Разбойники требуют кошелёк или жизнь, женщины — и то и другое. Сэмюэл Батлер Ты ангел во плоти, иль, лучше, ты бесплотен! Ты скачешь и поешь, свободен, беззаботен, Что видишь, всё твое; везде в своем дому, Не просишь ни о чем, не должен никому. М.В.Ломоносов
Джанлука орал. Он ни в какую не хотел есть банановую кашу и так извивался и выгибался на детском стульчике, что попасть ложкой в его открытый рот не сумел бы даже жонглер-виртуоз. — Может быть, у него температура?.. — встревоженно спросил Бето, с безопасного расстояния наблюдая за Чинцией, что не оставляла попыток накормить сына. — Он вчера что-то подкашливал… — Нет у него никакой температуры, и он не кашляет, — вздохнула Чинция и уклонилась в сторону от цепкой ручки, что метилась схватить ее за волосы. — Обычная история с кашей. Ты бы знал, если бы чаще бывал дома. Бето сделал вид, что не заметил шпильки, и уткнулся в свою чашку. Непредсказуемый график на новой работе, почти не оставлявший возможности планировать свободное время, вот уже полгода был основным камнем преткновения в спокойном течении семейной жизни… если не считать, конечно, визитов Принца. Лука наведывался к ним раз в две-три недели, в любом случае не реже раза в месяц, и чем дольше был перерыв — тем дольше он зависал в Терни, и не спешил вернуться в Рим, где беспутного волка-одиночку не ждали ни семья, ни работа. Бето ничего не мог с этим поделать и предпочел смириться. В конце концов он всегда смирялся, уступал желаниям жены, когда она в самом деле чего-то хотела — а Чинция хотела видеть Принца, и точка. У нее был железобетонный аргумент, очень обидный для Бето, но непрошибаемый, как защита ворот Вальтером Дзенгой (1) на суперкубке. Ему же только и оставалось, что засунуть поглубже свою гордость, сцепить зубы, и как ни в чем не бывало пожимать Принцу руку, садиться с ним за стол, обсуждать политику и спорт, пить пиво и наблюдать, как Лука возится с Джанни… как щекочет его, строит ему смешные рожицы, изображает волка, тискает, валяет по дивану, а довольный малыш весело хихикает и просит: «Есё, есё покази вока! Есё!» — пока, вконец утомившись, не засыпает на коленях у «дяди Луки», привалившись к нему кудрявой головёнкой, и Чинция, притворно хмурясь, не уносит сына в кровать. Обижаться тут вроде было не на что, но Бето обижался. У него неплохо получалось справляться с ролью отца: он никогда не отказывал Чинции в помощи, даже если валился с ног от усталости после рабочей смены, научился варить кашу и менять подгузники, и заваривать травы для детской ванны, и поиграть с сынишкой находил время. Но стоило Принцу возникнуть на пороге, все это мгновенно забывалось, теряло смысл, и Бето отходил на второй план. Временами ему казалось, что и новая просторная квартира, почти в самом центре города, куда они переехали из многоэтажки на окраине, и все, что в ней есть хорошего и ценного, начиная с жены и сына, на самом деле принадлежит бывшему лучшему другу, а он просто работает дублером. Замещает Луку, хлебает вместо него бытовую рутину, пока тот бездельничает, шляется по девкам или занимается сомнительными делами, каждое из которых тянет на новый тюремный срок… потому что он «хороший, добрый Бето». Да, он — тот, кто ведет себя хорошо, и поступает правильно, но зато Принцу всегда, с самого начала, и прежде, и теперь, доставалось все лучшее, все сливки, все призы, и самая сильная любовь… Любовь… что бы там ни говорила Чинция, как бы ни обнимала, ни улещивала медовыми речами и поцелуями, Бето знал, что, хотя она и вышла за него замуж, из них двоих она всегда больше любила Принца. Доказательство — самое бесспорное и честное доказательство — сидело сейчас на детском стульчике