***
– Какого хрена ты ещё не встал?! Где завтрак на столе? Мамин крик за дверью снова срабатывает вместо будильника. Мунбин понимает, что проснулся где-то на час раньше запланированного, но уснуть обратно уже не получится. Очередная ссора. Что, опять идти в университет в такую рань?.. – Сама себе завтрак готовь, – слышится в ответ сонный голос отца. – Что, рук нет? – Себе-то я приготовлю, – отвечает мать, слегка понижая голоc. – А детям кто завтрак сделает? Сегодня была твоя очередь, но вместо этого ты предпочёл поспать! Чёрт, почему именно под дверью? Мунбин замечает, что Суа тоже проснулась. Она вяло и не открывая глаз накрывает голову одеялом. – И дети пусть себе сами завтрак готовят, – раздражённо бормочет папа. – Почему ты игнорируешь наш уговор? – голос матери снова повышается до противного уровня. – Мы с тобой вчера договорились, что ты сделаешь завтрак, дебил беспамятный! Суа зарывается в одеяло ещё больше, и Мунбин не выдерживает. Он поднимается с кровати, безжалостно отбрасывая одеяло в сторону. – Иди ты нахуй, – у отца вздрагивает голос, становясь более нервным. – Истеричка грёбаная. – Сам иди! – кричит в ответ мать. – Даже встать вовремя не может, мудак. Дверь распахивается прямо перед ними, заставляя обоих замереть в оцепенении и осознать, что их ребёнок всё услышал и проснулся. Мунбин молча бросает на обоих усталый и недовольный взгляд. Мать сначала слегка успокаивается, потому что в дверях стоит не Суа, но потом напрягается снова. А отец на Бина смотрит, как на какого-то дурачка, с сожалением. – Разбудили? – спрашивает мать. – Суа тоже проснулась? Опять это поддельное волнение, ненастоящая забота. Необязательно было так громко орать на мужа, зная, что за дверью спят твои дети. Отец вздыхает. Между прочим, он тоже виноват. Безответственное и наплевательское отношение к семье, как и всегда. – Вы надоели, – делая над собой усилие, Бин произносит то, что так давно хотел сказать. – Нельзя в другом месте друг на друга орать? – А нечего спать так долго! – никогда-ни-в-чём-не-виноватый отец ступает вперёд. – Кто бы говорил! – возмущается мать, снова зачем-то повышая голос. Это заставляет и отца перейти на крик: – Я бы говорил, блять! Мне-то никуда не надо, а ему в институт переться! – Опять вы начинаете, – говорит Мунбин, и это заставляет родителей снова замереть в тишине. Он продолжает: – Нельзя хоть раз обойтись тех этих бессмысленных ссор? И, вообще-то, не институт. Университет. Отец закатывает глаза, а мама непонимающе глядит в стороны, придумывая оправдание. Когда в её голову наконец что-то приходит, она тут же выкидывает руки: – Мы взрослые люди, Мунбин, и без ссор нам никак! Я уже говорила, купите беруши или на- – Тогда ссорьтесь в другом месте, – Бин уверенно прерывает её. – Ладно я. Но не думаю, что Суа нравится слышать вашу ругань. – Ишь какой благородный, – отец будто специально говорит громче. А мать обиженно пожимает плечами и снова что придумывает. – А сами виноваты! – Говорит она в своей обычной манере. – Это из-за вас приходится рано вставать и завтрак делать! – Во-во! – бешено кивает папа. – Так это мы ещё и виноваты? – спрашивает Мунбин. Нервы сдают окончательно. Особенно, когда родители хором отвечают «да». А потом, как ни в чём не бывало, снова принимаются о чём-то спорить. Будто никакого Мунбина, только что попросившего их не ссориться, тут не стоит. Он громко топает, и это заставляет ругань прекратится. – Как вы меня достали, – говорит он, уже не думая даже, что говорит. – В этом доме я не чувствую себя человеком! Долго сдерживаемые эмоции выходят наружу и, а порыве злости, Бин быстрыми шагами покидает коридор, направляясь прямиком в гардероб, где уже висит форма. – Человеком он себя не чувствует! – возмущается отец себе под нос. – А позавтракать? – кричит мама. – Не хочу я, – дерзит Бин, надевая обувь. – Я ухожу! В растерянности мама бегает глазами, а отец кричит так громко, будто Мунбин от них в километре: – Ну и вали в свой институт! – Университет! – кричит в ответ Мунбин, понимая, что это бессмысленно. И тихо добавляет: – и я не вернусь.***
Мунбин идёт дорогой дорогой, постоянно сворачивая разными путями, чтобы растянуть время. Не хочется приходить в университет настолько рано. Ещё наверное и Минхёк не пришёл. Минхёк. Точно. Можно встретиться с ним в такую рань. Это, пожалуй, его единственный друг, кого можно увидеть за час до занятий. Мунбин думает, хорошо, что у него теперь есть такой друг. Он ускоряет шаг. Однако у университета никого не оказывается. Вся площадка пуста. Похоже, всё-таки слишком рано, и Бин чувствует себя неловко. Утреннее майское солнце печёт. Радует то, что близится лето, и его лёгкие нотки уже витают в воздухе. В такие моменты начинаешь больше замечать красоту природы вокруг. Засмотревшись на деревья, образующие приятный зелёный пейзаж, Бин не замечает шагов позади и вздрагивает, когда чьи-то руки накрывают его глаза. – Угадай, кто? – Ну а кто ещё придёт так рано, кроме тебя, Минхёк? Хёк смеётся и опускает руки. Когда Мунбин оборачивается, он замечает, что Пак выглядит как-то не так, как обычно. Его глаза сияют, и сам он весь такой радостный-счастливый. – Что-то хорошее случилось? – спрашивает Бин, улыбаясь. – Случилось, – кивает Минхёк. Но дальше почему-то не продолжает. – И что же? – терпеливо выспрашивает Мунбин, чуть наклоняясь ближе. – Свобода случилась, – Минхёк переминается с пяток на носки и взмахивает руками. Он осматривает чистое голубое весеннее небо. Наконец-то можно вдохнуть полной грудью. Хотя важность этого дня довольно преувеличена, Минхёку нравится чувствовать себя человеком, освободившимся от цепей. Свобода, всё такое. – Свобода? – Мунбин не особо понимает. Минхёк заглядывает ему в малиновые глубокие глаза и довольно улыбается. – Мои родители уехали и вернутся только завтра вечером, – говорит он. – Сегодня я могу делать всё, что захочу. Мунбин анализирует эти слова мысленно, и потом по нему ударяет сильный поток эмоций: сначала неверие, потом удивление, и в конце-концов радость за друга. – Это круто, – он улыбается. Минхёк снова довольно кивает. – Я смогу сегодня подольше побыть с вами, – произносит он, снова переводя глаза на голубое небо. Мунбин хмыкает в знак согласия и тоже смотрит на небо, будто это какая-то цепная реакция. На голубом чистом полотне ни облачка. Это завораживает. В