Цена доверия

Следующую неделю Грейвз откровенно избегает ненужных встреч с Гриндевальдом. Да, он ходит на собрания. Слушает, но уже не пытается подавать голос, когда его не спрашивают. Когда спрашивают — отвечает, не избегая смотреть в разные глаза. Но без необходимости — любой контакт аврор старается исключить. Сделанное открытие его ни разу не радует, и американец надеется, что справится с собой, что сможет подавить собственное желание. В конце концов, Геллерт Гриндевальд был не первым человеком в его жизни, которого он желал, но не мог получить. В принципе, по прошествии еще недели или около того, Персивалю даже кажется, что он справился. Если в первые дни после знаменательного разговора, непрошеные картинки из фальшивого воспоминания еще проскакивали в его голове, когда аврор отходил ко сну или задумывался, то сейчас это случалось все реже и реже. Все лучше удавалось сосредоточиться исключительно на деле. А сосредотачиваться было на чем. Судя по активности и тематике встреч, готовилось что-то… серьезное. Грейвз не сказал бы с уверенностью, что именно, но встречи стали чаще, а их состав поменялся. Количество участников сокращалось от собрания к собранию. И когда на очередном брифинге присутствующих в зале оказывается не больше десяти, а сам брифинг проходит в личных покоях темного — чего на памяти аврора не случалось еще ни разу — Персиваль только укрепляется в этой мысли. С одной стороны, то, что он присутствует на собраниях до сих пор… радует. Обнадеживает. Гриндевальд собирает у себя явно только узкий круг самых верных последователей, и то, что Грейвз среди приглашенных — дает надежду, что ему наконец-то хоть чуть-чуть начали верить. С другой — эта надежда живет недолго. Геллерта интересуют его знания об аврорах Британского Министерства Магии. Грейвз рассказывает все, что знает, называет все имена, включая работавших под прикрытием, указывает, куда с наибольшей вероятностью Аврорат будет еще пытаться внедрить своих. Рассказывает о методах работы — тех методах, которые не лежали на поверхности. Рассказывает о высокопоставленных не-магах, с которыми Министерство поддерживает прямые контакты (в отличие от МАКУСА, в Англии и Европе была принята такая практика). И когда он заканчивает — Геллерт вежливо благодарит его и просит вернуться на свое место. И дальше — игнорирует все оставшееся время. Персиваля как будто больше не существует в комнате. Гриндевальд обсуждает информацию с остальными последователями, с Розьем, с Абернати, с Краллом, но самого Грейвза не спрашивают. Это… бесит. Конечно, это бесит! Встать и уйти аврор не может, будь он на месте австрийца — за такой выходкой наказание последовало бы не то, что неминуемо — незамедлительно. И все, что остается американцу — молча слушать. И наблюдать. Наблюдать, как неярко светится острый кончик Бузинной палочки, которой Гриндевальд орудует то по прямому назначению, возводя в воздухе проекции городов, стран, иерархии Аврората и схемы будущих планов. То совершенно варварски использует ее как банальную указку. То, явно задумавшись, начинает поглаживать неровности дерева пальцами. Невольно — Грейвз сосредотачивает свое все свое внимание на движениях палочки. Оружие. Это грозное оружие. Кто не слышал легенду о Дарах Смерти! Кто не мечтал завладеть хотя бы одним из них! И больше всего было мечтавших завладеть именно Палочкой. Палочка Смерти, Палочка Судьбы, Старшая палочка — названий было много. И владельцев тоже было много. Один из них стоял сейчас в самом центре комнаты и кончиком той самой Палочки выуживал из собственной памяти воспоминание, чтобы показать его остальным. Персиваль знал, что Геллерт действительно