always you

      У Минхёка сердце начинает биться быстрее, чем «быстро», и на лоб выступает холодный пот, когда он наконец в полной мере осознаёт, что происходит.       Ещё пару минут назад всё было нормально: он с друзьями сидели у Санхи дома, приводили в действие план Мёнджуна. А теперь – он в машине, за рулём родители, они едут куда-то по неизвестному маршруту. Выхода из машины нет: она словно клетка или закрытая коробка. Безысходность.       За окном проносятся незнакомые пейзажи. Длинное шоссе не кончается и даже не имеет поворотов. Хотя, быть может, эта местность и знакома, но Минхёк, как это обычно бывает в экстремальных ситуациях, её не узнаёт.       Перед ним сидит мама, лица которой Хёк не видит. Рядом с ней, за рулём, отец. Твёрдо сосредоточенный на дороге и не замечающий ничего вокруг. Кажется, он даже не моргает.       Как на зло, машин на дороге совсем нет. Как и людей. Вообще ни одного признака живой души. Только бесконечное шоссе, ведущее неизвестно куда.       Минхёк обводит взглядом машину. Она принадлежит гостинице и изнутри выглядит довольно элитно. Это нагнетает ещё больше.       Отсюда нужно выбираться. Нужно найти выход.       Краем глаза Минхёк замечает на сидении слева от себя чёрную сумку. Он бросает туда полный надежды взгляд.       Там лежит пистолет.       Времени думать нет.       Он хватает пистолет и через секунду тот уже прислоняется к голове испуганной мамы.       – Ч-что ты делаешь? – кричит она. – Убери!       – Куда мы едем? – чётко, но едва сохраняя спокойствие, спрашивает Минхёк.       Он не чувствует внутри страха или чего-то подобного. Отец за рулём абсолютно спокоен и игнорирует происходящее. Мама дрожит, с ужасом бросая взгляд на смотрящий прямо на неё ствол в руках сына.       – Я-я всё скажу, – произносит она срывающимся голосом. – Т-только, пожалуйста, уб-бери п-пистолет!       Минхёк совсем слегка ослабляет хватку, отодвигая пистолет от её головы. Мама в одну секунду меняется в лице.       – Думал, так я скажу?       Она ловким движением хватает Минхёка за его руку, из-за чего тот роняет пистолет. Глок с заглушённым звуком падает куда-то маме под ноги. Девушка хитро улыбается, тянет Хёка за руку вперёд, что тот едва не сталкивается лицом со стеклом.       – Куда мы едем? – кричит мама с непонятной интонацией. – Вот, пожалуйста, смотри, куда мы едем!       Минхёк мало что может разглядеть перед собой, а мама только сильнее сжимает его руку. Он краем глаза замечает сосредоточенного на дороге отца и решает, что это отличный шанс.       Свободной рукой Минхёк хватается за руль, как можно резче поворачивая его. Тело не слушается, но, тем не менее, это оказывает эффект на отца: тот сразу злобно вскрикивает, крепче вжимаясь ладонями в руль. Мама ещё что-то говорит, оттягивая Хёка назад, но он лишь ещё сильнее поворачивает руль, пока наконец не убеждается, что отец достаточно зол и рассредоточен.       Машина клонит влево к самому краю дороги. Мама что-то невнятно кричит, и Хёк делает последний рывок. Машина уверенно направляется к деревьям, и, пользуясь шансом и всеобщей отвлечённостью, Минхёк ныряет назад, ловким движением открывая дверь машины.       Твёрдый асфальт царапает руки и ноги и безжалостно сдирает кожу, но Хёк в душе радуется, что смог выпрыгнуть из машины на такой скорости.       Не давая себе ни секунды придти в себя, он тут же встаёт и принимается бежать в сторону деревьев. За ними можно скрыться. Он не сразу замечает, что слегка хромает на одну ногу, и слышит, как автомобиль где-то позади с гулом тормозит.       Нет времени. Надо бежать.       К счастью, Минхёк успевает скрыться за деревьями и потеряться в лесной гуще прежде, чем родители его замечают.       – Живо вернись, падла! – озлобленно кричит отец во весь голос.       – Минхёк-а, дорогой, ну ты чего? – чуть тише наигранным голосом добавляет мама. – Иди сюда, милый!       Кровь просачивается сквозь остатки бинта на ладонях. Левая нога, на которую Минхёк хромает, отдаёт пронзительной болью. Но отсюда нужно смываться. Нужно как можно быстрее уходить.       Небо затягивается облаками, тронутыми свинцом. Минхёк шагает так быстро, как только может, и родители остаются далеко позади. Он то и дело оборачивается, чтобы проверить, не идёт ли кто за ним. От шоссе отделяет плотная полоса деревьев, а по другое плечо простилается пустынное разъезженное автомобилями поле. На горизонте виднеются новостройки, извещающие о приближении города.       Проходит несколько минут, которые растягиваются долго-долго и медленно-медленно, прежде чем наконец Минхёк ступает на мощёную кирпичом дорогу. Он видит впереди несколько жилых домов, но совершенно не узнает это место.       По мере приближения к дому Хёк замечает возле двери людей: кажется, мать с дочерью. Женщина вставляет в дверь ключи. Минхёк думает, что это последний шанс узнать хотя бы район, в котором он находится, поэтому ускоряется.       Когда остаётся метров пятнадцать, женщина уже открывает дверь и маленькая девочка заходит в дом. Минхёк пытается крикнуть их, но слишком мало сил.       – Подождите!..       Хромать быстрее уже некуда. И только остаётся около пяти метров, как женщина, не видя никого и ничего вокруг себя, заходит в дом. Дверь закрывается. Минхёк делает последний рывок, чтобы хотя бы её поймать, но не успевает. Дверь закрывается, его ладони обречённо падают на железную поверхность.       