always you

      В один из обычных, ничем не выделяющихся, будних дней Минхёк застаёт родителей за странным разговором. Точнее, не застаёт – просто удачно оказывается за стенкой кухни в самый разгар их разговора. Почему бы не подслушать?       – Говоришь, на том поле? – тихий голос мамы.       Они будто специально говорят тихо. Через стенку довольно сложно что-либо услышать, но некоторые фразы выдаются отчётливо. Минхёк прикладывает ухо к стене.       – Да, в воскресенье, – отец.       – Что там делать, в этом поле? – мама.       – Раз сказано, значит надо придти.       Из услышанного Минхёк делает вывод, что родители в это воскресенье должны придти куда-то на поле. Но этих полей – немерено! Куда именно? И, что самое главное, зачем? И кем «сказано»?       – Ох, не люблю это поле, – досадливо вздыхает мать. – И почему именно там?..       – Я тоже не понимаю, почему нельзя было в коттедже, – произносит папа. – Опять машину у остановки парковать...       Ага. У остановки. За всю дорогу от деревни до города есть только одна автобусная остановка. То есть место, в которое «должны» придти родители – недалеко от остановки. Минхёк быстро прокручивает в памяти местность: жёлтое пшеничное поле, довольно обширное. Он там никогда не бывал, так что непонятно, есть там места для «сбора» или вообще хоть что-то, помимо пшеницы, раз родителям надо туда придти.       Родители за стеной начинают ещё тише о чём-то шептаться, но Минхёк, понимая, что уловил вполне достаточное количество необходимой информации, просто заходит на кухню. И, конечно, как это обычно бывает, родители тут же замолкают, притворяясь, что занимаются каждый своими делами.       Настало время положить этому конец.       Когда наступает воскресенье, проходит ровно неделя с того момента, как Минхёк и Мунбин стали парой. Они договорились встречаться каждое воскресенье, поэтому сейчас сидят вместе дома у Мунбина.       Обещанный дождь за всю неделю так и не обрушился на город. Однако, кажется, готов это сделать: сегодня погода выдалась пасмурной. На сером бледном небе повисли грозовые тучи на угольном горизонте. Пепельный холодный асфальт безлико ожидает мокрых капель дождя. Иначе говоря, погодка совсем не для прогулок.       Минхёк примостился на чужой кровати, а на его ногах разлеглась дремлющая Роа. Бин сидит на подоконнике, смотря на тусклое серое небо за окном, и говорит, что в скором времени должны приехать его родители. Самый ранний срок – сегодня вечером, а самый поздний – завтра днём.       Минхёк думает, что надо всё-таки рассказать Мунбину о том подслушанном разговоре. Он собирается с силами и говорит:       – Хён, я должен кое-что сказать, – однако мысли никак не вяжутся. – Я, в общем, это, мы должны...        Он жалеет, что не подумал о том, как сказать. Мунбин слезает с подоконника и садится на самый край кровати, заставляя Роа проснуться и сонно оглядеться по сторонам.       – Так что? – спрашивает Бин с улыбкой.       – Ну, это, в общем... – Минхёк вздыхает. – Я узнал, что сегодня мои родители пойдут в одно место, на поле. И я думал посмотреть, зачем им это...       – Ты хочешь проследить? – удивляется Бин.       – Нет! – Минхёк повышает голос, и Роа подскакивает на ноги. – Мы могли бы просто посмотреть, что на том поле. Если, конечно, ты хочешь...       Мунбин на несколько секунд задумывается. Потом улыбается и неожиданно встаёт с кровати, хлопая в ладоши.       – Давай! – говорит с энтузиазмом. – Давно у меня не было таких приключений.       – Правда? – Хёк от радости улыбается.       – Да. Пошли? – Бин улыбается в ответ, и его глаза увлечённо загораются.       – П-прямо сейчас? – округляет глаза Минхёк.       Мунбин хватает его за руку и тянет на себя, заставляя подняться с кровати. Испуганная Роа убегает восвояси.       Настало время положить конец всем тайнам.

***

      – Знаешь, Мунбин-хён, я передумал.       Почти пустой автобус с ворчливым водителем за рулём медленно приближается к пункту назначения. Он минует жёлтые и зелёные поля, будто приглушённые из-за отсутствия солнечного света. За окном небо пасмурное и тяжёлое, идеально однотонное. В некоторых местах на стекло покрапывает дождь, но тут же прекращается.       Мунбин отворачивается от окна, бросая на Минхёка удивлённый взгляд.       – Почему?       Минхёк сжимает ладони в кулаки и прикусывает губу.       – Ну... Я боюсь.       За исключением них и водителя, в автобусе находится только два человека: грустный старичок на заднем сидении и молодая девушка в старомодной одежде. Мунбин кладёт свою руку на ладонь Минхёка и улыбается.       – Не бойся. Если что, я тебя защищу.       Минхёк не особо понимает, как это работает, но из-за убедительного тона Мунбина необоснованный страх как рукой снимает. Он неосознанно улыбается и кивает.       Автобус замедляется, приближаясь к остановке. Водитель мямлит что-то невнятное, пока Минхёк с Мунбином суетливо пробираются к выходу.       Остановка. Как только Бин после Минхёка ступает на асфальт, дверь позади тут же закрывается и автобус мимолётно уезжает. Минхёк к этому уже привык, а Мунбин удивляется и смотрит вслед автобусу. Там впереди, на горизонте, виднеется тот самый мост. Где-то за ним должна быть деревня. А значит, отсюда до деревни меньше половины пути.       