был Мастером Бузинной палочки. И потому свободное, а иногда и небрежное отношение темного со столь грозным оружием ощущалось правильным. И завораживало. Очевидно, австриец временами забывал о том, что у него в руках не простая указка. А Грейвз ловил себя на мысли, что не помнит, как дышать, глядя наблюдая за Гриндевальдом в такие моменты. Бледные пальцы прошлись по выступам и неровностям палочки вверх-вниз. Геллерт, задумавшись, почти ласкал палочку. Аврор поерзал на своем стуле, смутно осознавая, что сидеть становится неудобно. Но не придал этому особого значения. Геллерт кого-то внимательно слушал, кажется, Розье. Та говорила несколько витиевато, не сразу подходя к сути того, что хотела сказать, и Гриндевальд слушал ее, развалившись в кресле. Острый кончик палочки упирался в подбородок, замысловатыми узорами скользя по коже от шеи до виска и обратно. Касался светлой брови, очерчивая ее форму, проводил по щеке… Персиваль невольно сглотнул, воздух в комнате вдруг показался ему душным. Скорее бы закончился этот чертов брифинг… Кто-то что-то говорит. Может быть, снова Розье. Может быть, Кэрроу. Может быть, Кралл. Аврор не слышит. В ушах шумит кровь, он вынужден сложить руки чуть ниже живота — чтобы не выдать себя. Геллерт держит Палочку правой рукой за край, а второй ведет от рукоятки до тонкого кончика. Медленно, перебирая пальцами, поглаживая и чуть прокручивая. И при этом не спуская глаз с того, кто с ним говорит. Все внимание разных глаз — на собеседнике, кажется, что темный даже не в курсе, что творят сейчас его руки. Что творят его руки с ним, Персивалем Грейвзем, даже не касаясь его при этом. Все встают. До американца это доходит не сразу, а когда доходит — Персиваль вынужден сделать полшага в сторону, дабы оказаться за спиной кого-то из присутствующих. Уйти из зоны прямой видимости темного. Геллерт благодарит всех присутствовавших, объявляя об окончании. Грейвзу требуется вся его выдержка, все его самообладание, чтобы не вылететь из комнаты первым. Ему кажется, что если он это сделает — все узнают. Заметят. Сразу же. И самое главное — что заметит сам Гриндевальд. Но ему везет. Его никто не останавливает. Никто не мешает ему практически бегом кинуться в комнату для аппарирования. И только оказавшись под защитой собственной комнаты, Персиваль позволяет себе выдохнуть. Пиджак летит прямо на пол, сам аврор едва удерживается от того, чтобы просто не спалить галстук, который сейчас натурально мешал дышать. И только расстегнув первые две пуговицы рубашки, он наконец-то выдыхает. Все его усилия по укрощению собственного желания идут прахом. Идут настолько стремительно и постыдно, что Грейвз коротко, глухо стонет — от бессильной ярости. Внизу, в паху — тугой узел возбуждения, ему даже не нужно опускать глаза, он и так чувствует — эрекция почти каменная. А ведь по сути-то не произошло ничего. То есть натурально — ничего. Просто… брифинг. — Грейвз… у тебя крыша едет, ты в курсе? Тебе же не семнадцать лет, чтобы так реагировать…. Персиваль прикрывает глаза. Как давно у него последний раз был секс? Не иллюзорный, а физический контакт с живым человеком? Судя по тому, насколько он завелся от вида Гриндевальда с Палочкой в руке — катастрофически давно. Постепенно рваное дыхание успокаивается, горячий, плотный туман в голове немного рассеивается, и приходит закономерный вопрос: и что дальше? Ему нужно расслабиться. Успокоиться. Способа, лучшего, чем горячая ванна и порция хорошего — хорошего! — виски, аврор не знал. — Даззи, — Грейвз не дожидаясь, пока эльфка материализуется, начинает отдавать приказы, — ванну, не очень горячую. С мятой. Виски, со льдом, держи