***
На улице всё цветёт и розовеет. Тонкие ниточки солнца проникают сквозь древесную листву и падают на асфальт. От утреннего тумана не осталось и следа. Пахнет весной. Уходящим холодом и приходящим теплом. В душе Минхёка, кажется, что-то меняется. Говорят, весна — время перемен. Но что могло поменяться от одного бессмысленного разговора в столовой? И что могло поменяться от этих людей? Обычно обед занимает больше времени и Минхёк идеально успевает на свой автобус. Но сейчас в запасе есть ещё около часа. В принципе, если пойти пешком, то через пару часов можно оказаться уже в деревне. Но на голодный желудок совсем нет сил идти. Поэтому Хёк решает подождать на остановке автобус. Он садится на скамейку и тут же видит через дорогу маленький магазинчик. С красной полосатой вывеской и обширными витринами. Урчание в животе даёт о себе знать. Взяв в руки кошелёк, Минхёк уверенно переходит пустынную тихую дорогу. Витрина пестрит разнообразными вкусностями. Минхёк знает, что сладкое на голодный желудок есть нельзя, но решает добровольно игнорировать это правило. Вокруг разные аппетитные булочки, пончики, пирожные, шоколадки, конфеты — одним словом, ничего полезного. И хочется купить всю витрину сразу. Надо было всё-таки поесть в столовой, думает Минхёк. Но уже ничего не поделать. Он достаёт кошелёк и хватается на ручку магазинной двери. Но что-то его останавливает. Кто-то крепко держит за плечо. Пак оборачивается и видит необычайно бледного парня в чёрной кожаной куртке. Рядом с ним ещё какие-то два незнакомца. Все выглядят так, будто живут на улице, бледные, в старой одежде, при этом едва старше Минхёка. Он не понимает, откуда они вообще взялись на этой безлюдной улице. — Вам что-то нужно? — выдавливает он. Лица этих парней, кажется, не выражают совершенно никаких эмоций. Тупые взгляды куда-то сквозь Минхёка. Но тот, что держит за плечо, ясным и твёрдым голосом произносит: — Отдавай кошелёк. — Просите? — недоумевает Минхёк и водит плечом, сбрасывая чужую руку. Кажется, парня это очень сильно злит, потому что он в следующую же секунду со всей силы толкает Хёка в сторону от двери. Тот чуть не падает, но удерживается на ногах. Дыхание перехватывает от неожиданности. Он смотрит в глаза этих трёх парней, но их постепенно приближающиеся лица не выражают ненормальности или наглости, они просто безэмоциональные. Пустые. — Я умею драться, — предупреждает Минхёк, не зная, что ещё сказать. — Лучше не подходите. — Отдай деньги, — командует тот в кожаной куртке. — Быстро. И его сильная на удивление рука вцепляется в шею Минхёка. Одна секунда — и горло сжимается. До такой степени, что становится трудно дышать. Он пытается оторвать своими руками чужую руку, но ничего не получается. На секунду в голову приходит мысль, что он может умереть. Вот прям так, на тихой безлюдной улице, и найдёт его труп продавец магазина сладостей. Не самая лучшая смерть, тем более, если её подарят тебе недалёкие местные гопники. Хёк сжимает чужую руку, царапает, пытается бить ногами, но хватка становится лишь сильнее, пока каждый вдох отдаляется и становится невыносимым. — Л-ладно, бер-рите, — хрипит он, делая над собой усилие. Хватка парня не становится слабее, но и перестает увеличиваться. Он вынимает из кармана Пака кошелек и разглядывает. Ни удовлетворения, ни разочарования не разглядеть на его лице — он вообще будто «не здесь». А у Минхёка уже всё в глазах темнеет. Воздух приходится буквально глотать. Кажется, эти придурки решили всё-таки с ним распрощаться, напоследок отобрав деньги (в принципе, всё, что у него есть). Но темнота пропадает из глаз и рука резко отпускает шею. Пак валится на землю. В лёгкие через горло ударяет слишком большой объем воздуха. Он видит перед собой свои руки, опирающиеся на асфальт. Пронесло?.. Чуть приподняв голову, видит четыре пары ног. Стоп, четыре? Их же было трое. Но, кажется, один из людей стоит к нему спиной. У него белые кеды и такие же белоснежные штаны. — Вам нужны деньги? — спрашивает этот человек. Его голос кажется очень знакомым. Такой красивый, мягкий, но уверенный. Напоминающий качели. Скрипучие и постоянно меняющие положение. Кажется, трудно не узнать обладателя такого голоса. Но Пак никак не может вспомнить, где его слышал. Такую интонацию, такой тон. Он явно слышал этот голос. — Ты еблан? — шипит парень в чёрной кожанке, и Хёк видит, как его ноги слегка отшатываются назад. — Если вам нужны деньги, возьмите мои, — снова раздаётся тот прекрасный голос. А вдохнув полной грудью, в нос ударяет