселятся только дети, а не их родители.
Более одиннадцати лет прошло с того дня, когда в похожей на тюремную камеру гостиной Северуса Снейпа появилась Винки с завернутым в одеяло ребенком на руках. Ряды недружелюбных кирпичных домов в Паучьем тупике по-прежнему тускло освещали фонари. Окутывающий здания густой туман наполнял сердца случайных посетителей желанием как можно скорее оказаться подальше отсюда, в компании горячего чая и сытного завтрака. Однако обитателей последнего дома в переулке это место, похоже, ничуть не смущало. Если бы в этот ранний час заблудившийся прохожий заглянул за белые ажурные занавески в яркий прямоугольник кухонного окна, он бы точно удивился, увидев небольшое существо с выпученными глазами и ушами, напоминающими крылья летучей мыши, и худенькую девочку с тяжелыми иссиня-черными косами. Облаченные в фартуки с бирюзовыми единорогами они деловито сновали по небольшой светлой кухне, накрывая деревянный стол. В то время как девочка точными движениями наливала в турку воду и молола кофейные зерна, действия существа больше напоминали ужимки: оно размахивало тоненькими руками и щелкало пальцами, приводя в движение посуду, столовые приборы и электроплиту. По правде сказать, обычный прохожий никогда не стал бы свидетелем этой сцены. Последний дом в Паучьем тупике все еще принадлежал волшебнику, который позаботился о том, чтобы глаза слишком любопытных видели лишь наглухо заколоченное досками окно. Хотя снаружи кирпичное здание оставалось непривлекательным, появление ребенка и неугомонного домашнего эльфа сильно переменило его внутреннее убранство. Ручки Винки методично приводили дом в порядок, заставляя каждую видимую глазу поверхность сиять. Тем не менее даже она оказалась бессильна перед способностью своей маленькой подопечной переворачивать все вверх дном. Несмотря на непрекращающиеся усилия эльфа, хозяин то и дело обнаруживал по всему дому, в том числе и в своей лаборатории, недоеденные пирожные, кукол или их оторванные части тела. Несколько лет назад им на смену пришли книги и недопитые чашки чая. Снейп отчаянно сопротивлялся, грозя отобрать метлу и лишить дочь еженедельных походов в Косой переулок или на матчи по квиддичу. Юную обитательницу дома эти угрозы, казалось, не трогали. Когда Лили хотела попасть в святая святых профессора, никакие чары не могли ей помешать. После очередной проделки девочка невозмутимо встречала последствия, при этом ее шоколадные глаза взирали на отца с выражением ангельской невинности. В настоящий момент Лили с задумчивым видом изучала содержимое холодильника. Едва она успела подумать о том, что, забыла купить клюквенный джем, дверь резко отворилась − в кухню решительно вошел мужчина, облаченный в черное с ног до головы. Тогда девочка постаралась забыть о джеме и сказала своим самым жизнерадостным голосом: — Доброе утро, папа! — Приветствую. Хозяин дома опустился за стол и скрылся за страницами свежего «Ежедневного пророка». Девочка метнулась к плите, налила свежесваренный кофе и поставила чашку перед отцом. По утрам он стабильно пребывал в ужасном настроении, и она не представляла, о чем с ним можно и нельзя говорить. По этой причине обычно Лили смирно сидела напротив, уткнувшись в тарелку с овсяной кашей. Найдя глазами пустующий стул, она указала на него Винки. Домовой эльф категорически помотала головой и трансгрессировала из комнаты. — А почему нет тостов с клюквенным джемом? — недовольно осведомился Снейп из-за газеты. — Я забыла его заказать, но могу позвать Винки… Уверена, она что-нибудь… — Не стоит. Голос отца стал шелковым. Лили считала это первым признаком того, что рано или поздно произойдет взрыв. Тут нужен лишь повод. Ей стало тоскливо. В таких ситуациях она терялась и не понимала, что происходит. Не самое удобное время, чтобы поговорить с папой о том, что было для нее важно. Девочка прокашлялась, собираясь с духом. — Ты все упаковала? Я не намерен беспокоить эльфа, если ты что-нибудь забыла. — Да… И я бы хотела взять с собой метлу. Мужчина неторопливо сложил газету и подчеркнуто аккуратно отодвинул ее на край стола. Лили знала, что он буравит ее взглядом, но предпочла активно размазывать кашу по тарелке. — Правильно ли я расслышал, Лили Эйлин, — ты хочешь взять в Хогвартс метлу? Отец обратился к ней полным именем — боевая готовность! — Да, сэр. — Я нахожу весьма забавным, что ты стесняешься своей фамилии, опасаясь, что из-за нее в школе к тебе будут относиться предвзято; настойчиво просишь меня не выделять тебя из числа других учащихся. При этом хочешь воспользоваться своими родственными связями, чтобы провезти в Хогвартс метлу, − мужчина помолчал, а после спросил очень спокойным тоном. − Могу я узнать, зачем она тебе? — Чтобы летать. Я много тренировалась. Не хочу забыть то, чему научилась. — Тебе прекрасно известно, что первокурсникам не разрешается брать с собой метлы и играть в квиддич. Как директор я это правило отменять не собираюсь. — Но… — Это мое последнее слово. — Мама не была бы такой несговорчивой… Не успев договорить, Лили поняла, что совершила ошибку. Отец изменился в лице, став бледнее обычного, на его левом виске судорожно забилась жилка: — Твоя мать только и делала, что нарушала правила. Это никогда не закачивалось для нее ничем хорошим… Я хочу, чтобы ты была готова ехать на вокзал через четверть часа, и не желаю больше слышать о метле и прочих глупостях. Лили вскочила со стула, стремясь побыстрее оказаться в одиночестве. — Ты не доела, − холодный голос заставил ее вернуться и сосредоточиться на остатках каши. Девочка прекрасно знала, что сама во всем виновата. Ее мать — запретная тема. Любой комментарий на этот счет выводил мужчину из себя, но она не могла удержаться и регулярно его провоцировала в надежде выведать хоть что-то. Как бы Лили ни любила своего отца, больше всего на свете она хотела, чтобы у нее была мама. В детстве девочка долго о ней не спрашивала. Только начав гулять с другими детьми, она поняла, что у всех есть мама. Причем у каждого — своя. Магазина мам не было, и Лили стала мечтать о фонтане феи Фортуны. Окунувшись в него, она бы обзавелась абсолютной удачей на всю оставшуюся жизнь. Уж тогда-то она бы без труда разыскала маму! Бедняжка Винки, скорее всего, и сейчас смогла бы воспроизвести эту сказку барда Бидля дословно — так часто ей приходилось читать ее на ночь своей питомице. Кроме того, девочка терроризировала расспросами отца. Он неизменно от