холодным, пока я не скажу. И чистую постель. И поторопись, дракон тебя раздери! Последнее, разумеется, лишнее, но сдержаться не получается. Мысль о горячей воде на обнаженной коже приносит почти такое же предвкушение, как если бы… Так, стоп-стоп-стоп, аврор Грейвз, директор Грейвз, соберись! Ты вроде бы успокоиться хотел, а не наоборот! Вот и успокаивайся, а не заводи себя еще больше! Раздевается аврор прямо по дороге до ванной комнаты. Эльфка все равно потом все подберет и сложит аккуратно. Вода встречает разгоряченное тело приятной мягкостью. Запах мяты дарит успокоение, Персиваль вытягивается в ванной во весь рост, откидывая голову на край и блаженно выдыхая. В паху все еще пульсирует, но игнорировать это становится все легче. — Даззи, виски, — стакан ложится ему прямо в протянутую ладонь. Знакомый и любимый вкус. Виски почти ледяной по температуре, и внутри от него становится обжигающе-горячо. Настоящее пламя внутри льда. Терпкий. Со сладковатым послевкусием. Персиваль смакует несколько первых глотков, пока не чувствует действие алкоголя. Голова едва ощутимо кружится, даря приятную легкость, и аврор улыбается. — Даззи, воду чуть горячее сделай, пожалуйста. Нагревается вода практически мгновенно. Да, это то, что надо. От поверхности курится легкий пар, кожа нагревается, пока на ней не выступает испарина. Персиваль снова запрокидывает голову назад и лежит без движения несколько минут, наслаждаясь. Кажется, что все обошлось… На нежной коже шее чертит дорожку капля влаги, собираясь под подбородком. Ощущения приятные, Грейвз чуть улыбается. Темные глаза прикрыты, виски туманит разум, и если приложить чуточку усилий, можно даже представить, что это… Что это легкое касание самым кончиком палочки. Осторожное, еле ощутимое, призванное лишь намекнуть на присутствие. Скользит ниже неровным, прерывистым движением. Разумеется, это кончик Бузинной палочки. И доходя до ложбинки между ключицами прикосновение не теряется, а идет дальше, по груди. Кончик палочки нагревается от соприкосновения с кожей, и касание становится ощутимее. Ниже по груди, по чувствительной коже между сосков. Там — эрогенная зона, и прикосновения отдаются легкими, пока что не столь заметными, разрядами удовольствия. А палочка скользит ниже, доходит до живота… Грейвз коротко, резко втягивает в легкие воздух, и отдергивает руку от собственной кожи на животе, рывком открывая глаза. Но уже поздно. Давешнее напряжение снова сворачивается клубком в нижней части тела. Аврор ругается так, что ему позавидовал бы Гнарлак, и трет рукой глаза. Вот что он наделал?.. Успокоился же уже, остыл… Впрочем… впрочем, сейчас он не в комнате для собраний, не у всех на виду. Он в собственной ванной. А секса не было так давно… Персиваль отправляет стакан с виски на пол, проследив, чтобы тот не разбился. Колеблется еще секунду. И снова откидывает голову назад, прикрывая глаза. Теперь уже — намеренно. Ему интересно. Пальцы ложатся на открытую кожу шеи, Персиваль ведет вниз, уже намеренно еле касаясь собственной кожи. Ощущения… приятные. И представить на месте собственной руки — длинные, бледные пальцы оказывается просто. Настолько просто, что аврор вздрагивает. Где-то на задворках подернутого алкогольной дымкой разума американца еще слышен тонкий голосок, говорящий, что нужно остановиться. Что нужно прекратить все это, пока не стало слишком поздно. Но всплывшая картинка — тонкий кончик Бузинной палочки скользит под открытым горлом по почти белой коже, очерчивая линию челюсти — слишком яркая, и голосок умолкает. Пальцы аврора касаются чувствительной кожи груди на уровне сосков, Грейвз вдыхает и выдыхает чуть резче. Не позволяет