и орало, размазывая по щекам банановую кашу. — Ну так что, как ты решила — мы сегодня на водопад поедем или на озеро? — хрипло, как будто сам сильно простудился, спросил Бето. — Если на водопад, так надо термос с собой брать, и малыша одеть потеплее… Чинция оглянулась через плечо, и он предсказуемо прочел на красивом лице жены фирменное выражение «я вышла за идиота». — На озеро, конечно. Я же не полезу наверх с коляской, а Джанни уже слишком тяжелый, чтобы Лука его на плечах тащил всю дорогу. — Почему Лука-то?.. Я и сам могу своего ребенка нести. — Потому что у Луки шея крепче и плечи шире раза в полтора… без обид, милый, но это так. — Ну что ты, какие тут обиды… куда уж мне, дураку, до нашего прекрасного Принца… — хмыкнул Бето и встал: продолжать пикировку с Чинцией не было никакого желания, достаточно того, что он своим ответом сумел задеть ее за живое. — Пойду рюкзак собирать… Жена ничего не сказала — в такие моменты она подчеркнуто глохла — взяла салфетку и принялась вытирать малышу испачканную физиономию. — Па-па… — Джанни потянулся к Бето, когда тот протискивался между его стульчиком и буфетом, и ухватил за штанину. — Па-па! Пасилю! («поцелуй» — прим. авт.) Устоять перед проявлением невинной детской любви было невозможно; Бето сразу же растаял, и даже Чинция улыбнулась, когда он звонко чмокнул сына сперва в макушку, а затем — в нос: — Оп-ля! Ну, вот!.. Пусти, сынок, папе нужно складывать вещи… — Только не забудь положить волка, иначе он не уснет, и будет как в прошлый раз! — строго напомнила Чинция, и Бето кивнул: — Положу, положу… не такой уж я бестолковый. Тут через открытое окно донеслось знакомое урчание мощного мотора, и Красный (2), выглянув на улицу, убедился, что к дому подрулил на своей «Ямахе» ни кто иной, как Принц… Он свистнул и, когда Лука поднял голову и увидел его в окне — точно парадный портрет в раме — улыбнулся и приветственно помахал рукой: поднимайся, мол. Принц тоже улыбнулся и помахал, дескать, да, дружище, иду, только моцик припаркую. В этой обоюдной пантомиме не было лицемерия, скорее, она представляла собой нечто вроде пакта о ненападении; Красный, пожалуй, согласился бы и на подоконнике сплясать, лишь бы только подольше не оборачиваться и не видеть, как просветлело лицо Чинции, как она спешно снимает фартук, поправляет перед зеркалом свои роскошные локоны и наносит на губы вишневую помаду…***
С погодой им повезло: день выдался теплый и почти безветренный, и озеро Пьедилуко лежало перед ними во всей красе, гладкое, как зеркало, без ряби и волн. Вода казалась голубой, того же цвета, что и безоблачное небо, и в этой жидкой лазури плескались отражения изумрудных пирамидальных холмов… Там и здесь скользили узкие силуэты гребных лодок, похожие на серебристых сардин гигантского размера, и широкие остроугольные «домики» паромных катеров, а между ними шныряли маленькие частные судёнышки и катамараны. Городки и деревушки, разбросанные по всей береговой линии, у подножия и на вершинах холмов, покрытых лесом, смотрелись как декорации к фильмам про старину. Как обычно по воскресеньям, желающих отдохнуть на озере или прогуляться по лесным тропам, пообедать у воды и устроить пикник на траве, покататься на лодке или взобраться повыше в горы, чтобы увидеть Мраморный водопад и, если все совпадет — знаменитую радугу над кружевной пеной, было полным-полно. — Опять весь Терни сюда прикатил… — ворчал Бето, пока искал, куда приткнуть свою новенькую «альфа-ромео» поблизости от пансиона, где предусмотрительная Чинция заранее заказала две комнаты. — Чего им дома не сидится?.. — Футбола же сегодня нет, — философски заметил Лука. — Почему бы и не вывезти семейство воздухом подышать… Ты же вот собрался, даже на понедельник отгул взял. — Да, взял… у меня ведь, в отличие от некоторых, есть работа, и с нее приходится отпрашиваться, чтобы отдохнуть с женой и ребенком! — тон Красного был вызывающим, слова метили в болевую точку; Принц вызов принял и усмехнулся: — Ну и молодец. Ты у нас всегда был славным парнем, хорошим и правильным, не то что я, бездельник и бандит. — Бадит, бадит! — радостно подтвердил Джанни из детского креслица. — Дяя Ука бадит! (Дядя Лука —бандит- прим.