них уклонялся, обещая все рассказать в свое время. Дочь не раз плакала и пыталась выудить хотя бы крупицы информации в обмен на хорошее поведение и отказ от новых игрушек, вроде отвлекающих обманок, визжащей йо-йо и палочки-надувалочки. Однажды малышка даже засела в шкафу с мантиями профессора и объявила голодовку, пока он все ей не объяснит. На отца демарш не оказал желаемого эффекта. По его мнению, Лили могла сидеть в темноте без еды сколько душе угодно. Что бы она ни делала, Снейп оставался непреклонным. Всего два раза ей удалось кое-что узнать. Первый случай произошел после беседы с соседским мальчишкой на детской площадке. Будучи старше Лили на два года, он авторитетно заявил, что ее мама умерла. До этого девочка о такой возможности как-то не задумывалась, а после вернулась домой в слезах. В тот день Винки не осмелилась остановить Лили, которая протопала в лабораторию Снейпа прямо в грязных резиновых сапогах. Отец сосредоточенно измельчал в ступке рог двурога. Заметив заплаканного ребенка, мужчина прервался и усадил ее на стол. Так их глаза оказались на одном уровне. — Рассказывай. Однако трехлетнему ребенку было плевать на рассудительность профессора Снейпа. Девчушка рыдала в три ручья и не собиралась успокаиваться. Изредка потоки слез перемежались громкими всхлипами и иканьем. Даже когда отец взял дочь на руки, истерика ребенка не закачивалась. Не меньше часа потребовалось на то, чтобы Лили прекратила реветь и в ее бессвязном лепете стало возможно разобрать слова. — А теперь скажи мне, что происходит. Лили шмыгнула носом и уткнулась в шею мужчины: — Папа, я… по правде, мама умерла, да? — Что за чушь? — Филип…на площадке… сказал, что раз мамы нет и не было… она умерла. Как у Белоснежки. Лили терла кулачком заплаканные глаза, не замечая, как напрягся ее отец. — Ты, надеюсь, не поверила ни одному слову этого мальчишки? Молчание ребенка говорило само за себя. — Прежде всего ты должна раз и навсегда уяснить, что твоя мать жива, − профессор достал из кармана носовой платок и заставил дочь высморкаться. − Я ясно выразился? — Почему же она не приходит навестить меня? С ней что-то случилось?! — Нет. — Выходит, мама не хочет меня видеть, — малышка горько вздохнула. — Это потому, что я плохая? Отец досадливо поджал губы. — Будь добра объяснить, почему ты так считаешь. — Я… разбрасываю игрушки и без спроса беру твои вещи, — увидев выражение лица профессора, дочка торопливо добавила. — Только те, которые мне нравятся… И смотрю мультики, когда тебя нет дома. А еще выливаю суп в раковину, когда удается услать Винки из кухни. А когда ты ругаешься, прикидываюсь бестолковой… Ну вот, ты опять на меня сердишься! — С чего ты взяла? — У тебя делается такое лицо, что мне хочется убежать в свою комнату, залезть в ящик комода и задвинуть его за собой… — Я понял. — Может, поэтому и мама ко мне не приходит, − голос девочки становился все тише, а сама она прятала лицо на отцовской груди. — Не скрою, было любопытно послушать, чем ты занимаешься в мое отсутствие… Что касается твоей матери, могу лишь повторить, что она жива… — Но…почему тогда… — Не надо меня перебивать, − в голосе профессора прозвучали предупреждающие нотки. — Продолжаю: твоя мать не приходит, потому что не может… — Почему?! Почему она не может, папа? — Это все, Лили, − мужчина опустил ребенка на пол и легко подтолкнул к двери. — Мне надо работать… Можешь попросить Винки сварить тебе горячий шоколад. Скажи, я разрешил. Малышка еще несколько минут умоляюще смотрела на отца. Ее глаза снова были на мокром месте, но он не обращал на нее ни малейшего внимания. После окончания разговора мужчина будто закрывал дверь за гостем. Все, что оказывалось за ней, прекращало для него существовать. Дочь обреченно поплелась на кухню. В другой раз полусонная Лили терпеливо сидела перед зеркалом, пока Винки ее причесывала. Если бы волосы девочки не были такими густыми, она могла бы наслаждаться этой процедурой. Чтобы чем-то себя занять, Лили всматривалась в свое отражение, воображая, как могла бы выглядеть ее взрослая копия. Нельзя исключать, что она случайно встретит маму на улице и сможет ее узнать. Винки размеренно дирижировала пятью большими гребнями, которые распутывали волосы ребенка. Неожиданно у одного из них сломались застрявшие в волосах зубчики, домовой эльф поцокала языком. Такое происходило регулярно, поэтому обе не придали поломке значения. Но вскоре то же самое случилось с двумя другими гребнями. Винки всплеснула ручками и пропищала: — Мерлин мой! Три гребня за утро. У молодой мисс волосы хуже, чем у ее матери… Спросонья до девочки не сразу дошел смысл ее слов. Когда же это произошло, она вскочила на ноги и кинулась к шарахнувшемуся от нее эльфу: — Винки! Так ты знаешь мою маму? — Лили схватила ее за хрупкие плечи, приподняла над землей и слабо встряхнула. — Ты должна назвать ее имя! Эльф сжалась и безмолвствовала. — Она волшебница? Магл? Неважно!.. Я должна найти ее! Кто она?.. Если ты хоть немного любишь меня, Винки, открой ее имя! Эльф зажала огромные уши руками и затрясла головой: — Винки не может, мисс… Хозяин злиться и прогонять Винки… Винки не хотеть, маленькая мисс! Не хотеть уходить! — Ты должна назвать ее… Это не только папин дом, но и мой. Пока ты здесь, ты должна мне повиноваться! Хотя Винки дрожала с головы до ног, страх лишиться дома был сильнее всего. Лили осторожно поставила эльфа на пол, пытаясь скрыть нетерпение и обдумывая свои дальнейшие действия: — Прости меня, дорогая!.. Я не хотела сделать тебе больно… Папа тебя не прогонит, я его уговорю! Ты нам как член семьи… Только расскажи мне, кто моя мама… Ты же знаешь, он мне ничегошеньки не говорит. Хотя девочка говорила с жаром, ломая руки, а глаза Винки до краев наполнились слезами, эльф отрицательно качала головой. — Умоляю, Винки, назови лишь имя, − Лили уже и сама почти ударилась в слезы. Ответ был так близко, но она не могла его получить. — Отчего здесь такой шум? — в комнату влетел Снейп. Он был в халате и любимых меховых тапках. Было видно, что он прямо из постели. Глаза мужчины впились сначала в дочь − лицо девочки было искажено волнением, в черных как смоль волосах торчали деревянные обломки, два других гребня расчесывали волосы, − а затем в скукожившегося от страха эльфа. Пришла очередь Лили набрать в рот воды. Черные глаза мужчины встретились с темно-карамельными. Девочке хотелось прервать зрительный контакт, вместо этого она попробовала