ID работы: 8344510

always you

Слэш
NC-17
Завершён
68
автор
Размер:
297 страниц, 15 частей
Описание:
Посвящение:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
68 Нравится 29 Отзывы 13 В сборник Скачать

i'll be there

Настройки текста
      Донмин возвращается домой с мыслями о том, что не будет сожалеть об этом дне. Что бы его не ожидало сейчас, этот день был прожит не зря. Да, он не входил в график. Да, он не соответствует расписанию. Этот день вообще разорвал расписание на кусочки. Но теперь Донмин считает, что иногда нужно позволять себе жить не по графику.       Солнце уже окончательно закатывается за горизонт, когда он заходит в дом. Тёмная улица и синее небо остаются за дверью.       В доме непривычно тепло и в гостиной горит лампа. Где-то там, на диване, должно быть, сидит папа. Донмин думает проскочить незамеченным и на носочках прокрадывается к лестнице на второй этаж, как вдруг слышит строгий низкий голос:       – Ли Донмин, подойди сюда.       Безнадёжно и раздосадованно от того, что незаметно не получилось, Мин подходит ко входу в гостиную и останавливается там. Он видит отца, сидящего на диване. Свет от лампы падает на газету в его руках и отражается в толстой оправе очков.       – Почему не здороваешься с отцом?       – Простите, – Донмин кланяется.       – Где ты был? – отец даже не поднимает глаз от газеты.       – Я занимался очень важными делами, – говорит Донмин, пока не угасает последняя надежда, что это сработает.       – Какими такими делами?       – Я проводил время со своими новыми друзьями.       Отец наконец откладывает газету и тяжело, медленно вздыхает. Бросает на сына нечитаемый взгляд.       – Я так плохо тебя воспитал, – произносит. – Встречи с друзьями не входят в твой график.       Донмин уже устал от этих графиков-расписаний. Когда каждая минута распланирована, может, поначалу ты и ценишь время, но в конце-концов это просто надоедает и давит. Донмин часто задаётся вопросом, за человека его здесь держат, или всё же за робота.       – Простите, – он снова кланяется и извиняется, потому что больше просто нечего сказать.       – Ты прекрасно понимаешь, что должен всё это нагнать, – равнодушно говорит отец. – У тебя по расписанию урок пианино, час занятия анатомией и час иностранным языком. Потом не забудь полить цветы на втором этаже и с этого дня поливай их каждый день, пока служанка на больничном.       – Да, отец, – послушно соглашается Донмин. – Но я бы хотел сначала поесть.       – Сначала работа, потом – еда, – папа снова подносит газету к лицу. – Так что поскорее принимайся за дела. Потом поешь, когда всё закончишь.       У Донмина в желудке ничего, кроме скромного обеда и онигири, и есть хочется до невозможного. Но впереди ещё пианино, анатомия, английский, что там ещё? цветы... Нельзя терять ни минуты. И отцу перечить тоже нельзя. Ведь он не Санха, чтобы иметь смелость кого угодно поставить на место. Но хотел бы быть, как он. Донмин вздыхает и безнадёжно опускает голову.       – Да, отец.

***

      Утро пахнет свежестью и влагой после дождя. Рассвет окрашивает верхушки деревьев и зданий и спускается вниз, к земле. Минхёк идёт по пустой и привычно безлюдной улице. Как обычно, до занятий времени много, поэтому он не торопится. Но каждая мысль о том, что Мунбин уже возможно пришёл, подгоняет вперёд. А мыслей этих в голове много, и погрузиться в них можно с головой благодаря умиротворённой тишине вокруг.       Но незнакомый мужской голос вырывает из мыслей своим криком:       – Парень, стой!       Минхёк инстинктивно оборачивается. Он видит перед собой каких-то троих мужчин, одетых, как офицеры полиции. Один из них, с блондинистыми волосами, держит в руках карточку и переводит взгляд с неё на Хёка.       – Ты – Пак Минхёк? – спрашивает ровно.       – Да, – неуверенно отвечает Хёк, даже не понимая, что происходит.       – Схватить его!       Мужчина-блондин выкрикивает это так злобно, будто Минхёк только что грубо нарушил какие-то очень важные правила. Двое офицеров довольно агрессивно хватают его за руки.       – Ч-что? – Минхёк пугается и пытается вырваться, но эти мужчины гораздо сильнее. – Ч-что я сделал?       Эти офицеры не слушают его и куда-то тащат. Минхёк видит впереди на дороге полицейскую машину, которую, вообще-то, трудно не заметить посреди пустой улицы. Кто-то уже сидит за рулём; блондин залезает на переднее сидение и кивает водителю. Один из офицеров садится назад, другой толкает туда же Минхёка. Последний также садится рядом и закрывает дверь. Они снова хватают Хёка за руки. Последний совершенно не понимает, почему они так странно себя ведут.       Машина трогается и отъезжает. Из окна Минхёк видит, что до института оставалось всего лишь несколько метров. Он слегка боязливо спрашивает:       – Что происходит?       Блондинистый офицер на переднем сидении усмехается, смотря в зеркало заднего вида.       – У тебя неприятности, парень.       Минхёк совершенно ничего не понимает, но и боится задавать вопросы. Всё, что приходит на ум – он где-то мог нарушить какие-то правила. Напряжение и страх не уходят, а только нарастают, когда офицеры, также крепко держа за руки, отводят его в полицейский участок.       Это место Минхёку знакомо: он был здесь в детстве. Последний раз, когда он был на допросе, был несколько лет назад, вместе с родителями. Но теперь он взрослый, и вот он снова здесь. Тот самый узкий коридор, те же тёмные стены. Это место мрачное и холодное.       Офицеры отводят его в какую-то комнату, которую Минхёк узнаёт с трудом. Это камера, в которой с ним разговаривал какой-то умный дядя в очках. И хотя разговор не был каким-то суровым или жестоким, воспоминания от этого места остались неприятные.       Один из офицеров толкает Минхёка к стулу так, что тот чуть не падает. Они выходят и закрывают дверь на ключ. Минхёк послушно садится на стул и чувствует, что колени у него дрожат. Перед ним стекло, сквозь которое видно тёмную комнатку с дверью и ещё один стул, напротив. Всё вокруг очень странное и подозрительное.       Дверь распахивается, и в комнату входят тот злобный офицер-блондин и какой-то очень взрослый, даже пожилой, мужчина в пальто и очках. Первый агрессивно хватается за спинку стула и садится на него. Он выглядит настолько сердитым, что Минхёк даже вздрагивает и, кажется, всем телом ощущает, как быстро начинает биться сердце. Они на секунду встречаются глазами.       – Ну что, Пак Минхёк, ты попал, – проговаривает мужчина таким озлобленно-насмешливым голосом, что каждому станет не по себе.       – Что я сделал? – Минхёк чувствует, как на последнем слове его голос дрогнул.       – Ты моего сына избил, – отвечает мужчина. – И своровал его кошелёк.       Минхёк наконец понимает, кого ему напоминал этот офицер. Того блондина. Одного из парней, с которыми он подрался вчера. Видимо, обиженный сыночек пожаловался своему папе-полицейскому. И, конечно же, наверняка умолчал такие детали, как соотношение участников с двух сторон и, собственно, и сама причина конфликта. И что это ещё за новость о кошельке?       – Я ничего не крал, – нервно говорит Минхёк. – И он сам виноват. Он оскорбил дорогого мне человека.       Блондин за стеклом возмущённо хлопает руками по ляшкам. Минхёк снова вздрагивает.       – Сказки рассказывать родителям будешь, – шипит. – Ты вообще понимаешь, где находишься?       Офицер замолкает, будто ожидая от Минхёка ответа. Но тот молчит и опускает голову, избегая чужого взгляда.       – Ты в полицейском участке, парень, – говорит блондин со злобной насмешкой. – Тут ты не имеешь права врать. И учти: ты понесёшь ответственность за то, что сделал с моим сыном.       – Но он тоже меня бил, – вырывается у Минхёка.       – Мой сын никогда никого бы не стал бить, – твёрдо возмущается офицер, и Хёк думает, как же сильно он ошибается. – А ты за свою клевету ответишь!       – Но я просто защищал человека, который мне дорог! – Пак неосознанно повышает голос.       Тогда блондин резко поднимается со стула и агрессивно кричит:       – Ты кто такой, чтобы драться с моим сыном, убогий?! И куда ты дел кошелёк?       Минхёк выходит из себя из-за этих несправедливых обвинений. Он тоже встаёт.       – Я ничего не крал! – громко говорит в ответ. – Может он сам где-то потерял кошелёк, и решил свалить на меня?       – Вопросы здесь задаю я! – орёт мужчина. В следующую же секунду он успокаивается, медленно выдыхает и потирает переносицу. – Дай-ка мне номер своих родителей, я лучше с ними поговорю.       – Даже если вы им позвоните, они всё равно не ответят, – говорит Минхёк, понижая голос. – Они не отмечают незнакомым номерам.       – Диктуй номера, – приказывает блондин, игнорируя Пака. – Живо.       Минхёк всё же даёт номера родителей, и офицер записывает их на какой-то листочек. Потом бросает на Минхёка последний, полный ненависти, взгляд и обращается к мужчине в пальто, всё это время тихо стоящему рядом:       – Контролируй его, пока я перекинусь парой слов с его предками.       Он выходит из комнаты, захлопывая за собой дверь. Минхёк с этим мужчиной в очках остаются одни. Первый, едва успокоившись и наладив дыхание, садится обратно на стул. Здорово он тут проводит время, думает Минхёк. Мог бы сейчас уже на занятиях в институте быть. И, скорее всего, уже бы встретил Мунбина.       Здесь холодно, мрачно и темно. Свет от единственном маленькой лампочки на потолке освещает лишь то расстояние между двумя стульями друг напротив друга. У Минхёка нет никакого желания здесь находится. Это похоже на кошмар. Кто же знал, что за вчерашнюю драку он будет сидеть здесь, несправедливо обвинённый в избиении и краже.