авт.) — Нет, парень, не так: надо говорить — бандит. — Бадит! — Бан-дит. — Бандит!.. — О! Молодец! — Лука, хватит! Чему ты его учишь?.. — укоризненно произнесла мать. — Учу говорить правильно, а что? Лука обернулся назад и, обменявшись коротким взглядом с Чинцией, поймал своей широкой ладонью круглую и пухлую детскую ладошку, отбив «пять»: этому трюку он обучил крестника едва ли не раньше, чем тот сделал свои первые шаги. — Оставь ребенка в покое, сейчас машину поставлю — поиграете… — досадливо сказал Бето и чуть-чуть прибавил газу. — Хорошо, мамочка. Принц поправил ремень и слегка поёрзал в пассажирском кресле — оно было чертовски удобным, спору нет, спина совсем не затекала, но сидеть без движения, изображая «креветку справа», пока Бето с важным видом рулил, порядком надоело. Корсо рассчитывал, как обычно, с ветерком мчаться на своей «Ямахе», и ни от кого не зависеть, все равно в конце пути они встретились бы в Пьедилуко, но ему пришлось уступить сдвоенным уговорам супругов, оставить мотоцикл на стоянке в Терни и сесть в машину. Бето, еще не освоившийся как следует с новой тачкой, купленной к тому же в кредит, хотел иметь возможность поменяться местом водителя, а Чинция — спокойно сидеть сзади, слушать музыку и заниматься ребенком. Так что Луке пришлось до конца сыграть роль доброго крестного и принять свою долю ответственности за семейное благополучие. До самого Пьедилуко они тащились в правом ряду, на минимальной скорости, Красный притормаживал на каждом повороте, в результате дорога вместо двадцати минут заняла почти час. Джанни начал кукситься и ныть, несмотря на старания Чинции отвлечь его игрушкой и пакетиком сока, и Принц позавидовал свободе, с какой малыш выражал свое недовольство происходящим… Ему приходилось быть куда более сдержанным, во всем. Таков уж был уговор, а Лука не любил нарушать обещания.***
После небольшого отдыха в шезлонгах на пляже, игры в мяч, катания на катамаране и вкусного обеда на открытой веранде пансиона настало время сиесты. Чинция быстро уложила Джанни на дневной сон, отправила Бето присматривать за ним — а на самом деле, тоже спать, поскольку на природе ее супруг всегда пьянел от кислорода и готов был часами обнимать подушку — переоделась в джинсы и легкий свитер, сменила туфли на кеды, и вышла на улицу, к поджидавшему ее Луке. Совместная пешая прогулка, по городским улочкам и площадям, или, как сегодня, по живописным окрестностям озера, вот уже год как была неизменной частью воскресных встреч. Бето совсем не был в восторге от этой «семейной традиции», но Принц и Чинция мало интересовались его мнением на сей счет. Провести час-другой наедине, без лишней пары ушей и глаз, было не столько наглостью или блажью зарвавшихся любовников, сколько жизненной необходимостью матери и… тайного отца малыша Джанни. Полусвидания бывшего с бывшей куда больше напоминали родительские собрания в школе, чем интимные встречи. По крайней мере, именно так это выглядело для Луки. Для начала Чинция, в другое время отменно державшая дистанцию, немного оттаивала: целовала его в щеку, по-хозяйски брала под руку и уводила подальше от мужа и сына, чтобы без помех