такие моменты Минхёк думает о свободе. И не знает, что Мунбин думает о том же самом. Глядя на небо, всегда задумываешься о чём-то таком. Важном. Засмотревшись на голубизну небесной дали, вглядываясь в её пустые пространства и уплывая мыслями куда-то далеко, Мунбин даже не подозревает, что соседний взгляд направлен прямо на него. Минхёку, кажется, на Мунбина смотреть интереснее, чем на небо. Со вчерашнего дня Бин в его глазах уже не выглядит по-прежнему. Он стал чем-то новым. Не просто друг, который спас его от местных наркоманов или следил за ним из-за всеобщего интереса. Теперь он уже какой-то другой. Более близкий и глубокий. Может, такие чувства испытывают люди, когда становятся ближе? В любом случае, аура у Мунбина светлая, от него веет надёжностью и добротой, и кажется, рядом с ним можно делать всё, что угодно. Мунбин хороший. Хотя нет, он не хороший. Он идеальный. Все эти мысли беспорядочно вертятся в голове Минхёка, и он теряет связь с реальностью. Опускает голову в землю – так лучше думается. У Мунбина цветочный парфюм и розовые волосы. У него мягкий кошачий голос, сильные руки, длинные ноги. В его малиновых глазах целая вселенная. И почему только сейчас Хёк так усердно раздумывает обо всех этих мелочах, хотя и не впервые его видит? Но, кажется, контролировать эти мысли бесполезно. Что-то происходит, что-то меняется у Минхёка внутри, но не понятно, что. Он не понимает, что. Как будто какое-то чувство, неизвестное ему прежде, хочет вырваться на свободу. Это чувство, которое заставляет задуматься о том, как приятно и хорошо быть рядом с Мунбином. Это чувство переполняет и растёт, становится всё больше и сильнее, и, в конце-концов, начинает раздражать. Мунбин во время толкает Минхёка в плечо, заставляя обратить всё внимание на него. – А знаешь, что? – улыбается он. – Что? Минхёк слегка теряется, но Бин продолжает уверенно смотреть в чужие глаза. – Ты итак свободен. На самом деле. Минхёк быстро моргает, пытаясь осознать это. Замечая, что он не особо понял смысл, Мунбин слегка смеётся себе под нос и снова поднимает голову к небу. – Свобода у каждого в душе. Это то, что у тебя никто не отнимет, – произносит он. – Я понял это недавно, когда в первый раз сбежал из дома. Минхёк не может оторвать глаз от красивого и изящного профиля Мунбина. Его слова прочно врезаются в сознание, лучше чем какая-нибудь лекция преподавателя или цитата великого мудреца. А может, это всё потому, что Хёк просто очень сосредоточился на происходящем. – Сбежал из дома? – переспрашивает он, хотя прекрасно всё услышал. – Ага. В конце первого курса, – лёгкая улыбка не сходит с его лица. – Я тогда почувствовал себя совершенно свободным. И с тех пор, в самом деле, это чувство не покидает меня. Он слегка вздыхает и задумчиво всматривается в самую даль. Минхёк следует траектории его взгляда и замечает где-то в самом далеке голубого неба белое облако. Чистое небесное полотно перестаёт быть таковым. – Это было как глоток свежего воздуха, – продолжает Бин. – Я наполнился этим чувством до краёв и оно жило во мне. Так я понял, что свобода – не снаружи, а внутри. Его голос звучит убедительно и так успокаивающее. Ему бы рассказчиком быть или кем-то вроде того. Минхёк лишь озвучивает мысль,что возникает у него в голове: – Я тоже так хотел бы. – Ну, ты как раз сегодня сам по себе, – улыбается Мунбин и ещё раз оглядывает небо над головой, прежде чем остановить глаза на Минхёке. – Постарайся запомнить это чувство. Если не навсегда, то хотя бы надолго. «Запомнить это едва уловимое чувство свободы. Если не навсегда, то хотя бы надолго.» – Слушай, Мунбин-хён, а ты ещё не решил, на какого врача идти, да? – неожиданно спрашивает Минхёк. Мунбин отрицательно качает головой, не особо понимая, к чему вдруг такой вопрос. – Мне кажется, из тебя вышел бы отличный психотерапевт, – честно говорит Минхёк и улыбается. – Правда? – Мунбин задумчиво отводит довольный взгляд в сторону. – Я подумаю об этом. Скоро начинают приходить остальные студенты, и людей довольно быстро становится всё больше. Кажется, время течёт слишком молниеносно и неуловимо, не жалея ни секунды. В конце-концов Минхёку и Мунбину приходится временно попрощаться и разойтись по своим аудиториям. И Хёк ловит себя на отчётливой мысли, что уходить он совсем не хочет.***
– С этого дня я буду ходить на занятия по гитаре. Санха неожиданно объявляет об этом во время обеда, открывая крышку своего полюбившегося лимонада. – Серьёзно? И мы узнаём об этом только сейчас? – возмущается Мёнджун, отрываясь от своей тарелки. – Между прочим вы первые, кому я об этом сказал, – Санха невозмутимо откидывается на спинку стула и отпивает напиток. – Давно ты туда записался? – интересуется Джину, отодвигая от себя уже пустую тарелку. – Недели две назад, – отвечает тот. – Сегодня первое занятие. – Не по-братски это, – тянет Мёнджун разочарованно. Они, как и всегда, сидят вместе за обеденным столом. Мунбин тянется и зевает, а потом заглядывает в окно сбоку. – Обожаю солнечную погоду, – улыбается себе под нос. – И чё? – спрашивает Санха, обижаясь, видимо, что Бин переводит тему. – Щас как испортится! – Ты сегодня такой улыбчивый, – говорит Джину, обращаясь к Мунбину. – Да и ты, Минхёк, тоже. Что с вами? Минхёк лишь ещё заметнее тянет улыбку и смущённо пожимает плечами. Он не сказал им об отъезде родителей, сам не знает почему. Момент не тот. – Потому что сегодня хороший день, – отвечает Мунбин, глядя Джину в глаза. – Зачем грустить? – Согласен, день хороший, – деловито замечает Санха. – Просто отличный. Он снова немного отхлёбывает лимонад, как вдруг Донмин, сидящий рядом, откладывает вилку и прочищает горло. – Я тоже сегодня иду на занятия по гитаре. Санха тут же выплёвывает лимонад из рта. Правда, он не глядит, куда, и лишь по крику понимает, что сделал это в сторону Мёнджуна. – Э-эй! Что за фигня?! Старший вскакивает из-за стола, с ужасом оглядывая мокрую рубашку. Джину отворачивается в сторону, чтобы незаметно хихикнуть. – Ну вот, вчера только постирал! Минхёк сразу же вскакивает с места и притягивает Мёнджуну сухие салфетки. А Санха, как ни в чём не бывало, переводит на Донмина яростный взгляд. – Ты хочешь сказать, мы с тобой будем учиться вместе?! С тобой? Вместе? Донмин кивает и непонятно на Санху смотрит. От этого младший ещё больше бесится. – Ты разве не на пианино ходишь? Клавиши