***

      Донмин достаёт из кармана очередную порцию таблеток от головокружения. Перед институтом уже собралось большинство студентов, и занятия вот-вот начнутся. Но Донмин никак не стоит на ногах. Из положенных семи часов для сна он не выполнил и половины. Голова ужасно болит.       – Опять ты свои таблетки достал? – спрашивает стоящий рядом Санха. –Ты их с каждым днём всё больше пьёшь.       – Ты что, считаешь, сколько он таблеток выпивает в день? – закономерно интересуется Джину.       – Нет. Ещё чего! – Санха отрицательно мотает головой. – Да любой заметит, сколько он их пьёт!       – Я принимаю таблетки, чтобы чувствовать себя лучше, – говорит Донмин, выпивая партию.       Мунбин озадаченно глядит на него. Первое, что приковывает взгляд – это красные глаза и мешки под ними. Мунбин кладёт Донмину руку на плечо.       – Сколько ты вообще спал? – спрашивает.       Донмин водит плечом и сбрасывает чужую руку.       – Достаточно.       – Ты сам-то чего весь на нервах? – спрашивает Джину, обращаясь к Мунбину.       – Да вот... Минхёка всё нет, – отвечает он, оглядываясь по сторонами и теребя волосы. – Он же всегда раньше нас приходит.       – Может, он на автобус опоздал? – равнодушно предполагает Санха.       – Парни, парни, парни! – к ним четверым подбегает чем-то явно удивлённый Мёнджун.       Он всегда приходит позже остальных, самым последним. Хотя живёт он, наоборот, ближе всех – в общежитии за углом. Из-за этого места жительства Мёнджун зачастую приносит с собой много новостей, услышанных благодаря связям. И этот раз – не исключение.       – Что случилось? – обеспокоенно спрашивает Джину, видя через чур взволнованного друга.       Мёнджун нагибается и кладёт руки на колени, пытаясь восстановить дыхание. Сильная одышка никак не хочет уходить, поэтому он сглатывает и прямо так, задыхаясь на каждом слове, пытается произнести:       – Минхёка... Забрали... В участок...       Понять его речь довольно сложно, но Джину каким-то образом понимает. Но всё же, не веря своим ушам, переспрашивает:       – Забрали куда?       – В участок... – Мёнджун едва переводит дух. – Наверное... За вчерашнюю драку...       На некоторое время все замолкают, похоже, не веря в услышанное. Но Мёнджун умоляюще как-то смотрит на каждого, и не поверить тут сложно. К тому же, Минхёка до сих пор нет. Всё сходится.       – Серьёзно? За ту драку и в участок? – возмущается Санха. – Они там чем думают?       Мунбин довольно быстро проходит все стадии принятия, и в его глазах загорается злость. Злость на тех, кто это сделал. Наверняка тот парень-блондин, имя которого Бин едва помнит. Но хорошо помнит, что отец у него работает в полиции. Всё моментально встаёт на свои места. Всё становится понятно.       – Я пойду к нему, – уверенно и чётко.       – Что? – Мёнджун быстро ориентируется, видя решительность в глазах Бина. – Куда ты пойдёшь? Ты никуда не пойдёшь!       – Собрался к полиции? – обеспокоенно спрашивает Джину.       – Да, – не колеблясь отвечает Мунбин. Его ладони сжимаются в кулаки. – Это из-за меня Минхёк ввязался в драку, и выкручиваться за это должен я.       В воздухе снова на несколько секунд нависает какая-то напрягающая тишина. Все собираются с мыслями.       – П-послушай, тогда я с тобой! – отдышавшись, сообщает Мён. – Куда ж я тебя одного отпущу?       – Пойдёмте втроём, – твёрдо решает Джину. – Мы нужны Минхёку.       Мунбин кивает и уже было собирается идти к выходу, как вдруг слышится усталый голос Донмина:       – Я тоже пойду с вами.       Он, пошатываясь, делает шаг вперёд. Выглядит он в целом слишком вымотанно и не внушает доверия. У самого голова кружится и вокруг, вроде как, темнеет. Мунбин тут же настаивает:       – Лучше останься.       Джину тоже хочет что-то сказать, но Донмин вдруг глаза закрывает и падает на землю. Кажется, никто этого не ожидал. Мёнджун от удивления аж вскрикивает, а Санха отшатывается назад. Мунбин сразу бросается к Мину.       – Донмин, ты чего? – приподнимает за плечи и хлопает по щекам. Но бесполезно – тот потерял сознание.       Вот и сказался жёсткий график и бессонная усталость. Джину тоже приседает на корточки рядом, вглядываясь в чужое измотанное лицо.       – Обморок на фоне переутомления, – профессионально констатирует он. – Надо в медпункт.       В воздухе нарастает немая паника.       – С ума сошёл вот так посреди разговора падать?! – Мёнджун размахивает руками над Донмином. Это утро для него полно потрясений. – Кто-то должен отвести его в медпункт!       – Санха, ты же отведёшь его? – Мунбин скорее утверждает, чем спрашивает, и поднимает голову на единственного стоящего поодаль Санху.       – Чего?! Я? – тот сразу возмущается и отнекивается. – Почему я?       – Санха, не капризничай, – просит Джину серьёзным тоном. – Нам нужно идти. Ты останься и помоги Донмину.       – Сами и помогайте, раз так надо!       – Санха. – Джину резко встаёт и смотрит прямо в глаза, произнося сквозь зубы: – не создавай проблем.       Санха этого тона как-то даже пугается. Ещё никогда он Джину таким серьёзным и решительным не видел. От этого его прожигающего насквозь взгляда становится не по себе. Младший нервно сглатывает.       – Ладно-ладно, помогу я ему, – тараторит, приседая рядом с Донмином. – Идите уже.       Мунбин последний раз бросает обеспокоенный взгляд на Донмина. Ещё некоторое время назад он и подумать не мог, что будет так переживать за своего врага. Но теперь они друзья, связанные общим интересом.       А связал их, по сути, Минхёк.       Джину неожиданно доверчиво кивает Санхе. Мёнджун произносит напоследок что-то вроде «надеемся на тебя». Они покидают территорию института.