цветочный аромат. Ландыш, роза и жасмин. Ну конечно. Минхёк поднимает голову и видит Мунбина. Он опять сплошь в белой одежде — белые штаны, кофта с капюшоном, кеды. Совсем не как Минхёк, который ничего, кроме чёрного, не носит. А ещё эти необычные волосы пастельного розового оттенка. Довольно запоминающийся образ, думает Хёк. Мунбин стоит к нему спиной. С земли он кажется Минхёку ещё более высоким. Те три парня смотрят на Бина с хищными глазами — вот, кажется, и первая эмоция на их лицах. Главарь крепко держит в руках минхёков кошелёк. Жалкое зрелище. — Вот, берите, — произносит МунБин и вынимает из кармана белой кофты какую-то купюру и несколько монеток. У парней глаза сразу загораются, но в следующую же секунду на лицах всех троих проносится тень сомнения. Он расслабляет руку, зажимая только купюру между пальцев, и все монеты с характерным звоном падают на асфальт. Парень в кожанке всё ещё не двигается и не пытается взять протянутые ему деньги. Кажется, нет, он явно напуган. — Ну что же вы, берите, — произносит МунБин с ноткой насмешки и упорнее протягивает купюру. — Там ещё монетки упали. Поползайте по земле, подберите их. Лицо того парня меняется. Сначала он округляет глаза, затем, похоже, всё его перекошенное лицо выражает страх, и, в конце концов, перекашивается в ужасе и ярости. Он целится кулаком, но Мунбин успевает остановить удар и без особого труда выгибает чужую руку. Не ломает, просто это такой приём — Минхёк, как любитель боевых искусств, знает. Другие два парня вообще глазами бегают и не понимает, что делать: пятятся назад, машут руками, что-то гогочут. Их главарь вскрикивает от боли и кошелёк падает из рук. Увидев это, Мунбин кивает сам себе — добился своего. И отпускает чужую руку. Затем ногой отталкивает парня куда-то вперёд, что тот чуть ли не падает, едва балансируя на носках. Этот унижающий жест вызывает у него небывалый гнев, но он все лишь на Мунбина яростно смотрит, не пытаясь напасть. Непонятно, почему. Будто внутренне ставит себе запрет. Будто знает, что даже если начнёт драться, то проиграет. В итоге этим яростным взглядом всё и ограничивается, и парень разворачивается и идёт куда-то дальше по улице. Другие два следуют за ним. Через несколько секунд вся банда скрывается за ближайшим поворотом. Что это было, Минхёк не знает. Но, так или иначе, его жизни уже ничего не угрожает, и он поднимается. Отряхивает штаны, проводит рукой по шее — там, где была хватка. Потом поднимает голову и видит Мунбина, протягивающего ему кошелёк. Он слабо улыбается, а глаза его выглядят уставшими. Но такими красивыми. Малиновая вселенная. Глубокая и тягучая. Как ягодная жвачка или мармелад. Минхёк понимает, что уже с минуту бесцеремонно пялится в глаза напротив, и, мотнув головой, берёт свой кошелёк из протянутых рук. От Мунбина снова тянет ярким цветочным ароматом. То ли это у него духи такие мелодичные, то ли это несёт от шампуня, который, будь это так, идеально бы гармонировал с его нежно-розовыми волосами. Из облаков выглядывает солнце, и всё вокруг становится будто розовее. На несколько оттенков, как под фильтром. А может, у Минхёка просто разыгралась фантазия от смешения розовых волос, малиновых глаз и белой одежды. Так или иначе, погода словно улучшилась, и очередной солнечный луч достиг Минхёка и обжёг белую кожу. Такую белую и бледную по сравнению с его чёрными, как уголь, волосами и одеждой. Действительно, наверное, фантазия разыгралась. — С-спасибо, — произносит Минхёк с трудом. Взгляд Мунбина не меняется, а лёгкая улыбка медленно сползает, придавая лицу серьёзное сосредоточенное выражение. Мунбин говорит: — Ни за что не отдавай им свои деньги. — А что с ними? — спрашивает Минхёк. — Они просто под кайфом, — отвечает Мунбин. — Будь осторожнее на улице. Потом он разворачивается, и до Минхёка снова доходит запах цветов. Мунбин, похоже, своё дело закончил и собирается уходить. Когда он отходит от магазина уже на пару метров, Минхёка как молния пронзает и он зачем-то говорит: — Постой! И через секунду мысленно бьёт себя по лицу. Зачем он это сделал? Но, так или иначе, Мунбин останавливается. Оборачивается без особой заинтересованности. — Да? — Ну… — Хёк мямлит и мнётся. — Спасибо тебе. — Ты уже сказал. — Да? Мунбин разворачивается. Минхёк замечает, что он правда выглядит каким-то уставшим. Вот неделю назад он был совсем не такой. Сам не знает почему, но Хёку хочется узнать, действительно ли он устал или что-то случилось. Такое странное чувство, они ведь незнакомы, и не нужно переживать за