очистить сознание. Слишком поздно. Лицо Снейпа застыло, на щеках проступили красные пятна: — Ко мне в кабинет! — рявкнул профессор в сторону Винки. — Папа, она ни при чем… — Приведи себя в порядок! Оставшись в одиночестве, девочка постаралась освободиться от обломков гребней и зажмурилась от боли: вместе с ними она выдернула два клока волос. Заколдованные домовым эльфом гребни продолжали парить в воздухе, пытаясь ее причесывать. Это бесило, но Лили не могла сама от них избавиться. Она натянула джинсы поверх пижамных штанов и кинула рубашку на пол. Нацепив футболку с надписью «Black is my happy colour», девочка выбежала из комнаты и устремилась вверх по скрипучей лестнице, перепрыгивая через две ступеньки. Из-за двери кабинета отца доносились раскаты его голоса и чуть слышное жалкое повизгивание Винки. На секунду Лили заколебалась: ее не радовала перспектива предстать перед разъяренным родителем. Но не бросать же Винки в беде! Девочка сделала три глубоких вдоха и вошла в кабинет. На нее пахнуло отполированным деревом, старинной мебелью, новым пергаментом и нежным ароматом небесной кампанулы. Гребни влетели следом. Тощая фигурка домового эльфа трепетала перед рабочим столом, за которым восседал профессор Снейп. Винки нервничала не меньше Лили и беспрестанно переступала с одной ноги на другую, теребя подол светло-серой юбки. Появление дочери мужчина встретил хмурым взглядом: — Раз уж ты здесь, повторю еще раз: Винки запрещено сообщать о твоей матери… — Несправедливо! — Тот день, когда она посчитает, что может нарушить мой запрет, станет для нее последним в стенах этого дома… — Несправедливо! — Не нужно драматизировать, Лили, − Снейп вдруг стал отрешенным. — Несправедливо! — от безысходности девочка топнула ногой. — Жизнь вообще несправедлива. Чем раньше ты это поймешь — тем легче будет в дальнейшем, − профессор строго посмотрел на эльфа. — Первое и последнее предупреждение, Винки. Та в ответ затряслась от волнения, немилосердно кивая: — Винки делать все, что угодно профессору Снейпу. Винки больше не ошибаться, сэр. Лили возмущенно фыркнула и вышла из кабинета, красноречиво хлопнув дверью. Она побрела обратно в свою комнату и в изнеможении опустилась на пол, опершись спиной о кровать со светло-голубым покрывалом. Не хотелось ничего. Лили чувствовала себя так, как будто вернулась с поля боя. Она мужественно сражалась, но проиграла. В который раз. Девочка предпочла бы оказаться в числе павших героев, вместо этого ей предстояло собрать волю в кулак, засунуть обиду поглубже и жить дальше. Гребни по-прежнему стремились расчесывать волосы, все больше их запутывая. Девочка попробовала их остановить. Но куда там! Они превращались в послушные инструменты только под чутким руководством Винки. Лили стало невыносимо грустно. В такие минуты ей больше всего не хватало мамы: ей так хотелось, чтобы она обняла ее и сказала, что все будет хорошо. Девочка старалась отогнать это чувство и подумала о своей метле, интереснейшей «Истории Хогвартса», в которой осталось прочесть целых сто пятьдесят шесть страниц, и самой школе, куда ей предстоит отправиться через два с половиной года. Ничего не помогало. Даже не зная маму, она ужасно по ней скучала и была бессильна это изменить. Винки появились в комнате Лили через четверть часа. Девочка невидяще смотрела в окно, размазывая сопли по лицу. Ее голову украшала пара огромных колтунов. Взмахом руки эльф остановила гребни и тихо села рядом. Они помолчали. — Он ненавидит ее, Винки! — Не говорить так! Хозяин слишком любить молодую мисс, чтобы ненавидеть ее мать. — Иногда я спрашиваю себя, любит ли он меня вообще?! Он такой… холодный. — Неправда! Хозяин заботиться, давать мисс книги, покупать метлу, ездить в путешествия… А уж когда мисс Лили заболеть плясучей горячкой… — Разве это не глупо? Он просто должен. — Хозяин любить мисс Лили!.. Когда мисс быть маленькая, хозяин брать ее с собой в корзинке на работу. Винки желать помочь, но хозяин делать все сам. — Он ведет себя так, будто не понимает, как мне важно знать о маме… Ума не приложу, что и придумать, чтобы выведать хоть жалкие крохи… Раньше я думала, буду вести себя хорошо и тогда… но папа все принимает, как должное. В его мире мамы не существует… Мне же кажется, что так она исчезнет из нашей жизни. Совсем. Вот не буду я говорить о ней, представлять, как она выглядит, и она забудется… И я стараюсь делать все для того, чтобы до него достучаться. В ответ он свирепствует. — Молодая мисс не упоминать о маме. — Почему? — Винки думать, не нужно говорить о маме… Профессор Снейп и молодая мисс жить хорошо, если не ссориться. — Ты никак не поймешь! Не могу я забыть о ее существовании. Каждое мое утро начинается с мысли, а что мама сейчас делает. О ней и моя последняя мысль перед сном. Мне не хватает ее каждый день, каждую секунду… А если с ней что-то случится, и мы так никогда и не увидимся?! Она может пройти мимо меня на улице, а ее даже не узнаю. Ее может сбить машина. Она может заболеть, потерять память или попасть к маглам. Или кто-то сумасшедший пырнет ее ножом… А я ничего не смогу с этим поделать. И что хуже всего, я даже не буду об этом знать. Эльф ласково погладила девочку по руке, таращась на нее своими похожими на теннисные мячики глазами. После этого она щелкнула пальцами, и в воздухе перед ними возникли тарелки с маленьким и большим кусками шоколадного торта из холодильника. Лили не смогла сдержать улыбку: — Ты же знаешь, Винки, папа не одобряет, когда я ем в комнате. Тем более перед завтраком, − но ее рука уже тянулась к плавающему в воздухе десерту. — Хозяин не узнать и Винки не ругать! Девочка звонко рассмеялась и отправила в рот здоровенный кусок. Жизнь продолжалась и была очень недурна на вкус.***