***

      Вокруг холодно и мрачно. Минхёк сидит на стуле, бессмысленно вглядываясь в сумрак темноты. Он не знает, чего ожидать: вряд ли у офицеров выйдет какой-либо разговор с его родителями.       Странно, странно, странно. Всё очень странно.       Мужчина в пальто и очках внезапно делает неопределённый шаг в сторону Минхёка, и тот чуть ли не вздрагивает от неожиданности.       – Эх ты, Минхёк, – голос у мужчины не менее жуткий и до боли знакомый. С хрипотой, старческий и какой-то приподнятый, что ли. – Зачем в драку ввязался?       – Мы знакомы? – спрашивает Минхёк, никак не припоминая, кто же это перо ним.       – Я тебя вот таким помню, – мужчина показывает рукой человека какого-то совсем маленького роста. – Если бы твоё имя не сказали, то я тебя бы даже не узнал.       Минхёк наконец припоминает, кто это. Скорее всего, мужчина, который присутствовал на допросе его семьи. Да, это определённо он. Сейчас он выглядит довольно старым.       – Ты был таким милым ребёнком, – продолжает человек. – Я и подумать не мог, что ты подерёшься с кем-то...       Хёк чувствует в его голосе какую-то наигранность, будто мужчина этот не искренне говорит, а словно как-то даже проверяет его.       – Я лишь заступился за дорогого мне человека, – говорит ровно. – Что я сделал не так?       Мужчина вдруг медленно смеётся своим хриплым голосом. Что его так рассмешило, Минхёк не понимает, но человек, тем не менее, говорит с улыбкой:       – Этот офицер у нас недавно, но из-за его сына сидят здесь не впервой. Он за него горой, никто не то что бы ударить, так даже сказать его сыну ничего не смеет.       Минхёк молчит. Он понимает, что это несправедливо, но что-либо говорить или даже думать – бессмысленно. Проще просто сфокусироваться на чём-то другом. Например, на том, что он потом скажет Мунбину и всем остальным. Вряд ли им понравится новость, что он сидел в участке.       – Знаешь, Минхёк, – продолжает хриплый голос. – В ссорах и драках всегда виноват тот, кто умнее. А ты выглядешь умнее его сына.       Но Хёк не считает виноватым только себя. Да, он виноват в том, что сорвался и потерял контроль. Но ведь тот блондин сам нарвался. Нечего было так говорить про Мунбина. Никто. Не. Смеет. Его. Оскорблять.       – Неужто тебя прямо так задели слова в адрес друга, что прямо в драку полез? – спрашивает мужчина.       – Да, – хладнокровно отвечает Минхёк. – Я защитил то, что мне дорого. Это неправильно?       Человек в пальто снова смеётся. Потом, успокоившись, глубоко вдыхает и спрашивает:       – Что это за человек хоть, который так тебе дорог?       – Это человек, которого... – Минхёк слегка мнётся, неуверенно сглатывает, но всё же продолжает: – ... которого я люблю.       Да. Определённо. Он любит Мунбина. Какая это любовь – дружеская или какая-либо ещё, он пока ещё не думал. Но, как бы там ни было, это любовь.       – Девушка? – спрашивает мужчина.       Но Минхёк не успевает ответить, потому что неожиданно открывается дверь.       В комнату заходит Мунбин. Минхёк думает, что только увидеть одно его лицо достаточно, чтобы успокоиться. Колени перестают дрожать, да и сердце бьётся медленнее. Хёк вскакивает со стула и прислоняется к стеклу – единственная преграда, чтобы прямо сейчас крепко-крепко обнять Бина.       – Мунбин! – вырывается радостно, и улыбка сама собой появляется на лице.       – Как ты? – Мунбин тепло улыбается в ответ и кладёт ладонь на стекло на уровне рук Минхёка.       – Зачем ты пришёл? – спрашивает на выдохе.       – За тобой.       Они смотрят друг на друга через стекло. Хотя вокруг царит полумрак, малиновые глаза Мунбина хорошо видно даже сквозь темноту. Для Минхёка всё перестаёт существовать: эта холодная мрачная комната, прозрачное стекло перед ним, тот мужчина в пальто и очках... Теперь есть только Мунбин, и он стоит перед ним, весь такой улыбчивый, добрый. Розовые волосы, новая белая кофта. Он смотрит, улыбается, и Минхёку кажется, что он чувствует этот запах цветов.       – Но как ты узнал, что я здесь? – спрашивает Минхёк, не отрывая глаз.       – Мёнджуну сказал его приятель, – отвечает Мунбин. – Они с Джину тоже пришли.       Ещё раз оценив обстановку, Минхёк сглатывает и наклоняется поближе к стеклу. Заглядывает Мунбину прямо в глаза.       – Тебе не кажется, что все вокруг сошли с ума? – шепчет.       Мунбин хмурит брови, будто не понимает, о чём речь, но сказать ничего не успевает. Слышатся приближающиеся шаги и в комнату вбегают Мёнджун и Джину. Старший резко останавливается и хватается за грудь, пытаясь рвано отдышаться.       – Ты чего так рванул? – спрашивает Джину, дыхалка которого явно лучше, у Мунбина.       Следом за ними также входит тот самый блондин-офицер, с разъярёнными глазами смотря на новоприбывшую троицу.       – А ну пошли прочь отседова! – злостно орёт он, но, кажется, никто его совершенно не боится. – Пошли, пошли!       Когда он встречается взглядом с Минхёком, на лице появляется ухмылка. Мунбин делает пару шагов назад, настороженно смотря на офицера.       – А ты, пацан, – проговаривает он, медленно приближаясь, – понесёшь наказание.       Он останавливается у самого стекла и ловит на себе полный ненависти, смешанной с непониманием, взгляд Минхёка. Офицер усмехается.       – Я-таки дозвонился твоим предкам, – говорит. – Мы единогласно решили, что ты заслуживаешь домашний арест на месяц.       Минхёк старается сохранять спокойствие перед ним и не показывать удивление. А вот Мёнджун, стоящий сзади, не выдерживает:       – Как это на месяц? Вы ку-ку?       Офицер оборачивается, и Мёнджун с возмущённым видом становится перед ним.       – Вы хоть понимание, что это до самой четверти июня? – едва не кричит он. – Вы лишаете его хорошего начала лета!       – Ты в своём уме? – терпеливо спрашивает офицер. – Я вам уже сказал убираться отсюда. Вы как вообще прошли?       – А это, уважаемый, секретик! – Мён улыбается и подмигивает. Его настроение меняется так быстро.       Джину хлопает себя по лицу и вздыхает. Ему не привыкать. А Мунбин снова на Минхёка смотрит. Как-то нечитаемо. То ли с надеждой, то ли с сожалением.       Блондин неожиданно поворачивается к пожилому мужчина в пальто, всё это время молчаливо стоявшему в тёмном углу, и говорит:       – Джимон, открой ему дверь.       Так вот как его зовут. Джимон. Минхёк начинает смутно что-то вспоминать. Да, действительно, где-то там, в далёком прошлом, и вправду есть какой-то Джимон.       Мужчина послушно кивает и открывает дверь. Как только Минхёк выходит, он тут же подходит к Мунбину. Очень хочется обнять его или хотя бы взять за руку, но в последнюю секунду Минхёк останавливается. Мунбин смотрит на него и по-доброму улыбается. Потом вдруг кладёт руку на его голову и теребит волосы, как ребёнку. Минхёку невольно вспоминается тот момент, когда Бин сделал то же самое у него дома. Хёку это нравится.       Под пристальным наблюдением агрессивного блондина-офицера Минхёк, Мунбин, Джину и Мёнджун покидают полицейский участок. И чем дальше они от него отходят, тем медленнее становятся их шаги.       На улице тепло и слишком солнечно. От слабого ветерка слышится шум листвы, а где-то над головами тихое пение птиц. Улица пуста и спокойна.       Парни идут не спеша, и Мёнджун о чём-то увлечённо рассказывает. Джину, правда, то и дело поправляет его, говоря, что всё было совсем не так, и старший просто приукрашивает. Мунбин смеётся то ли с преувеличенной истории, то ли с замечаний Джину. И его смех такой искренний и милый, что Минхёк перестаёт думать о чём-либо другом и вообще что либо слышать. Мунбин часто поправляет свои волосы, а ещё во время смеха запрокидывает голову. Он ходит ровно, дышит глубоко вперемешку со смехом и жмурится от солнечных лучей – Минхёк всё это замечает. Его такие привычные жесты почему-то вызывают душевное спокойствие.       В какой-то момент Мёнджун внезапно останавливается, заставляя и остальных последовать его примеру. На него будто снисходит озарение: он глубоко вдыхает, словно готовится к серьёзному разговору, и на Минхёка смотрит насквозь.       – Слушай, Хёк, – уверенно произносит, – обещай, что каждый день будешь писать. Все тридцать дней. Обещаешь?       Минхёк, по началу насторожившийся, улыбается и кивает.       – Конечно.       – Может быть, создать чат? – предлагает Мунбин. – Тогда будем все вшестером общаться.       – Хорошая идея, – улыбается Минхёк.       – Кстати, парни, нам пора идти, – сообщает Джину, указывая на свои наручные часы. – Успеем ко второй паре.       – Да, и вправду пора, – соглашается Бин.       – Ну, вы идите тогда, – хихикает Мёнджун, – а я Минхёка провожу до остановки!       – Да там два шага осталось, хён, – говорит Джину, с дружеским осуждением глядя на него.       – Да, я и сам дойду, – улыбается Минхёк, чтобы Мёнджун не вздумал сбегать с занятий. – До встречи, парни!       Все прощаются с ним, но Мунбин ещё долго не может перестать смотреть ему вслед. Минхёк специально не оборачивается, чтобы меньше скучать, и ловит себя на мысли, что очень бы хотел сейчас вместе с ними пойти в университет. Это, наверное, первый раз, когда он так хочет пойти на учёбу. Но не может, поскольку с этого дня начинается домашний арест. Его ожидает целый месяц без выхода в лучшем случае – из деревни, в худшем – из самого дома.       Он уже предчувствует, как за этот, казалось бы, всего лишь месяц очень соскучится по Мунбину.