Сбитое дыхание отдаётся болью в груди. В глазах слегка темнеет, но сейчас совершенно не время сдаваться. По шоссе в отдалении проносятся незнакомые машины, и, в страхе увидеть машину родителей, Хёк собирается с последними силами и опираясь на стену скрывается за углом дома. Останавливается, чтобы перевести дух.       На пару километров вперёд виднеются дома, последовательно возвышающиеся друг над другом. Совсем далеко, на горизонте, высокая многоэтажка упирается в растянутое пепельное небо. Погода будто пристраивается под настроение Минхёка.       Между тем, передохнув, он выпрямляется, устойчиво становясь на ноги. Нужно определить, где он находится. Минхёк задирает голову вверх и находит ответ.       На стенке дома виднеется аккуратная табличка, на которой написано название района и номер дома. Если Минхёк правильно помнит, то его университет находится совсем недалеко отсюда, если идти дворами. Это только шоссе огибает пару районов, из-за чего казалось, что они ехали так долго.       Отлично. Просто отлично. Главное – добраться до университета. Там можно спастись. Минхёк делает глубокий вдох и, оглянув видимую территорию, выбирает путь, на котором ни с какого шоссе его не будет видно.       Мунбин останавливается посреди дороги и бессильно сгибается, пытаясь отдышаться. Над головой сгущаются тяжёлые облака. Джину останавливается возле Мунбина, тоже едва переводя дух.       – Всё равно не догоним, – произносит он через короткие вдохи.       Мунбин злится и огорчённо топает ногой по ничем не виноватому асфальту.       – И что теперь делать?!       – Предлагаю поступить как и все адекватные люди и вызвать полицию, – едва сохрання спокойствие говорит Санха, возникший словно из ниоткуда.       – Не поможет, – лишь раздражённо бросает Бин.       – Ну, ты как хочешь, – Санха демонстративно отворачивается, – а я вызову. Это проникновение в чужой дом!       Дорога пустеет и, кроме того, полна поворотов и расхождений. Ещё и этот ветер, который тормошит волосы, заставляя их нагло лезть в глаза, выводит из себя и только нагнетает атмосферу. Куда они, блин, уехали?!       – Я до сих пор от шока отойти не могу! – кричит запыхавшийся Мёнджун, только сейчас нагнавший остальных.       – Давайте для начала все успокоимся, – громко произносит Донмин, заставляя всех обратить внимание на него.       Санха почему-то пфыкает и бросает на старшего полный презрения взгляд.       – Что, возомнил себя самым главным?       Донмин вопросительно вскидывает брови, мол, ты серьёзно?       – Ты у нас координатор, что делать в таких ситуациях? – не унимается Санха.       – Сейчас нет на это времени, – произносит Джину, смеряя младшего строгим взглядом.       Мёнджун встаёт ровно между Санхой и Донмином и на младшего смотрит, будто разозлённый родитель.       – Если ты испытываешь потребность срочно кого-нибудь язвительно оскорбить, то умерь свои желания и оставь свои оскорбления при себе в такой ситуации; а если не можешь сдерживаться, то оскорбляй меня!       Он принимает героическую позу, словно бы он главный артист на сцене в театре. Нависает неловкая тишина, нарушаемая только шумом нарастающего ветра и шелестом листвы.       – Ого, как сказанул, – выдавливает Джину.       – Ага, сам в шоке, – Мёнджун моментально меняется в лице и по-детски гордо улыбается.       Небо всё больше затягивается свинцовыми тучами. На горизонте сереет жалкая полоска бледного света. Становится слегка прохладно, как ночью.       – Вам лучше притвориться, что вы ничего не видели, и пойти по домам, – после долгих раздумий говорит Мунбин, не подразумевая услышать, что кто-то не согласен. – Я разберусь и найду Минхёка.       Никто ничего не отмечает, и все, вроде бы, понимают, но.       – Что, самый умный что ли? – Санха скрещивает руки на груди. – Твои родители случайно не детективы?       Мунбин не выдерживает и бросает на младшего горящий взгляд полный ярости и злости.       – Ты вообще когда-нибудь можешь остановиться?! Ты до сих пор не понимаешь, в какой ситуации мы находимся?       – Эй, успокойся, – тихо просит Джину.       – Я спокоен! – кричит Мунбин.       – Что, это было обидно? – Санха щурит глаза. – Прости, я сегодня такой злой из-за Донмина.       – Да что я тебе сделал? – Донмин тоже злится и повышает голос, с непониманием заглядывая в чужие глаза.       – Донмин, и ты тоже успокойся, – вежливо просит Джину.       – Я спокоен, – цедит тот сквозь зубы.       – Хватит всех успокаивать, – говорит Бин с ноткой раздражения.       – Некоторым успокоиться не помешало бы, – замечает Санха с задолбавшимся выражением лица.       – Например, тебе? – бросает Донмин, не думая.       – Да вам всем, – заключает Джину. – Вы меня вообще слушаете?       – А меня? – более громко спрашивает Мунбин, оглядывая всех. – Я разве не сказал вам уходить?       – Сказать-то сказал, – вздыхает Санха, – а-       – Замолчите все!!!       Крик Мёнджуна выходит даже громче, чем он от себя ожидал, но, тем не менее, оказывает должный эффект: все, как один, замолкают и переводят взгляд на него. Мёнджун, кстати, серьёзный. Серьёзный, как никогда. А это не к добру.       – Как вы можете ругаться и спорить в такой момент?! – громко и строго спрашивает он.       