руке задерживаться долго на одном месте. Вниз, по животу… Пальцы крутят Палочку, проворачивают медленно, в то же время оглаживая неровное дерево. Не торопятся, словно их обладатель знает, что за ним наблюдают. Пальцы американца касаются его собственного члена, он наполовину возбужден, но кровь пульсирует, и плоть наливается твердостью. Кончик Палочки — вдоль губ. Проводит по ним, грозясь скрыться между, скользнуть в рот, но не делая этого. Уголок губ дергается в усмешке — одновременно довольной и соблазняющей. Персиваль чуть сжимает пальцы, замыкая ствол в кольцо, и проводит по всей длине, не без удивления слыша собственный приглушенный стон. Хватка сильная. Уверенная. Хватка человека, привыкшего подчинять. А ему некуда деться. Негде спрятаться. Он весь — открыт и выставлен напоказ. От осознания собственной позы кровь бьет в голову и становится жарко. Ему должно быть страшно, и черт подери, да, ему страшно! Потому что дальше будет больно, и он знает это. Но вместе с тем… вместе с тем — ему жарко. От собственной беспомощности. От чужой власти над ним. Власти, которая не спрашивает, чего хочет он сам. Не дает выбора. И не оставляет шанса вырваться. Полная, всеобъемлющая беспомощность. От этой мысли становится еще страшнее. И вместе с тем он чувствует… возбуждение. Пальцы давно уже сжались в кулак, и Персиваль ласкает себя, плотно закрыв глаза, перед которыми плывут картинки. Пальцы Геллерта — на его бедрах. Не дают уйти. Тянут назад, раскачивая подвешенное в паутине ткани тело, и за счет нарастания амплитуды движения — заставляя насаживаться на член Гриндевальда. По сути, сам темный не двигается, двигается Грейвз. Двигается против своей воли, и от этого унижение только острее. И сильнее бьет в пах, заставляя его собственный член болезненно напрягаться. Геллерт коротко, почти мягко смеется — и меняет угол, заставляя аврора задохнуться вдохом. Темный снова смеется, когда слышит долгий, протяжный стон своего пленника. Грейвз прикусывает пальцы на второй руке, но это мало помогает. Его стоны мечутся по ванной комнате, отражаясь эхом, и он уже не может определить, какие из них — отраженные. Движения руки под водой все быстрее, а хватка пальцев на плоти все жестче. Американец чувствует, как сжимаются мышцы его ануса, предвещая скорую разрядку, и закусывает губу. Чувствует, как напрягаются бедра, подаваясь вперед и вверх, навстречу руке. И ему кажется, что он чувствует движение внизу. Чувствует… …как все убыстряет движение Геллерт. Резче. Причиняя боль тем, что буквально вбивается в распятое на черной ткани тело под собой. Заставляя Грейвза уже не стонать — а коротко вскрикивать при каждом движении. Это не должно быть так, не должно вызывать такую реакцию — но член пленника выдает его с головой. Пальцы вплетаются в растрепавшиеся, тронутые сединой волосы, голову Грейвза тянут назад. И два пальца точным, выверенным движением вдруг пережимают ему дыхательные пути. Аврор дергается, дергается уже бездумно, силясь вырваться, потому что перед глазами плывут яркие белые пятна, а за шумом крови в ушах он не слышит даже коротких, явно сдерживаемых стонов самого Гриндевальда. Еще немного — и он просто задохнется! Как вдруг внутри становится тепло, а соль бьет по рецепторам яркой вспышкой новой боли. Пальцы сжимаются сильнее, Грейвз напрягается всем телом, невольно выгибаясь навстречу собственной руке. И кончает с долгим низким стоном. Оргазм яркий, такой яркий, что его бьет крупной дрожью не меньше минуты, прежде чем он устало опускается обратно, снова ложась в воду. Сыто, удовлетворенно улыбаясь, маг чувствует, как по телу разливается блаженная истома. Вода все еще теплая. Теперь он может и правда расслабиться. Аврор допивает виски. И пока алкоголь дарит телу приятную слабость, усмехается: — Вот теперь ты и правда по уши в дерьме, Грейвз. Но придется признать, что тебе понравилось. Самому себе врать нет смысла. Ты этого действительно хочешь, — последний глоток виски. — Интересно, а как бы ты это сделал в реальности, Геллерт? И сделал бы? Очень интересно…