разобраться с проблемами, которые не могли быть решены без участия Принца. И заодно пожаловаться на обыденность и гнетущую скуку благополучной, но заурядной жизни. Намекнуть, что все еще тоскует по нему ночами… Но стоило ему принять ее слова близко к сердцу, рвануться навстречу, раскрыть объятия, как она осаживала его, и весьма строго: — Ты не забывай, что я замужем! И наши встречи, и твои визиты — только ради Джанни! — Да, Чинция, конечно, ты права, — безвольно соглашался он, и ненавидел себя за слабость, но ему нечего было противопоставить материнской правоте. Она и так совершила подвиг, когда решила сохранить беременность, и пошла на многое, чтобы убедить Бето посетить Принца в тюрьме, попросить прощения за все прошлые обиды и рассказать про ребенка, а когда он вышел на свободу — не препятствовать встрече с сыном… Потом Чинция непременно говорила, как хорошо, что между ними все просто и ясно, так по-дружески, и нет никаких недомолвок и скрытых замыслов… И, конечно, им обоим нечего стыдиться, ну, а Бето — не о чем волноваться, ведь так, Принц? Принц! Каждый раз он словно просыпался от ее вопроса, и улыбался, и кивал головой — ну да, конечно, не о чем… — и, успокоенная, она в качестве награды нежно гладила его по руке, прижималась бедром к бедру или опускала голову на плечо. Подруга не старалась нарочно возбуждать его, ну разве что слегка поддразнивала, провоцировала проявить мужской интерес, и подтвердить тем самым, что она ему по-прежнему желаннее всех, и что под пеплом давным-давно законченного романа тлеют угли незабытой любви.***
Пару раз за прошедший год они все-таки целовались по-настоящему: в парке Сан-Джованни, под огромным раскидистым деревом, куда их загнал проливной дождь, и в крохотной привокзальной кофейне, когда однажды Чинция ни с того, ни с сего решила проводить Луку на поезд. В парке между ними было больше нежности, чем страсти: он просто завернул ее в свою куртку, чтобы спрятать от дождя и согреть, а она обняла его за талию и скользила губами по шее, пока он не перехватил их своим ртом… В кофейне же, бог знает почему, они оба так завелись, что едва не сделали все прямо там, в темном углу, на узком кожаном диванчике, и вроде не было иного выхода, кроме как сейчас же пойти и снять номер в ближайшем отеле… но в последний момент Чинция передумала. «Нет… Нет, нет и нет, Лука!.. Пусти!» — вытащила руку у него из штанов, оттолкнула и выкрутилась из объятий. Протест умер у него на губах, не успев родиться, потому что Принц поразился, какой злобой — почти ненавистью — вдруг зажглись голубые глаза подруги. …Она вызвала такси и убежала, не простившись, а он пошел в туалет и по-быстрому отдрочил себе, не испытав никакого удовольствия, и просто спустил в унитаз жгучую обиду. Неделю из Терни не было вестей, он снова злился и терялся в догадках, но из гордости не набирал телефонный номер… в субботу Чинция позвонила сама и как ни в чем не бывало пригласила его приехать и отпраздновать с ними Троицын день. Принц хмуро проворчал что-то вроде «приеду, если буду свободен», но она проворковала, что Джанни будет рад увидеть крестного папу, и поднесла к трубке малышка, который весело гулил и вроде как в самом деле радовался голосу крестного… Неожиданно сердце Луки сильно и болезненно дрогнуло, подарив всплеск незнакомого, ранее неизведанного чувства, и в этот миг он впервые отчетливо понял — всей душой, всей кожей — что у него есть СЫН. Кровь от крови и плоть от плоти, единственное по-настоящему родное существо в его несуразной жизни, которое радуется ему просто так, ничего не требует, ни в чем не обвиняет… — Я приеду, — пообещал Лука, едва Чинция снова взяла трубку, и решил, что никакие женские капризы или мужские мудачества, и вообще — ничто в мире, не помешает ему видеть ребенка. Джанни был его сыном, и Лука хотел видеть, как он растет.***