там всякие, не? – Занятия по пианино индивидуальные, – говорит он, отворачиваясь. – А по гитаре – групповые. Я не знаю учителя лучше, чем этот. Санха цокает и хватается за волосы, но в итоге голова всё равно падает на пол. – Я записался на эти занятия только потому, что учителя так сильно хвалят, – мямлит он. – Я думал, буду самым крутым из вас! Я итак самый крутой из вас, но... Кто ж знал, что он ещё и пианино тебе преподаёт! Он продолжает что-то мямлить, но никто уже его не слушает. Донмина слегка забавляет такая реакция, но он изо всех сил сдерживает улыбку, терпеливо отпивая чай. Между тем Мёнджун с помощью Джину пытаются хотя бы немного оттереть лимонад от рубашки. – Даже не извинился, – стонет старший. Минхёк оглядывает столовую и сталкивается взглядом с Мунбином. Сам не знает почему, но он вдруг замирает. Прямо на него направлены малиновые глаза. Хёк мог бы притвориться, что не заметил, или просто пропустить мимо себя. Но в итоге он почему-то смотрит в ответ. Мунбин улыбается и кивает в сторону Санхи, а потом смеётся. Мол, этот Санха слишком смешной. Минхёк не выдерживает и тоже слегка смеётся в ответ. Всё последующее время лицо Санхи показывает, как он ненавидит мир. Когда они спускаются по лестнице, он значительно ускоряет шаг и всех обгоняет. – Мне пора бежать, так что до встречи, неудачники! – кричит он на ходу. – Ты у меня ещё получишь! – кричит вслед Мёнджун, подмечая про себя, что они слишком много позволяют младшему. Оказавшись на улице, Донмин тоже сразу же со всеми прощается и убегает. Небо больше не чисто-голубое, как утром. Теперь на нём очень много облаков. Мёнджун вздыхает: – Эх, сегодня неудачный день. Мунбин бросает на него добрый взгляд и, улыбаясь, хватает за плечо. – Мёнджун-хён, разве не ты главный оптимист? – спрашивает. – Что-то хорошее ещё случится, день не может быть неудачным. Разве нет? Мёнджун смотрит на него, и в его лице, кажется, что-то меняется. Будто какие-то силы озарения снисходят на него, и он вдруг как взрывается. И весь такой весёлый-энергичный глядит на Бина снизу вверх, и от прежнего грустного Мёнджуна не остаётся и следа. – Ты прав! – радостно вскрикивает он. – А ну-ка, прокати меня на спине! Мунбин даже не успевает спросить «что», как старший уже силой наклоняет его и нагло запрыгивает на спину. Бин явно такого не ожидал. Кто ж знал, что у Мёнджуна настроение может поменяться так резко? Тот что-то кричит и смеётся, и Мунбину приходится тащить его на спине до самых ворот. – Тебе стоит знать, что Мёнджун никогда не грустит по-настоящему, Бин, – с хитрой улыбкой замечает Джину. – А если и по-настоящему, то совсем по-другому. За воротами Мёнджун наконец спрыгивает на землю. Мунбин тяжело дышит, но всё равно улыбается и даже смеётся, кажется, не из-за происходящего, а из-за самого себя. – Вот как младшие должны относиться к старшим! – гордо, но шутливо приносит Мёнджун. – Давай, пошли уже, «старший», – говорит Джину. Они прощаются и Мунбин с Минхёком остаются одни. Снова, как и вчера. Кажется, это какое-то вечное проклятье. Мунбин смотрит на Минхёка, и тот сразу всё понимает по глазам. Его взгляд означает: «пошли». А потом Хёк пугается. Когда он научился читать чужой взгляд? Или он настолько хорошо понимает Мунбина?.. Как всегда, автобусная остановка. Пустая улица. Майское небо и крики птиц. Неловкая тишина. Минхёк не хочет уезжать. Мунбин не хочет уходить. Но выбора нет. Он произносит своё коронное «до завтра». В этот раз он касается плеча Минхёка. Это в знак прощания. Хёк через силу улыбается в ответ. Мунбин уходит. Сначала медленными шагами. Но потом ускоряется. В конце концов Минхёк отворачивается, чтобы не видеть, как Мунбин окончательно скроется за поворотом. Дорога впереди пуста и автобуса не виднеется. Становится слишком тихо, за исключением поющих высоко на деревьях птиц. Минхёк остаётся наедине со своими мыслями. Майский воздух пропитан солнцем и забирается под кожу. Минхёк всегда любил май. Потому что весна – это то время года, которое напоминает восстановление после суровой и холодной зимы; а май – это последний шанс что-то изменить в своей жизни. И, кажется, в этот май Хёк смог ухватиться за этот шанс. Мунбин такой же, как весна. Он прохладный белый март, он цветущий розовый апрель и он тёплый малиновый май. Только этим маем Минхёк замечает, как ярко светит солнце, заставляя его отбрасывать длинную чёрную тень на раскалённый асфальт. Ещё никогда деревья не казались такими приятно-зелёными, а шум листвы раньше не напоминал гармоничную мелодию. Все эти мелочи оставались где-то вне осознания. Минхёк думает, чувствует, всей душой ощущает, что прямо сейчас его жизнь меняется. Что-то происходит, что-то новое случается с ним. И он решает, что, что бы ни произошло, эту весну он запомнит навсегда. Потому что этой весной он встретил Мунбина. И он понимает: нельзя же всё так оставлять. Сегодняшний день – день свободы. Мунбин сказал, что это чувство должно надолго сохраниться в душе. А значит, сегодняшний день должен стать особенным днём. И особенным его может сделать присутствие Мунбина. Хёк думает, а почему бы не показать ему свой дом? Так хотя бы можно провести время вместе с кем-то. Он чётко решает это для себя и оборачивается, чтобы догнать Бина. Но тут же врезается в какого-то человека. С огорчением понимает, что перед ним не белая кофта Мунбина, а какая-то чёрная кожаная куртка. Да и человек этот не особо высокий. Только через пару секунд Минхёк понимает, что это Гёун. С его обычным надменным взглядом и злобной ухмылкой. – Извини, – тараторит Минхёк и обходит его. Но Гёун хватает его за край чёрной футболки и нагло оттаскивает назад. – Это так ты извиняешься? – насмешливо спрашивает, ловля на себе недоумевающий взгляд Минхёка. Последний оглядывается по сторонам зачем-то, потом снова непонимающе смотрит на Гёуна. Это заставляет его ещё больше ухмыльнуться. – А если бы я упал? Ты вообще смотришь, куда идёшь? – А... Эм... – чтобы как-то отвертеться, Хёк собирается с силами и снова, но более уверенно говорит: – извини меня, пожалуйста. Гёун смеётся и ещё сильнее сжимает чужую футболку. Минхёку даже на секунду кажется, что Гёун чуть-чуть ненормальный. Ну, или не чуть-чуть. Так или иначе ему сейчас нужно догнать Мунбина, поэтому он пытается выхватить свою футболу. Гёун вдруг перестаёт смеяться и серьёзно на