***

Гриндевальд внимательно слушает Розье на собрании. Однако мыслями он витает где-то совсем не в той комнате, где собралась верхушка «Ради общего блага». Кончик палочки то и дело скользит по коже, оставляя приятные ощущения. Он внимательно смотрит на Розье и понимает, что вот она, стоит, что-то говорит. Он даже умудряется кивать ей в ответ, однако думает совершенно о другом. И сосредоточен на том, как его собственная палочка скользит между пальцев по ладони, от основания до кончика и обратно. Яркий толчок в правую лопатку. Гриндевальд отслеживает поток энергии, который ведет… к Персивалю Грейвзу? «Так, так… Мистер Грейвз. И что же на этот раз?» Геллерт не поворачивает голову, лишь чуть меняет положение тела, чтобы было видно лучше и краем глаза наблюдает за ним. Американец прячет руки, взгляд смущенный и немного виноватый. Легкий румянец коснулся его щек. Когда собрание заканчивается, Грейвз одним из первых спешно покидает комнату. Постепенно кабинет пустеет и Гриндевальд остается один. Теперь можно переодеться в куда более удобную одежду и заняться своими личными вопросами и делами. А личное дело, которое Гриндевальду необходимо сделать — узнать, что произошло с Грейвзом, который был сам не свой во время собрания. Он подходит к шкафчику, где хранятся его личные запасы трав, порошков и зелий. «Зелье правдивости, зелье агонии, ага, вот оно»… Он залпом выпивает нужное и затем аппарирует к двери комнаты аврора. Можно было бы применить и заклинание, но Геллерт предпочитал варианты, которые точно не дадут сбоя. А зелье невидимости, которое действовало не больше часа и снималось простым заклинанием, в данном случае было наилучшим решением. Все эти дни Геллерту казалось, что Грейвз избегает его. Избегает встреч, взглядов, разговоров. Больше не приходит и не вламывается хамски в его покои. Это настораживает и вводит в некоторое недоумение. Хотя с учетом их последнего разговора, у такого поведения американца есть причины. Он разбирается с внутренним «Я», ища ответ на вопрос, который ему задал темный маг. — Перси, Перси. Все настолько просто, а ты это усложняешь, — Геллерт недовольно цокает и заходит в комнату. — Еще и двери не запираешь. Вот бестолочь. В комнате царит темнота, и только из-за приоткрытой двери ванной комнаты виден приглушенный свет и доносится звук льющейся воды. Геллерта вдруг пронизывает новой волной энергии, настолько яркой, что его почти что сносит. Он тихо заходит в ванную. Нет. Грейвз не видит его. Зелье невидимости настолько мощное, что скрывает даже запах. А там, где комната наполнена влажностью, все запахи сливаются воедино. — Даззи, воду чуть горячее сделай, пожалуйста, — звучит голос аврора и эльфка меняет температуру льющейся воды. Персиваль запрокидывает голову назад и лежит без движения, наслаждаясь процедурой. Гриндевальд улыбается. Он редко видит директора таким расслабленным, беззащитным и обнаженным. Глаза аврора закрыты. Темному магу даже не надо лезть в его голову, чтобы увидеть, о чем тот думает. Его мысли заняты интересными воспоминаниями, а кончики пальцев в точности повторяют движения палочки темного. Странный комок внутри самого Геллерта сжимается и медленно тянется вниз. Энергия директора настолько ярко-возбуждающая, что уже не остается