него, но. Он догоняет Мунбина. — Тебя ведь Мунбин зовут? — спрашивает на ходу. В силу стеснительности, застилающей сейчас его глаза, выходит довольно тихо и даже неуверенно. — Ну да, — МунБин внезапно останавливается. — А тебя? Роки? Его глаза падают на чёрную футболку Минхёка. Понятно, что он сделал такой шуточный вывод на белому принту «Rocky». Минхёк это понимает и смеётся: — Нет, конечно. Смех выходит очевидно поддельным и неестественным. Получается глупо. Особенно из-за того, что Минхёк прекращает смеяться резко, и, не видя на лице Мунбина такой же смешливости, прочищает горло и сразу становится серьёзным. — Я Мак Пинхёк, — произносит он как робот. — То есть Пак Минхёк. Мунбин несколько секунд молчит, разглядывая лицо Минхёка. Тот зачем-то снова прочищает горло и бегает глазами по земле. Это молчание похоже на пытку. Но, в конце-концов, Мунбин выдаёт лишь усталое: — Ну и отлично. И продолжает идти. Быстро среагировав, Минхёк его нагоняет. И снова зачем-то говорит: — Прости, что врезался в тебя тогда, в первый день. Мунбин сначала ничего не отвечает, будто перебирает в голове прошедшую неделю, пытаясь вспомнить. Потом всё-таки выдыхает: — Ничего. Я уже это забыл. На ум Минхёку приходит тот случай в столовой, произошедший в тот же день. Может, поэтому он так расстроен? И Пак, уже более уверенным голосом, говорит: — Я слышал твой разговор в столовой. Это очень смело, что ты заступился за свою девушку и решил вернуть её скейт. — Девушку? — тут же переспрашивает Мунбин. — Ну, да, — неуверенно тянет Минхёк. — Ты говорил про Суа… Неожиданно Мунбин усмехается: — Суа — это моя сестра. Чёрт. Неловко. Кто там сказал, что он о своей девушке заботится? Санха? В любом случае, Минхёк замолкает. Оба парня погружаются в неловкую тишину, нарушаемую только их шарканьем по асфальту. Вокруг нет других людей, мало кто гуляет на окраинах. И из-за этого гнетущая тишина, повисшая в воздухе, начинает давить на плечи. Минхёк вдруг понимает, что неловко только ему. Мунбин спокойно шагает в своём темпе, и, кажется, это немного его развеселило: онбольше не выглядит таким расстроенным и сильно уставшим, как пару минут назад. Принимая во внимание этот факт, Минхёк набирает в лёгкие побольше воздуха и набирается сил, чтобы произнести как никакие слова прощания и быстренько смотаться, будто ничего и не было. Но только он открывает рот, как Мунбин его опережает: — Ты стоял напротив магазина, — говорит он. — Разве ты не собирался есть? И Минхёк закрывает рот. Вообще-то, да, собирался, но три парня «под кайфом», как выразился Мунбин, испортили момент и нарушили ещё не успевшую начаться трапезу, а потом появился он, как гром среди ясного неба — или ясное небо среди грома, и своим уставшим видом вызвал непреодолимое желание у Минхёка последовать за ним. И как теперь это Мунбину объяснить? Слов будет не подобрать. — Сходил бы, поел, — продолжает Бин уже будто в пустоту. Минхёк не знает, что ответить, но и прощаться в такой момент будет слишком неудобно. Он итак уже выставил себя с глупой стороны, а если уйдёт сейчас — окажется не только глупым, но и странным. Надо как-то задержаться на подольше, всё равно ему ещё явно пара районов до дома. Но что сказать? Предложить поесть? Или… — Я хочу с тобой подружиться. — Чего? Мунбин останавливается, бросая на Хёка, тормозящего вслед за ним, недоумевающий взгляд. «Что я сказал не так?», — думает Минхёк. «Это слишком по-детски?» Но Мунбин лишь говорит: — Почему ты хочешь подружиться? Ты же меня едва знаешь. Минхёк перебирает в голове тот странный разговор в столовой. И выдаёт: — А почему, по-твоему, люди хотят с кем-то дружить? Выходит слишком понятно, что он говорит чужую фразу. Бин, немного поразмыслив, отвечает: — Люди хотят дружить с кем-то, кто их привлекает. Вообще-то он не это должен был ответить. Надо выкручиваться, думает Минхёк. Неловко улыбается и мямлит что-то вроде: — Меня привлекают твои розовые волосы! Мунбин не оценил. Он смотрит на Минхёка, как на незнакомого прилипалу. Последний это отчетливо чувствует, но поддельная неловкая улыбка не сползает с лица. — И… поэтому ты хочешь со мной дружить? — спрашивает Бин, недоверчиво щуря глаза. — Не только поэтому, — заявляет Минхёк. — У тебя глаза красивые, и аромат очень приятный. Мунбин вздыхает. Он сегодня очень вымотался, поэтому не в состоянии поддерживать свой вечно дружелюбный образ. Просто он по натуре добрый, и это пока удерживает его хотя бы вежливо попросить Минхёка отвязаться. Он просто устало смотрит на парня, не воодушевленный