Минхёка смотрит. – Слушай, пацан, я всё про тебя знаю, – произносит он, смотря в глаза. – Ты, блять, нахуя в наш университет перевёлся? Говорит он это без доли шутки, ещё и смотрит так прожигающие. Минхёк сразу теряется. Происходящее совершенно сбивает его с толку. Что этому Гёуну надо? – Опять докапываешься до первокурсника? – раздаётся рядом знакомый голос. – У тебя что, других дел нет? Гёун тут же выпускает из рук футболку Минхёка. Со злорадной ухмылкой он медленно подходит к стоящему напротив Мунбину. Минхёк не к месту радуется, но, всё-таки, не пришлось его догонять – он сам вернулся. – О, посмотрите, кто возникает, – произносит Гёун, подойдя слишком близко к Бину. – А ты всегда в нужное время в нужном месте. Что, следишь за мной? – Уходи отсюда, – невозмутимо говорит Мунбин, со всей серьёзностью заглядывая в его глаза. – Говоришь мне уйти? – Гёун не сдаётся. – С каких пор такие, как ты, указывают таким, как я? – С этих, – серьёзный взгляд Мунбина совершенно не меняется. – Я тебе понятным языком сказал: уйди. Гёун громко смеётся, а Минхёк замечает вдалеке приближающийся автобус. Что ж, надо действовать. Вот только этот Гёун мешает. Совсем не вовремя. – Или мне лучше сказать на твоём языке? – продолжает Мунбин. – Съебись отсюда к чёртям. Автобус уже приближается к остановке, и Минхёк начинает паниковать, так как до сих пор не позвал Мунбина с собой, и этот Гёун никак не хочет уходить. Поэтому приходится идти на отчаянные меры. Минхёк подбегает к Бину и хватает за руку, заставляя вздрогнуть. – Быстрее, нет времени объяснять! Садимся на автобус! Жёлтый автобус в эту же секунду тормозит у остановки и его двери со скрипом раздвигаются. Минхёк тянет его за руку, и Мунбин без лишних слов быстро следует за ним. Гёун смотрит на эту картину со слегка офигевшим лицом. – Сбегаете, что ли? Он также идёт за ними. Но, только зайдя в автобус, Мунбин сразу просит ворчливого водителя «закрыть за ними двери и не впускать того парня в кожанке». Двери захлопываются прямо перед Гёуном. От неожиданности он даже падает назад себя на асфальт. Через окно Мунбин и Минхёк видят, как Гёун встаёт и что-то яростно кричит вслед автобусу. – Ух, хулиганы, – скрипит зубами водитель и закатывает глаза. – Молодость, молодость. Минхёк и Мунбин, занявшие места недалеко от него, тут же смеются. И от смеха не замечают, как быстро уже выехали на пустынную территорию. Когда они успокаиваются, Мунбин, с всё ещё улыбкой на лице, поворачивается к Минхёку. – Ты так неожиданно позвал меня в автобус, – говорит он. – Необычный способ побега от Гёуна. Он нам это ещё припомнит. Минхёк ему в глаза смотрит и не знает, что и ответить. Но потом всё-таки выдавливает: – Это был не способ побега... – Что? – Я просто хотел позвать тебя показать дом, ты ведь хотел, – неуверенно говорит он и прочищает горло. – Но Гёун помешал. Поэтому всё получилось так... Выслушав его, Мунбин снова смеётся. – А я просто увидел Гёуна, идущего в сторону остановки, – произносит. – Решил пойти за ним. Я и не думал, что все н так получится. Он так мило и искренне улыбается, что Минхёк сам не может сдержать улыбки. И ещё почему-то краснеет, и опускает голову вниз. – Прости, если это слишком неожиданно, – тихо говорит он. – Если у тебя есть планы, то я попрошу водителя остановить автобус... – Нет-нет, – тут же говорит Бин. – У меня нет никаких планов. Он снова улыбается, и Минхёку становится неловко. Он переводит взгляд в окно. Надоевший вид бесконечных полей ему уже надоел. Ещё и солнце светит, что только утомляет глаза. А вот вид Мунбина ему не надоел. Но разглядывать его, сидящего рядом, будет слишком неловко. Поэтому Минхёк продолжает смотреть в окно. Время летит очень быстро. Одни поля сменяются другими и, кажется, совсем скоро начинается деревенская территория. Большие облака то и дело накрывают солнце. От Мунбина пахнет цветами. Когда они приезжают в деревню, Минхёк впервые оглядывает автобус. Он совершенно пуст, и за исключением его самого и Бина там никого нет. Они выходят из автобуса и тут же останавливаются. Солнце уже начинает клониться вниз, тёплый ветер становится ощутимее. Водитель уходит куда-то на перекур. Мунбин оглядывает деревню, как будто в первый раз, и улыбается. В тот раз он особо не разглядывал эти маленькие домики, фонарные столбы и бесконечные провода, навешанные на них. А сейчас всё кажется таким необычным и даже привлекательным. Минхёк замечает эту его реакцию, и думает: а не показать ли ему, как в этой деревне ориентироваться? Ведь будет, наверное, неплохо, если он поймёт, как здесь всё устроено. – Давай я покажу тебе кое-что, – говорит он и хватает не успевшего что-либо ответить Мунбина. Он ведёт его совсем не по прежнему направлению, и сворачивает за каким-то домом в сторону деревьев. Мунбин понимает, что ведёт его Хёк не к дому, а в какое-то место. Но, тем не менее, вопросов не задаёт, и разглядывает окружающие деревенские пейзажи – в конце-концов, не каждый день деревеню увидишь. Тем более такую. Людей вокруг совершенно нет. Бин успокаивает себя мыслью, что все просто заняты и сидят по домам. В конце-концов дома заканчиваются и впереди виднеется река. Минхёк оборачивается на Мунбина и улыбается ему, прежде чем они останавливаются у самого обрыва. Там не особо высоко, и внизу виднеется что-то вроде прибрежья. Вниз даже ведёт какая-то странная железная лестница, которая с виду выглядит не очень-то крепкой. Но Минхёк уверенно подходит к лестнице и спускается вниз. В какой-то миг он оборачивается к замершему на месте Мунбину и кричит: – За мной! Мунбин тоже неуверенно спускается по лестнице, но она оказывается на удивление крепкой и совсем не расшатанной. Они оказываются внизу. От высокого берега до воды и отделяет пара метров земляного прибрежья. Бин думает, что если начнётся половодье, то об этом жалком куске земли можно забыть, и железная лестница буквально будет вести прямо в воду. – Подойди сюда, – вдруг зовёт с улыбкой Хёк, стоящий чуть ли не в самой воде. Мунбин равняется с ним, и волны едва не касаются его ботинок. Он поднимает голову и только теперь понимает, какой же вид открылся перед ним. От реки дует прохладный ветер. Сама она не особо широкая, и впереди видно другой берег. Он довольно крутой, поэтому Бин делает вывод, что они сейчас находятся на правом берегу. Напротив виднеется длинные цепи