***

      Донмин не сразу понимает, где он находится. Он просыпается в полной тишине и, открыв глаза, видит перед собой белоснежный потолок и белые стены. Он приподнимается на локтях и, понимая, что лежит на койке, а перед ним медицинский столик, до него доходит, что он в медпункте.       – Проснулся, наконец?       Донмин вздрагивает от неожиданности и поворачивает голову. Он видит Санху, сидящего на стуле рядом с койкой. Ноги перекрещенны, в руке телефон, а на лице – непонятная ухмылка.       Донмин пытается вспомнить, что произошло и как он вообще здесь оказался. Он помнит, как стоял с Санхой, Мунбином и Джину, потом к ним ещё подбежал Мёнджун и что-то сказал... Дальше – темнота.       – Что произошло? – наконец спрашивает.       – А ты не помнишь? – Санха откладывает телефон и подаётся вперёд. – Ты упал в обморок.       Точно. Мёнджун тогда сказал что-то про Минхёка. Кажется, его забрали в участок. И Бин собрался идти к нему, а Донмин даже что-то сказал... Вот тогда он потерял сознание.       – Что с Минхёком? – спрашивает он. – И где остальные?       – Слушай, можно поменьше вопросов, а? – возмущается Санха, но потом утихает. – Я им написал. Они скоро придут. А Минхёк теперь под домашним арестом на месяц.       Донмин чувствует, как его голова раскалывается и пульсирует изнутри. Спать хочется всё ещё также сильно, как до этого.       – Вот лох, да? Даже в гости к нему нельзя, – смеётся Санха. – Ну ничего: друзей надо поддерживать, даже если они лохи.       Эти слова по ушам режут.       – Не называй его «лохом», – говорит Мин, отворачиваясь. “Он же не виноват”.       – Чего?       Санха озадаченно смотрит на него, а Донмин чувствует, как голова начинает болеть с новой силой. Он едва находит в себе силы сесть на койке. У Санхи вдруг в голове что-то щёлкает и он подскакивает с места.       – Ой, чуть не забыл! – говорит. – Медсестра попросила налить тебе чай, когда ты очнёшься.       Он с чем-то возится на столе, и в конце концов оборачивается с кружкой горячего чая, от которого идёт пар. Младший подходит к Донмину, параллельно рассказывая:       – Ты лежал и совсем не двигался. Я думал, ты умер.       Он протягивает Донмину кружку с чаем. Тот, сделав над собой усилие, с трудом вытягивает обе руки. Однако замечает, как же суетливо и дёрганно трясутся руки, и внутри них чувствуется сильная усталость. Он дрожащими пальцами берёт кружку, и сама она начинает трястись и дрожать также ритмично. Маленькие капельки горячего чая падают на чёрные штаны.       – Ну что ж это такое, недоразумение сплошное! – ворчит Санха, глядя на всё это, и выхватывает кружку обратно. – Ты ещё и кружку держать не можешь?       – Прости, – тихо произносит Донмин, беспомощно опуская руки.       – Что, я тебя и поить теперь должен? – Санха продолжает возмущаться. – Ну уж нет!       Через минуту он держит у рта Донмина уже вторую кружку, помогая пить горячий чай. «Беспомощный хён», – думает Санха и вздыхает.