Сегодня что-то было не так… Принц понял это, едва взглянув на лицо Чинции, когда она выплыла из дверей пансиона и царственно прошествовала на веранду, где он в ожидании допивал кофе и докуривал третью сигарету. — Пойдем? У нас всего полтора часа, а обсудить надо многое… — Пойдем. — Лука затушил окурок, встал и церемонно предложил руку своей даме, но она не оценила галантного жеста: — Ой, перестань… Мы же не в церковь с тобой собираемся… — Как скажешь. Холодноватый напряженный тон тем более не сулил ничего хорошего. Принц предпочел не задавать вопросов и ждать, пока Чинция сама все объяснит. Они немного прошлись по берегу озера, свернули в сторону от пляжа, на туристическую тропу, ведущую через лес на вершину холма. Держась этого маршрута, можно было за пару часов дойти до Лабро, соседнего городка, но такое длинное путешествие не входило в планы Чинции. Мысли ее были как никогда прагматичны и далеки от романтики. Разговор предстоял важный и неприятный, и она понятия не имела, как отреагирует Принц… Общение с ним на личные темы всегда напоминало хождение по минному полю, и Чинция не хотела рисковать. Громкая ссора привлекла бы ненужное внимание, значит, Луку следует увести подальше от прибрежной зоны отдыха, и убедиться, что никто из временных соседей по пансиону не увязался за ними — ни витающая в облаках влюбленная парочка, ни бодрые пенсионеры с уродливой собачкой, ни настырные немецкие туристы, решившие освоить новый трек. Наконец, они забрались достаточно глубоко в лес, пересекли небольшой ручеек по деревянному мостику и попали на живописный островок, где густо разрослись и переплелись ветвями дубы и буки — каждый попавший сюда мог легко представить, что оказался в волшебной пещере или во дворце лесного царя. Когда Чинция остановила его и положила руку на плечо, у Принца быстрее забилось сердце, и он склонился к губам подруги в надежде на поцелуй. «Ну хоть это мы можем себе позволить?» — промелькнула мысль и растворилась в темном гуле крови… — Лука, я должна тебе сказать. Я и так слишком долго тянула, но откладывать больше нельзя… — прошептала Чинция и повернула голову набок, так что стало ясно: никаких поцелуев. Он вздохнул и сам отстранил ее от себя, прислонился к стволу дерева и достал сигареты. — Ты что, снова беременна? И кто на этот раз счастливчик — Бето? — фраза вышла бесцеремонной и грубой, подруга сразу же покраснела и обиженно захлопала ресницами, но Принц не собирался виноватиться. По правде говоря, все это его порядком достало. Если Чинция намекает, что Красный обошел его по очкам, если хочет отправить его в штрафную зону — пусть, черт возьми, так и скажет: прямо и без уверток! — Мадонна… Нет, я не беременна. Я вообще не уверена, что хочу еще детей, раз уж ты спросил. — Ммммм, ясно… А муж твой что об этом думает? Он же всегда на детях был повернут, целую кучу собирался завести. — Принц прикурил и отвернулся, чтобы дым не шел женщине в лицо, но она фыркнула и сама подошла к нему поближе: — Сейчас он думает в основном о работе, о том, как обеспечить нас с Джанни, обеспечить всем самым лучшим… и как видишь, он неплохо справляется. Мы больше не живем в комнатушке на окраине, и ездим на хорошей машине… и я не должна считать каждую лиру, выгадывая на колготки и косметику. — Рад за вас… — с трудом подавив вспышку гнева, процедил Лука. Он не очень понимал, с какой целью Чинция решила устроить ему порку, ткнуть в нос затянувшейся бедностью и отсутствием «нормальной» работы, выхваляя собственного