машин, ряды одинаковых безличных многоэтажных домов. Кое-где ещё дальше даже видны одинокие небоскрёбы. Это город. Безликий серый город, окружённый со всех сторон голубым полотном: голубое небо и голубая река. Звуки волн успокаивают. Ветер колышет волосы. Бин замечает, как Хёк слегка прикрывает глаза и улыбается. Должно быть, ему нравится здесь быть. Мунбин поворачивается в сторону и только теперь замечает вдалеке высокий мост. По нему проезжают редкие машины. Если приглядеться, то можно увидеть рядом ещё одну лестницу: должно быть, она ведёт на мост. – Это мост из деревни в город, – вдруг говорит Минхёк, видимо, заметивший, куда так заинтересованно смотрит Бин. – Давай я тебе объясню, как ориентироваться. Мунбин переводит на него заинтересованный взгляд, и Минхёк улыбается. Потом сосредоточенно вытягивает руку прямо перед собой. – Там город, – говорит он и переводит руку в сторону моста, – а там мост: ты же видел перекрёсток, когда мы ехали на автобусе? Вот там и есть дорога, ведущая к мосту. – Теперь рука с моста тянется ещё дальше и прямее. – В той стороне, за мостом, поля. Их очень много, а за ними начинается город. – Хёк резко поворачивает голову в совершенно противоположную от моста сторону. – В той стороне мой дом, а за ним лес. Лес очень большой, я никогда не проходил его целиком, так что не знаю, что за ним. Мунбин схватывает на лету и думает, что это довольно легко запомнить. Город, поля, перекрёсток, мост, деревня, лес... Ничего сложного. Минхёк оборачивается к Мунбину и так искренне улыбается. Встречный ветер дует ему прямо в лицо, поэтому он жмурится. Все мысли вдруг вылетают у Бина из головы и он думает, что это так мило. Шум волн на фоне превращается в красивую мелодию. Они смотрят друг другу в глаза, и Мунбин понимает, что ему здесь очень нравится. Время словно останавливается. Минхёк продолжает улыбаться. Он думает о свободе, о том, что может сегодня вообще что угодно делать, и ему нравится, что самый любимый день в году он решил провести с Мунбином. Минхёк любил приходить на это прибрежье. Оно словно секретное место, о котором знает только он. Отсюда открывается чудесный вид: река, город, небо. Мост будто ненавязчиво напоминает, что отсюда можно сбежать. Минхёку здесь кажется, что ему видно всех, а его – никому. Это место такое личное, секретное и любимое. Это прибрежье успокаивает, радует, здесь можно побыть собой. Минхёк думает, что Мунбин похож на это прибрежье. От очередного порыва ветра становится слегка холодно, и это заставляет обоих очнуться. Минхёк приходит в себя и поворачивается в сторону леса. – Пошли ко мне, – говорит он. Мунбин кивает. Они идут вдоль воды по узкому отрывку земли. Мунбин не может отвести глаз от блестящей реки, отражающей небо с облаками. В какой-то момент Минхёк останавливается и смотрит наверх. Следуя его взгляду, Бин видит ведущий наверх скалистый подъём. Он довольно невысокий, особенно по сравнению с высотой той железной лестницы, и забраться по нему будет легко. – Нам сюда, – говорит Минхёк, и без особых усилий начинает подниматься. Мунбин следует за ним. Уже через несколько секунд они оказываются наверху, среди деревьев. Минхёк уверенно идёт вперёд, ведя за собой Бина. Преодолев деревья, парни оказываются на обычном для этой деревни асфальте. Бин видит перед собой какой-то знакомый забор, а повернув голову в сторону и вовсе замечает дом Минхёка. Вот они и пришли. Да, это значительно более простой способ добраться до дома Хёка, а то среди всех этих домов так легко заблудиться. – Пришли, – выдыхает Хёк. Он подходит к калитке и вставляет ключ. «Поверить не могу, что впускаю кого-то в свой дом», – думает он прежде, чем повернуть ключ. Дверь открывается. Мунбин неуверенно следует за ним. Двор за забором оказывается практически пустым: лишь поросшая трава и какие-то коробки. Совсем не то, что Мунбин ожидал от деревенского дома. Так или иначе, Минхёк уже открывает дверь. И Мунбин вдруг понимает, что он не готов к этому. Он не готов увидеть, что находится внутри дома. Потому что он вспоминает его странных родителей, вспоминает все те слухи о Хёке. И вдруг становится невыносимо страшно. Но Минхёк оборачивается и так искренне улыбается, что все мысли, только что посетившие голову Бина, мигом забываются, и страх куда-то исчезает. – Заходи, – произносит Минхёк. Он понимает, что может напугать Мунбина, или Бин резко потеряет к нему доверие и уйдёт, или тоже, как и все, начнёт подозревать его, или вообще окажется, что это всё тайный план против него... Но он старается не думать об этом. Надо показать себя Мунбину с хорошей стороны. Он не может лишиться друга, которого только что приобрёл. Он старается улыбнуться ещё сильнее, но когда Мунбин всё-таки проходит вперёд, наступает облегчение. Он закрывает за ним дверь. Дом внутри совершенно обычный, такой же, как и все. Обычный деревенский дом. Совершенно ничего необычного. Мунбин даже не понимает, чего он «не такого» ожидал здесь увидеть. Гардероб, стол и диваны для гостей, большие окна, лестница на второй этаж, обычные двери... Ничего странного и удивительного. – Мунбин-хён, ты мне доверяешь? – вдруг неожиданно раздаётся голос Минхёка. Мунбин оборачивается и смотрит ему в глаза. Минхёк серьёзен и даже как-то растерян. Бин думает, а действительно, доверяет ли он ему? Всё, что окружает Минхёка, от слухов до образа жизни, выглядит странно и не вызывает доверия. Но сам Минхёк не странный, сам он совершенно не такой, как о нём говорят. Минхёк добрый, искренний и скромный. Он хороший. Нет никаких оснований ему не доверять. Мунбин уверенно отвечает: – Да. – Правда? – оживляется Хёк. – Да, – не меняя тона, отвечает Бин. И снова на лице Минхёка возникает неконтролируемая улыбка. В это сложно поверить, но хотя бы один-единственный человек ему доверяет. Новое, необъяснимое чувство. – Хорошо, – говорит он. – Тогда поверь мне: с тобой ничего не случится. Это немного странно, но Мунбин ему абсолютно и безоговорочно верит. Сам не знает, почему, и как вообще это работает. Но так оно и есть. Мунбин кивает. Минхёк снова улыбается. – Тогда, хочешь посмотреть мою комнату? Мунбин снова кивает. Минхёк ступает вперёд и Бин следует за ним. Они поднимаются по лестнице и оказываются на втором этаже. Первым делом Мунбин подходит к окну, чтобы осмотреть окружающую территорию. Окно ведёт во двор с калиткой, и