Похоже, никто до сих пор не понимает, что происходит, потому что все четверо смотрят на Мёнджуна удивлёнными широко распахнутыми глазами. Уж от кого, а от него, видимо, не ожидали.       – Чё глаза вылупили? Быстро отложили все споры и сосредоточились на происходящем, – командует он и даже привычная улыбка ни секунды не мелькает на его губах. – Нам сейчас надо что? Найти Минхёка. Значит, разделяемся и ищем. Все поняли?       Первым отмирает Джину. Он неуверенно кивает головой в знак согласия. За ним повторяют и остальные трое.       – Капец, на вас пока не наорёшь, не поймёте, – ворчит Мёнджун. – Что, стыдно, да? Думали, я тут шутки шучу?       Мунбин будто приходит в себя. И правда. Что они тут устроили? На разборки нет времени. Надо найти Минхёка, а остальное – подождёт.       Санха нервно прочищает горло и даже слегка виновато смотрит на Мёна.       – Ну, давайте тогда, – произносит он, – я поищу, эм, в том районе.       Он наугад тыкает пальцем в правую сторону. Не самый лёгкий вариант: множество заграждающих друг друга жилых домов. Мёнджун сосредоточенно кивает.       – Хорошо, тогда я осмотрю этот район и университет, – говорит, – Джину, ты поищешь вниз по улице.       Джину кивает и собирается с силами. Мёнджун переводит взгляд на Донмина.       – Донмин, ты посмотришь за школой, – говорит Мёнджун. – Там, где автостоянка.       – Ладно, – соглашается Донмин и глубоко вдыхает.       Мёнджун наконец бросает свой сконцентрированный взгляд на Мунбина.       – А ты, Мунбин-       – Я посмотрю на окраине, – перебивает он. – Около двух последних автобусных остановок.       – ..Ладно, – после непродолжительной паузы соглашается Мён. – Но я не думаю, что нам там что-то поможет.       – У меня есть предчувствие, – задумчиво проговаривает Бин.       Джину делает шаг вперёд и оглядывает каждого.       – Тогда давайте начнём поиски.       Прежде, чем они расходятся, Донмин немного медлит. Он бросает последний, слегка разочарованный, но в то же время сдержанный, взгляд на Санху.       – А я-то думал, ты изменился, – тихо произносит он, убеждаясь, что никто, кроме самого Санхи, этого не слышит. – Но я ошибался. Ты никогда не изменишься.       Не дав младшему ничего сказать в ответ, он разворачивается и уходит, тут же забывая о сказанному и сосредотачиваясь на текущей задаче. Санха чувствует внутри что-то вроде удара током. Тело будто парализовало. Донмин уходит, так и оставляя его стоять с полным непониманием в глазах.       Серые безликие дома сливаются с пасмурным небом. Минхёк крадётся сквозь них, перебирая от одного к другому и суетливо оглядываясь по сторонам. Попасться родителям сейчас было бы более чем не кстати.       Прохожие смотрят ни то с подозрением, ни то с презрением. Кто-то смотрит, как на дурачка, а кто-то вообще не смотрит. Большинству людей всё равно. По большему счёту Минхёку это на руку.       Останавливаясь возле того или иного дома, Хёк то и дело задирает голову в поисках таблички. Район, улица, дом – всё перемешивается в голове. Будто весь город обошёл, тогда как на самом деле...       Главной своей целью на данный момент он видит достичь университета. Зачем, почему именно его – и сам не знает. Там, по крайней мере, можно спрятаться, а потом уже видно будет, что дальше делать.       В спину дует холодный ветер, подгоняя вперёд. Осталось немного. Просто дойти и спрятаться. Просто не попасться на глаза.       Впереди виднеется шоссе. Опасная зона. Надо его быстро перебежать. Максимально быстро.       Минхёк не нервничает и не чувствует особого страха, но что-то, тем не менее, заставляет ускоряться. Перед самой дорогой он останавливается, внимательно глядя по сторонам. Путь чист. Можно идти.       Быстрым шагом переходя через дорогу Минхёк ощущает себя преступником, скрывающимся от полиции.       Он ныряет за дом. Вроде пронесло.       Как вдруг слышится громкий и настойчивый гудок машины. Минхёк инстинктивно поворачивает голову в сторону.       Он видит на горизонте шоссе знакомую машину. Чёрт.       Они нашли его. Сердце начинает биться быстрее. Кажется, куда ни пойди, нигде от них не спрятаться.       Минхёк ныряет за угол. Это, конечно, его не спасёт.       Вдруг кто-то хватает его за руку. Какой-то парень в чёрной куртке с капюшоном и чёрной защитной маске от пыли, натянутой чуть ли не по самые глаза.       – Тихо. Иди за мной.       Минхёк не успевает рассмотреть глаза незнакомца, как вдруг тот резко тянет его за руку и ведёт за собой. Они скрываются за домом, стоящим в нескольких метрах, и Хёк даже выдыхает, что здесь его будет не видно с шоссе. Но больше он ничего не успевает понять, потому что этот парень в чёрном достаёт из кармана ключи и вставляет в замок. Открывает дверь и кивком показывает Минхёку заходить.       У того мыслей особо нет. Лишь бы не на улице оставаться.       Минхёк проходит через дверь и оказывается в чужом доме. Парень проходит за ним и крепко закрывает дверь, два раза поворачивая ключ.       Только теперь Минхёк понимает, что происходит и где он оказался. Зашёл бездумно за каким-то незнакомцем в его дом. А что, если это ловушка?       Он судорожно оборачивается на парня, открывая рот, чтобы что-то сказать, но слова испаряются. Незнакомец стягивает капюшон и смотрит Минхёку в глаза.       Это Чон Гёун.       Это. Чон. Гёун.       – Г-Гёун?!       – Полагаю, у тебя много вопросов.       Гёун отводит свой безразличный взгляд к окну неподалёку и спокойными шагами оказывается у него. Дёргает занавеску, и в... холле? вмиг становится в два раза темнее.       – Что происходит? – дрожащим голосом спрашивает Минхёк, внимательно следя за чужой траекторией.       Гёун слегка ухмыляется себе под нос, медленно пробираясь к ещё одному окну напротив.       – Я тебя спасаю. Сказал бы хоть «спасибо».       Он занавешивает окно, и теперь уже в холле становится совсем темно.       Хёк озадаченно пятится назад.       – Ты спасаешь меня?       – Сегодня я положу конец всей этой игре, – тихо произносит Гёун, по-прежнему не глядя на Хёка.       Тот ничего не понимает, и у мозга, как бы он ни старался, слабо получается вникать в слова. Но Гёун не ведёт себя враждебно или как-то ещё отрицательно по отношению к Хёку: иначе, спас бы он его?.. Стоп, а откуда он вообще знает, что ему нужно было помочь спрятаться от родителей?       Гёун становится напротив Минхёка и читает непонимание в его испуганных глазах. Это вызывает у него лёгкую ухмылку.       – Ты же хочешь знать, что происходит, да? – спрашивает он с вызовом в голосе. – Почему твои родители так странно себя ведут? Они ничего тебе не рассказывают, да?       Медленно но чётко Минхёк кивает головой. Гёун снова ухмыляется – точно вредная привычка.       – Так и знал. Повезло тебе.       Чего? Повезло?       Минхёк вопросительно приподнимает бровь. Теперь страх слегка отступает, на первый план выступает непонимание.       – Давай я тебе всё расскажу, – терпеливо произносит Гёун. – Извини, чаем угосить не смогу. Времени не так много.       Минхёк даже не знает, что его загоняет в непонимание больше всего: то, что Гёун его спас, то, что он что-то знает, или то, что он ведёт себя совсем не так, как обычно.       Гёун вдыхает побольше воздуха и без особых эмоций переводит взгляд на стоящий рядом комод. Останавливается у него, медленно поправляет стоящие там вещи, и параллельно произносит:       – Я такой же, как ты. Но тебе повезло немного больше.       Минхёк чувствует, что не может даже шага ступить. Тело будто парализовало. Он только и делает, что наблюдает за Гёуном полными непонимая глазами и внимательно вслушивается в каждое слово.       – Полагаю, ты знаешь, кто всё это начал, – с ноткой усталости говорит Гёун. – Ты его видел. Того ублюдка в белом.       «Ублюдок в белом», как догадывается Минхёк, и есть тот человек, который в глубоком детстве напугал Минхёка, и который потом заметил его в храме.       – Д-да, – кивает Хёк.       – Тебе не стоит его так сильно бояться, – произносит Гёун, вздыхая и отряхивая рукой пыль с комода. – Он просто сумасшедший. Псих.       Когда Гёун так говорит, кажется, что он абсолютно точно говорит безоговорочную истину. Но тогда остаётся много вопросов: если он сумасшедший, то где он живёт, как, почему его до сих пор никуда не забрали?       – Никто не знает, как его зовут, – продолжает Гёун. – Все называют его просто Господин.       – Кто «все»? – тут же вырывается у Хёка.       – Его слуги, – отвечает тот, похоже, слегка обрадовавшись, что Минхёк наконец-то хоть что-то произнёс. – И наёмники. То есть мы.       Разговор загадками начинает слегка раздражать, но это раздражение покрывается любопытством с примесью непонимания. Ну почему Гёун не может отвечать на вопросы так, чтобы этих вопросов не осталось, а не наоборот, возникло ещё больше?       – Этот псих, то есть, Господин, – рассказывает Гёун, скользя взглядом по стене, – давным-давно заключил одну сделку.       – Какую сделку? – удивлённо спрашивает Минхёк.       Гёун останавливает взгляд на пыльном грязном зеркале, висящем на стене, и подходит к нему.       – С тёмными силами, – произносит он. – Есть много слухов, зачем, но настоящую причину никто не знает.       Чего, простите? «С тёмными силами?».       Хёк вопросительно изгибает бровь. Поверить в это не так-то легко. Гёун бросает на него беглый взгляд и замечает его неверящие глаза. Едва заметно он улыбается.       – Я понимаю, в это сложно поверить. Я тоже сначала не верил, – говорит он. – Но если ты хочешь покончить со всем этим, то должен верить каждому моему слову.       На самом деле, звучит убедительно. Наверное, надо и вправду отбросить сейчас все свои предубеждения и неверие, думает Минхёк.       – В общем, этот ненормальный основал свою секту, – Гёун рассказывает дальше, рассматривая своё отражение в грязном зеркале. – Мы называем этих сектантов «слугами», потому что, по сути, они ничем не отличаются от безвольных рабов.       Он натягивает рукав чёрной куртки и проводит по зеркалу. Пыль оседает на его руке, но по большей части зеркало так и остаётся бледным и мутным.       – Ну, ты понимаешь, – говорит он, смотря в собственные зрачки в отражении напротив. – Один псих – это жалко и безобидно, но много таких психов – это грёбаная секта ненормальных, от которой не знаешь, чего и ожидать.       Минхёк кивает, сосредоточенно смотря на Гёуна. Тот замечает это в отражении зеркала.       – Эта секта как раз из таких, особо ненормальных, – под «ненормальных» он подразумевает «опасных». – Дабы тёмные силы могли помочь Господину, он должен, по условиям сделки, приносить жертв каждый определённый период времени. Это то, во что они верят.       – О-они занимаются жертвоприношением? – напрягается Минхёк.       – Именно, – бросает Гёун, отходя от наскучившего зеркала. – Но просто кучка сумасшедших ни на что не способна, поэтому они нанимают тех, кто приносит им жертв. Наёмники.       На самом деле, у Минхёка многое в голове встаёт на свои места. Но пустые пробелы еще остаются. Тем не менее, Гёун продолжает:       – Ты бы сказал: «почему наёмники убивают людей и приносят им их, чтобы те принесли их в жертву, если эта секта – просто группа поехавших психов?». А потому, что хоть они там все и ненормальные, на их стороне явно есть какая-то сила. Та самая, с которой Господин заключил сделку и которая теперь ему помогает.       Минхёк сглатывает. Гёун продолжает медленно и спокойно ходить туда-сюда, скользя взглядом по стенам, мебели, занавешанным окнам. Воздух заметно леденеет, а может, Минхёку просто кажется.       – Твоя семья – как раз наёмники, – произносит Гёун невозмутимо. – И моя, кстати, тоже. Всего я знаю чуть больше десятка таких семей.       – То есть, наёмники это те, кто убивает людей ради жертвоприношения? – спрашивает Минхёк слегка нетерпеливо.       – Да, – отвечает Гёун. – А кого убивать, нам диктует именно секта.       – И... – подступает Хёк, – по какому критерию отбираются жертвы?       Всё это звучит так странно и неуверенно. Гёун останавливается и бросает на него нечитаемый взгляд.       – У них должны быть малиновые глаза.       Минхёк чувствует, как по его телу пробегают мурашки. Он замирает, хотя и так почти не двигался.       Малиновые глаза. Первое, что приходит ему на ум – Мунбин.       Ледяной воздух сдавливает грудь. В горле будто застревает комок, и Минхёк не может больше ничего из себя выдавить.       – Ты уже догадался, кто следующая жертва? – бросает Гёун.       Он встаёт прямо напротив Минхёка, повергнутого в шок. Всё это последнего напрягает не на шутку.       – Ты должен кое-что понять. Твои родители тебя любят, – ровно произносит Чон.       Минхёк медленно поднимает на него ошарашенный взгляд, не в силах что-либо произнести.       – Мои родители рассказали мне всё, когда я ещё даже не ходил в школу, – говорит Гёун, и в его глазах мелькает слабая долька обиды. – Я уже давно научился убивать. А тебе родители ничего не сказали и делали всё сами. Я так тебе завидую.       Минхёк чувствует глубоко в груди нарастающее чувство страха и осознания всего приходящего, остро бьющего прямо в сердце.       – Как ты можешь понять, у наёмником есть свои сроки, за которые они должны выполнять свою работу, – произносит Гёун, отводя взгляд к занавешенному окну. – Убивать жертв всегда поручено тем, кому выгоднее: кто ближе живет, у кого есть связи. Поэтому убить Мунбина должны были наши с тобой семьи, и сегодня последний день. – Он слегка отодвигает занавеску, бросая в окно осторожный беглый взгляд. – Я не берусь ничего утверждать, но, скорее всего, твои родители сегодня хотели тебе всё рассказать и, возможно, заставить убить Мунбина своими собственными руками.       Минхёк не хочет в это верить. Это всё слишком жестоко. Слишком неправильно, странно, незнакомо. Так не должно быть. Он бы всё равно ни за что не убил Мунбина.       – Ч-что мне делать?       – У тебя есть всего два пути: либо ты убьёшь Мунбина, тем самым окончательно присоединяясь к нам и становясь наёмником, – чётко говорит Гёун, – либо ты убиваешь того психа Господина и кладёшь конец всему этому.       – Думаешь, это сработает?       – Смерть всегда кладёт чему-то конец, как бы люди это ни отрицали. Нет Господина – нет проблемы. За всё это время никто так и не решился, потому что всех сдерживает страх. Но у меня почему-то есть острое чувство, что у тебя получится. Я не знаю почему.       – Н-но как мне его найти?       – Я уверен, что он ошивается где-то около вашего дома, – говорит Гёун, отводя сосредоточенный взгляд в пол. – Тебе стоит искать его там.       Минхёк всё никак не может понять одну вещь. Неужели его родители действительно настолько его любят, что даже оградили от всего этого? Конечно, не идеально, но ведь никто не идеален. У них свои методы и пути, порой странные, порой жестокие. Но, всё же, повезло Минхёку гораздо больше, чем Гёуну. Он хотя бы не занимался убийствами с такого раннего возраста. Как вообще после такого Гёун смог нормальным остаться?       Минхёк терпеливо вдыхает и выдыхает с целью остановить бесконечный внутренний монолог. Гёуну словно в голову что-то стукает и он на Хёка смотрит решительно.       – Давай, иди. У нас не так много времени.       С этими словами он хватает Минхёка за руку и, лёгким движением руки открывая дверь, буквально выталкивает за порог. Потом одобряюще хлопает по плечу. «Я надеюсь на тебя».       Минхёк быстро соображает и тут же приступает к делу. Он отходит от дома, даже не оборачиваясь на Гёуна, и довольно быстро пересекает район. Даже на минуту забывает о том, что где-то рядом, вообще-то, могли быть родители. Мысли, по большей части, пусты, а эмоций будто не хватает.       Вокруг слоняются туда-сюда люди. Незнакомые. Минхёк мысленно меняет свой пункт назначения: теперь ему уже надо не в университет, а на остановку. Доехать до дома. Как и сказал Гёун. Главное не пропустить автобус, думает Минхёк. И задирает голову к небу, которое уже стало темнее, чем было.       Сколько времени?       