***

Moonbin*3* создал чат под названием «Классные парни» MJ777: классные парни? серьёзно? странное название MJ777 изменил название чата на «Пять дебилов это сила» Moonbin*3*: ну да, это куда лучше /JinJin/: а почему 5 дебилов? Нас же 6 $$$sanha$$$: это всё, что тебя напрягает? MJ777: потому что донмин не дебил /JinJin/: но он тоже должен быть в названии /JinJin/ изменил название чата на «Пять дебилов это сила и Донмин» $$$sanha$$$: вы, парни, точно дебилы MJ777: а ну не дерзи старшим! Moonbin*3*: хёк-а, донмин, вы здесь? Rocky: да-да Cha Eunwoo: можно я сменю название чата? $$$sanha$$$: ча ыну? почему такое имя? Cha Eunwoo: мне нравится Cha Eunwoo: так можно? Moonbin*3*: конечно, валяй Cha Eunwoo изменил название чата на «ASTRO» MJ777: what the fuck /JinJin/: o, вы англичане $$$sanha$$$: что это такое? Cha Eunwoo: от испанского “звезда” /JinJin/: о, вы испанцы Moonbin*3*: а мне нравится) Rocky: мне тоже $$$sanha$$$: чувствую себя астрологом MJ777: или астронавтом /JinJin/: чувствую себя айдолом в группе MJ777: ну ты загнул ХD это где-то в параллельной вселенной Moonbin*3*: мне кажется, будь мы айдолами, джину был бы лидером Rocky: согласен $$$sanha$$$: что $$$sanha$$$: я типа макнэ?! ну уж нет!!!!!! $$$sanha$$$: пусть лучше “ыну” будет макнэ Moonbin*3*: санха, это не так работает Rocky: вот именно /JinJin/: ыну вижуал Cha Eunwoo: я польщён MJ777: это было бы круто, если бы мы все умели хотя бы петь Moonbin*3*: я умею танцевать Rocky: и я /JinJin/: знаете, мне кажется, диалог ушёл куда-то не туда $$$sanha$$$: ну хорошо джину, давайте поговорим о медицине *закатывает глаза* /JinJin/: ты что серьёзно просто написал звёздочка закатывает глаза звёздочка MJ777: а вы ели карри с чесноком фаршированное креветками? $$$sanha$$$: ... Cha Eunwoo: ... /JinJin/: ... Moonbin*3*: эм Moonbin*3*: давайте сменим тему Rocky: да $$$sanha$$$: что ты всё мунбину поддакиваешь? Moonbin*3*: что ты всё время возмущаешься?

***

      Май выдаётся жаркий и солнечный. Он три последние свои недели манит подростков и студентов на улицу, искать приключения и наслаждаться весной.       Минхёк не смог долго продержаться вдали от учебников. Он убрался практически во всём доме и даже во дворе, сделал небольшую перестановку в комнате, пытался читать книги, выучил новые рецепты блюд... Но, в конце-концов, перепробовав всё, стало скучно. И он решил взяться за учебники по анатомии, биологии, химии и прочему. Так сказать, подтянуться по предметам.       Одному в целом доме слишком скучно, но Минхёку не привыкать. К сожалению, его домашний арест не предполагает, чтобы могли приходить гости. Так или иначе, он считает, что лучше одному, чем с родителями. Они бросают на Хёка укоризненные взгляды. О чём-то бурно говорят, но стоит только войти сыну в комнату, тут же замолкают. Они не спрашивают его о здоровье и самочувствии. Минхёк только рад, что каждый день родители подолгу пропадают на работе. Это самый лучший вариант, который только может быть, и его такое одиночество вполне устраивает.       Месяц тянется медленно, день за днём. Первый день лета протекает также обычно, как и все. Мёнджун, почему-то, этого лета очень ждал, поэтому сыпит в чат бесконечные сообщения о том, как же он счастлив и прекрасно себя чувствует. Он обещает самому себе, что это лето будет лучшее в его жизни. Непременно.       Джину, как староста, всегда в курсе событий. Не только своей группы, но и всего университета в целом. Поэтому он постоянно сообщает какое-либо новости, типа «преподаватель по анатомии заболел, поэтому темы своих курсов нагоняем самостоятельно», или же «такой-то парень с такого-то курса сегодня чуть не устроил пожар в лаборатории». У него прекрасная осведомлённость.       На третий день лета Санха сообщает, что собирается участвовать в летнем фестивале. Это музыкальный фестиваль для студентов, проходящий в самой середине июля. Санха говорит, что собирается там сыграть на гитаре и поразить всех. Мёнджун, конечно, подшучивает над младшим, что тот зря бросил уроки гитары и его самоуверенность ни к чему хорошему не приведёт, а на фестивале он продемонстрирует лишь своё умение держать гитару в руках. Джину приходится выкручивать Мёнджуна и спасать от разгневанного Санхи.       На десятый день лета Донмин повергает всех в шок, сообщая, что больше не собирается быть главой театрального кружка и отдаёт этот титул кому-то другому. Он говорит, что у него в последнее время прибавилось обязанностей, и театральный кружок – лишняя нагрузка. А Джину говорит, что Донмину куда больше подошло бы быть актёром, чем врачом.       Минхёк скучает по ним всем, но больше всех он скучает по Мунбину.       Однажды ночью он думает, что стоило всё-таки обнять его в тот день. Хотя бы на прощанье. Выдержать целый месяц без Мунбина слишком сложно.       Сидя в одиночестве за кухонным столом и смотря на сереющий рассвет в окне, Минхёк думает, что любит Мунбина. Он понимает это всей душой и чувствует всем сердцем.       Он не знает и не думает даже, когда это произошло. С самой их первой встречи, когда спешащий Бин врезался в него, он уже произвёл сильное впечатление. Минхёк хорошо помнит, как в тот же день увидел его в столовой, и как через неделю тот защитил его от наркоманов, и как они впервые решили стать друзьями. Это было мимолётно и глупо, но укрепилось надолго.       Лёжа ночью в кровати и всматриваясь в чёрную стену, Минхёк вспоминает, как тот следил за ним до самого дома. Как они вместе с остальными провели ночь в заброшенной школе. Как тот заступился за него в столовой, и как они все собрались вместе. И, конечно же, Минхёк никак не может выкинуть из головы ту ночёвку.       Это был идеальный день. И теперь Минхёк понимает, что Мунбин имел в виду, когда говорил о свободе. Он сбегал из дома на один день и делал, что хочет, чтобы как следует насладиться чувством свободы и сохранить его на долгое время. У Минхёка всё точно также. Но дело не в свободе. Дело в том, что он был с Мунбином. И, наверное, было бы здорово вот так иногда проводить с ним целый день, приходить друг к другу на ночёвку и просто быть вместе, чтобы надолго запомнить такие дни.       Таща очередное ведро с водой от колодца к дому, Минхёк думает, что, всё-таки, та драка была не зря. Ведь если бы не она, то он бы так и не попал под домашний арест на месяц. А этот месяц многое поменял.       Он дал Минхёку остаться наедине со своими мыслями и разобраться в себе. Возможно, всё-таки, ничего не бывает зря. И всё, что случается – к лучшему.       Минхёк понимает, что любит Мунбина.       И какого-то жалкого месяца достаточно, чтобы сильно заскучать по нему.       А в один из первых летних дней он обнаруживает недалеко от собственного дома знакомую кошку.       И только разглядев её получше понимает, что это, чёрт возьми, Роа. Кошка Мунбина.       Он тут же забирает её домой и пишет сообщение Бину. Непонятно, как она оказалась так далеко от родного дома, как она нашла эту деревню и в особенности дом Минхёка. Но, в общем-то, в этом мире всё непонятно. Они с Бином решают, что Хёк привезёт ему Роа, как только арест закончится.       А заглянув в календарь, Минхёк понимает, что закончится-то он очень скоро. Со следующей недели уже стоит ожидать Хёка в институте. Эта мысль делает его счастливым.