его пустота снова бросается в глаза. Напротив, за забором, стоит другой дом. Выглядит он староватым и некрепким; Мунбин не удивится, если окажется, что там никто не живёт. Минхёк зовёт его в свою комнату. Мунбин проходит и видит обычную комнату среднестатистического подростка: письменный стол, стул на колёсиках, больший шкаф с выдвижным зеркалом, кровать с игрушками загадочного происхождения, картины на стене, большое окно... Совершенно обычно и ничем не примечательная комната. Разве что чистая до блеска. Бин замечает, что пыли нет совсем и даже ковёр чистый. Он подходит к окну. Вид, конечно, не самый лучший: обзор открывается на бесконечный зелёный лес. Жутковато, особенно ночью. Даже окно идеально чистое. Мунбин в шутку спрашивает: – И часто ты убираешься? – Ну... да. Довольно часто, – спокойно и с улыбкой отвечает Минхёк. – Всегда, когда есть свободное время. – Ты чистюля? – продолжает шутить Бин. Минхёк кивает с каким-то непонятным выражением лица, и Мунбин смеётся. – Тогда тебе срочно нужно посмотреть на мою комнату. Там тотальный беспорядок. Минхёк тоже смеётся в ответ. Ему неловко, ведь он никогда не приводил домой гостей. Что нужно делать, как себя вести? Мунбин вдруг подходит к стене, пристально во что-то всматриваясь. Минхёк не сразу понимает, что он заметил на стене рисунок, задвинутый невысокой тумбочкой. – Что это? – спрашивает Мунбин и без особых усилий слегка отодвигает тумбу в сторону. На стене прямиком на обоях нарисована синей ручкой какая-то птица. Она размером с ладонь и её крылья раскинуты в стороны в форме креста. Нарисовано это всё по-детски и совсем неумело, но хотя бы можно вообще разобрать, что изображено. Мунбин приседает на корточки, чтобы получше разглядеть рисунок. Минхёк присаживается рядом. – Я уже совсем забыл про неё... Бин бросает на него непонятливый взгляд, и Хёк это чувствует. Он слегка вздыхает и тоскливо улыбается. – В тот день шёл дождь и родители сказали мне сидеть дома, хотя я собирался погулять, – рассказывает он тихим голосом. – Мне было скучно и нечего делать, и я подумал: как было бы здорово, если бы я был птицей. Я бы мог улететь, куда хочу, и жить, где хочу, – понимая, что всё это звучит странно, он слегка смеётся. Но потом продолжает: – но я всего лишь человек, и у меня нет крыльев, чтобы улететь отсюда. Но мне так понравилась эта идея, что я решил нарисовать птицу. Бумаги не было, поэтому я нарисовал на стене, – он снова смеётся. – А через некоторое время я понял, как убого это выглядит, и поставил тумбочку, чтобы мне это не попадалось на глаза... Он заканчивает свой рассказ очередным неловким смехом и снова глядит на рисунок. Кривой, непропорциональный, но всё же искренний, созданный на эмоциях. Мунбин ещё некоторое время его разглядывает, прежде чем произносит: – По-моему, красивый рисунок. За исключением родителей, Мунбин – единственный человек, увидевший сиё творение. Кроме того, он его ещё и похвалил. Минхёк невольно улыбается. Затем Мунбин резко встаёт, и Хёк инстинктивно поднимается вслед за ним. – Знаешь, ты хоть и не птица, и у тебя нет крыльев, зато ты человек, и у тебя есть ноги, – говорит Мунбин с улыбкой и кладёт свою ладонь на голову Минхёка. – Ты не можешь улететь, но ты можешь убежать. Он теребит Хёка по волосам. Потом убирает руку и направляется куда-то в сторону шкафа. Минхёк думает: «что это вообще сейчас было?». Бин просто потрепал его по голове. Но Хёку понравилось. Приятное чувство. Он оборачивается к Бину и по его неспешной походке замечает, как тот расслаблен. И атмосфера вокруг царит такая спокойная и уютная. Наверное, всё благодаря Мунбину. Он рассматривает книги на верху шкафа. Из-за роста Минхёк никогда до них не дотягивался и они служили скорее декорацией. А вот Мунбину всё прекрасно видно, ведь он высокий. Он спокойно протягивает вверх руку и достаёт книгу, просматривает её, убирает обратно и так далее. Минхёк вдруг чувствует, как хочет есть. Они ведь с самого обеда ещё ничего не ели. И в голову приходит мысль. – Может, мне приготовить поесть, Мунбин-хён? – спрашивает. – У нас, наверное, только рамён, но я отлично его готовлю. – Не откажусь, – тянет Мунбин, не отрываясь от разглядывания книг. Они спускаются вниз, на кухню. К счастью, рамён оказывается в полке – а то ещё пришлось бы идти в магазин. Пока Минхёк занят готовкой, Мунбин сидит за столом и увлечённо рассказывает о том, как он познакомился с Мёнджуном и Джину. Оказывается, это случилось незадолго до его поступления в университет. Он тогда катался на скейтплощадке, и недалеко заметил их: Джину учил Мёнджуна проделывать какой-то трюк. Они выглядели так забавно, что Мунбин решил с ними познакомиться. Только через некоторое время они узнали, что учатся в одном заведении. Однако общение никто так и не продолжил; они здоровались друг с другом и вели себя как обычные знакомые, но не друзья. Минхёку нравится слушать Мунбина. Его голос заполняет, кажется, весь дом и проникает прямо в голову. Хёк ещё никогда не слышал такого приятного голоса. Время медленно идёт, и вскоре за окном уже виднеется закат. Небо моментально окрашивается и жгучий розовый оттенок. Они сидят за столом друг напротив друга. Минхёк не припоминает, что бы он когда-либо с кем-то вместе ел рамён прямо у себя на кухне. С Мунбином атмосфера какая-то совершенно другая, новая; совсем не грустно и не тоскливо. Может, будь на месте Бина какой-нибудь другой человек, Минхёк чувствовал бы то же самое. Но он уверен, что это только у Мунбина есть такая способность: создавать вокруг себя уютную атмосферу. И Хёку это очень нравится. Поэтому, когда они доедают, он неожиданно признаётся: – Без тебя здесь было так одиноко. Они внезапно сталкиваются взглядами. Мунбин видит в чужих что-то серьёзное, что-то печально-радостное. Минхёк в чужих глазах видит что доброе, надёжное и тёплое. И никто не хочет первым отводить взгляд. Мысли уплывают. В конце-концов Минхёк осознаёт, что уже вечер. Смотрит на часы на стене. Потом резко встаёт со стола, что Мунбин аж вздрагивает. – Хён, автобус! – говорит он, слегка паникуя. Мунбин тоже встаёт, но почему-то его лицо не выражает беспокойства. Это ставит Минхёка в замешательство. – Да, насчёт этого... – произносит Бин неуверенно. – Эм... Можно мне остаться у тебя? – Что? – переспрашивает Минхёк. – Ну... Можно я у тебя переночую? Я не могу вернуться домой. Пытаясь это всё осознать, Хёк приходит к выводу: – Ты что, сбежал из дома? – Ну да, типа того, – Мунбин немного теряется. – Но в этот раз я хочу их проучить. И понять: действительно ли я им нужен. Последняя фраза звучит довольно мрачно, и Мунбин понимает это только по удивлённому лицу Минхёка. Он тут же смеётся: – Ах, нет, не бери в голову. Это только мои проблемы. Если ты против, то я уеду и что-нибудь придумаю- – Нет, – Хёк резко прерывает его. – Я не против! Конечно, ты можешь остаться. Мунбин благодарно улыбается. – Спасибо, – выдыхает он. – Ты меня сейчас так выручаешь. «Это ты меня выручаешь», – думает Хёк.***