Он опускает руку в карман в поисках телефона, но не находит там ничего, компе пустоты. Точно. Телефон остался в портфеле, а тот, в свою очередь, у Санхи дома.       Тогда он опускает руку в другой карман, сам не знает, зачем. Там телефона, очевидно, тоже не оказывается, но зато он нащупывает кое-что другое.       Записка. Хёк вынимает её суетливым движением руки.       Это та записка, которую ему написал Мунбин. Она слегка помята и сложена на четыре раза. Минхёк разворачивает её.       “Я хочу красиво сказать тебе о чувствах, но думаю, что «я люблю тебя» звучит слишком просто. Поэтому, Минхёк, ты – мой человек номер один.”       Не замедляя шага, Минхёк снова и снова вчитывается в написанное прямо на ходу. Внутри будто что-то взрывается.       Точно. Нельзя впутывать в это Мунбина. Он должен остаться в стороне от всего этого, потому что на кону его жизнь.       Минхёк решительно сворачивает на приуниверситетскую улицу, по которой обычно ходит. Она, как и всегда, безлюдна и пуста. Довольно быстро дошёл. А может, так просто кажется. Вдалеке едва заметно виднеется автобусная остановка.       Небо по-вечернему пасмурное, с последними жалкими отблесками солнца сереет на горизонте. Воздух свеж и холоден, ветер обдувает лицо и волосы, но Минхёк только ускоряет шаг. Сейчас совершенно ни на что нет времени.       Дом Гёуна остаётся далеко позади. С каждой минутой стремительно вечереет, но до темноты ещё далеко. Хёк даже не представляет, как измотанно он сейчас выглядит, и, возможно, безлюдная улица сейчас как раз кстати. Родителям тоже лучше не попадаться – эта цель снова вступает в силу.       Но как бы быстро он ни шёл, кажется, будто он не сдвигается с места. В голове вертится бесконечным круговоротом рассказ Гёуна, его томный, серьёзный голос, раскрывающий все секреты жизни Минхёка, словно нечто обыденное. Секта, храм, господин, тёмные силы, наёмники... Будто что-то, о чём Хёк всю жизнь размышлял, но в итоге оказалось, что и близко не догадывался. И почему всё сложилось именно так?..       – Минхёк!       Он слышит знакомый голос и инстинктивно оборачивается. Это Мунбин. Он стоит позади в нескольких метрах и держится одной рукой за грудь, видимо, пытаясь отдышаться. Минхёк замирает, а Мунбин переводит дух и подбегает к нему.       – Наконец-то я тебя нашёл, – с улыбкой произносит он на выдохе.       Хёк кратко заглядывает ему в глаза. Не вовремя, совершенно не вовремя Мунбин пришёл. И что значит «нашёл»?       Бин будто читает его мысли и тут же улыбается, пытаясь произнести как можно спокойнее через своё отрывистое дыхание:       – Мы тебя повсюду искали, но, честно говоря, уже потеряли надежду...       Он выпрямляет спину, более-менее приводя дыхание в порядок, и с недоумением оглядывается вокруг.       – Но... Где твои родители?       Минхёк смотрит на него ровно и сдержанно. Как он и решил, Мунбина в это впутывать ни за что нельзя. Он не должен ничего знать.       – Я с ними поговорил, – произносит Хёк. – Мы помирились, так что ни о чём не беспокойся.       Мунбин неверяще стоит на него и приподнимает брови.       – Ты издеваешься? – громко спрашивает.       – Что? – поддельно удивляется Минхёк.       – Думаешь, я в это поверю?       Мунбин настойчиво делает шаг вперёд, и в эту же секунду Минхёк делает два шага назад. Чёрт, не убедил. Да его прямо не проведёшь!       – Ты ведь сбежал, да? – спрашивает Мунбин и снова оглядывается по сторонам.       Улица пуста и спокойна, как обычно. Даже в отдалении тихо и не слышно никаких звуков. Минхёк отчаивается и понимает, что ему ничего, по сути, не остаётся, кроме как согласиться с выводами Мунбина.       – Ну да, я сбежал, – неуверенно говорит он. – Но, всё же, мы-       – Так куда ты теперь идёшь? – настойчиво спрашивает Мунбин, и внимательно вглядывается вдаль. Потом переводит непонимающие глаза обратно на Минхёка. – На остановку?       Что сказать? Что сказать? Что сказать?       – Нет.       – Зачем ты идёшь на остановку? – продолжает спрашивать Мунбин серьёзным голосом. – Куда ты поедешь?       – Я никуда не поеду, – тут же бросает Минхёк. – И вообще-то я иду за портфелем к Санхе.       – Ты что, собрался домой? – Бин то ли игнорирует его, то ли просто заранее не верит во все ответы. – Что, если там будут твои родители?       Минхёк теряется. Он бы всё рассказал Мунбину и попросил помощи, если бы только мог, но. Он не может. Если и рассказать кому-то – то Мунбину в самую последнюю очередь.       Минхёк опускает голову, придумывая в голове целый план ответов. Но Мунбин тут же прерывает его размышления:       – Хёк-а, что происходит?       Ответа не поступает. Слышно только, как где-то высоко-высоко над головой отчаянно кричат птицы.       – Не хочешь мне рассказать? – наступает Мунбин.       Минхёк наконец решается поднять голову и уверенно заглянуть в глаза.       – Не не хочу, – говорит он. – Не могу.       Мунбин озадаченно смотрит ему в глаза. Оглядывает с ног до головы.       – Почему? – спрашивает он довольно тихим голосом.       Минхёку вдруг в голову приходит, что он теряет драгоценное время. Надо идти, нельзя больше задерживаться.       – Потому что, – бросает уверенно. – Разговор окончен.       С этими словами Минхёк разворачивается в сторону остановки. Но не успевает и шага ступить, как Бин тут же ловко хватает его за руку и разворачивает обратно.       – Почему ты мне не можешь сказать? – он повышает голос. – Разве я не могу помочь? Хоть немного?       – Не можешь, – ровно отвечает Минхёк.       Мунбин сильнее сжимает его руку.       – Твои родители запретили? Они ждут тебя дома?       Минхёк резко вырывает руку.       – Совершенно не так.       Он снова разворачивается и ступает вперёд. Мунбин злится и обиженно цокает себе под нос. Обгоняет его, перегораживая путь и заставляя Минхёка резко остановиться.       – Если бы ты мне рассказал, что происходит, то мы бы вместе решили проблему, – настаивает Мунбин совершенно серьёзно. – Нет таких ситуаций, из которых нет выхода.       Минхёк обречённо и устало вздыхает. Такие ситуации есть. Ну не может он сказать Мунбину, не может. А в мыслях даже никаких идей, как решить проблему. Голова просто пуста.       – Извини, – выдавливает Минхёк, и в его голосе слышится нотка искреннего сожаления. – Я правда не могу тебе сказать.       – Хотя бы скажи, почему не можешь, – мягко просит Мунбин.       Минхёк растерянно опускает голову. Волосы треплет порыв холодного вечернего ветра.       – Потому что никто не должен знать, – продолжает Мунбин спустя небольшую паузу, – или потому что я – это я?       – Второе, – срывается у Минхёка.       Мунбин будто сдаётся. Он выдыхает и опускает плечи. Его глаза на секунду становятся злыми, но не на Минхёка и не на себя, а, скорее, на что-то внешнее. По его лицу заметно, что он слабо верит в сказанное. Хотя, скорее, он совершенно не поверил.       – Хотя бы скажи, – выдавливает он, – что я могу сделать?       Минхёк и секунды не раздумывает.       – Просто пойди домой и дождись завтрашнего дня.       Не ожидая ответа он обходит Мунбина. Как раз вовремя замечает подъезжающий к остановке автобус. Он мгновенно ускоряет шаг.       В какой-то момент Мунбин снова хватает его за руку, заставляя замереть на месте.       – Такого не может быть! – кричит Бин. – Что бы я никак не мог помочь!       Минхёк сглатывает. Автобус останавливается на остановке через несколько метров и с шумом открывает двери.       – Прости, – проговаривает Хёк. – Это ради твоего же блага.       Резким движением вырвав руку, Минхёк быстро добегает до автобуса. Запрыгивает внутрь, умоляюще глядя на водителя.       – Быстрее, закрывайте двери!       Водитель что-то недовольно мямлит, но двери всё же тут же закрывает. В эту секунду Мунбин только успевает подбежать. Двери закрываются прямо перед его носом.       – Поехали, поехали, поехали! – просит Минхёк.       И снова водитель что-то ворчит, тем не менее давя на газ. Мунбин разозлённо топает ногой и спустя несколько секунд пропадает из поля зрения Минхёка.       Автобус отъезжает. Небо стремительно темнеет. На улице не остаётся совершенно никого, кроме Мунбина. Он обречённо опускается на колени. Почему же всё идёт совсем не так?..       – Чёрт! – он на эмоциях бьёт кулаком по асфальту.       Потом приходит в себя. Не время злиться. Надо бы найти остальных, рассказать им. В конце-концов, несколько людей-то точно что-нибудь придумают, в отличие от одного.       Он медленно поднимается на ноги. Конечно, в такой ситуации Мунбин никогда не бывал. Это и есть то, что он называл «интересной жизнью»?       Сделав пару неуверенных шагов вперёд, Мунбин останавливается. Он видит перед собой какие-то ноги в чёрных ботинках.       Поднимает голову. Это Чон Гёун.       – Хочешь знать, что происходит? – спрашивает тот, стоит им только столкнуться глазами.       Мунбин на это просто не реагирует, только недоверчиво оглядывая парня.       – А ты что, знаешь? – спрашивает безинициативно.       Гёун хитро улыбается, но в этой хитрой улыбке читается что-то, далёкое от обычного Гёуна: что-то умное и поучающее.       – А ты думаешь, кто Минхёку всё рассказал?

***

      Минхёку едва хватило сил сесть на первое попавшееся место. Посмотреть, кто ещё сидит с ним в автобусе, он уже не смог. Он кладёт голову на спинку сидения и устало прикрывает глаза.       В происходящее всё ещё не верится. Точнее, верится, но слабо. Будто это просто сон или очередные попытки докопаться до правды. Прогулка по воображению.       Он открывает глаза. Нет, это всё не сон и не воображение. Это действительно происходит. На самом деле, в реальности, прямо здесь и прямо сейчас. И от этого не сбежать.       Минхёк понятия не имеет, что он должен делать. Ну, вот выйдет он из автобуса, а дальше что? Гёун сказал, что у него только два пути. Он должен избавиться либо от Господина, либо от Мунбина.       Но проблема. Оба эти варианта предполагают убийство.       Выбрав первый вариант, Минхёк должен убить того психа, которого кликают Господином, и тем самым избавиться навсегда от этой чёртовой секты. Он сможет освободить и себя, и родителей, и всех остальных. Но он этого самого «Господина» только два раза в жизни видел и боится до невозможности. Какие у него слабые места, что он умеет, что из себя представляет и где он вообще находится в данный момент?       При втором же варианте Минхёк должен убить Мунбина и войти в ряды наёмников, теперь уже официально. Этот вариант немного проще, но его Минхёк сразу же без раздумий отметает.       Он думает: разве нельзя разрешить этот конфликт без убийства? Но тут и думать не надо, ответ очевиден. Нет.       