🎶 Birdy - Wings 🎶
Существует ошибочное мнение, будто девочки переживают сексуальное насилие болезненнее, чем мальчики взрослыми женщинами или равносильно мальчиками, насилуемыми педофилами. Марк три недели не ходил в школу, едва не потеряв всех друзей, когда однажды ударил спросонья свою единственную девушку. К счастью, Дженнифер Гроу не раскрыла этих подробностей ни девочкам из группы поддержки, ни своим родителям. Марк тщетно извинялся перед ней, мотивируя свою неосознанную агрессию испугом от неожиданности, когда Дженнифер притронулась к нему на рассвете, перевернувшись на другой бок. От резкого удара в спину она упала на пол и заплакала. Марк забился в угол кровати и затрясся от ужаса, пока девушка спешно собирала свои вещи и покидала комнату. — Дженни, прости…я… — лепетал юноша, который с девяти лет переживал настойчивые прикосновения матери, которые позже перешли во взрослые ласки. С тех пор, Марк позволял лишь объятия с Евой, с которой они с детства прижимались друг к другу как два испуганных щенка, и избегал любые физические контакты с окружающими, лишь ограничиваясь рукопожатием с самыми близкими друзьями. Октябрь 2018 В кабинете пахло дезинфицирующим средством, и Марк почти ежесекундно порывался броситься к унитазу. Он нетерпеливо дёрнул рукой, пока медсестра настраивалась уколоть в вену. — Вам плохо, мистер Санторини? — она неодобрительно цокнула, выпуская воздух из шприца. — Нет, я в порядке, — пробормотал юноша, желая поскорее завершить процедуру. Как там его сестрёнка? Их обоих привезли в больницу прошлой ночью: Марка в тяжёлом состоянии, Еву в очень тяжёлом. У их так называемых родителей снесло абсолютно все барьеры, и подростки не выдержали. Спасло только то, что старшие Санторини были уже в стадии глубокого опьянения и не могли уже больше детей удерживать. Когда Марк увидел, как к Еве надвигался один из друзей отца, пошатываясь в токсическому бреду, он отбросил мать от себя и кинулся к сестре. Девушка лежала без сознания, не в силах больше удерживать его после совокупления с отцом. Марк толкнул несостоявшегося педофила, так что тот рухнул на пол, и приподнял сестру за плечи, встряхивая. — Ты что творишь? — взревел отец позади него, — я же сказал тебе не вмешиваться, — он ударил сына ногой по спине, так что ожили старые шрамы, когда Марк «вмешался» в последний раз. Юноша обернулся и вскочил на ноги. — Сынок, иди сюда, — позвала мать, но её голос потонул в крике. Отец и сын одновременно набросились друг на друга. Марк колотил в него кулаками как сумасшедший, выплескивая накопленный за годы целый клубок эмоций как злость, обида, унижение, беспомощность, ненависть. Старший был физически сильнее и мощнее, но совсем не ожидал такой ярости, к тому же накаченный наркотиками и алкоголем он едва мог отражать атаки. Мать в попытках остановить противостояние перевернула ароматические свечи вокруг кровати, и покрывало вспыхнуло. Марк отступил к двери, волоча перед собой Еву, которая наконец пришла в себя, и пыталась отталкиваться ногами, чтобы ускорить их отход. Друг отца с разбитым виском попытался остановить их, но Ева пнула его ногой в тот самый орган, которым он собирался её отыметь, а Марк швырнул ему стакан в лицо. Они выскочили из их загородного дома и бежали со всех ног, пока не достигли объездной дороги и, завидев первую машину, рухнули практически под колёса. Очнулся Марк уже на больничной койке, но в бесконечной тревоге за сестру оторвал от себя капельницу и подскочил с кровати, едва не потеряв тут же сознание. Зажмурив глаза, он вернул временный контроль над своим телом и бросился в коридор, где уже встретили встревоженные медсестры. — Где Ева? Моя сестра, — его глаза лихорадочно бегали, сканируя каждую палату в коридоре. — Молодой человек, вам нужно прилечь! — кричали ему медработники. Наконец какой-то санитар схватил его за плечо, останавливая у одной из комнат в коридоре. Завидев родное лицо, юноша последним рывком оказался у её изголовья. — У неё было сильное кровотечение и многочисленные синяки, но жизни на данный момент ничего не угрожает… — на последнем слове сознание Марка потухло. Декабрь 2018 «Проваливай из нашей школы, социопатка!» Это ещё было не самое худшее слово из