речью, которая, между прочим, даётся Хёку с трудом. — А ещё ты меня спас. Последнюю фразу он произносит уже без труда, с искренними глазами, и улыбка словно сама собой застывает на лице. И какая-то волна энергии охватывает Мунбина, приносит хоть и небольшой, но прилив сил. Он понимает, что из-за своей усталости не может объективно оценить происходящее, но всё же этот парень, Минхёк, похоже, и правда хочет просто подружиться. Нет причин ему отказывать. Совсем никаких. Только вот это его молчание у Минхёка вызывает тревожные мысли, мол, он теперь его совсем за идиота держит, и это звоночек: пора действительно уходить. Он опускает глаза, улыбка снова становится неловкой и неестественной. Но Мунбин горит: — Хорошо, давай станем друзьями. «Правда?», — внутренне удивляется Минхёк, но снаружи лишь поднимает сверкающие глаза. Это действительно так просто делается? Ничего сложного? Или это просто эффект от того разговора с Джину и Мёнджуном? Впрочем, неважно. Где-то в ногах слышится кошачье мяуканье, и это заставляет Минхёка вздрогнуть от внезапности. На этой пустынной дороге не то что людей, здесь машины-то редко встретишь. А тут — кот! Он опускает голову и видит кошку какой-то породы, похожей на сиамскую (Минхёк совсем не разбирается в породах). — О, Роа! — вдруг восклицает Мунбин, заметив кошку. Он наклоняется, чтобы взять пушистика на руки, и та поддаётся без особого сопротивления. — Это твоя кошка? — наблюдая, спрашивает Минхёк. — Ага, — отвечает Бин, заглядывая в кошачьи непослушные глаза, и заботливо гладит животное. — Опять убежала далеко от дома. Бин с этой милой кошкой на руках выглядят так гармонично, что Минхёк не может оторвать глаз. Нагладившись вдоволь, Мунбин с лёгкой улыбкой на лице опускает кошку обратно на землю. — Наверное, тебе не нравится дома, — тихо произносит он, обращаясь к кошке, хотя больше это похоже на обращение в пустоту. — Понимаю. Мне там тоже не нравится. Эти слова пронзают мысли Хёка, хотя сказаны и не для его ушей. Но он как будто бы озвучил всё, что было на уме у Пака. Не припоминает, чтобы он от кого-то ещё когда-либо слышал такие слова, что дома ему не нравится. Такой только Минхёк один был. Выходит, Мунбин понимает его. — Мне тоже не нравится дома, — говорит он ровно, не пытаясь донести какую-либо умную мысль или типа того. Просто говорит. Мунбин тут же поднимает голову и бросает на Минхёка нечитаемый взгляд. Будто уловил что-то, но что — известно только ему одному. Он некоторое время смотрит на Минхёка, а Минхёк — на него. Прямо в глаза. Глубокое коричневое кофе и тягучий малиновый мармелад сталкиваются. Тёмный карий и взрывной малиновый. Шоколад и ягода. Какая-то странная смесь. — Тебе, наверное, пора, — говорит наконец Мунбин, первым нарушая зрительный контакт. Минхёк неуверенно кивает. Не решаясь так быстро попрощаться, уточняет: — Мы же теперь друзья? — Ну да, друзья, — отвечает Мунбин, слегка запинаясь. Такой ответ Минхёка более чем устраивает и он не может сдержать лёгкой, едва заметной на первый взгляд улыбки. И в глазах снова всё розовеет: пастельно-белое небо, лиловые жемчужные облака, румяные листья на хрустальных деревьях, красные здания, пурпурный асфальт, малиновые глаза. Ландыш, роза и жасмин. Всё цветёт, розовеет и пахнет. Пора прекращать. Они прощаются коротко и Минхёк уходит быстро. Чуть ли не бежит к автобусной остановке. Потому что что-то непонятное его реально затягивает, какое-то странное чувство очаровывает. Совсем не вписывается в привычный мир Минхёка. У него в мире всё серое. Солнце жжёт насквозь лучами несостоявшейся жизни, напоминая о том, как мрачно и скучно его существование. Чёрные волосы, чёрная одежда, чёрная душа; это не синяя меланхолия или типа того. Это серая жизнь. В присущем ему сером цвете нет ничего притягательного, или, по крайней мере, так считает он. У него в мире плавают пепельные тучи и идёт дождь, отстукивая мелодию в английском вечернем ритме. Утром его встречает дымчатая остановка, серебряная дорога, тусклый университет и… холод. В его мире царит одиночество, и оно невыносимо. Ещё невыносимей становится от бесконечных секретов и тайн, которые возвели железную стену и оградили Минхёка не только от остальных людей и родителей, но и от самого себя.by yourside
9 июля 2019 г. в 10:45
Всё почти идеально соответствует ожиданиям Минхёка. Скучные пары, слишком ранний подъём по утрам, строгие преподаватели и туманность будущего — всё, как он и представлял. А ещё тотальный контроль родителей — всё даже хуже, чем казалось.