Минхёк делает шаг в насыпь. Перед парнями простирается обширное пшеничное поле. Тусклая жёлтая трава высокая и сухая, лежит под серым свинцовым небом, где свободно гуляет ветер.       Минхёк оглядывается по сторонам. Машины родителей нигде нет. Либо они уже уехали, либо до сих пор не приехали. А может, припарковались в другом месте.       – Ну что, пошли? – воодушевлённо произносит Бин, вырывая младшего из своих мыслей.       Бин первым делает шаг в поле, медля и оглядываясь, пока Хёк не ступает вслед за ним. Автобусная остановка остаётся позади.       Они идут через бледно жёлтые пшеничные колосья, достигающие чуть ли не полтора метра в высоту. Бин идёт впереди, раздвигая пшеницу руками. Небо наверху медленно наливается серебром. В спину подгоняет порыв тёплого ветра.       Через пару минут на пути, помимо пшеницы, начинает встречаться трава. А потом и вовсе пшеница сменяется только зелёными высокими стеблями. Трава по высоте едва ли не выше Минхёка. Бину становится всё сложнее прокладывать через неё путь.       Где-то наверху свистит ветер. Воздух свеж и влажен. Зелёные стебли лезут в лицо со всех сторон. В этой траве, кажется, можно утонуть. Парни не сдаются, продолжая идти вперёд. Но кругом ничего, кроме зелёных растений, не виднеется. Между тем время медленно течёт, а кажется, что с места парни вообще не сдвигаются.       Сильный порыв ветра мягко склоняет зелёную травяную стену в сторону, после чего она подаётся назад. Проходит несколько минут бесцельного брождения сквозь поле, пока Мунбин вдруг не останавливается с огорчающим пониманием:       – Походу, мы заблудились.       Минхёк останавливается вслед за ним. Быстро оценивает эту безнадёжную обстановку. Обзору совершенно ничего, кроме вездесущей высокой зелёной травы и мрачного серого неба над головой, не открывается. Он нервно вздыхает.       – Тогда пошли назад.       – Назад? – удивляется Бин, оборачиваясь. – Так ничего и не увидев?       – Ну... – Хёк опускает голову. – Мне немного страшно.       Мунбин грустно вздыхает, но потом быстро натягивает улыбку. Кладёт Минхёку руку на плечо.       – Ладно, пошли назад.       В его глазах Минхёк видит разочарование. Ну вот, он расстроен. Мунбин не должен быть расстроен. Он должен улыбаться. В конце-концов, они просто побродили по полю, и теперь должны сдаться? Хёк решительно набирает в грудь побольше воздуха.       – Нет, – твёрдо. – Мы не для того сюда пришли, чтобы теперь уходить, ничего не узнав.       – Минхёк?       – Идём, идём! – он подталкивает старшего в спину.       Переосмыслив ситуацию, Бин смело ступает вперёд. Хёк замечает на его лице улыбку. Отлично.       – Да и вообще, мне нечего бояться, пока ты со мной, – тихо произносит он.       – Что? – оборачивается Мунбин.       – Идём дальше! – смеётся Минхёк и снова подталкивает того в спину.       Они идут дальше сквозь высокие зелёные стебли травы. Непроглядная зелёная стена. Порывы ветра едва касаются только волос Мунбина, остальное прикрывает трава. На небе сгущаются тяжёлые серые тучи. Кажется, вот-вот пойдёт дождь.       Проходит ещё пара минут бесцельного брождения, и теперь сдаться хочет уже Мунбин. Однако в последнюю секунду парни замечают, что дорога под ногами клонится вниз. Это склон, и теперь идти приходится вдвойне осторожней.       Аккуратными шагами парни наконец спускаются. Из-за толщи травы ничего не видно, но земля под ногами выравнивается. У Минхёка возникает ощущение, что они вот-вот к чему-то придут.       И интуиция его не подводит. Мунбин резко останавливается, и Минхёк равняется с ним.       Перед ними простирается широкое поле, полное невысокой пшеницы. Её жёлтые колосья едва доходят до колен, сгибаясь волнами от гуляющего ветра. У поля неровный рельеф, полный ямок и холмов. На серебристом горизонте, если хорошенько приглядеться, можно увидеть часть реки и другой берег.       Ровные ряды низенькой жёлтой пшеницы сталкиваются с непроглядной высокой зелёной травой ровно в том месте, где стоят Мунбин с Минхёком. Кажется, будто здесь начинается совершенно новая территория.       Они некоторое время так и стоят молча, рассматривая раскинувшееся перед ними поле. В какой-то момент Бин замечает вдалеке здание непонятной формы. Он указывает туда пальцем.       – Смотри, Хёк-а, – щурится. – Там что-то есть.       Минхёк замечает здание и вглядывается в него. Оно бледно-серое, маленькое и действительно непонятной формы; а может, так кажется издалека. Кроме него на поле больше ничего нет, оно абсолютно пустое.       – Пошли туда? – предлагает Бин и толкает Хёка локтем в плечо.       Хёк нервно сглатывает, подавляя страх. Его волосы развеваются на холодном ветру. Странно, думает он; даже на заброшке он не так боялся, как сейчас. Но выбора нет: это здание – единственное место, где могли бы собраться люди.       – Пошли, – кивает Минхёк.       Сильный порыв ветра подталкивает в спины и сгибает жёлтые колосья пшеницы. Поле вокруг бледнеет. Небо нависает серым полотном и далёкими грозовыми тучами, сгущает тяжёлые тёмные облака на горизонте. Воздух отдаёт свежестью и лёгкой духотой.       Чем ближе Минхёк и Мунбин подходят к зданию, тем отчётливее вырисовываются его образы. Старая, довольно заброшенная постройка метров пятнадцать в высоту, покосившаяся набок. Напоминает какой-то древний небольшой храм. Белая стена вся в пыли и трещинах, а наверху, под самой крышей, виднеется маленькое окно.       