Когда Лили куда-то отправлялась с папой, опоздать было совершенно невозможно. Неудивительно, что на вокзал «Кингс-Кросс» они прибыли за час до отхода поезда. Хотя этим утром они ехали на такси, по дороге на станцию их документы и багаж успели дважды проверить мужчины в серых костюмах. Отец заранее побеспокоился о том, чтобы в чемодане дочери вместо котла, волшебной палочки и кучи магических учебников они увидели сложенную безукоризненными стопками магловскую одежду. Ее домашнего питомца Ворона просто посадили в клетку: птица была слишком хорошо воспитана, чтобы привлекать к ним ненужное внимание. Вообще-то, Лили не сомневалась, что оба раза их остановили из-за внешнего вида отца. Пусть он и сменил мантию на черные брюки и водолазку, его высокая темная фигура с крючковатым носом и смоляными волосами невольно приковывала взгляд. К тому же, с левой стороны шеи у него со времен Второй магической остался жуткий шрам, из-за которого голова слегка клонилась в бок. Девочка попыталась воспротивиться, когда, выйдя из такси и перетащив чемодан и клетку с птицей на тележку, профессор взял ее за руку. Лили вовсе не считала это необходимым — ей ведь было уже одиннадцать, но папа сказал: «Без разговоров», и она решила вести себя тихо. Так они двинулись к платформе 9¾: одной рукой Снейп толкал тележку, а другой тащил за собой дочь, вертящую головой во все стороны. Когда они приблизились к девятой и десятой платформам, Лили обратила внимание на нескольких людей, которые прогуливались вдоль перрона поодиночке или группами по три-четыре человека. Некоторые из них кивнули ее отцу. У девочки сложилось впечатление, что проходящие мимо пассажиры их в упор не видели. Прежде чем она успела задать папе вопрос про дезиллюминационные чары, они достигли разделительного барьера. Профессор Снейп ускорил шаг, и его дочери пришлось перейти на бег. Конечно, она знала, что должно произойти, но на всякий случай зажмурилась, испугавшись, что тележка с багажом вот-вот врежется в билетную кассу. В следующее мгновение ей в уши ударил оживленный гул людских голосов, а перед глазами предстала забитая волшебниками платформа с окутанным клубами дыма алым паровозом. Пока Снейп и Лили пробирались вдоль железнодорожного состава в поисках свободного купе, с профессором постоянно здоровались. Девочка же пристально всматривалась в лица других школьников и пыталась угадать, кто из них станет ее другом. Она старалась поймать случайное слово или фразу, чтобы лучше представить себе проходящих мимо детей, но из-за скрипа тяжелых чемоданов, стука колес тележек по перрону и шума от домашних питомцев было сложно что-нибудь расслышать. Один раз Лили засмотрелась на пожилую ведьму в костюме монашки и чуть было не наступила на хвост зеленой кошки. Через несколько метров ее толкнули — четверо мальчишек догоняли убегавшую от них коробку и не смотрели по сторонам. Однако наибольшее удивление у девочки вызвала похожая на лося лекротта в наморднике: рогами животное толкало тележку с багажом за девушкой, уже переодевшейся в школьную форму. Естественно, Лили читала про этого зверя, но и подумать не могла, что от него настолько неприятно пахнет. Снейп потянул ребенка за собой, заметив в середине состава несколько незанятых купе. Мужчина занес чемодан дочери, а затем сообщил, что ему нужно сходить к машинисту, и устремился к головному вагону поезда. Девочка вспомнила, как зачеркивала дни до первого сентября в своем настенном календаре с игроками «Холихедских гарпий» и с нетерпением ждала начала учебного года. Сегодня же утром она поднялась на час раньше будильника и в сотый раз проверила, упаковала ли все необходимое. Пока отец и Винки спали, Лили спустила новенький чемодан в прихожую. Передвигаясь тихо и осторожно, Лили вернулась в комнату и оделась в выбранную с вечера одежду. Теперь все эти приготовления казались нелепыми. Уже через несколько часов она окажется в Хогвартсе! Лили придвинулась к окну и наблюдала за суетой на перроне. По мере приближения времени отправления волшебников становилось все больше. В толпе снующих туда-сюда школьников и их родителей ее взгляд выхватил одинокую женщину в темно-зеленом: ее бархатное платье плотно облегало фигуру, длинные рукава застегивались на запястьях рядом маленьких пуговиц. Колдунья уверенно держалась на каблуках, а в ее осанке и высокой прическе было что-то величественное — создавалось впечатление, что людского моря вокруг нее просто не существует. Вглядевшись в широко расставленные глаза и четко очерченный рот, Лили пронзила догадка, что они встречались прежде. Справа началось какое-то движение. Густые клубы белого пара мешали что-либо разобрать, поэтому для Лили стало полной неожиданностью, когда из них вынырнули виновники переполоха. Она мгновенно узнала взлохмаченного мужчину в очках: Гарри Поттер выглядел точно так, как его отец. Когда Лили исполнилось семь, они с папой побывали в Годриковой впадине и видели памятник, установленный в честь погибших в борьбе с Волан-де-Мортом Лили и Джеймса Поттеров. Тогда же она выяснила, что именно этой женщине обязана своим именем. Однако девочке не слишком понравилась каменная фигура с длинными волосами и миндалевидными глазами. По возвращении домой отец пригласил ее в кабинет и равнодушным тоном поведал о своей роли во Второй магической войне. Из шкафа был извлечен Орден Мерлина первой степени, с которого Лили не раз вытирала пыль, когда они с Винки устраивали генеральную уборку. Отец позволил ей задавать любые вопросы, и только во время этого разговора она впервые поняла, почему его изобразили в числе выдающихся волшебников на карточке в шоколадных лягушках. Девочка догадалась, что неизвестная ей Лили Поттер в свое время много значила для папы. Для нее же эта рыжеволосая женщина была не более чем матерью знаменитого Гарри Поттера, которого дочь Снейпа мечтала увидеть своими глазами. Еще больше ей пришлась по вкусу история про верных друзей Мальчика-который-выжил, преодолевших вместе с ним все испытания и поженившихся. В ответ на ее вопрос о том, чем они занимаются и родились ли у них дети, Снейп сухо обронил, что Уизли умер восемь лет назад. Лили несколько раз моргнула — это на самом деле был великий Гарри Поттер! Будучи старше нее всего на год, он обнаружил в Хогвартсе Тайную комнату и убил василиска мечом Гриффиндора. В каких-то тринадцать лет он уже мог вызвать телесного Патронуса, а в четырнадцать выиграл Турнир трех волшебников. Через несколько лет он облапошил гоблинов и ограбил «Гринготтс», сбежав оттуда на драконе, и одержал окончательную победу над самым темным магом всех времен. Каково это — жить самой обычной жизнью после всех этих подвигов? Каково быть ребенком такого человека? Лили прижалась к стеклу так тесно, что оно начало запотевать. Она представляла Гарри Поттера одновременно и таким, и совсем другим. Почему-то девочка ждала, что в маге будет что-то необыкновенное, а он в своем темно-коричневом пиджаке и голубой рубашке производил впечатление ничем непримечательного отца семейства. Однако Лили поразила та легкость, с которой он не замечал ажиотажа, сопровождавшего его появление. Рядом