***

      месяц назад...       – Хён, ты уверен, что это обязательно?       – На все сто процентов! Общежитие тебе точно понравится!       Как хороший хён, Мёнджун не смог остаться в стороне, услышав новость о том, что Мунбин сбежал из дома. И, конечно же, своевременно предложил вариант – переселиться в его общежитие.       – Ребята очень хорошие, кроме того, я там вроде как главный. Моё слово – закон, так что все тебя хорошо примут!       Они стоят у входа в на вид не особо новое здание. Университетское общежитие. Услышав последние слова, Мунбин пытается их забыть. Потому что место, где Мёнджун главный, никак не может быть хорошим. По крайней мере, спокойным уж точно.       Уверенным шагом Мёнджун открывает дверь, и с первых же минут Мунбина встречает пустое место вахтёра. Как объяснял хён, вахтёр у них любитель поразвлекаться где-то в городе, и не важно, в рабочий день или в выходной. А это значит, заходи и уходи в общежитие кто хочет.       При подъёме по лестнице Мунбина напрягает ещё одна вещь: повсюду, ото всех сторон, куда ни сунь свой нос – везде преследует этот противный и острый запах рамёна. Кажется, в этом месте совсем ничего другого не готовят. Мёнджун, уже давным-давно привыкший к этому запаху, бодро идёт вперёд, а Мунбин плетётся сзади, зажимает нос и уже жалеет, что согласился на это всё.       На самом деле, выбора особо не было: Санха и Донмин из богатых семей и уж точно не будут держать дома какого-то левого парня, у Джину какие-то разногласия с родителями (да он и сам довольно часто ночует у друзей), ну а Минхёка в этом плане даже и считать не стоит. Вариант Мёнджуна, пожалуй, единственный выход.       Но Мунбин ещё раз думает, действительно ли это общежитие лучше подсобки кафе или библиотеки, когда они добираются наконец до заветного четвёртого этажа. Мёнджун встаёт в проходе, полном дверей, и Мунбин останавливается за ним. С обеих сторон слышатся крики и возгласы; кто-то явно решил устроить марафон рок-музыки, а кого-то, похоже, режут. Мунбин сглатывает, когда из одной двери вылетает нож и прилетает в комнату напротив. Что там творится, одному Богу ведомо: летают тапки, грязные тряпки, учебники и даже одежда. Шум стоит такой громкий, что не слышно даже своих собственных мыслей.       Мёнджун поднимает вверх руки и три раза хлопает в ладоши. В этот момент невообразимый гул стихает. Мунбин аж сам от неожиданности задерживает дыхание.       Из одной из дверей просовывается голова какого-то рыжего парня. Он видит Мёнджуна и тут же широко улыбается.       – Мёнджун пришёл!       Прежний гул возвращается и нарастает с новой силой. Только теперь он радостный и торжественный. Из комнат высовываются головы и выбегают люди; все что-то весело кричат и размахивают руками. Мёнджун машет рукой и гордо улыбается. Оборачивается и подзывает Мунбина за собой. Тот вообще ничего не понимает и ещё раз жалеет, что пошёл сюда.       Он следом за Мёнджуном проходит в комнату, пробираясь сквозь скопления каких-то вещей, одежды и людей. Мунбин закрывает за собой дверь, и шумный гул остаётся позади. Перед ним – обычная общажная комната. Две двухэтажные кровати, на которых заняты только первые этажи. Несложно догадаться, кому они принадлежат – Мёнджуну и тому рыжему.       В комнате царит беспорядок: повсюду разбросаны учебники наравне с одеждой, по углам лежит никем не убираемый мусор, кровати незаправлены. «Минхёка бы сюда», – думает Мунбин. «Он бы точно здесь убрался».       Посреди всего этого беспорядка сидит тот рыжий парень в позе йога. То ли его разрез глаз через чур узкий, то ли он постоянно щурится – Бин не понимает. Одежда у него, как и все в этой комнате, бюджетная. Мунбин, кончено, не эксперт, но вряд ли рваная грязная рубашка и штаны на пару размеров длиннее – это стиль.       – Познакомься, Мунбин, – Мёнджун подталкивает его вперёд и рукой указывает на рыжего, – это Донхэ-хён.       Мунбин сглатывает, натягивает улыбку и неловко машет рукой. Этот Донхэ, сложивший ноги по-турецки, поднимает голову и улыбается во все тридцать зубов, что у него есть. Он напоминает какого-то хиппи.       – Рад приветствовать нового сожителя, – хрипит он.       – Я т-тоже, – проговаривает Бин.       Мёнджун с довольной улыбкой встаёт между ними и гордо хлопает в ладоши.       – Ну, раз вы познакомились, – говорит, – то время и вещи разложить.       Мунбин кивает, снимая с плеч рюкзак со своими вещами.       – Мёнджун-хён, какая твоя кровать?       – Да какая разница? – улыбается Мён. – Выбирай любую, дорогой!       Не очень бы хотелось оказаться на втором этаже кровати, принадлежащей этому странному Донхэ. Но Бин всё же доверяет своему чутью и выбирает кровать у окна. Как оказывается, это, к счастью, кровать Мёнджуна.       Мунбин открывает рюкзак и начинает доставать свои вещи. Тем временем Мёнджун садится на пол рядом с Донхэ, берёт в руки какие-то нитки, взявшиеся из ниоткуда, и начинает что-то плести прямо руками.       Бин не особо понимает, куда смотрит Донхэ, но такое чувство, что смотрит он в себя. Пытаясь не обращать на него внимания, Мунбин аккуратно стелит на чужой матрас своё белое покрывало. Мёнджун неожиданно вытягивает руки вверх с натянутыми на пальцы нитями и радостно вскрикивает:       – Кошачья колыбель!       В этот момент Донхэ будто одобряюще хлопает в ладоши и поворачивает голову на него.       – Молодец, мой верный ученик, – произносит он. – У тебя, наконец, получилось.       – Это всё благодаря Вам, Донхэ-сенсей.       Мунбин на секунду отрывается от растеливания покрывала и неодобрительно смотрит на этого Донхэ. Мол, вот как они тут время убивают. А ведь мог бы и чему-нибудь полезному научить, этот «сенсей».       – Вы только этим и занимаетесь?       Мёнджун бросает на него искренний непонимающий взгляд.       – А что такого? Это полезное времяпрепровождение.       – Да, полезное, – кивает Донхэ. – Особенно для человека, который хочет стать хирургом, важно развивать моторику рук.       Вообще-то, истина в этом есть. Мёнджуну, как и Джину, и вправду стоит развивать мелкую моторику. Да и к тому же – как ещё заставить Мёнджуна заниматься? А тут и интересно, и весело, и полезно. Неужели это и вправду придумал для него Донхэ? Чёрт, а он гений, этот рыжий сенсей.       – А ты, мой дорогой новый сожитель, кем хочешь стать? – неожиданно спрашивает своим хриплым голосом Донхэ.       Мунбин кладёт на свою кровать чистую белую подушку, параллельно осознавая, что это рыжий обращается к нему.       – Психотерапевтом, – отвечает он, выпрямляя концы подушки. – Или психиатром.       – Ооооо, – хрипло тянет Донхэ. Потом он вдруг подаётся вперёд и почему-то снижает громкость голоса. – А хотите тест на психа?       – На кого? – переспрашивает Мёнджун, хмуря брови.       – Тест на психа.       Мунбин стелит на кровать своё любимое тёплое одеяло, идеально укладывая с каждого края. Слова Донхэ его заинтересовывают.       – Валяй, – говорит он.       – Да, валяй, – хитро улыбается Мёнджун. – Я на все сто процентов уверен, что Мунбин окажется психом!       Донхэ, сидя в прежней позе, гордо выпрямляет спину, пока Мунбин возится с раскладыванием учебников на столе. Вдруг рыжий прокашливается и торжественно хлопает в ладоши, привлекая внимание – вот от кого Мёнджун этому научился.       – Итак, – говорит Донхэ. – Представьте, что вы – машинист поезда.       Мунбин отрывается от раскладывания учебников и нервно переглядывается с Мёнджуном.       – Перед вами железнодорожная развилка. На путях с одной стороны находится один богатый и влиятельный человек, а с другой – пять бездомных и неизвестных. Кого вы задавите, если жертв в любом случае не избежать?       Мунбин и Мёнджун умолкают, погружаясь в раздумья. Спустя несколько секунд первый уверенно отвечает:       – Наверное, троих. Так жертв будет меньше.       – А я – пятерых, – сообщает Мёнджун, – ведь они менее значимы. Правильно?       Донхэ вдруг смеётся, и Мёнджун даже отсаживается подальше.       – Поздравляю, Мёнджун, – сквозь смех произносит Донхэ. – Ты – псих.       – Я – что?! – Мёнджун поднимается на ноги и обиженно глядит на рыжего сверху вниз. – Да я просто хотел отличающийся от Бина вариант выбрать, вот и всё!       – Ну да, хён, конечно, – тихо посмеивается Мунбин. – Так мы и поверили.       Ему на секунду кажется, что они с Донхэ могли бы стать отличными друзьями. Тем временем Мёнджун не унимается и топает ногами:       – Давай ещё тест!       – Ещё? – Донхэ на время задумывается. Потом что-то приходит ему в голову и он говорит: – Ладно, давайте ещё тест.       Мёнджун наконец унимается и садится обратно на пол. С заинтересованным видом смотрит на рыжего. Мунбин же приступает к раскладыванию взятой с собой одежды.       – Итак, представьте, что вы – случайный прохожий в метро.       Мунбин откладывает разбор одежды и заинтересованно оборачивается к Донхэ.       – На рельсах лежит пять человек, но рядом с вами стоит полный мужчина, – говорит рыжий. – Если столкнуть его вниз – можно остановить движение транспорта заранее и спасти остальных. Сделаете ли вы это?       – Теперь я первый отвечаю! – кричит Мёнджун и поднимает руку вверх, как школьник. – Так, я... Хмм... – он хмурится. – Если пожертвую одним, то спасу пятерых... Я... Я думаю, что я сделаю это.       – А ты, сожитель? – Донхэ поворачивает голову на Мунбина.       – Я думаю, что нет, – уверенно отвечает Бин. – Какой нормальный человек столкнёт другого на рельсы?       – Отлично! Ты справился с тестом! – радостно восклицает Донхэ.       – А я? – Мёнджун любопытствующе трясёт того за плечо. – А я справился?       – А ты – псих! – с улыбкой заключает Донхэ.       Мунбин издаёт тихий смешок, а Мён безнадёжно и ошарашенно облокачивается на стену.       – Как псих?...       Мунбин не выдерживает и смеётся над другом. Ему смешно от того, что хён слишком серьёзно воспринимает эти тесты. Всё-таки он такой ребёнок.       А Мунбин в очередной раз убедился, что с ним всё в порядке и он никогда не поступит, как псих.       По крайней мере, он в это верит.       Однако Мёнджун не успокаивается. Он снова подскакивает на ноги, обречённо глядя на Донхэ, потом на Мунбина, и снова на Донхэ. В конце-концов приказным тоном сообщает:       – А ну-ка давай ещё тест!       – Ещё?! – Донхэ вытягивает шею и замирает. Кажется, он пытается что-то вспомнить. Потом на его лице появляется непонятная ухмылка. – Ну ладно, давайте ещё тест.       Мёнджун бросает взгляд на Мунбина и говорит:       – В этот раз я тебя точно обойду!       Бин безобидного смеётся. Донхэ же прочищает горло, привлекая внимание.       – Итак, представьте, что вы – червяк.       Нависает неловкая тишина. Мунбин и Мёнджун в предвкушении переглядываются.       – Кто представил – тот псих! – Донхэ хлопает в ладоши и громко и заливисто смеётся.       Хотя до Мунбина доходит не сразу, потом он тоже взрывается смехом. Даже одежда из рук вываливается. А вот Мёнджун, похоже, единственный здесь шутку не оценил. Он обиженно смотрит на хохочущего Донхэ.       – Ты играешь не по правилам, сенсей, – произносит.       Вдруг у него в кармане звонит телефон, и Бин с Донхэ синхронно замолкают. Мёнджун жадно достаёт телефон, заглядывает в экран и улыбается. Потом боязливо отвечает на звонок и возбуждённо отворачивается к окну.       – Здравствуйте. Да, это Мёнджун. Да, да. Ага. – Молчание. – В каком смысле? Почему? Нет, нет, так нельзя! Эй, вы слышите меня? Стойте! Стойте, не отключайтесь!       Мёнджун отодвигает телефон от уха. В нём слышны гудки. Его рука безнадёжно и расстроенно опускается.       Он молчит и не разворачивается, так что Мунбин не видит выражения его лица. Но, всё же, Мён явно чем-то огорчён.       – Что-то случилось? – спрашивает осторожно.       Мёнджун собирается с силами и оборачивается к нему с улыбкой. Правда, Бин сразу замечает её натянутость.       – Мне отказали в подработке, – говорит он так, будто это какая-то мелочь. – Это уже четвёртый отказ за неделю.       – Оу, хён... – Мунбин пытается переосмыслить услышанное. – Я и не знал, что ты ищешь подработку...       Мёнджун криво пожимает плечами и снова натянуто улыбается. Бин замечает, что Донхэ смотрит на него как-то с сожалением.       – Ты не волнуйся, Мунбин: как я и сказал, в этом месяце я заплачу за тебя половину, – говорит Мён в приподнятом тоне. – Этих подработок не перечесть, успею куда-нибудь устроиться!       Бин думает, что хён, по сути, единственный из них всех родом из бедной семьи. Это общежитие выглядит не очень надёжным, и, должно быть, здесь трудно выживать. Но, тем не менее, он не может вспомнить, что бы Мёнджун хоть раз на что-то жаловался или вообще рассказывал о своих проблемах.       Так или иначе, учитывая подобный образ жизни, проблем у Мёнджуна должно быть немеренно. И Мунбин думает, что он – лишь одна из проблем. Сбежал тут из дома, напросился в чужую общагу, так ещё и только половину за проживание заплатил. Бин чувствует внутри только жгучее чувство вины.       – Хён...       – Не переживай, Бин, – Мёнджун продолжает улыбаться. – Я же понимаю, какая у тебя тяжёлая ситуация.       «Не тяжелее, чем у тебя», – думает Бин.