Минхёк замедляет шаг, а в метрах пяти от здания и вовсе останавливается. Мунбин же смело проходит вперёд. Он осторожно проводит пальцем по белой стене, и пыль остаётся на нём.       – Оно явно стоит тут давно... – проговаривает себе под нос.       Минхёк осмеливается и тоже подходит к зданию. Задирает голову к крыше. Там, наверху, собираются серые облака.       – Кому вообще понадобилось строить здесь здание? – спрашивает он в пустоту.       – Нда... Странно всё это, – задумчиво кивает Бин. – Тут где-то должен быть вход.       – Т-ты хочешь туда зайти? – напрягается Хёк.       – Мне просто интересно, – отвечает Бин, аккуратно шагая вдоль стены.       Вход долго искать не приходится: он оказывается прямо за поворотом. Точнее, остатки входа. Половина стены просто отсутствует, и о том, что она когда-либо существовала, напоминают лишь неровные края образовавшейся дыры.       – Оу, – то ли с отвращением, то ли с удивлением произносит Бин и останавливается.       Минхёк тоже заглядывает туда. Пола в этом полуразрушенном здании нет, либо он провалился, потому что все завалено сухой землёй. Стены внутри ещё более грязные, чем снаружи, и уже даже не белые, а просто серые. В некоторых местах встречаются надписи красками; значит, сюда всё-таки хотя бы изредка ходят подростки.       – Странное место, – заключает Минхёк. – Мне оно не нравится. Пошли отсюда.       – Смотри! – вдруг громко произносит Бин и указывает пальцем куда-то вперёд.       Минхёк следует взглядом направлению его руки и видит впереди небольшое углубление, которое издалека видно не было. Там, в этом углублении, стоит самая настоящая церковь. Точнее, нечто, напоминающее церковь: белое, уже явно не заброшенное, здание без какой-либо символики. Оно выглядит чистым и даже, может быть, недавно построенным.       – Там что-то есть, – добавляет Бин, опуская руку, и переводит взгляд на Хёка. – Посмотрим?       Минхёк сглатывает. Всё это нереально напрягает. Зачем кому-то строить какие-то храмы (или что это вообще) посреди огромного и пустого пшеничного поля? Да сюда даже добираться трудно. Кому такое придёт в голову?       – Если ты боишься, то уйдём сейчас, – тут же спохватывается Бин и даже слегка отворачивается по направлению назад.       Однако это, может быть, единственный шанс узнать, что скрывают родители. Иногда в жизни нужно делать сумасшедшие вещи.       – Только одним глазком, – произносит Хёк, делая шаг вперёд.       – Я, если честно, тоже боюсь, – тихо смеётся Бин, обгоняя его.       Они осторожно спускаются в углубление. Загадочная церковь оказывается прямо перед ними.       Ветер свистит и усиливается. Горизонт темнеет, тёмные тучи надвигаются всё ближе. Это место отдаёт враждебностью и недружелюбием.       Здание слегка повёрнуто вбок. И, что странно, вход, который находится справа, не имеет двери. Заходи кто хочет, если, конечно, смелости хватит. Мунбин продолжает уверенно шагать вперёд, и Минхёк следует его примеру.       Чем ближе оказывается здание, тем страшнее становится обоим. Наконец оказавшись около стены, Бин поднимается на носочки, оборачивается к Минхёку, прикладывая палец ко рту, мол, «тихо», и осторожно ступает ко входу.       Минхёк даже дыхание задерживает. Мунбин останавливается у входа и заглядывает за стену. Хёк, наклонившись пониже, тоже заглядывает внутрь. Всё-таки хорошо, что здесь нет двери.       Внутри это здание действительно напоминает церковь. Вот только разглядеть как следует помещение времени нет: прямо в центре кругом стоит несколько людей. Все они выглядят, как обычные люди: простая, повседневная одежда, от подростков до стариков. Бин выдыхает тихое «вау». Хотя здесь нет ничего удивительного – человек десять-пятнадцать, должно быть, собрались для обсуждения чего-то важного.       На первый взгляд. А потом Минхёк вспоминает, где они находятся.       Это же чёрт возьми церковь хрен пойми где – в пустынном поле, откуда и до деревни, и до города далеко. Зачем тут собираться людям? Быстро пробежав глазами по присутствующим, Хёк убеждается, что его родителей здесь нет.       Зато встречается пара знакомых лиц. Например, Джимон. Тот самый человек из участка, который, как оказалось, с Хёком знаком. Что он, чёрт возьми, здесь делает?       Но это ещё не самый странный из увиденных Хёком людей. Среди всех прочих он замечает того, кого даже и в мыслях не было. Чон Гёуна.       Гёун, как и все остальные люди, также стоит в кругу, но его глаза почему-то, в отличие от остальных, закрыты. Увидеть его здесь больше, чем неожиданно. Минхёк вздрагивает и переводит взгляд в центр круга, чтобы понять, зачем они так выстроились.       Из-за какого-то незнакомца, стоящего спиной, Хёк разглядывает белую фигуру. Человек, стоящий в центре круга. Он тоже стоит спиной. И он весь в белой одежде, с головы до ног.       Как тот самый человек, которого Минхёк увидел давно в детстве на пороге дома. Это он.       – А чё там Гёун делает?! – ошарашенно шепчет Бин.       Но Минхёк ничего не отвечает, потому что поглощён своими мыслями. Он уверен, что там, а центре круга, стоит тот самый. Загадочный незнакомец.       Белая одежда, капюшон, высокий рост. Он выглядит, как главарь. Минхёк сглатывает и чувствует, как по коже пробегают мурашки. Он ожидал его больше никогда не увидеть.       