муженька… Она стояла перед ним, стройная, как молодое деревце, красивая, как картинка, и не постаревшая ни на день за те восемь лет, что они были знакомы; покусывала накрашенную нижнюю губу и выжидательно смотрела на него… прямо как полицейский и налоговый инспектор в одном лице. — Не ёрничай, Лука. Ты же понимаешь, что мне совсем не просто с Джанни. И… я не могу сваливать все на Бето. Просто не могу, это неправильно. Он работает день и ночь, совсем не отдыхает… Принц мог бы ответить, напомнить ей, что, если бы она дождалась его из тюрьмы, как обещала, а не связалась с Бето, то, скорее всего, он не попал бы в кровавый замес в Милане и не получил бы второй срок. Он мог бы сказать, что, если бы она не струсила и все-таки вышла за него, сейчас бы ему не пришлось изображать «дядю Луку» рядом с родным сыном. И что он сделал бы все возможное, и даже больше, чтобы жена и ребенок мало того, что ни в чем не нуждались — но пили бы из серебра и ели на золоте. Принц медленно выдохнул табачный дым, и вместо всех этих жалких слов и упреков, недостойных мужчины, холодно поинтересовался: — От меня-то что нужно? Денег? Чинция с досадой встряхнула волосами и закатила глаза. Он так тщательно готовилась к этому разговору, подбирала красивые слова и обтекаемые фразы, а Лука своей волчьей прямотой, как обычно, испортил обедню. Отрицать правильность его догадки, что причина — в деньгах, было бы глупо: — Да. Ребенок — это очень дорогое удовольствие по нынешним временам. Ляпнув это, она прикусила язык и мысленно обругала себя за несдержанность. Сейчас Принц наверняка напомнит ей, что сохранять случайную беременность и рожать, было ее решением… Единоличным решением. Ну, а по закону о Джанлуке должен заботится Бето, который по документам значится отцом. Участие Луки Корсо в поддержке семейства Фантони — дело сугубо добровольное, и с этим ничего не поделать. — Сколько тебе нужно и когда? «Даже не спросил — зачем!..» Она моргнула, не веря своей удаче — Лука не просто не возразил, но и со всего маха угодил в расставленную ловушку. Вот теперь ей ничто не мешает поступить именно так, как и было запланировано с самого начала. — Об этом я и хотела с тобой поговорить… мне нужно много. — Ну сколько, сколько? Миллион, два, три?.. Ты говори прямо, не темни, что за манера! — Принц начал сердиться, и она поспешила перехватить инициативу: — Как минимум полтора миллиона… хотя лучше бы два. — Хорошо, будет тебе два миллиона. Через… через пару недель, ладно? Чинция снисходительно — и торжествующе — улыбнулась: вот теперь настал момент для штрафного, как непременно сказал бы сам Принц. — Подожди, ты меня не дослушал… Мне такая сумма теперь нужна каждый месяц. Если… если ты, конечно, и правда любишь Джанни, и хочешь добра своему сыну… и хочешь быть рядом, пока он растет. — Что за… Черт! — голова Луки дернулась, как будто ему прилетел удар боксерской перчаткой. — Я, конечно, люблю сына и хочу, чтобы у него всего было хорошо, но я не волшебник! Не умею деньги делать из резаной бумаги… — Я знала, что ты так скажешь… — она огорченно вздохнула. — Ну тогда, прости, мне придется… — Да погоди ты!.. Дай подумать… — он зажал ей рот ладонью. — Я же не отказываюсь, поняла?.. Просто хочу сообразить, что да как… Она кивнула и стояла смирно, не пыталась оттолкнуть, наоборот, слегка поглаживала тонкими пальчиками его руку… Это сбивало и мешало думать, потому что от ее прикосновений, очень уж похожих на заигрывания, кровь медленно закипала и отливала от головы совсем в другое место. — Чинция… — Я тебе не мешаю. И насчет денег… не тороплю… но ты должен решить до конца следующего месяца. Иначе Бето заметит, что я сняла с нашего семейного счета