За окном уже давно темно и в комнате включен свет. У Минхёка голова болит от всех этих терминов и задач. Он всего лишь попросил Мунбина помочь с подготовкой к тесту по химии, но, кажется, для Мунбина все эти тесты – вещь крайне серьёзная. Кто ж знал, что он так ответственно подойдёт к простой просьбе объяснить материал? Так или иначе, объясняет он лучше всяких преподавателей. Может, у него талант? На удивление, Минхёк понял то, чего никак не мог понять, и это теперь кажется таким лёгким и простым. Но голова от количества информации всё равно болит. – Ну что, назовёшь мне ещё раз относительный вклад буферной системы крови эритроцитов? – улыбаясь, спрашивает Мунбин, сидящий на кровати. – А-ам... – Минхёка, сидящего рядом с краю, от всего этого уже клонит в сон, но он пытается выдавить из себя ответ. – Гидроглобиновая... Ой, нет, гемофосфатная... Мунбин смеётся от того, что Минхёк напутал в словах, и решает перестать его мучить. – Гидрофосфакарбо... – Минхёк всё ещё пытается, – ой, то есть... – Да ладно, ладно, – смеётся Мунбин, – не надо. Он хватает Минхёка за футболку и тянет на себя. Минхёк падает на спину и оказывается прямо рядом с Бином. – Я уверен, ты получишь зачёт, – улыбается Мунбин и смотрит вниз на Хёка. Происходящее ская напоминает тот случай, когда Хёк споткнулся, а Бин его поймал. Иначе говоря, неловко. Но Мунбин продолжает улыбаться и смотреть прямо в глаза, и Минхёк тут же всё забывает. Кажется, время останавливается, и всё вокруг, кроме Бина, перестаёт существовать. Минхёк думает, что надо что-то сказать, поэтому говорит первое, что приходит в голову. – Ты удобный. В этот самый миг лампочка в комнате издаёт странный треск и гаснет. Комната тут же погружается в непроглядную тьму. – Лампочка перегорела, – говорит Минхёк будто сам себе и шумно встаёт, – надо поменять. – Я чуть не испугался, – улыбается Мунбин. Он встаёт вслед за Хёком и они спускаются вниз. Свет практически нигде больше не включены, но ни того, ни другого темнота совсем не пугает. Добравшись до гостиной, Минхёк включает свет и устало подходит к какому-то комоду. Мунбин ожидающе облокачивается рядом на стену. Хёк выдвигает полку и некоторое время усердно роется в ней, затем также и в оставшихся трёх полках. Похоже, результатов это не приносит, потому что он безнадёжно вздыхает. – И даже запасной нет, – мямлит он. Спустя несколько секунд тишины, Мунбин подходит к нему ближе и улыбается своей обычной улыбкой. – Не беда. Мы можем зажечь свечу. – Со свечой будет неудобно, – говорит Минхёк. – Давай лучше пойдём в комнату родителей. Мунбин недоверчиво глядит на него. – А что, так можно? – Я замету все следы, – произносит Хёк, чувствуя, как его веки тяжелеют. – Они ни о чём и не узнают. – Может не стоит так рисковать? – говорит Бин. – Тебе не о чем волноваться, – бормочет Минхёк и обходит его. Он устал и едва передвигает ноги, поднимаясь по лестнице. А Мунбин идёт энергично и о сне даже не думает. Перед одной из дверей Минхёк останавливается и слабым движением руки открывает её. Он включает свет и проходит внутрь. Мунбин замечает, что комната эта побольше, чем у Хёка. Кроме того, в ней есть телевизор и одна большая кровать. Хорошие такие условия. – Ты спи здесь, – говорит Минхёк вяло, – а я посплю в гостиной. – Ну уж нет, – тут же отвечает Мунбин. – Давай лучше в одной комнате. – В одной? – Минхёк переводит на него взгляд. – В этой, что ли? – Да, – кивает Бин. – Смотри, какая кровать большая. – Ты хочешь, чтобы мы спали в одной кровати? – Что такого? – невозмутимо спрашивает Мунбин. – Она большая, нам хватит места. – Ну ладно, – мямлит Хёк и, кажется, его клонить в сторону. Мунбин аккуратно приобнимает его за плечо. – Иди в душ первым, – говорит он. – На правах хозяина дома. Минхёк просто кивает в ответ, ничего не говоря, и устало покидает комнату. Мунбин осторожно садится на кровать, боясь что-нибудь задеть или помять, и зависает в телефоне. Минхёк захватывает свои вещи из комнаты и направляется в душ. Слишком много мыслей крутится у него в голове. Этот день был довольно долгим. Но ведь так и нужно проводить свой лучший день в году, верно? Тёплый поток воды ударяет по голове. Сонливость немного проходит. В относительной тишине, сопровождаемой лишь звуком падающей воды, Минхёк приводит свои мысли в порядок. День был насыщенными с самого утра. Ему нравится быть с Мунбином. Это тот человек, которому можно доверять, на которого можно положиться. Кажется, с ним ты далеко пойдёшь. У Минхёка ещё не было такого человека. Хочется узнать его лучше, хочется стать ближе. В некотором роде даже хочется стать ему кем-то большим, чем просто другом. Но стоит ли на что-то рассчитывать? Ведь Хёк не особо-то умеет общаться. Но он прогоняет эти мысли прочь из головы и решает: будь что будет. Он наконец-то нашёл настоящего друга. Главное, что ему нравится быть рядом с Мунбином, а всё остальное не важно. Он возвращается обратно в комнату после душа. На нём чёрная пижама – он же, всё-таки, любит чёрный. Мунбин сразу оживляется и отрывается от телефона. – О, ты всё? – улыбается он и смотрит на Минхёка. А потом замирает. Минхёк выглядит слишком красиво и так по-домашнему. В ночной пижаме, с расчёсанными волосами, и едва стоит на ногах. Почему-то у Бина сердце начинает биться быстрее. Что это за чувство? Опомнившись, Мунбин резко встряхивает головой и быстрым шагом выходит из комнаты, напоследок произнося: «Тогда я пошёл». Ничего не понимающий Минхёк лишь устало кивает и ложится на долгожданную кровать родителей. Он даже не успевает укрыться одеялом, как его тут же клонит в сон. «Мунбин, ты что, с ума сошёл?», – думает Бин на пути в душ. «Нельзя влюбляться в парней, тем более в друзей. Выкинь из головы». Он решает смыть все свои мысли водой. И почему его сердце при виде Минхёка начало биться быстрее? Нет, нет, они друзья. Друзья, друзья, друзья. В конце-концов, они парни. Мунбин обещает себе, что подобного больше не повториться. Когда он возвращается в комнату, обнаруживает Минхёка спящим. Эта картина вызывает улыбку: водимо, как лёг, так и заснул. Даже одеялом не укрылся. Бин улыбается, смотря на него, и аккуратно укрывает одеялом. Потом думает, что Минхёк милый. Но не позволяет себе думать о чём-то большем. В конце-концов он выключает свет и тоже ложится на кровать рядом с ним. Последний раз в темноте заглядывает в телефон – время показывает за полночь.***