Одна секунда. Белый человек оборачивается. Сталкивается с Минхёком глазами. Один миг, и Минхёк чувствует враждебность и ужас. Испепеляющий, но ничего не выражающий взгляд чёрных глаз. В один момент оборачиваются и все остальные.       Минхёк вслух удивляется, осознавая, что в груди не хватает воздуха, и ошарашенно пятится назад. Мунбин тоже отлипает от стены и бросает на Хёка удивлённый взгляд.       – Хёк-а, ты чего? – снова прикладывает палец к губам. – Тише!       – Т-т-там!... – дрожащей рукой Минхёк пытается указать на вход, продолжая отступать назад. Перед глазами до сих пор стоит образ того белого человека, смотрящего насквозь своими чёрными глазами. Минхёк спотыкается и падает на землю.       – Эй-эй, успокойся, – Бин тут же перестаёт шептать и наклоняется к Минхёку. – Уходим, пока они нас не заметили.       Он хватает младшего за руку с намерением потянуть за собой, но вдруг замирает. Они оба слышат доносящийся из здания чей-то мужской крик: «За ними!» и последующий лай собак.       Минхёк сам моментально поднимается на ноги и срывается с места. Мунбин, не долго думая, следует за ним.       Мимо проносится подъём, та полуразрушенная заброшка, пшеничное поле. Серое небо пестрит серебристыми красками. Сзади слышится не отстающий ни на шаг лай собак. Больше Минхёк ничего не слышит.       Он мимолётно минует поле. Так быстро он ещё никогда в своей жизни не бегал, но остановиться уже не может. Шум давит на уши, пасмурный пейзаж проносится калейдоскопом перед глазами. Минхёк уже даже не уверен, слышит ли он позади лай собак. Но, будучи охваченным паникой, времени остановиться или вообще оценить обстановку нет. Сердце бьётся очень быстро и его звук отдаётся в уши.       Он забегает в высокую зелёную траву и тут же теряется. Стебли лезут в глаза, закрывая любой вид, царапают руки. Лёгкие начинают болеть. Ветер дует в лицо и наклоняет травяную стену из стороны в сторону. Навязчивое чувство страха не даёт остановиться, даже когда Минхёк понимает, что он не знает, куда бежит, и, должно быть, заблудился.       Мунбин резко хватает его за руку и останавливает. Минхёк в панике оборачивается и сталкивается глазами с Мунбином, покрасневшим и пытающимся отдышаться.       – Кажется, они отстали... – произносит он.       – Н-нужно уходить! – громко просит Минхёк, тяня его на себя. – Они могут нас догнать!       – Кто? Собаки? – Мунбин твёрдо стоит на месте. – Они отстали. Давай лучше переведём дух и-       – Я видел его! – кричит Минхёк, отпуская чужую руку. – Он посмотрел прямо на меня!       Он в панике оглядывается по сторонам, будто кто-то здесь, в этой высокой траве, может их услышать или вообще увидеть.       – Успокойся, здесь нас не достанут, – произносит Мунбин.       Он снова хватает Минхёка за руку, но тот резко выхватывает её. Бросает на Бина испуганный взгляд.       – О-он меня видел! – кричит он, не в силах себя контролировать. – Посмотрел прямо мне в глаза!       – Успокойся, – просит Бин, делая шаг вперёд. Минхёк же инстинктивно делает шаг назад. – Здесь мы в безопасности. Они не бегут за нами.       – У н-него чёрные глаза! – Хёк продолжает кричать, будто говорит это сам себе. – П-прямо как тогда, в детстве!       – Минхёк, – Бин снова делает шаг к нему. – Пожалуйста, послушай-       – Не подходи ко мне! – кричит Минхёк.       Он продолжает отступать, но в какой-то момент спотыкается и падает. Мунбин осторожными шагами подходит к нему и садится на корточки. Хёк продолжает в страхе отползать назад.       – Всё в порядке, Минхёк, – твёрдо произносит Мунбин, смотря ему в глаза. – Они нас не догонят, всё.       Он кладёт свои руки младшему на плечи, и тот вздрагивает. Пытается что-то произнести, но только глотает воздух. Мунбин уверенно смотрит на него и едва заметно улыбается.       – Успокойся. Мы в безопасности, не бойся.       Он сжимает младшему плечи, и тот немного приходит в себя. Прежде всего, он осознаёт, что они убежали достаточно далеко, к тому же укрылись в высокой траве. Рядом Мунбин, а значит, бояться нечего. Хёк успокаивается, приводя в порядок дыхание, и Бин облегчённо улыбается.       Небо заметно темнеет из-за тяжёлых туч. В какой-то момент на землю падает маленькая капля, потом ещё больше, и, в конце-концов, начинается дождь. Лёгкий, прохладный, ненавязчивый. Мунбин и Минхёк одновременно задирают голову к небу. Оба понимают, что пора отсюда уходить.       – Пойдём, – говорит Мунбин, поднимая младшего за руки.       Хёк встряхивает головой. Привести свои мысли в порядок довольно сложно. Слишком много вопросов крутятся на кромке сознания. Кто эти люди и зачем они здесь собрались? Что здесь делает тот человек из его воспоминаний? И зачем сюда нужно было его родителям, но их здесь не оказалось?       Мунбин бесцеремонно тянет его за руку вперёд. Минхёк пытается сфокусироваться на происходящем. Нужно просто убираться отсюда, как можно скорее. Здесь нельзя оставаться.       Мунбин, как и по пути вперёд, прочищает путь. Он не уверен точно, куда идти – просто идёт куда-то, разгребая высокие стебли травы руками.       Зелёные стебли моментально становятся мокрыми и прилипают к голым рукам и влажной одежде. Земля чавкает под ногами. Дождь становится сильнее с каждой минутой, и это заставляет парней ускорится.       