Обычно, когда дети вырастают, родители начинают предоставлять им больше свободы и всё меньше контролируют жизнь. В случае же с Минхёком всё абсолютно наоборот, ситуация только усугубляется. Будто они хотят предостеречь его от чего-то, о чём даже не могут сказать. Это трудно назвать заботой.
Но есть и какая-то новая нотка в жизни: этот странный Санха. Бывает, на парах садится рядом с Хёком, особенно на химии. На перерывах время от времени начинает рассказывать какие-либо «супер интересные» истории о старших братьях или какой-то двоюродной сестре дяди бабушки по маминой линии. А ещё после пар иногда ждёт, чтобы вместе заскочить в столовую.
В столовую Хёк ходит всегда, чтобы не обедать дома. А Санха туда ходит только в случае крайнего ощущения голода; и то, чтобы купить только какой-нибудь сок или кофе. «Я дома в сто раз лучше приготовлю», — говорит он.
За всю эту прошедшую неделю учёбы Минхёк понял несколько вещей. Первое: если сейчас, в течение первой недели, учеба даётся легко, это только разгон, и дальше будет намного сложнее. Отдыхать времени не будет, если, конечно, хочешь нормально учиться. Второе: Санха странный. По странности Минхёка ему не переплюнуть, но всё же он какой-то выделяющийся. Яркий и уверенный снаружи, но замкнутый внутри. Он ни с кем, кроме Пака, не разговаривает, а если и разговаривает — то довольно неуважительно. Даже преподавателей воспринимает, будто они ниже по рангу. А возможно, у него просто не закончился переходный возраст, и он всего лишь избалованный ребёнок. Проще списать на это. Третье. Минхёка здесь никто не знает. Это очень, очень хорошо.
И четвёртое. С того самого первого дня за всю неделю Минхёк видел Мунбина только один раз. И учится этот Мунбин на втором курсе — у них как раз должна была быть пара сразу после первокурсников. Так они и столкнулись, издалека. Больше за эти семь дней пересечений не было.
И снова наступает понедельник. Для одних — самый сложный и трудный день, поскольку тяжело собрать все мысли после выходного. Для других же — как раз день, когда они наиболее сконцентрированы и сосредоточены. А для Минхёка ни то, ни другое. Для него это просто день. Один из многих. Самый обычный и от других не отличный.
Минхёк просто живёт. Не знает, зачем. Пытался задаваться этим вопрос, найти какой-то ответ, рылся в себе — но не нашёл. Другие живут для того, чтобы достичь своей цели или исполнения мечты. Кто-то искренне верит, что смысл жизни в работе, ну, или в детях. Для кого-то жизнь — это время исключительно для развлечений. Но не для него. У Хёка ни мечты, ни цели, ни планов на будущее, да и семью заводить пока нет желания. Для него жизнь — бессмысленное тягостное существование, которое в итоге всё равно приведет к неизбежному. Перечеркнёт все так называемые мечты, цели, карьеру, семью. А зачем вообще он живёт? Он не знает. Вряд ли кому-то это надо. Его существование. Минхёку не надо. Родителям тоже. Никому не надо. Скорей бы умереть.
Солнце не печёт, но и прохлады в воздухе никакой. Автобус, идущий из деревни прямиком на окраину Сеула, как всегда, практически пуст. Ворчливый водитель, какой-то пожилой мужчина на заднем сидении (Минхёку иногда кажется, что он и ночует в автобусе), таинственная женщина, постоянно с паникой глядящая на свои наручные часы, и делающая это настолько часто и неестественно, что вполне раздражает, и, собственно, сам Минхёк. Даже в понедельник автобус полупустой. Как бы только он не перестал ходить вовсе.
Автобус едет спокойно, ровно по гладкому тротуару улицы. Солнце светит, поднимаясь, с востока — Минхёк сидит на западной стороне. Разглядывает в окно проносящиеся мимо многочисленные пустые поля. Одинокие и никому не нужные. Изредка проскальзывают заброшенные поломанные дома — жалкие остатки прежней деревни. До города осталось десять минут, и ещё десять — до нужной остановки. Проносится всё больше деревьев и дорожных знаков. В воздухе висит густой туман.
Минхёк думает, что, вообще-то, умирать необязательно. Его жизнь существование бессмысленно, но есть же ещё что-то, что может придать смысла, помимо смерти. Может, должна произойти какая-то перемена, которая повлечёт за собой приключения, море эмоций, других людей. Что-то должно измениться. И тогда изменится вся жизнь.
«Глупости, — тут же думает Минхёк. — Просто детские наивные надежды. Ничего серьёзного».
Город. Остановка. Университет. Биология. Латинский язык. Анатомия. Химия. Санха. Столовая.
Во всяком случае, Минхёк для себя решил, что не умрёт, пока не разгадает всю тайну своей семьи. Пока не откроет все секреты, не найдёт ответы на все вопросы. Пока наконец не поймёт, кто же он такой и зачем всё это.
Это единственное, что пока ещё держит Минхёка здесь.
— Поедим? — спрашивает Санха.