сомнений в том, о чем конкретно он думает. Геллерт наблюдает за пальцами аврора, скользящими по шее вниз, по ключицам… О, да, красивые ключицы — это слабость Темного мага. Такие хрупкие части тела и такие соблазнительные. И в этом положении тела они смотрятся особенно хорошо. На несколько секунд Геллерт задерживает взгляд на груди Грейвза, а затем переводит его на выражение лица аврора и меняет позу на более комфортную. Даже несмотря на свободную одежду, в которую он успел переодеться после собрания, маг чувствует, как все напрягается внутри, а затем напряжение начинает проявляться и внешне. Чертов вуайеризм. То, что Геллерту доставляет удовольствие. Особенно, если перед ним находится маг, который так привлекателен для него внешне и по своей энергии. Рука Директора скрывается под водой, скользя ниже. С того места, где стоит Геллерт, уже не видно движений аврора, и он делает шаг вперед, останавливаясь совсем близко, чтобы видеть его лицо и все движения. Грейвз коротко, резко втягивает в легкие воздух, и отдергивает руку от собственной кожи на животе, рывком открывая глаза. Тяжело дышит. И начинает все сначала. Откидывает голову и вновь скользит пальцами рук по своему телу. Теперь Геллерту еще сложнее не выдать своего присутствия (ну да, тихий вдох и резкий выдох, наблюдения за движениями аврора любого могут довести). Пальцы рук скользят под открытым горлом по почти белой коже, очерчивая линию челюсти — Темные маги! Он прекрасен сейчас как никогда. Как велико желание залезть к нему в сознание и посмотреть, но именно сейчас Геллерт запрещает себе это. Или не хочет. Или… просто знает, что он там увидит. Слишком яркая энергия возбуждения… слишком яркие картинки, которые читаются без легилименса. Мысли Грейвза заняты им. Геллертом Гриндевальдом. Тем временем пальцы аврора касаются кожи груди на уровне сосков, Грейвз вдыхает и выдыхает чуть резче и скользит рукой вниз, по животу. Второй рукой Персиваль касается приоткрытых губ. Так развратно и так сексуально, что уже сам темный маг забывает, как дышать. Рука темного опускается на пах, ощущая напряженность. Нет. К этому он вернется позже. Не здесь и не сейчас. Интереснее наблюдать за тем, как директор ласкает себя. А сам Геллерт лишь касается пальцами собственного возбужденного члена, не делая ничего более. «Персиваль. Это так развратно. Видеть моего лучшего мага в таком виде, ласкающего себя и думающего обо мне. Такие развратные губы, в которые бы я незамедлительно впился поцелуем, а потом использовал бы твой рот во всех смыслах этого слова.» Мысленно Гриндевальд дает мягкий, совсем незаметный посыл энергии в сторону Грейвза, позволяя его возбуждению стать более осязаемым. Раздается приглушенный стон. А рука, ласкающая член, ускоряет ритм. Аврор закусывает пальцы в попытке скрыть неприкрытое возбуждение и стоны. Геллерт усмехается. И замечает, что сам уже достаточно тяжело дышит. Тело требует разрядки, но он остается просто наблюдателем. «Никогда бы не подумал, Мистер Грейвз, что вы такой… кхм, развратник…» Движения руки ускоряются, тело аврора вздрагивает и заходится оргазменных конвульсиях. Изгибы тела, рука, продолжающая сжимать член, выражение лица… Геллерт непроизвольно издает едва слышный стон. Вам это с рук так просто не сойдет, господин директор. Последнее, что он слышит от Грейвза, прежде чем тихо покинуть ванную комнату: — Интересно, а как бы ты это сделал в реальности, Геллерт? И сделал бы? Очень интересно… Услышав эту фразу, темный маг останавливается по ту сторону двери и принимает окончательное решение. Располагаясь на кровати и заклинанием снимая невидимость, он остается ждать в полумраке комнаты.