Через пару минут трава неожиданно сменяется высокими колосьями пшеницы. Дорога впереди становится видна. Мунбин подгоняет Минхёка за собой, и они довольно быстро покидают поле.       Асфальт мокрый и тёмный. В воздухе витает запах дождя и влажной травы. Горизонт серебрится, дорога одиноко пустеет. Вокруг нет ни одного дерева, под которым можно было бы укрыться от дождя. Мунбин вздыхает и кладёт руки на пояс.       – Мы должны были предвидеть это, – говорит он, обречённо поднимая глаза к серому небу.       Минхёк прожигает взглядом мокрый асфальт. Чёрная чёлка лезет на глаза. Мысли в голове безнадёжно путаются, сливаясь друг с другом, и по мере их пережёвывания нарастает нерациональный страх. Минхёк увидел либо то, чего не должен был никогда видеть, либо то, что он должен был непременно узнать. Сложно выбрать какой-то один из вариантов.       Мунбин кладёт ему руку на плечо. Всматривается в пустующую даль автомобильной дороги.       – Может, такси вызовем? – предлагает.       Минхёк слышит его где-то в отдалении сознания. Сейчас все его мысли так или иначе связаны с полем, церковью и теми людьми. Кто они? Сектанты? Что им делать здесь, где никто сто процентов их не найдёт? Именно сюда собирались его родители. Но их там нет – сейчас они, наверное, дома. Не лучшая перспектива. Домой теперь не хочется, но и оставаться здесь ни за что нельзя. Слишком сложно. Минхёк продолжает бессмысленно всматриваться в асфальт.       – Хёк-а, – Бин понижает голос и слегка подталкивает того в плечо. – Не волнуйся ты так.       Слышится приближающийся гул машины, и Бин тут же бросает взгляд на дорогу. Там, вдалеке, едет какая-то синяя машина. Это отличный шанс поймать её и доехать до деревни; к тому же, Мунбин вряд ли выдержит, если продолжит вот так стоять под прохладным дождём.       Он выходит на дорогу и усердно машет рукой, будто бы водитель его и так не заметит. Это, очевидно, работает: синяя машина тормозит, окно опускается. За рулём сидит на вид добродушный старик, и Мунбин пользуется шансом.       – Извините, – вежливо просит он, наклоняясь, – не подвезёте до деревни?       Старик тепло улыбается и кивает.       – Садись, дорогой.       Мунбин радостно оборачивается к Минхёку и подзывает его рукой. Младший, не особо соображая, послушно подходит. Они с Бином занимают задние места.       Водитель говорит что-то о том, что всё равно никуда не торопится. Машина трогается с места. Капли дождя ударяются о стекло, размывая тусклые пейзажи за окном.       – Нда-а, – тянет старик и тихо медленно посмеивается. – Погодка сегодня не задалась.       Минхёк медленно приходит в себя. Осознание происходящего всё ещё внушает страх и подозрение, но уже терпимо, на уровне «смирился». Этот день точно не был зря. По крайней мере, он теперь точно знает, что с тем белым человеком, помимо его родителей, связано ещё как минимум несколько людей. Среди них даже такие, как Джимон и Гёун.       Мысли уплывают, и Хёк не сразу замечает, как Мунбин поддерживающе сжимает его руку.       Уже через несколько минут машина останавливается у деревни. Водитель улыбается и бормочет что-то вроде «хорошего вечера». Поблагодарив его, Мунбин выходит из машины, тяня Минхёка за собой за руку. На них тут же обрушаются капли холодного дождя. Синяя машина с гулом уезжает.       Минхёк встряхивает головой. Капли воды стекают с его волос. Он собирается с силами.       – Можешь не провожать меня, – говорит. – Иди на автобус.       – Нет, – твёрдо отвечает Бин. – Я тебя провожу. Пошли.       Он снова тянет Хёка за руку вперёд. Собравшись, младший обгоняет его и ведёт за собой: Мунбин ведь не знает дорогу.       Капли дождя постепенно становятся всё более редкими. Воздух полон запаха мокрого асфальта и травы. Густое, но уже светлеющее серое небо нависает над тёмным лесом далеко на горизонте. Мимо мелькают молчаливые деревенские дома.       В деревне тихо, и только мягкий звук дождя нарушает спокойствие. Минхёк ведёт Мунбина по ему одному известному маршруту, хотя Бин уже примерно начинает что-то вспоминать. Вот домик с синей крышей; за ним нужно свернуть направо. Тут сломанный фонарь, а через несколько метров дом с обширной яркой клумбой. Людей, как ни странно, опять на улицах нет, но в этот раз данный факт можно обусловить дождём, хоть и слабеньким.       Вот, наконец, и кусты роз, за ними поворот налево и склон. Минхёк идёт будто машинально, в то время, как все его мысли где-то в другом месте, далеко. Мунбин внимательно наблюдает за ним, время от времени рассматривая дождливые пейзажи. На горизонте, где тёмный лес сходится с серым небом, ощутимо темнеет.       Парни спускаются по склону. Асфальт блестящий от дождя и полон луж. Мунбин, как и Минхёк, промок насквозь. Влажные волосы и мокрая одежда прилипают к коже.       Когда они останавливаются у дома Хёка, дождь уже почти исчерпывает себя. Минхёк останавливается у ворот. Потом оборачивается к Мунбину с опущенной головой.       – Мунбин-хён, – произносит он. – Прости.       Бин сначала удивляется, а потом тепло улыбается, скрещивая руки на груди.       – Было бы за что прощать.       Дождь окончательно заканчивается. От асфальта вверх поднимается освещающий запах воды. Минхёк не решается поднять голову.       – Можно я дам тебе обещание?       Мунбин вскидывает брови.       – Обещание?       Небо сереет и бледнеет на западе и темнеет на востоке. Лужи на земле отражают повисшие наверху свинцовые тучи.       – Конечно, – говорит Мунбин.       Минхёк нервно сглатывает. С древесной листвы на асфальт падают редкие маленькие капли.       – Я никогда и ни за что никого не убью, – произносит Минхёк. Потом резко поднимает голову на Мунбина. В его глазах словно искрится маленькая, едва заметная надежда. – Обещаю. Ты можешь проконтролировать моё обещание?       Мунбин теряется. В глазах младшего он видит серьёзность. Всё происходит так внезапно и неожиданно.       – Пожалуйста, –добавляет Минхёк, не меняя выражения лица.       – Конечно, – наконец произносит Мунбин и неловко кивает. – Я... Можешь об этом не беспокоиться.       «С чего бы ему вообще говорить такие вещи? Разве он способен кого-нибудь убить?».       Минхёк кивает и снова опускает голову. Нависает несколько секунд молчания. Мунбин не выдерживает, слегка смеётся мило, и привычно теребит Минхёку волосы. Это стало уже настолько обычным, но на младшего всегда оказывает эффект.       – Да не переживай ты так, – произносит Бин, улыбаясь. – Не думай об этом.       Минхёк поднимает глаза. Лёгкая, едва заметная улыбка появляется на его лице. Мунбин улыбается ещё шире.       – И ещё, – произносит. – Если тебе будет что-то нужно, звони.       Минхёк слабо кивает. Проносится порыв холодного ветра, пронизывающий последождевой свежестью каждую клеточку тела.       – Ну, теперь давай, иди, – заботливо говорит Бин,кивая в сторону чужого дома.       – Ты первый уходи, – вдруг просит Минхёк.       – Нет, – Бин шутливо улыбается. – Ты первый иди.       – Ты первый, – серьёзно настаивает младший без капли шутки. – Нельзя, чтобы тебя здесь заметили.       Мунбин сдаётся. Всё ещё улыбается, потому что улыбка разбавляет любую, даже самую напряжённую атмосферу. Минхёк кланяется в знак прощания, и Бин повторяет за ним. Потом наконец-то поворачивается в сторону склона.       Хёк пристально провожает его взглядом. Мунбин шагает неуверенно и ещё пару раз оборачивается на младшего. Потом наконец-то скрывается за кустами.       Минхёк устало выдыхает. Потом собирается с силами, сжимает руки в кулаки. Небо над головой нависает тяжёлым серым полотном.       Он уверенно разворачивается и открывает дверь. Мунбин, притаившийся в кустах вместо того, чтобы уйти, выглядывает. Наблюдает за тем, чтобы Минхёк пошёл домой. Через несколько секунд слышится звук открывающейся и закрывающейся двери дома.       Отлично, думает Мунбин. Теперь можно со спокойной душой и самому идти домой.       Правда, на душе как-то совсем не спокойно.       Небо темнеет, сгущается, ощутимо мрачнеет. Трава и асфальт мокрые и блестящие. Воздух свеж и чист.       Минхёк заходит домой. Первое, что приковывает внимание и настораживает, это абсолютная тишина. Дом будто погружён в безмолвие и молчание. Свет нигде не включён, из-за чего вся гостиная во мраке. Слабый вечерний свет из окна практически никак не влияет на тёмную комнату.       – Мама, папа? – неуверенно зовёт Минхёк, в замешательстве оглядывая пустую гостиную. – Вы дома?       Спустя несколько секунд где-то на втором этаже слышатся приглушённые голоса. До Минхёка долетает лишь едва различимый, но, вроде как, дружелюбный голос матери:       – Мы здесь, поднимайся.       Минхёку это всё не нравится. Судя по направлению источника голоса, родители находятся в его комнате. В его, чёрт возьми, комнате. Что они там делают? Это всё странно.       Оценив враждебную обстановку, Минхёк приходит к выводу, что ещё не поздно убежать. Но в этот момент до него доносится громкий голос отца:       – Минхёк, иди сюда, мы ждём.       Хёк сглатывает. Если он действительно сейчас просто уйдёт, то поступит, как трус. Надо смотреть препятствиям в глаза. Другого шанса не будет. К тому же, после увиденного на поле уже ничего не страшно.       Он поднимается по лестнице. Второй этаж, как и первый, оказывается тёмным, без единого включённого света хоть где-то. Дверь в его комнату открыта. Он собирается с силами и уверенно заходит туда.       Его мама, в вечернем платье, накрашенная и с кудрявыми волосами, сидит на кровати. Отец же, вырядившийся, как какой-то учёный, стоит около окна, загораживая вид. Мама хитро улыбается, а отец нечитаемо глядит сыну прямо в глаза.       Минхёк делает лишь пару шагов в комнату и тут же останавливается. Родители молча смотрят, а из приоткрытого окна дует холодный ветер.       Хёк прочищает горло, одаривая родителей ответным презрительным взглядом, и уже открывает рот, чтобы задать вопрос, что вообще происходит, как вдруг мама его перебивает:       – А где ты был?       Хорошо, это уже что-то. Минхёк с опаской на маму смотрит и ровно отвечает:       – С друзьями.       – Так это тот Мунбин, да? – без выражения спрашивает отец. – У него необычный цвет волос. И глаз.       Чего? Откуда они знают, как выглядит Мунбин? Минхёк никогда им его внешность не описывал.       Но не успевает он задать напрашивающийся сам собой вопрос, как тут же говорит мама:       – А что ты искал на поле?       Минхёк замирает. Откуда они знают? Что это? Что вообще происходит? Они следили за ним? Он неуверенно делает шаг назад.       – Почему же ты Мунбина к нам не привёл? – спрашивает отец, как ни в чём не бывало. – Мы бы познакомились.       – Мам, пап, – произносит Минхёк, и его голос вздрагивает. – Что происходит?       – А что происходит? – мама демонтировано округляет глаза и резко поднимается с кровати. – Ничего не происходит.       Она уверенно шагает в сторону Минхёка, и тот шарахается от неё. Между тем мама оказывается у двери и невозмутимо закрывает дверь. Встаёт рядом с ней, облокотившись спиной, и со вскинутыми вопросительно бровями смотрит на сына.       – Мама?       – Много ли ты видел? – вдруг спрашивает отец голосом серьёзным до невозможности.       – Что? – Хёк паникует. Чувствует, как начинают дрожать ноги.       – На том поле, – отец делает шаг вперёд. – Много видел?       Ответа не находится. Хёк бегает глазами по комнате, будто ища хоть какое-то спасение. Ситуация накаляется до предела. В глазах будто темнеет, а может это просто комната откликается тенью на мрачное небо за окном. Минхёк ловит на себе нечитаемый и пронзающий насквозь взгляд отца.       – Дай сюда телефон, – твёрдо приказывает он.       – Что? – переспрашивает Минхёк.       – Я посмотрю, с кем ты там общался, – продолжает отец. – Давай сюда свой телефон.       Вообще-то папе перечить страшно, но и так переполняющий Хёка до краёв страх медленно превращается во враждебную злость. Он непонимающе надламывает бровь, а потом хмурится. Уверенно встаёт прямо перед отцом и решительно отвечает:       – Нет!       По лицу раздаётся удар, перед глазами проносится стена и пол. Минхёк падает на ноги. Поднимает голову, с ненавистью смотря на отца.       Тот свысока смотрит, как на ничтожество. Ни одна морщинка на его лице не дёргается. В таком мраке, царящем в комнате, фигура отца кажется ещё более угрожающей и опасной.       – Что происходит?! – Минхёк не выдерживает и кричит. – Скажите мне!       – Ты всё равно не поймёшь, – холодно отвечает мама, стоящая около двери. – Ещё рано.       – Посидишь тут, подумаешь над своим поведением, – безэмоционально произносит отец, обходя сына и подходя к двери.       Понимая, что они сейчас уйдут из комнаты, Минхёк выкрикивает обиженное «Эй» и спохватывается, пытается быстро подняться на ноги. Остановить их, пока не поздно.       Но когда его взгляд оказывается на уровне ног родителей, дверь в комнату резко захлопывается. Слышится звук поворачивающегося ключа. Минхёк кладёт руки на дверь и силой давит, но та не поддаётся, уже слишком поздно. Они закрыли дверь на ключ.       – Мама, папа! – громко кричит Минхёк, ударяя по двери. – Что вы делаете? Откройте!       Каждый новый удар сильнее предыдущего, но дверь не хрупкая; как сильно ни бей – всё выдержит. За ней абсолютная тишина, будто родители, выйдя из комнаты и закрыв её на замок, тут же замолкли или вообще испарились.       – Откройте! Что происходит?! – продолжает бессмысленно кричать Минхёк. – Зачем вы закрыли дверь? Мама, папа! Откройте!       Тишина и безмолвие. Ответа не поступает. Дверь не открывается волшебным образом.       – Мама, папа!!! Пожалуйста, откройте!       Бесполезно. Это провал. Минхёк сдаётся и безнадёжно облокачивается спиной к двери. Обессиленно опускается вниз. Комната погружается во мрак.       За окном темнеет небо. В комнату проникает очередной порыв холодного ветра. Минхёк чувствует себя абсолютно потерянным. Злость и страх исчерпывают себя. Остаётся жалкое ничего.       На улице, в комнате и за дверью – мёртвая тишина. Мысли плывут и тянутся, и всё только что произошедшее кажется Минхёку просто странным сном. Не более, чем страшное сновидение. Воздух наполняется безразличием и равнодушием. Холодно.       Даже спустя несколько минут в голове по-прежнему пусто. За окном темнеет свинцовый небосвод.       Максимально странный день. Дурацкое поле, дурацкая церковь, дурацкие люди, дурацкие родители. Дурацкое вообще всё.       Проходит ещё несколько минут, и Минхёк всё также бессмысленно смотрит в стену. Ветер из открытого окна больше не дует, но воздух ледяной до жути.       Минута за минутой, секунда за секундой. На чёрном туманном небе за окном смутно проявляются тусклые звёзды.       Проходит больше часа, прежде чем Минхёк решает, что надо уходить отсюда.       Он не оценивает обстановку как следует и не приходит до конца в сознание, потому что сознание не стоит того, чтобы в него приходить. Он просто решает сбежать.       Минхёк поднимается на ноги и подходит к окну. Там – единственный выход. Там – непроглядная темнота без единого фонаря, звёзды на чёрном небе, холодный воздух со слабыми нотками прошедшего дождя. Тьма. Сильно жгучая и невозможно ледяная.       Минхёк открывает окно так широко, как только то вообще может открыться. Отчёт в своих действиях он отдаёт себе только наполовину. Воздух обжигает ночным холодом и прохладной свежестью. Ночной воздух, вдруг думает он, самый чистый и самый лучший.       Одна нога перекидывается через форточку. Потом вторая. На первый взгляд устойчивый выступ дома не внушает доверия, но Хёку всё равно. Он крепко держится руками за окно и смотрит вниз. В принципе можно спрыгнуть, думает он. Главное – аккуратно приземлиться, ничего себе не сломав.       Он отсчитывает про себя. Три. Два. Один.       Одна секунда, и ноги уже касаются земли.       Минхёк приземляется в траву, но не удерживается на ногах и падает на руки. Тело на секунду пронзает боль, и Хёк тут же встаёт. Перед глазами непроглядная тьма. С рук что-то капает. Наверное, кровь.       