с прославленным волшебником шла невысокая женщина с рыжим каре — наверное, его жена — и дети. В поле зрения школьницы попала высокая девочка с высокомерным выражением лица из окружения колдуна. Дело было не в том, что она несла барабан, а у нее на плече с не менее надменным видом восседал здоровый сине-желтый попугай. У этой особы были длинные рыжие волосы совершенно немыслимого оттенка: создавалось впечатление, что изнутри их подсвечивает солнце. В сравнении с ее огненной макушкой шевелюра жены Гарри Поттера и его маленькой дочери были какими-то тусклыми. Внезапно рыжеволосая гордячка припустилась бежать вдоль платформы, расталкивая пассажиров. Должно быть, висящий на ремне барабан больно бил ее по боку, но ей было абсолютно все равно. Пестрый попугай с сердитым кряком взлетел с ее плеча. Лили не поверила своим глазам − девчонка мчалась к волшебнице в изумрудно-зеленом платье. Та увлеченно беседовала с блондином в наглухо застегнутом черном пальто. Когда рыжеволосая бестия со всего разбегу заключила женщину в объятия, волшебница едва удержалась на ногах. Однако в следующий миг колдунья повернулась к девочке, и осветившее ее лицо выражение радости и безграничной любви заставило Лили отвести взгляд. В этот момент она по-настоящему ненавидела рыжую выскочку. Когда девочка снова посмотрела на эту пару, с ними поравнялось семейство Мальчика-который-выжил. Лишь когда Гарри Поттер обнял женщину в бархатном платье, школьница узнала в ней Гермиону Грейнджер. На карточке из серии о выдающихся волшебниках она была гораздо моложе, улыбалась и выглядела счастливой. Теперь же перед ней была тихая, спокойная, строгая женщина, и Лили не удавалось отыскать в ней следы полной жизни и будущего девушки со вкладыша из шоколадных лягушек. Поттеры двинулись дальше, а блондин с вытянутым подбородком отошел к бледному светловолосому юноше, высунувшемуся из окна ближайшего купе. Рыжеволосая девочка стояла рядом с Гермионой Грейнджер, не торопясь забираться в поезд. На ее плечо опять взгромоздился попугай. Женщина что-то дружелюбно говорила, обращаясь к девочке, но та ее будто не замечала. Она стояла не шевелясь, рассеянно смотря перед собой. Что связывает героиню Войны с этой напыщенной девицей с высокими скулами и вызывающе изогнутыми соболиными бровями? Поразительно, но женщину ничуть не выводило из себя пренебрежение со стороны собеседницы. Дочери Снейпа даже показалось, что вместо девочки волшебнице отвечал попугай. В какой-то момент кофейные глаза Лили случайно встретились с пронзительными темными глазами огненно-рыжей задаваки. Та усмехнулась и с самодовольным видом показала ей язык. Лили фыркнула и отсела от окна. Через пару минут в стекло постучал отец. — Пап, ты не поверишь! Я только что видела Гарри Поттера. Настоящего. Он был вместе со своей женой и детьми… Профессор Снейп в ответ раздраженно закатил глаза. — …там была и Гермиона Грейнджер с какой-то рыжеволосой малявкой. Разве у них с Рональдом Уизли были… — Грейнджер?! — мужчина резко обернулся, цепко обшаривая взглядом перрон, но там, где стояла бросившаяся в глаза пара, никого не было. Прозвучал громкий свисток, и отец поспешно отступил от окна. Дочь хотела ему напомнить об обещании относиться к ней в Хогвартсе так же, как к другим первокурсникам, однако не успела. Поезд тронулся с места. Лили зачем-то послала мужчине воздушный поцелуй. Профессор сделал несколько шагов по платформе и поднял руку, словно хотел помахать, затем развернулся на каблуках и ушел, затерявшись среди других провожающих. Лили вообразила предстоящее путешествие, которое так мало значит для папы и так много для нее: ее ждала другая жизнь, новые друзья, приключения. Она велела себе успокоиться и медленно сосчитала до десяти.***
Гермиона Грейнджер не верила, что это происходит на самом деле. Неделю назад она и представить не могла, что прекратит заниматься генетикой в Оксфорде и спустя одиннадцать лет обыкновенной магловской жизни вернется в Хогвартс. Подходя к гигантскому замку с башенками и бойницами, колдунья ломала голову над тем, почему именно сейчас профессор Снейп пригласил ее преподавать. После всех этих мучительных лет, сотен писем с просьбой увидеть дочь и нескольких десятков неудачных попыток встретиться он сам предложил ей работу, отлично зная, что так Грейнджер наконец осуществит свое заветное желание. Почему? Размышления на эту тему не давали ей спать по ночам. Разумеется, она согласилась. Не могла не согласиться. Ни секунды не колеблясь, Гермиона уволилась с высокооплачиваемой научной работы. Понимал ли директор Снейп, что она ответила бы согласием, даже если бы он позвал ее на место Филча? Скорее всего, нет. Поднимаясь по каменным ступеням к массивным дубовым дверям, женщина мысленно вернулась в прошлое. Как и все первокурсники, впервые она увидела Хогвартс со стороны озера. Воспоминание о величественном замке на утесе, окна которого отражали свет усыпавших небо звезд, не стерлось из памяти даже спустя два десятка лет. Сидя в лодке вместе с Роном, Гарри и Невиллом, школьница и помыслить не могла, что они навсегда войдут в ее жизнь. Ей в то время не терпелось приступить к занятиям. Волшебница печально улыбнулась: в этих стенах она была действительно счастлива − не из-за книг, а благодаря настоящим друзьям. Как бы ей хотелось, чтобы школьные годы стали для ее дочерей радостными и безоблачными. Когда Гермиона оказалась в озаренном факелами холле, ее сердце заколотилось. Всего через полчаса она наконец-то встретится со своим ребенком! Она так не волновалась даже во время визита к Снейпу. Прежде чем войти в Большой зал, женщина несколько раз глубоко вздохнула и поправила волосы. Золотые тарелки и кубки на столах факультетов поблескивали в ожидании. Студенты пока не начали пребывать, напоминающий трон стул директора пустовал, но практически все остальные места за преподавательским столом были заняты. Решив держаться подальше от Снейпа, женщина выбрала предпоследний стул слева. Если ее расчеты верны, место рядом займет Хагрид, который в эту минуту должен был переправлять первокурсников через озеро. Проходя между столами Пуффендуя и Слизерина, Гермиона заметила, как справа кто-то приветственно замахал ей руками. Узнав в подтянутом черноволосом мужчине в мантии с иголочки Невилла Долгопупса, Гермиона просто диву далась: его нынешняя солидность плохо вязалась с образом неуклюжего круглолицего мальчика, постоянно теряющего жабу и