Ему, наверное, хорошо. Его родители не скрывают от него ничего и не ведут себя, как тайные агенты-партизаны. Он не страдает в глуши от одиночества. И наверняка даже не задумывается о том, как он бесполезен и как бессмысленна каждая секунда его жизни.
— Говорят, сегодня поставили новый автомат с напитками, — говорит Санха. — Хочу попробовать и узнать, почему его так все хвалят.
Минхёк просто кивает. Знал бы этот Санха, какой хаос сейчас у него творится в голове. Вряд ли возможно эти навязчивые мысли аккуратно разложить по полочкам.
Они заходят в столовую, полную народа. К счастью, половина этого народа уже спешит покинуть данное место. Один из столиков освобождается — и Санха со всех ног спешит его занять. Как раз успевает, прежде чем за столик успевают подойти какие-то студентки. Они бросают на него свирепый взгляд, что заставляет Санху ещё больше гордиться собой.
Минхёк тоже садится за этот столик. Вялой рукой достаёт кошелёк. Что ж, денег полно, можно купить всё, что хочется. Но ничего особо не хочется. Он вздыхает.
Санха лишних вопросов не задаёт. Минхёк тоже.
Младший живенько бежит к стоящему недалеко тому самому новому автомату с напитками, о котором все говорят. Он выкрашен в кислотно малиновые и фиолетовые цвета, наверху аккуратно выстилается белая надпись «Baby». Кто вообще до такого додумался? Санха заглядывает внутрь — каких только бутылок нет! Зелёные, синие, красные, фиолетовые, жёлтые, оранжевые… Он вставляет монетку, и с падающим звуком в окошечко прилетает бутылка — жёлтый лимонад. Санха хватает её, разглядывает с разных сторон, взбалтывает. Потом пожимает плечами, мол, ничего особенного, и занимает обратно своё законное место за столиком.
— Можешь мне купить? — вежливо спрашивает Минхёк, протягивая руку с монеткой. Просто не хочется вставать, а Санхе идти ближе.
Но младший, похоже, не понимает, с какой стати Хёк просит купить ему лимонад. Он вопросительно поднимает брови.
— У тебя что, ног нет? — с сарказмом спрашивает. — Я тебе не слуга, и даже не друг.
И тут Минхёк понимает, что Санха, на самом деле, не такой как кажется. Он тоже сломан. Не так, как Минхёк — по-другому. Но сломан.
Иначе как ещё объяснить то, что Санха, чёрт возьми, никому не доверяет? Почему он так закрыт, холоден и эгоистичен? Может, он просто пытается делать такой вид? Ведь ему всего девятнадцать лет, всего на год меньше, чем Минхёк, но, похоже, он точно также разочаровался в жизни.
Когда-то Минхёк слышал такое выражение, что все люди в этой жизни на самом деле хотят только одного — быть нужными. Может, они с Санхой какие-то неправильные.
Но в тот момент, когда Санха смотрит ему прямо в глаза, когда в этих глазах видны маленькие, едва заметные искорки разбитости, Минхёк понимает, что в этом мире страдают все. Нет такого человека, у которого была бы идеальная жизнь, без проблем, без сожалений, без боли. Такого не бывает. Все люди страдают. Каждый по-своему. Но все.
И Санха — ярчайший тому пример. Человек, у которого в жизни есть всё, и любой каприз будет исполнен сразу же. Но он тоже страдает. Где-то там, в глубине души. Даже если пытается делать вид, что всё хорошо, даже если говорит, что всё в порядке, даже если отталкивает людей и выглядит так, будто всё у него в жизни лучше некуда. Но ему тоже плохо.
— И вообще, ты же вроде не заказывал ничего из автомата, — Санха продолжает возмущаться. — А теперь тебе вдруг захотелось лимонада?
Лимонада, конечно.
— Я просто хотел заполнить пустоту внутри, — признаётся Минхёк. Откровенно.
Из мыслей вырывает громкий и при этом очень знакомый голос.
— Вот я вас и нашёл! — кричит Пак Джину, староста четвёртого курса.
По непонятной ни Санхе, ни Минхёку причине староста подходит к их столу.
Минхёку бросается в глаза, как он мрачен на их фоне. Вся одежда сплошь чёрная. А Санха — яркий, модный, с зелёной клеточкой и беретом. Джину — ещё ярче. Огненные волосы, теперь уже сиреневый свитер, накладные наушники. Эта яркость не может не привлекать.
— Давно не виделись, — с мужественной улыбкой говорит Джину и опирается руками на столик. — Целую неделю.
— Ты нас искал? — в искреннем непонимании спрашивает Санха.
Джину так улыбается, что даже глаза закрываются. Сразу видно, что он ожидал этого вопроса.
–Мы вас искали.
Младшие только теперь замечают, что рядом с Джину всё это время стоял какой-то парень. Он мило улыбается и поднимает руку, чтобы помахать. Парень выглядит худым и бледным: волосы бежевые, как у Санхи, обычная белая футболка, рваные джинсы. Но что-то всё равно придаёт окраску: он будто светится изнутри. Как солнышко. И от этого и одежда, и бледное лицо становятся яркими и сияющими.