Нет времени останавливаться и думать. Действовать нужно быстро.       Минхёк обходит дом и спускается вниз, к реке. То место, которое он показывал Мунбину.       На берегу, за деревьями, открывается широкий обзор на чёрное небо. Над противоположным берегом висит ночь. Яркие и далёкие ослепительные огни города отражаются в гладкой спящей реке. В этом месте тихо и через чур холодно.       Минхёк решительно идёт в сторону далёкого, едва различимого в этой темноте, моста. Всё, что нужно – это добраться до города. Хёк вспоминает, что понятия не имеет, сколько сейчас времени. Он копается в кармане и достаёт телефон, которого некоторое время назад чуть ли не лишился.       Яркий экран показывает двадцать два ноль восемь. Автобус идёт из города в деревню в двадцать два двадцать и после этого обратно больше не едет.       Минхёку в голову приходит идея: надо дойти до остановки, поймать автобус и попросить отвезти в город. Да, водитель будет нереально злым, но никакого другого выхода нет. Надо попытаться.       Он ускоряет шаг. Дом и родители остаются позади, во тьме. Тихие всплески воды, слегка бьющейся о камни, чем-то успокаивают. Огни ночного города, ярко отражающиеся в тёмной реке, безостановочно преследуют и никак не отстают. Над другим берегом поднимается синеватый туман, доходящий до самых звёзд.       Минхёк довольно быстро проходит берег. Уже через пару минут его встречает железная лестница, та самая, которая Мунбину не показалась надёжной. Он стремительно и неаккуратно поднимается по ней, даже не оглядываясь назад, чтобы убедиться, что, может быть, кто-то за ним идёт. Минхёк всё равно.       Он поднимается и, пройдя сквозь высокие мрачные деревья, выходит на дорогу. С одной стороны остаётся ночная безмолвная деревня; с другой – пустая дорога, ведущая во мглу. Изредка она оставлена фонарями со слабым белым светом.       Минхёк чувствует боль во всём теле. Сердце бешено колотится. Достаёт телефон, экран которого показывает двадцать два десять. Последние две цифры тут же меняются на одиннадцать. Минхёк глубоко вдыхает.       Нет времени ждать, думает он. Впереди где-то есть остановка. Та, на которой они сегодня вышли с Мунбином. Остановка, ведущая в поле. Надо добраться до неё.       Минхёк делает пару неуверенных шагов по дороге. Потом набирается сил и шагает увереннее. Свет фонаря освещает руки, на которых он видит кровь.       Минхёк ускоряется. Он идёт прямо по проезжей части, потому что знает, что машин здесь всё равно не будет, тем более в такое время.       Дорога тёмная, чёрное небо, полное звёзд, молчаливо нависает над головой. Фонари встречаются через каждые пятьдесят метров отбрасывая на маленькие кусочки дороги свой противный белый свет. В какую-то минуту Минхёк переходит на бег.       Дорога не кончается. Кажется, что она бесконечная. Фонарь следует за фонарём. Погружённые в тьму ночные поля по сторонам только подгоняют вперёд.       Наконец Минхёк минует перекрёсток. Это то место, где одна из дорог ведёт на мост. А значит, до остановки не так уж далеко. В любом случае, времени останавливаться нет.       Он продолжает бежать. Через темноту и нависшее чёрное небо. Ночная обстановка только нервирует.       Слышится гул приближающейся машины и Минхёк видит впереди жёлтые яркие фары. Он едва успевает свернуть на дорогу и не попасть под колёса стремительного автомобиля.       – Парень, ты что, с ума сошёл? – злобно кричит водитель, остающийся уже где-то позади.       Снова наступает тишина, и Минхёк слышит лишь только своё дыхание и бешеный стук сердца, отдающийся в виски. Силы медленно покидают его. Он спотыкается о собственные ноги и падает.       Асфальт обдаёт холодом. Хёк не сразу находит в себе силы встать. Дыхание безнадёжно сбивается. Даже достать телефон требует больших усилий. В глаза врезается яркий свет от экрана.       Двадцать два девятнадцать.       Он бежит уже около девяти минут. Скоро должен придти автобус. Сделав над собой усилие, Минхёк приподнимается на колени.       Впереди, через несколько метров, он видит автобусную остановку. Наконец-то!       В порыве радости Минхёк моментально поднимается и, уже не в силах бежать, быстро, как только может, подходит к остановке. Ноги заплетаются и с трудом передвигаются, лёгкие болят. В ночной темноте остановка отличается от той, которой Хёк запомнил её днём.       Фонарь, который Минхёк совсем не замечал раньше, тускло освещает насыпь. Хёк останавливается у него и руками хватается за столб. Осталось только дождаться автобуса. Он быстро и коротко дышит. Сердце никак не хочет биться спокойнее.       Чёрная тихая ночь и опускается на пустую тёмную дорогу. Белый ослепительный свет падает Минхёку под ноги. Вокруг тишина, молчание, безмолвие. Кромешная тьма. С пшеничного поля позади дует порыв леденящего ветра.       Через пару минут Минхёк слышит в от отдалении звук приближающегося автобуса. Его мысли пусты, а цель лишь одна – поскорее добраться до города. Только там он получит спасение и будет чувствовать себя в безопасности. Там, где Мунбин.       Автобус с гулом тормозит у остановки. Дверь открывается, и Минхёк, глядя на сосредоточенного водителя, глубже вдыхает и через силу произносит:       – Не подвезёте до города?