Стёртые грани

— Все будет хорошо, Ева. — Ты всегда так говоришь… — Потому что я всегда верю в это время, и сейчас даже больше прежнего. — Разве это хорошо, что как раньше больше не будет? — Конечно, хорошо, потому то, как было раньше, было плохо для нас. Ева отняла трубку от телефона и выдохнула. Она снова прогуляла урок — первый по математике в этот раз — но не могла не поговорить с братом. Особенно после такой ночи и особенно перед судом. — Давай так: ты концентрируйся на уроках, потому что нужно закончить школу, или хотя бы этот год, раз он уже проплачен, а я пойду на заседание. После заеду к тебе во время ланча. У тебя есть сегодня тренировка? — Ты ж знаешь, что каждый день. — Значит восстановили в команде? — Значит я что-то ещё собой представляю, — горько отметила Ева, не зная, благодарить ли за это её «союз» или в первую очередь спортивные навыки. — Ты не представляешь, как много на самом деле, — прошептал Марк, — и прости за вчерашнее. Я просто переживаю за тебя, за все происходящее, за то, что происходит по моей инициативе… — Не вини себя, братик, — Ева едва подавила всхлип, — ты тоже был ребенком до недавнего времени. Психиатр в больнице сказала, что они …плохо с нами поступали. Я просто не хочу, чтобы ты что-либо перенял. — Я тоже не хочу. Буду работать над собой. Держись там! — И ты! Ева отключила звонок и в изнеможении опустилась на пол. Она всё еще так и не покинула гардеробную с момента прихода. Только за пару часов столько всего произошло: завтрак на заправке, разговор с Томми, предупреждение Камиллы и вот звонок от Марка. Её социальная батарейка выдохлась.

***

На последующие уроки она пришла как ни в чем не бывало. За полминуты до звонка, чтобы никто не успел что-либо сказать или сделать до того, как зайдёт учитель. Томми кинул быстрый взгляд и отвернулся. По крайней мере, она здесь, в поле его внимания, не нужно переживать, искать, спасать. Ему ведь нужна постоянная, надёжная партнёрша по учебе, об этом его волнение. То ли сегодняшний суд усилил давление, то ли директор внезапно заметил происходящее, но перед обедом Еве пришлось зайти в его кабинет. — Мис Санторини, — начал было мистер Латимер, — приношу соболезнования в связи с такой …эээ…семейной ситуацией и надеюсь, что пребываете в полном здравии после почти месяца в больнице. — Мм, более или менее, — Ева сцепила холодные пальцы в замок. — Я знаю, что обучение всегда оплачивается вашей семьей на год вперёд, но, к сожалению, нынешние обстоятельства… — Имеете в виду моих родителей под следствием? — Я не закончил мысль, а потому не советую прерывать меня. Нынешние обстоятельства ставят под удар репутацию академии Латимер, и уже две семьи отказались в следующем году возвращаться, пока вы будете присутствовать. — Моё присутствие как раз подогревает репутацию, о ней пишут в газетах и, если упоминают конкретно моё имя, то только в позитивном ключе, как «отличница, спортсменка, «летун» команды черлидеров». Я читала утренние новости, сэр. И я лично не сделала ничего такого, чтобы навредить имиджу школы. — Невозможно себя отделить от семейного имени. Ева быстро заморгала и погладила себя по животу, чтобы справиться со спазмом. — Я не выбирала такую семью. Мы это, увы, не выбираем. Ваша сестра, сэр, также не пошла по стопам всех предков и не поступила в Оксфорд. Стала ли она от этого меньше вашей сестрой? Директор сжал челюсть и хотел что-то сказать, но школьница встала и направилась к двери: — Простите, сэр, у меня сейчас обеденный перерыв. А после подготовка к дебатам на следующей неделе и тренировка. И впредь я буду делать всё в силах, чтобы только повышать рейтинг академии Латимер личными успехами. Я могу идти? Томми намеревался окликнуть Еву, когда она проходила по дорожке, ведущей в школьный сад, но потом вспомнил об окружающих и об их договоренности провести время после уроков. Их утреннее воспоминание заставило его улыбнуться. Ровно до того момента, пока он не увидел, как Марк, её старший брат (узнал по фотографиям из газет) не поцеловал её в лоб и не обнял за плечи. Ева сразу сникла, словно всё её легонькое тело обвисло и потеряло силу рядом с ним, хотя она всегда словно натянутая струна с прямой спинкой и гордым взглядом. И это замечание кольнуло в сердце Картера, его инстинкт защитника, и он вернулся к друзьям за обеденный стол.