— Хаюшки, — улыбается он.
Джину отодвигает стул рядом с Санхой, а тот парень садится рядом с Минхёком. Последний сразу напрягается и выпрямляет спину. Становится неловко. Видит, как Санха не доволен происходящим.
— И зачем вы нас искали? — спрашивает он с ноткой задолбанности.
— Да не бойся ты, — смеётся Джину. — Мы ж не ругать вас будем.
— Просто решили поболтать с вами, — тот парень улыбается и подаётся вперёд, кладя руки на стол.
— Искали всю неделю, чтобы просто поболтать? — Санха едва ли не закатывает глаза. — Не верю.
«Не верю» — отдаётся эхом в голове Минхёка.
— Ну да, раскусил, — Джину снова смеётся, и это выходит так мило и даже успокаивающе. Вид у него расслабленный, настроение приподнятое. — Я просто хотел познакомить вас с одним человеком.
— Я Ким Мёнджун, — сообщает своим громким голосом тот парень, и Минхёк вздрагивает. — Я ваш сонбэ, приятно познакомиться.
Он неожиданно кладёт руку на плечо Минхёка. Тот замирает. Сглатывает ком в горле и, до сих пор не проронивший ни слова, выдавливает:
— П-привет.
Мёнджун почему-то смеётся, но совсем не обидно. Минхёк не находит в себе смелости поднять голову и посмотреть ему в глаза, но уверен, что глаза у парня — добрые и счастливые. От него исходит какая-то энергия, жизнерадостная аура. Это завораживает.
— Я что-то ничего не понимаю, — недовольно сообщает Санха и отхлёбывает глоток своего жёлтого лимонада. — Зачем нас знакомить?
Джину снова улыбается той улыбкой, мол, он ждал этот вопрос.
— Мы хотим подружиться.
Уже знатно набравший лимонада в рот Санха от этих слов давится и начинает сильно кашлять. Лицо моментально становится красным. Джину реагирует быстро и тянет руку, чтобы похлопать по спине. Но Юн ловко уворачивается.
— По-одруж-житься?! — переспрашивает он через кашель.
— Да иди сюда, похлопаю, — зовёт Джину, но Санха вообще поднимается со стула и, кашляя, отходит на пару дециметров.
Тем временем Мёнджун разворачивается к Минхёку и опускает голову, пытаясь заглянуть в чужие глаза.
— Ты же Минхёк, да? — спрашивает с улыбкой.
Минхёк кивает. Мёнджун довольно выпрямляется на месте и смотрит уже не в глаза Паку, а сквозь него.
— Я тут самый старший, если что. Даже старше Джину.
И хотя Минхёк не видит его лица, почему-то уверен, что парень подмигивает. Ещё похоже на то, что они с Джину переглядываются.
Собрав всю имеющуюся смелость и остатки разума в кулак, Минхёк уверенно поднимает голову и спрашивает:
— А почему вы хотите с нами подружиться?
К этому времени Санха уже приходит в себя и садится обратно на стул. Минхёк ловит на себе почему-то недоумевающий, но по-прежнему улыбчивый взгляд Джину.
— А почему, по-твоему, человек может захотеть с кем-то дружить? — спрашивает он.
Хороший вопрос. Минхёк думает, что все нормальные люди должны знать ответ на этот вопрос. Но он не знает. Он вообще очень многого не знает. Так что ничего не остаётся, кроме как честно ответить:
— Не знаю.
Кажется, это нисколько не смущает ни Джину, ни Мёнджуна. Выражения их лиц совсем не меняются.
— Люди хотят подружиться с теми, кто их заинтересовал, — рассказывает Джину. — Поэтому мы хотим с вами дружить. Вы нам интересны.
Чего? Он, Минхёк, кому-то интересен? Вот это новость. Даже поверить сложно.
— Конечно, я интересен вам, — вдруг заявляет Санха гордо. — Но я тут не нарасхват, и лишние знакомства мне не нужны.
— Дурак, — обиженно произносит Мёнджун.
— Сам ты дурак! — Санха повышает голос до уровня истеричности.
Мёнджун смеётся, не скрывая своих эмоций. Громко и искренне. Джину тоже едва сдерживает смех. Всё-таки в их глазах Санха ещё маленький избалованный ребёнок.
Но Минхёку всё эти слова покоя не дают и он настойчиво продолжает:
— Почему мы вас заинтересовали?
Похоже, его серьёзный голос слегка не вписался в весёлую атмосферу, потому что Джину напрягся.
— Ну, вы такие… необычные, — он пытается сформулировать. Речь на такой вопрос он явно не готовил. — Просто… Сразу привлекли внимание.
Минхёк всё ещё не понимает. За все двадцать лет своей жизни он ничего такого не слышал в свой адрес. Но и просто поверить, как наивный ребёнок, не может. А вдруг это всё просто часть большого плана, заговора, чтобы каким-то образом выйти на те слухи про Минхёка? Может, кто-то всё-таки его здесь знает, и хочет поразвлечься, застав врасплох?