неспособного сварить мало-мальски пристойное зелье. Активная жестикуляция бывшего одноклассника переключила на Грейнджер внимание других учителей. И вот Гермионе уже благосклонно улыбалась строгая профессор Вектор; ставший еще более упитанным Гораций Слизнорт поднялся ей навстречу и лично поприветствовал «необычайно одаренную волшебницу, одну из самых дорогих сердцу учениц, героиню Второй магической и просто красивую женщину»; крошечный профессор Флитвик так расцвел при виде своей любимицы, что женщине не оставалось ничего другого, как подойти к нему и выслушать многочисленные комплименты в своей адрес. Когда Гермиона в конце концов заняла свое место, Большой зал уже заполнялся первыми школьниками. Маленькая дверь слева открылась, и в помещении появился профессор Снейп в непременной черной мантии. За прошедшие годы он почти не изменился, разве что на висках пробивалась седина. Хотя Гермиона не сомневалась, что директор ее видел, он никак не отреагировал на ее присутствие и с непроницаемым лицом занял место по центру стола. Женщина надеялась, что свое холоднокровие он сохранит и тогда, когда обнаружит, что у него есть второй ребенок. Соседом Грейнджер, помимо Хагрида, оказался преподаватель с прозрачно-белой кожей, безупречно правильными чертами лица и забранными в хвост каштановыми волосами. На вид ему было немногим больше сорока. Волшебница протянула мужчине руку: — Меня зовут Гермиона Грейнджер. Вместо того чтобы ответить на ее приветствие рукопожатием, коллега поцеловал ей руку. Не то чтобы с Гермионой часто здоровались подобным образом, но у нее сложилось впечатление, что сосед удержал ее ладонь в своей несколько дольше положенного. — Вряд ли в этом зале есть кто-то, кто не знает вашего имени, − по-английски он говорил с акцентом, немного певуче и четко проговаривая слова. — А вас как зовут? — Джакомо Каттони, − в темно-карих глазах мужчины красными точками отражался свет свечей. Его немигающий взгляд заставил ее внутренне поежиться. — На протяжении пяти лет я преподаю защиту от темных искусств. — Когда я была школьницей, эта должность считалась проклятой. — Да что вы? — Ни один из наших учителей не задерживался дольше года. Новый знакомый самодовольно ухмыльнулся и склонил голову в шутливом поклоне: — А вы, стало быть, вознамерились преподавать магловедение. Не так ли, Гермиона? Собеседнице не понравилась его фамильярность и интонация, с которой маг произнес ее имя, будто пробуя его на вкус, однако она решила не сгущать краски: — Вы правы. — Как это печально. Колдунья недоуменно вскинула брови. — Какое расточительство, что директор не нашел лучшего применения вашим талантам. Прежде чем ответить женщина нашла глазами профессора Снейпа. Он был поглощен беседой со своей соблазнительной соседкой, сияющей улыбками и кивающей после каждой его реплики: — Мне это представляется вполне логичным, поскольку последние одиннадцать лет я прожила среди маглов. Большой зал постепенно наполнялся гомоном и смехом учащихся, и Гермионе пришлось приложить усилие, чтобы не посматривать на часы. — Почему вы приняли предложение Северуса? Не заливайте, что вы с вашими дарованиями предпочли прозябание в Хогвартсе и преподавание не имеющего никакого отношения к магии предмета безопасной и комфортной жизни в магловской шкуре. Школьники старших курсов расселись по местам. В дверном проеме замаячила исполинская фигура Хагрида. Значит, первокурсники уже были с профессором МакГонагалл. — Моя дочь получила письмо и захотела поехать. В качестве профессора я смогу за ней присмотреть, − женщина старалась не потерять нить разговора. — Прозябание же, о котором вы упомянули, мне не грозит, так как я буду каждый вечер возвращаться в свой не имеющий никакого отношения к магии дом. Намного возвышаясь над сидящими за столами детьми, великан тяжелыми шагами приблизился к преподавательскому столу и грузно опустился на стул: — Привет, Гермиона! До чего ж рад тебя видеть!.. Э-э-э…вечер…добрый, профессор Каттони. Волшебница благодарно улыбнулась лесничему, уповая на то, что его приход положит конец тяготившему ее разговору: — Как прошло путешествие по озеру? — Порядок… Полный. — А как лето? — Лето? Лето хорошо, да… Плотоядные слизняки вконец доконали. Никакого спасу от них! Если б не профессор Снейп, не видать нам капусты. Соседка директора переливчато засмеялась. — Хагрид, Гермиону не интересуют увлекательные подробности вашей борьбы с местными вредителями, − вмешался Каттони. — Напротив, − женщина ободряюще кивнула гиганту, − мне не терпится узнать, чем живет Хогвартс… Например, я успела заметить, что учителей стало больше. Преподаватель защиты от темных искусств нахмурился, а лесничий горделиво выпятил грудь: — Значит, так… это все профессор…то есть директор Снейп. Кой-кто из учителей засобирался на покой. Ну Снейп и предложил им самим подготовить себе преемников. В общем, покамест они вроде как учеников между собой делят… И не единственное это, что тут Снейп переделал… Думаю, давно уж он в школе разные улучшения планировал, вот как. — И кто из учителей воспользовался этим шансом? — Профессор Стебль там… Довольна она очень, что ей Долгопупс помогает… Есть еще профессор Гриббен, − хранитель ключей указал на черноволосую преподавательницу рядом с директором. — Ее профессор Флитвик подыскал. Кой-кто говорит, он ее за…э-э внешность выбрал. Только не правда это. У нее вейлы в роду, а их чары на гоблинов не действуют. — А профессор Слизнорт взял кого-нибудь? Каттони саркастично хмыкнул: — Этот пузан никогда не будет делиться − слишком трясется, как бы не пропустить будущую знаменитость. К облегчению Гермионы в этот момент двери Большого зала отворились, и воцарилась тишина. Послушно следовавшие за профессором МакГонагалл первогодки тотчас оказались в центре внимания. Новички вытягивали шеи и с любопытством разглядывали тысячи парящих в воздухе свечей и заколдованный потолок. Некоторые показывали пальцами на привидения. Ученики за длинными столами и преподаватели наблюдали, как пожилая волшебница поставила перед первокурсниками трехногую табуретку, а после положила на нее ужасно старую и грязную остроконечную шляпу. Несмотря на то, что Гермиона знала, что за этим последует, она невольно затаила дыхание. Через мгновение у полей волшебного головного убора появилась щель, напоминающая рот, и Шляпа запела: Про чудные сказанья давно минувших дней Готовьтесь вы уразуметь из песенки моей. В ту пору