***

      Последний рабочий день недели выдаётся для Донмина нелёгким. Когда он в тот день упал в обморок, ни отцу, ни матери об этом не рассказал. Потому что знает: на них такие слова, как “я устал” или “мне плохо” не работают. Донмин снова провёл пару ночей без сна и голова невообразимо болит. Нет, не болит – она пульсирует, раскалывается и взрывается.       Как и месяц назад, Донмин снова ощущает прежнюю тяжесть в ногах и усталость по всему телу. Руки дрожат и трясутся, даже если их зажать. Под красными глазами мешки. Таблетки от головокружения не спасают.       Донмин из последних сил закидывает на плечи рюкзак. Он едва стоит на ногах, но всё же делает вид, что всё в полном порядке. Пошатываясь, выходит из университета. Времени на обед нет, и он сожалеет, что не предупредил Бина, Джину, Санху и Мёна и уходит вот так – молча. Но на счету каждая минута.       Ведь сегодня после университета урок гитары и потом пианино, затем час биологии, час анатомии, уборка, ужин, час иностранного языка и работа в саду. Всё нужно успеть. И лучше – как можно раньше, не то опять придётся заканчивать свои дела ночью. А этой ночью Донмин хочет поспать.       Он уже подходит к воротам, как вдруг слышит позади приближающиеся быстрые шаги. Кто-то бежит к нему.       – Ты куда угодишь? – спрашивает Санха и разворачивает Донмина.       – У меня дела, – говорит он и разворачивается обратно. – Мне нужно идти.       – Какие дела? – Санха не даёт тому и шага ступить, обгоняет и становится прямо перед ним, преграждая путь. – Ты себя в зеркало вообще видел? Опять хочешь в обморок упасть, чтобы я тебя потом как маленького чаем поил?!       – Отойди, – Донмин нагло отодвигает того рукой и продолжает идти.       Санха думает, и когда же это Донмин таким наглым стал и от кого этой наглости понабрался, а потом вспоминает, что, конечно же, от него. Он же тут самый наглый. А раз так, то и сейчас ему его наглость не помешает, а только пригодится.       Когда Донмин уже выходит за ворота, Санха неожиданно и крепко хватает его за спину и вцепляется мёртвой хваткой. Как будто он в детской игре про липучку-приставучку.       – Не пущу! – кричит он, пытаясь удержать Мина на месте.       – Что ты делаешь? – старший пытается высвободиться, но бесполезно. – У меня много дел! Пусти!       Чем больше он сопротивляется, тем сильнее Санха сжимает его и тянет назад.       – Знаю я твои дела, – проговаривает он. – Уроки, учёба, уборка и так бесконечно! Ты правда хочешь этим заниматься?       Донмин резко останавливается, и Санха едва не падает на его спину.       – Ну, вообще-то, нет.       Санха наконец отпускает его и выпрямляется. Он заглядывает Донмину в глаза.       – Ну вот, видишь! –говорит он обвинительным тоном. – Тогда чем ты хочешь заняться?       – Я хочу спать, – отвечает старший не задумываясь.       – Спать?! – Санха задумывается и зависает на несколько секунд. – Я знаю одно секретное место, где можно отдохнуть, и никто не помешает!       – Что?       – Пошли!       Санха хватает его за руку и тянет вперёд по тротуару, как вдруг они слышат позади гудок машины. Синхронно обернувшись, они видят недалеко дорогой автомобиль. За рулём сидит обычный шофёр, а рядом с ним – никто иной, как отец Донмина.       Какого чёрта.       Увидев его, Санха тут же затаскивает Мина в первые попавшиеся кусты. Там они тихо замирают среди листвы и веток. Младший даже задерживает дыхание. Они не должны были их увидеть.       – Кажется, они нас не заметили, – шепчет Донмин.       Санха кивает. А потом, кажется, что-то приходит ему в голову, глаза загораются идеей.       – Слушай, – шепчет он и толкает Донмина локтем в плечо, – а хочешь я с твоим отцом прямо сейчас разберусь?       – Что?! – Донмин пугается, подозревая, что ничего хорошего из этого нк выйдет. – Нет, не надо!       Он пытается удержать младшего, но Санху уже не остановить. Он уверенно выходит из кустов и без капли страха направляется к машине отца Донмина.       – Мистер Ли? – до деловито спрашивает, останавливаясь перед самой машиной. Только в этот момент отец Донмина замечает его. – Это ведь вы, верно?       Мужчина спокойно и с осуждением в глазах проходит по Санхе взглядом.       – Ты ещё кто? – спрашивает без особой заинтересованности.       – Я? Я лучший друг вашего сына, – также спокойно и гордо отвечает Санха. – Вы даже не знаете друзей родного сына? А ещё отец называется!       Он произносит это в своей манере, и выходит очень горделиво и натавляюще. Но отец Донмина совершенно непоколебим. Он спокойно отворачивается и показательно игнорирует младшего.       – Что, даже ответить нечего? – продолжает Санха уже более нагло. – Ну конечно, откуда там в вашей голове мозгам взяться? Вы же из дома-то не выходите, за вас всё сын делает. Сделай то, сделай это... – его голос неожиданно повышается. – Донмин, вообще-то, человек, а не робот, и жить ему тоже хочется! А если вам так надо – сами и делайте всю работу за него!       Грубо, дерзко, нагло. По-хамски. Но Санха не боится. Наглость, как говорится, второе счастье.       – Ты... – у мужчины явно пропадает дар речи. Он смотрит на Санху дикими глазами. Кажется, вот-вот встанет и шею свёрнет. – Ты что себе позволяешь?       Он видит, как к Санхе неуверенными и слегка боязливыми шагами подходит Донмин и останавливается рядом с ним. Младший же продолжает горделиво стоять, и его лицо так и говорит: «Ну, и что ты мне сделаешь?».       Мужчина сглатывает и взглядом, полным серьёзности и сдерживаемой ярости, смотрит на Донмина.       – Садись в машину, – проговаривает он. – Дома тебя ждёт серьёзный разговор.       Санха закатывает глаза, и Донмин это замечает. И принимает решение, что нужно хоть раз сказать «нет», когда действительно нет.       – Нет.       Отец округляет глаза. Затем, пытаясь скрыть своё удивление, он терпеливо и глубоко вздыхает.       – Хорошо, – говорит он со спокойствием и строгостью. – Даю тебе последний шанс. Либо ты сейчас садишься в машину, либо уходишь с ним.       Донмин непонимающе смотрит на отца, показывая свой страх. Но тот остаётся хладнокровным.       – Выбирай: либо я, либо он, – заключает отец.       Донмин вздрагивает. Всё идёт не очень хорошо. Если он выберет Санху, то потом его наверняка ждёт жестокое наказание от отца. А может, тот и вовсе обидится и перестанет разговаривать с сыном. Но если он выберет отца, то он оставит не только Санху, но и свою свободу.       Донмин переводит взгляд с Санхи на отца, с отца на Санху. В конце-концов, останавливается на отце.       – Хорошо, отец, – ровно произносит он. – Я выбрал.       Затем поворачивает голову на Санху и смотрит в его уверенные глаза.       – Пошли.       Санха кивает. Он ожидал и не ждал этого одновременно. Но, тем не менее, Донмин выбрал его. Санха бросает на его отца последний, побеждающий взгляд, и разворачивается, ступая вместе с Донмином в противоположную от машины сторону.       – Я не понял, – возмущается мужчина и поднимается с места. – Как ты относишься к отцу? – он кричит сыну вслед. – А ну стоять! Тебя ждёт очень серьёзный разговор! Запомни это! Ты пожалеешь!       Но Донмин уже не слушает его. Он выбрал Санху.
Примечания:
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.