— И много вы знаете? — неожиданно спрашивает Минхёк. — Не пугает моя семья?
Наступает неловкая тишина. Мёнджун и Джину зависают в непонимании и нервно переглядываются. Даже Санха с лёгким интересом смотрит на Минхёка. Но, в конце концов, Джину неуверенно переспрашивает:
— Что?
— Вы ничего не знаете? — спрашивает Минхёк. Он так или иначе должен докопаться. Ради своей же безопасности.
— О чём? — спрашивает Мёнджун и издаёт короткий нервный смешок.
— Обо мне, — ровно отвечает Хёк. — И о моей семье.
— А мы должны что-то знать? — спрашивает Джину. И, честно говоря, Минхёк не может не заметить, что сонбэ не врёт и отвечает по-настоящему искренне.
Они ничего не знают. Они и вправду хотят просто подружиться.
— Забудьте, — тут же говорит Минхёк и отворачивается. Напряжение пропадает. — У меня просто сегодня голова болит. Наверное, надо идти.
Он быстро встаёт и убирает достанные деньги обратно в кошелек. Санха недоумевает:
— Но ты же ничего не поел?
— Не хочу, — кратко бросает Минхёк.
— Стой, — Джину поднимается с места. — Я хотел спросить, почему вы двое не пришли на вечеринку для первокурсников?
— Пока, — говорит Минхёк, не поднимая головы, и быстрым шагом направляется к выходу.
Он лишь слышит, как Мёнджун на всю столовую кричит ему вслед: «Увидимся завтра на обеде!».
Может ли кто-нибудь меня спасти?
А у Мунбина в мире всё по-другому. Он нежно-розовый, бело-лиловый. Облака там — сахарная вата, а земля — мягкая, как пух. Мунбин обожает музыку и, в точности как Минхёк, любит танцевать. Ещё он любит спортивную площадку с баскетбольными кольцами, фильмы-мюзиклы с хорошим концом, мотивационные книги и кошек. Самое любимое занятие Мунбина — кататься на скейтборде с младшей сестрой. В детстве он подолгу мечтал о том, как станет профессиональным скейтбордистом, будет ездить быстрее всех и совершать невообразимые трюки. Но серьёзное увлечение, по словам родителей, больше походило на хобби, и было принято «заняться делом» и связать жизнь с медицинским.
Мунбин добрый и мягкий. Он никогда не пройдёт мимо, если видит, что кому-то нужна помощь. Даже если этот кто-то — простая бездомная кошка. Наверное, поэтому Суа всегда в шутку зовёт Бина «кошатником». Но он вовсе не робкий и не застенчивый. Это привилегия Минхёка. Мунбин — уверенный в себе и своих силах, с оптимистичным взглядом на жизнь и на будущее. Даже если сложно или тяжело. Он умеет дать отпор и людям, и так называемой судьбе. Потому что ему нравится вдохновлять. Нравится видеть улыбки вокруг. Знать, что люди улыбаются, видя свои счастливые лица в отражении малиновых глаз.
Наверное, поэтому в университете почти все относятся к нему хорошо. Он не староста второго курса или типа того. Просто все знают его, как доброго человека, к которому можно в случае чего обратиться за помощью. Он общается со всеми. Но одновременно ни с кем. Потому что просто общаться и быть близкими людьми — это разные понятия. А вот близкого, самого родного человека у Мунбина как раз нет.
Минхёк проводит на одинокой автобусной остановке около получаса. От грядущего вечера он не ожидает ничего особенного. Всё особенное — только что прошло. Теперь у него есть друг.
Нет. Теперь у него есть друзья. Наверное, это неплохо, что Джину и Мёнджун заинтересовались в нём и Санхе. Должно быть, здорово, что они теперь станут друзьями, если всё пойдёт хорошо. Нет, это замечательно, но.
Мунбин — это что-то другое.
Мысли не успевают сформироваться в окончательные умозаключения, потому что скрипучий серый автобус со знакомым гулом тормозит у остановки. Минхёк заходит — водитель опять не улыбается и смыкает брови на переносице. В этот раз в автобусе совершенно никого.
Минхёк садится на самое последнее место. Даже того старика здесь нет. Это неожиданно. В силу его постоянного местонахождения на заднем сидении, первое, что приходит в голову — это мысль о том, что старик умер. Но Хёк сразу же выгоняет эти мысли из головы.
Автобус трогается. Безлюдная городская улочка вскоре сменяется на узкую обочину, заросшую какими-то кустами. Но скоро и они пропадают из виду, и появляются эти бесчисленные пустынные поля. Солнце слегка клонит вниз и отражается на автобусном стекле.
С последнего сидения открывается такой необычный вид на пустой транспорт. Все старые рваные сидения пусты, садись куда хочешь. Окна с двух сторон открывают обзор на безжизненную ничью территорию. Солнечные лучи проходят насквозь, попадая в окна с одной стороны и выходя из другой. Совсем никого нет. За исключением хмурого и поглощённого дорогой водителя.
Ещё один день остаётся позади.
Примечания:
@_@
Зажралося тэминушка