Днём...
Санха останавливается напротив высокого многоэтажного здания. Он задирает голову вверх, чтобы посчитать этажи. Десять, как и надо. Он гордится тем, что так быстро пришёл по нужному адресу. Солнце слепит глаза и заставляет зажмуриться. Не теряя ни минуты, Санха, с гитарой за плечами, проходит внутрь. Он игнорирует приветствия охранников и смело подходит к лифту. Как и сказано, поднимается на пятый этаж. Он стучит в дверь, твёрдо уверенный, что пришёл первым. Из-за двери раздаётся взрослый женский голос, просящий заходить. С довольным лицом и гордой походкой Санха открывает дверь и проходит внутрь. Его лицо тут же меняется, когда он видит, как все пять человек из семи уже сидят на своих местах с каким-то книгами в руках, а напротив сидит сам преподаватель – строгая женщина в очках. – Что за?.. – он округляет глаза, а потом кривится. – Мы разве не на семнадцать ноль ноль договаривались? – А сейчас, по-твоему, сколько? – спрашивает женщина, пронзая его неодобрительным взглядом. – Э-э, семнадцать... – он мигом смотрит на свои часы, и сначала даже не верит своим глазам. – ...двадцать. Преподавательница ничего не отвечает, лишь продолжая смерять его строгим осуждающим взглядом. Чувствуя это, Санха тут же становится недовольным. – Что? – возмущается. – Это вы моему шофёру жалуйтесь. Я, между прочим, просил его гнать, как ненормальному, но он такой: «ещё одно подобное предложение и я пожалуюсь твоему отцу»... А я ему: «ты в курсе, как долго добираться из одного конца города в другой?», и потом ещё сказал, чтобы он доставил меня туда самым перв- – Садись уже, – женщина резко прерывает его. Санха лишь пожимает плечами, снимает со спину гитару и садится. Кто-то из соседей тут же суёт ему в руки книгу. “Пособие по игре на гитаре”. Санха несколько секунд взглядывается в это, пока учитель что-то тихо говорит, и в итоге громко спрашивает: – А зачем нам учебники? Это, разве, не занятия по гитаре? Женщина тут же смеряет его суровым взглядом. Санхе на секунду кажется, что она похожа на смерть. – В первое занятие мы занимаемся по пособиям, – медленно произносит она. – Было сказано всем. Не обращая внимания на её слова, Санха продолжает возмущаться: – Я что, гитару зря принёс? – Мне выгнать тебя за дверь? Её низкий и рассерженный голос ни капли не пугают, но Санха решает больше ничего не говорить. В конце-концов женщина снова принимается что-то рассказывать внимательно слушающим её подросткам. Юн оглядывает их, и замечает, что среди них нет Донмина. Их всего пять, с Санхой шесть, а должно быть семь. И только он вспоминает о Донмине, как тут же раздаётся стук в дверь. Женщина своим злым голосом просит войти, и в кабинет входит он. Донмин. Санха уже предвкушает, как сейчас ему достанется. Он мало того, что опоздал ещё больше Санхи, так ещё и пришёл с гитарой, прямо как он. Ну всё. Сейчас будет весело. – Ой, Донмин, что такое, почему опоздал? – совершенно неожиданно спрашивает она уже каким-то добрым и мягким голосом. – Пробки, да? Или дела? А, впрочем, неважно, проходи. Донмин кивает. Эта резкая перемена в её голосе, в её взгляде, и её манере так напрягает. Донмин садится рядом с Санхой и снимает гитару с плеч. – Ой, ты и гитару принёс? – продолжает преподаватель ласковым тоном. – Тогда я её в конце занятия всем продемонстрирую, хорошо? Донмин кивает, улыбается и занимает место. Санха, офигевший от всего происходящего, переводит взгляд с преподавателя на Донмина и обратно. В конце концов останавливается на Донмине. – Я сейчас прикола вообще не понял. – ЮН СОНХО! – вдруг дико кричит женщина и чуть ли не встаёт со своего места, заставляя всех в кабинете вздрогнуть. – Не болтать! – Вообще-то я Юн Санха, – совершенно невозмутимо сообщает он. Но преподавательница, кажется, его игнорирует от слова совсем. Она просит всех открыть учебники на какой-то там странице и что-то прочитать. Донмин, как и все, послушно выполняет. Санха щурится, смотря на него, и шепчет: – Ты, типа, любимчик? Донмин бросает на него короткий взгляд, а потом смотрит на гитару, виднеющуюся из чехла. – Милая гитара. – Что, раз она тебе пианино преподаёт, то и любит больше всех? – Санха продолжает шептать. Донмин не отвечает, усердно читая что-то в книге. Санху это раздражает, и он снова шепчет: – Ты знаешь, я ненавижу подлиз и любимчиков. Донмин снова коротко смотрит на него, после чего переводит глаза обратно в пособие. – Просто слушайся и всё будет хорошо. Санха насмешливо пфыкает. – Ха, «слушайся», – шепчет он куда-то в пустоту. – Мне и в институте хватает этих «слушайся». Он улавливает из монолога преподавателя какие-то фразы, рассказывающие что-то там о струнах и нотах, и понимает, что уже давным-давно это знает. Он оглядывает подростков, сидящих рядом, и по их взгляду читает, что они тоже это всё давным-давно знают. Эта тема базовая для каждого, находящегося здесь. Но женщина продолжает и продолжает что-то бесконечно объяснять, как будто дурачкам, и с одной темы переходит на другую. С каждым предложением информации становится всё больше, и по мере её увеличения возрастает также её ненужность. Вот нужно ли им, жаждящим научиться играть на гитаре, знать, какие существуют виды барабанов? Напоминает то, как Санху готовили в школе к эзамену: из рассказанного ему материала на деле пригодилось лишь процентов тридцать. В конце-концов он не выдерживает и громко прерывает монотонный монолог преподавателя: – Это точно занятие по гитаре? В следующую же секунду женщина глядит ему прямо в глаза. Холодно, прожигающе, пронщающе насквозь. Точно, как смерть. Кажется, она убивает взглядом, уже представляя, как сквозь Санху проходит тысячи пуль. Все остальные