Минхёк в жизни никогда никого не убивал и даже не видел, каково это. Да, он об этом слышал множество раз, буквально это рядом с этим. Но каково это вообще – убить кого-то – он не знает. И почему Гёун вообще поручил ему это?!       С другой стороны, что ещё мог сделать Гёун?.. Теперь всё целиком и полностью зависит только от Минхёка.       А значит, ему нужно собраться с силами. Включить все, какие только есть, остатки смелости, решительности, злости, пойти и избавиться от этого белобрысого психа. Ради Мунбина, ради родителей, ради самого себя, в конце-концов. Как сказал Гёун, искать Господина сейчас следует около дома.       Минхёк глубоко вдыхает. Медленно считает до десяти. Нервничает нереально, и чувствует свой страх всей душой. Выдыхает.       Глубокий вдох. Один. Два. Три. Четыре. Пять. Шесть. Семь. Восемь. Девять. Десять. Медленный выдох.       За окном пролетают бледные поля. От них уже по-настоящему начинают болеть глаза. Бескрайние поля утомляют, вызывают скуку, но в то же время они обладают какой-то своей атмосферой... Атмосферой свободы.       Небо темнеет. Пепельные облака гладко простилаются до самого горизонта и отдают лёгким серебром вдоль него. Местами серость смешивается с мягкими синими красками. Автобус едет тихо и спокойно, в такт холодному вечернему июньскому ветру.       Но в одну секунду картинка за окном начинает растягиваться. Спустя минуту и вовсе замирает. Автобус останавливается, шумный гул стихает, но за окном Минхёк видит не остановку, а лишь очередное поле.       Водитель что-то бормочет и суетливо поднимается с места. Минхёк тут же оживляется, по непонятным причинам чувствуя прилив сил.       – Чёрт возьми, – разбирает в словах водителя. – Заглох!        – Я никогда и ни за что никого не убью, – произносит Минхёк. Потом резко поднимает голову на Мунбина. В его глазах словно искрится маленькая, едва заметная надежда. – Обещаю. Ты можешь проконтролировать моё обещание?       Воспоминание о том дне становится ещё более неприятней. Минхёк не из тех, кто нарушает обещания. Но, кажется, сейчас он именно это и должен сделать. Нарушить собственное обещание.       Водитель открывает дверь и выходить на улицу. Минхёк снова пытается глубоко дышать и считать до десяти. С этими обещаниями он далеко не уедет.       Буквально. Уже спустя пару минут водитель забегает обратно в автобус, панически оглядывая всех присутствующих и отсутствующих.       – Сломалась посудина! – досадно и огорчённо произносит он. – Не доедем.       Чёрт возьми, это так не к месту. Только этого не хватало, чтобы автобус сломался, так и не доехав до деревни. Минхёку кажется, что вся Вселенная играет против него.       Он снова поглубже вдыхает. Надо что-то делать, не ждать же, пока автобус починят. Водитель озадаченно пятится по сторонам, люди, которые, оказывается, есть сзади, о чём-то перешёптываются. Минхёк решает, что нельзя терять время.       Пока все паникуют и водитель суетится, Хёк быстро выходит из автобуса. Нет смысла ждать, когда его починят. Небо над головой серое и по-вечернему пепельное. Вдоль дороги уже включились фонари, бессмысленно бросающиеся на асфальт ослепительное белое свечение.       Минхёк оглядывает местность и замечает, что за полем виднеется мост. Отлично. Значит, до дома совсем недалеко. Он быстро строит в голове план: дойти до моста, там спуститься к реке и спокойно дойти до дома вдоль берега. Тем более, что к мосту напрямую ведёт шоссе.       Ветер дует прямо в лицо, заставляя щурить глаза. Минхёк чувствует, как тяжело становится передвигать ноги, словно в воде. Но не останавливается.       В какой-то момент он ощущает неожиданный прилив бодрости. А может, ему просто кажется. Тем не менее, Хёк ускоряет шаг. Он идёт вдоль самой обочины мимо проезжающих изредка машин. Их довольно мало, будто это шоссе никому из водителей не сдалось и пользуются ими только те, кто не знает какой-либо другой, более удобной, дороги. Переходя от одного фонаря к другому, Минхёк замечает, как его тёмная тень то растягивается, то укорачивается поверх белого отблеска на асфальте.       Хёк сам не замечает, как его нога ступает на ровную гладкую поверхность моста. Он тут же останавливается. Ему, вообще-то, вниз, вдоль берега. Но почему-то хочется пойти вперёд, по мосту. Какое-то странное ощущение внутри.       Впереди виднеется шумный и суетливый город с его вечерними огнями и многоэтажками, вращающимися в облака. Вечернее небо смешивает пасмурную серость с бледной синевой, которая словно опасается и сюда, на землю. По обоим бокам – река, плещущаяся где-то в отдалении о камни. К счастью, мост оснащён фонарями. Их слепящее белоснежное свечение больше не раздражает. Машин впереди совсем нет.       Интуиция Минхёка ещё никогда не подводила. С этим мостом что-то не так. Налетает ещё один очередной сильный порыв свежего леденящего ветра, от которого даже перехватывает дыхание. Минхёк делает ещё пару неуверенных шагов, прежде чем остановиться. Острое чувство, что он здесь не один.       Будто сзади кто-то есть.       И это не иллюзия и не игра воображения. Минхёк слышит позади глухой звук приближающихся неторопливых шагов. Внутренний голос говорит ему не оборачиваться.       Шум стихает. Какой-то человек останавливается позади Минхёка всего в нескольких метрах, заставляя второго ожидающе затаить дыхание.       – Не меня ищешь?