подружились четыре колдуна, Волхвов ловчей не знала волшебная страна. Всем взяли — и мозгами, и мастерством они, Их Хогвартс достославный был знатен искони. Владели эти маги школой вчетвером, И тыщам юных ведунов замок стал как дом. Еще юнцом безусым был Годрик Гриффиндор, А уж прознал весь север о маге молодом, Был так он храбр духом, отважен и силен, Что не один раз сравнивали колдуна со львом. Красавица Кандида под солнцем взращена, Студентов Когтеврана себе отобрала. И сердцем не склонялась ни к одному глупцу, Ум, юмор, честь и мудрость считая лишь к лицу. С ними жил Слизерин, к власти сердцем рьян, Перевидал немало Салли земель и стран, Коварством и амбициями всех дивя людей, Ах, только чистокровных любил сей чародей! Отменно воспитали малютку Пуффендуй. Никто не мог так стряпать, сколько ни колдуй. Хоть от природы Пенни упорна и честна, Верна и работяща еще была она… Колдунья отвлекалась от песни, всматриваясь в детей, столпившихся перед учительским столом. Она пыталась узнать среди них своего второго ребенка. В первом ряду стояла светленькая девочка с двумя хвостиками, которая однозначно не могла родиться у черноволосого Снейпа и нее. Ее соседка справа, школьница с малиновыми кудряшками, тоже исключалась: от одной мысли, что директор мог позволить ребенку ходить с таким цветом волос, женщину разобрал смех. — Превосходно вас понимаю, − опять встрял Каттони. — При виде этих малолетних… Его слова потонули в громе аплодисментов − Распределяющая шляпа закончила петь. Гермиона захлопала вместе с остальными, пропуская реплику коллеги мимо ушей. Профессор МакГонагалл выступила вперед и развернула длинный свиток пергамента: — Когда прозвучит ваше имя, вы наденете Распределяющую шляпу и сядете на табурет. Приступим. Андерсон, Курт. Розовощекий мальчик в чересчур длинной мантии медленно подошел к Шляпе. Гермионе показалось, что его руки дрожали, когда он надевал головной убор. В следующую секунду глаза ребенка исчезли под залатанными полями. — Пуффендуй! — выкрикнула Шляпа, и учащиеся за крайним правым столом грохнули аплодисментами. Толстый Проповедник, приведение факультета, пустился в пляс над головами студентов. Курт засеменил к свободному месту за столом Пуффендуя. Следующая за ним Ленора Бедлоу стала первой когтевранкой, а Карл Дженкинс пополнил ряды слизиринцев. — Грейнджер, Элайза. Дочь откинула за спину огненную гриву и шагнула к табуретке. Гермиона физически ощутила взгляд Снейпа. Прежде чем надеть головной убор, девочка с любопытством повертела его в руках — Волшебная шляпа скривилась и негодующе дернула полями. Боковым зрением колдунья пыталась уловить выражение на белом как мел лице директора и одновременно боялась встретиться с ним глазами. — Когтевран! Вердикт Шляпы встретили рукоплесканиями за вторым столом справа. Профессор Флитвик, декан Когтеврана, так восторженно хлопал в ладоши, что чуть на свалился со стула. Гермиона и Хагрид тоже изо всех сил аплодировали, хотя Элайзе было явно не до них. Наконец, женщина мельком глянула на Снейпа. Он будто выпал из происходящего. Волшебница столько раз воображала эту сцену: в мечтах в ее бокале было вино, и она со злорадным видом делала глоток под пристальным взглядом бывшего учителя, упиваясь его потрясением. В реальности никакого алкоголя за преподавательским столом не было и в помине. Директор же напряженно пытался переварить произошедшее, при этом на мать своих детей он и не думал смотреть. В какой-то момент Гермионе почудилось, что Снейп все-таки встанет и подойдет к ней, но он остался на месте и сидел в оцепенении, даже когда МакГонагалл вызвала Альбуса Поттера. Ученики заерзали на стульях, по залу пробежал возбужденный шепоток. Как и в случае с Гарри, Шляпа пришла в замешательство, а затем определила его в Слизерин. Большой зал отреагировал на ее решение обескураженной тишиной. — Разорви меня горгулья! — не сдержался лесничий. — Accipicchia, разговоров теперь будет на целую неделю, − вид у профессора защиты от темных искусств был откровенно скучающий. Через некоторое время раздались вежливые хлопки. Наблюдая, как Альбус с несчастным видом идет к столу факультета, Гермиона его по-настоящему жалела. — Снейп, Лили! Впервые в жизни колдунья смотрела на свою старшую дочь. Неосознанно она наклонилась вперед, чтобы лучше видеть девочку. У Лили длинные густые черные волосы, заплетенные в косы. Худенькая, чуть ниже своих сверстников, зато с прелестными ямочками на щеках. Похожа на миссис Грейнджер в одиннадцать лет. Только волосы другого цвета, и кожа слишком бледная. В горле запершило. — Эй, Гермиона, у тебя все в порядке? — справа раздался обеспокоенный голос Хагрида. Профессор Каттони тут же к ней обернулся. — Что-то в глаз попало, − женщина несколько раз моргнула, − теперь все хорошо. Лицо Лили светилось предвкушением: она заждалась своей очереди. Когда дочь надевала Шляпу, Гермиона заметила, что на правой руке у девочки шесть пальцев. Ее кольнула неприятная мысль — неужели это из-за зелья? Что, если есть и другие последствия? — Гриффиндор! Несмотря на радостные крики за крайним столом слева, c табуретки Лили вставала гораздо менее воодушевленная. Прежде чем присоединиться к гриффиндорцам, девочка бросила опасливый взгляд через плечо на отца. Профессор Снейп все еще не оправился от шока, хотя и несколько раз вежливо похлопал. В любом случае решение Волшебной шляпы отправить его дочь в Гриффиндор было меньшей из его забот. Церемония распределения подходила к концу. Последней оказалась посеревшая от страха Мэделин Уайетт, которую зачислили в Слизирин. Профессор МакГонагалл скатала свиток и унесла Шляпу вместе с табуреткой. После этого с места поднялся директор Снейп. Он не проронил ни звука, пока в Большом зале не установилась гробовая тишина. — Приветствую в Хогвартсе, — его голос звучал вежливо и ровно, выражение лица было бесстрастно. — Угощайтесь. Хотя стоявшие на столах тарелки уже были доверху наполнены едой, Гермиона не сводила глаз с профессора. Колдунью не покидало чувство, что сейчас она безраздельно занимает его мысли. Снейп положил себе на тарелку кусок ростбифа и медленно поднял взгляд на Грейнджер. На его лице читалось неприкрытое бешенство. Когда он принялся неторопливо резать мясо, женщина поняла, что на месте ростбифа он представляет ее. Гермиона опасалась, что директор начнет выяснение отношений сразу после банкета. Однако он покинул Большой зал в сопровождении профессора