всех, что она видела и слышала в свой адрес, поэтому Ева чуть помедлила, прежде чем с ухмылкой сорвать листок со своего ящичка. — Вижу, королева в хорошем настроении. — Не называй меня так, — Ева захлопнула дверцу, совершенно забыв, что хотела достать из него, и обернулась. И что дальше сказать, тоже забыла. Томми Картер единственный в школе, кто заставлял её терять дар речи и теряться, хотя она всегда знала, что ответить, даже если это был холодный взгляд, небрежно брошенный на задир. — Воспользуюсь твоим молчанием и быстро задам вопрос, — парень также утопал в глазах напротив, но не подавал виду, — станешь ли ты моей королевой? Я имею в виду, на школьном балу, — быстро добавил он, борясь с желанием приблизиться к ней ещё на шаг и при этом опасаясь её взрывной реакции. Пока Ева собиралась с мыслями, вокруг них собралась толпа. Старшеклассники возбужденно перешептывались в ожидании развязки. — Я не думаю, что мне нужны какие-либо вечеринки в ближайшем будущем. Праздник Гая Фокса — исключение, — предупредительно подняла она палец и нервно обогнула одноклассника, чтобы дальше идти по коридору. — Ты забыла учебники на английский, — крикнул ей вслед Картер, на что та пожала плечами и продолжала движение. — Эй, Картер, тебя отшили, — Эрик Саммер выплюнул эти слова. Томми обернулся, смерив того презрительным взглядом: — Ты всё увидишь на самом балу. Определённо, чувство собственного достоинства при любых раскладах явно было общим у самопровозглашённых короля и королевы школы, но больше сблизиться не получалось. «Не ожидал я отказа от тебя, впрочем, как от Евы Санторини было предсказуемо.» — Мис Санторини, — учитель поражено смотрел на её пустую парту, — впервые вижу отсутствие подготовки к уроку. Если этому поспособствали некие обстоятельства, разрешаю спуститься за книгами. — А с какой стати делать исключение? — вмешалась Тереза Латимер. — Верно, — подключился кто-то с задней парты, — у меня систематически 0 баллов. — У тебя систематически отсутствует подготовка, а вот у Евы… — Мистер Лэбридж, — Ева ненавидела пристальное внимание к себе, — позвольте мне впервые получить эти самые 0 баллов. Я исправлюсь на следующий урок. Учитель со вздохом кивнул, и урок начался. Ева чуть погодя повернула голову, чтобы перехватить прямой взгляд Томми, который спустя секунду отвернулся. 11:04 «Эй, я не хотела». Этого однозначно мало. Что же добавить… Санторини кусала ногти в ожидании ответа, пока учитель был занят работой у доски. Она снова обернулась: Картер сосредоточился на выполняемом упражнении. 11:12 «Английский был за тобой. Ты захотела отменить наш союз? Следовало хотя бы предупредить.» — Можно мне двойную порцию картошки, миссис Саливан? — Ева лучезарно улыбнулась кухарке, — спасибо. — Хоть кто-то сохранил к тебе прежнее отношение, — эта несносная Латимер теперь решила испортить аппетит. — Ты ведь не станешь переворачивать мой поднос на её глазах, — Ева пробиралась к заветному столику. — По-прежнему строишь из себя крутую, — перед ней возник Эрик, — не понимаешь, что так останешься одна. — По крайней мере, от самой себя предательства не ждать, — Саммер помрачнел и замер, чем Санторини и воспользовалась, обходя его и наконец оказываясь перед нужным ей человеком. За столиком не было свободного места, но девушка не растерялась: — Ты вроде любишь картошку, — она поставила тарелку перед Картером, вся столовая глазела на эту сцену, — и предпочитаешь черничный сок. Я видела, что тебе не хватило и взяла для тебя. У парней за столиком вырвались смешки. — Очень мило, Санторини, — сдержанно ответил Томми без тени улыбки, — но сегодня я остановил свой выбор на обычном яблочном и картофель я не ем каждый день. — Что ж, — невозмутимо ответила Ева, — эту запечённую с сыром картошку я всё-таки оставлю, угощайтесь, мальчики. А сок я заберу, — она продолжала смотреть на него, — я тоже такой люблю. 14:23 «Нет, мне важен наш союз. Надеюсь, своим поступком я это доказала.»***
Вокруг все пялились и издавали нечленораздельные звуки, которые отбивали эхо в тюремном коридоре. В тюрьмах всегда так темно, чтобы такая атмосфера угнетала осужденных ещё больше. — Привет, Марк, — старший Санторини в тюремной робе сел на стул, — рад, что ты пришёл.