МакГонагалл, как только объявил об окончании пира и отправил учащихся спать. Гермиона воспользовалась неожиданно предоставленной отсрочкой и поспешила в свой кабинет. Поднявшись по мраморной лестнице на второй этаж, она дошла до Восточной башни и повернула налево. Дверь в помещение открылась перед ней сама собой. Огонь в камине женщина решила не разводить и взмахом волшебной палочки зажгла лампу на письменном столе. Гермиона скинула туфли и, наслаждаясь мягкостью ковра, подошла к шкафу, чтобы оставить свою мантию. Ей предстояло возвращение в мир маглов. Едва она повесила темно-серое волшебное одеяние на крючок, как дверь за ее спиной с грохотом распахнулась и в кабинет ворвался профессор Снейп с побелевшим от ярости лицом: — Какого лысого Мерлина, Грейнджер?! «Значит, это все-таки произойдет сегодня». — И вам добрый вечер, директор, — оказавшись перед профессором в чулках, женщина смутилась, но оборачиваясь скрыла смятение за вежливой полуулыбкой. — Подумать только, в течение одиннадцати лет я регулярно писала вам письма, неоднократно пыталась нанести визит и безрезультатно умоляла о встрече, и вот вы приходите ко мне сами. Мужчина плавно приближался, и Гермиона разглядела, что уголки его рта подергиваются в гневе: — Продолжайте зубоскалить, Грейнджер, и вы вылетите из Хогварса раньше, чем скажете слово «ребенок»… Я поговорил с Миневрой и только что просмотрел личное дело Элайзы… — Какая прыть, когда речь идет о ваших собственных интересах. — Она родилась в тот же день, что и Лили, — Снейп застыл в шаге от собеседницы. — Верно. — Я требую объяснений. — Что вы, в сущности, желаете услышать? Хотите, чтобы я озвучила очевидное? Чтобы подтвердила, что вы ее отец? — Гермиона оперлась спиной на дверцу шкафа и вскинула подбородок. — Это правда. Их взгляды скрестились. Профессор хранил опасное молчание и стоял, раскачиваясь с пятки на носок, будто готовясь броситься на нее. — Вы требуете объяснений. Ах, вот как! Интересно… На каком основании, сэр? — После того как вы одиннадцать лет скрывали от меня дочь, можете не сомневаться, что вас ждут серьезные неприятности… — О, профессор, ведь вы поступали точно так же… И еще очень большой вопрос, что более милосердно, держать существование дочери в тайне или знать, что мать по ней тоскует и не давать им видеться. — Мы заключили сделку, — прорычал Снейп. — Вот именно. Наша договоренность касалась одного ребенка. — Вы окончательно повредились в уме. — Ох, да бросьте! — в голове волшебницы некстати пронеслось, что этот мужчина видел ее голой. Ей пришлось пересчитать все двенадцать пуговиц на его сюртуке, чтобы взять себя в руки. — Мне было немногим за двадцать, я вела себя как влюбленная дура и понятия не имела о том, на что соглашаюсь. Вы не преминули этим воспользоваться и прекрасно отдавали себе отчет в том, что поставлено на карту. Директор сделал еще один бесшумный шаг, и Гермиону окутал запах трав: — Возможно, Грейнджер. Но все уже случилось… Назовите мне хоть одну причину, почему я не должен прямо сейчас подняться в гостиную Когтеврана и открыть Элайзе правду. — Разве это не очевидно?.. Как взрослый человек, вы должны учитывать последствия… Ведь вам придется рассказать и о ваших умозаключениях. Вы готовы сообщить Элайзе, что у нее есть сестра? Она может рассудить, что Лили тоже имеет право знать правду… Есть и другой вариант: вы будете с пеной у рта доказывать, что Элайза ваша дочь, а я буду все отрицать. Кому она поверит — не внушающему симпатии престарелому директору или родной матери? И потом не забывайте, у Элайзы рыжие волосы… Многим этого достаточно, чтобы считать ее отцом Рона Уизли. — Мандрагору вам в глотку, Грейнджер! На кой вам понадобилось менять цвет ее волос? — Я хотела, чтобы у нее была семья. Чтобы ее любили. Чтобы на каждый день рождения и Рождество мою дочь окружали дорогие ей люди, которые бы баловали ее, давали ей то, что я не могу дать. Я хотела, чтобы ей никогда не было одиноко. Уизли стали семьей и для меня, и для моей дочери, − без каблуков бывшая ученица была ниже мужчины на полголовы, но твердо выдержала его взгляд. — Что до цвета волос, я уже давно изучаю гены, отвечающие за внешность человека. Меня всегда привлекало использование знаний маглов в волшебном мире. Волосы Элайзы — одно из моих самых блестящих достижений. Приятно, что оно не оставило вас равнодушным. — Вы хотите сказать, что экспериментировали над собственной дочерью? — от голоса директора Гермионе стало жутко. — Я бы никогда не подвергла риску своего ребенка. — Элайза думает, что Уизли ее отец? — Мне неизвестно, о чем она думает. Несколько мгновений они пытались испепелить друг друга взглядами. — Хочу, чтобы вы сознавали, Северус… Могу я называть вас Северус? С недавних пор мы коллеги, не говоря уже о том, что между нами было… Я понимаю, почему вы так отвратительно вели себя на протяжении одиннадцати лет, − Снейп вопросительно изогнул бровь. — Вы всегда были злым, жестоким человеком, который обожал издеваться над другими. Таким вы и остались. Уверена, вы наслаждались, думая о моих страданиях… Главная же причина в том, что вы хотели иметь Лили только для себя. Чтобы ее любовь и привязанность не приходилось делить со мной или кем-то другим… Я понимаю это, хотя и не могу это принять… Знайте, что я не намерена сдаваться. Пока вы ничего не предпринимаете, я не буду нарушать клятву или просить кого-то сказать Лили правду, однако я использую любую возможность, чтобы она обо мне узнала. Поэтому, прежде чем действовать, подумайте. А потом подумайте снова. В отличие от вас, мне нечего терять. — Вы переходите все границы, Грейнджер, − в глазах профессора заплясали безумные огоньки, − и уже подошли к той грани, за которой в любой момент можете лишиться своей новой работы. — Неужели вы действительно верите, что меня это остановит? Гермиона попробовала его обойти, но мужчина придержал ее за локоть. — Я не намерена тратить весь вечер на бесполезные разговоры, — женщина высвободила руку и устремилась к брошенным у входа туфлям. — Хотя еще один вопрос у меня есть − Лили здорова? Я заметила, что у нее шестипалость. Есть ли другие… особенности? Надев обувь, она стала практически одного роста с профессором. — Нет, — свирепо гаркнул директор. — Мы не… — Мне пора. Муж без меня не ложится, — Снейп воззрился на ее массивное обручальное кольцо. — Спокойной ночи, сэр. Профессор Грейнджер летящей походкой вышла из кабинета и тихо прикрыла за собой дверь.