два миллиона, и мне придется сказать ему, что я открыла накопительный счет для Джанни. А я… я не хочу, чтобы он знал. Это должна быть наша с тобой ответственность. Ну… или только моя… Принц замер на месте — у него захватило дыхание, словно в солнечное сплетение со всего размаха угодил футбольный мяч… Он знал, конечно, слышал, что разумные и любящие родители открывают в банке счет на имя ребенка, пока малыш еще в пеленки писает, и складывают туда денежку, год за годом, так что к моменту совершеннолетия или ко дню свадьбы, набегает солидная сумма. Но ему ни разу и в голову не пришло представить на месте этих родителей себя и Чинцию… теперь же его захлестнуло столько разнообразных мыслей и чувств, что он побоялся вовсе потонуть в них. — Черт, Чинс… вот это ты меня подловила так подловила. Для Джанни, значит… ладно, не переживай, достану я тебе сколько нужно монет. И дальше помогать буду. — Только без криминала, Принц! — строго сказала она и провела пальчиком по его губам. — Смотри, если тебя опять упрячут за решетку — я не смогу позволить ребенку общаться с тобой! Отец за решеткой… или даже крестный…это такой позор! — Да ладно тебе, — он усмехнулся и с неловкой нежностью погладил ее по щеке. — Если бы тюряга реально позором была, половина итальянцев не могла бы друг другу в глаза смотреть. А мы как-то держимся. — Значит, мы договорились? — уточнила Чинция. — Ты не подведешь меня… снова?.. — Не подведу… Она настойчиво потянула Луку за собой, в середину купы деревьев, где они были еще надежнее укрыты от чужих нескромных глаз и ушей, усадила на поваленный ствол — такой широкий и удобный, что, должно быть, вовсе не случайно его превратили в подобие скамьи — и сама скользнула вниз, между разведенных коленей любовника. Убедившись, что правильно понял намерения подруги, Принц невольно прикрыл глаза и чуть подался вперед, помогая ей расстегивать на нем ремень и джинсы… В свое время они в каких только позах не трахались, в каких только местах, но вот минетами она его никогда не баловала — «это» происходило считанные разы за восемь с половиной лет. Но Лука предпочел не задаваться вопросом, с чего вдруг Чинция решила удостоить его такой награды, и по-мужски воспользовался моментом… Она сосала очень старательно, умело, то мягко захватывала головку, то брала глубже и плотнее, и ускоряла ритм, как раз так, как ему нравилось — но явно старалась не ради собственного удовольствия, а чтобы он побыстрее кончил. Принц же хотел растянуть мгновения редкого наслаждения, придерживал Чинцию, замедлял, насколько хватало терпения и сил… но ее губы, язык и пальцы не давали ему передышки, и всего минут через пять он, как мальчишка, с громким стоном спустил ей в рот… Она сразу же отстранилась, отвернулась, сплюнула в носовой платок и быстро встала: — Нам пора. — Подожди… — Лука попытался притянуть ее к себе, усадить на колени, чтобы хоть немного побыть рядом, близко-близко, так, чтобы слышать, как бьется сердце — но она не поддалась и покачала головой: — Нам пора, Принц. Время вышло. Бето наверняка уже проснулся, и Джанни пора кормить полдником.***
Несмотря на уговоры Чинции и хныканье малыша, не желавшего слезать с колен, Лука не остался ночевать в пансионе на озере. Сослался на срочные дела утром в понедельник, и Бето важно покивал, сдерживая скептическую усмешку: ну что ж, дела — значит, дела, езжай, друг. Принц вернулся в Терни на последнем автобусе, забрал старушку- «Ямаху» с парковки возле дома Фантони, и втопил газ… По трассе в сторону Рима он промчался, как заправский мотогонщик: на предельной скорости и без единой остановки. Холодный ветер ревел в ушах, остужал голову, бил в грудь, как противник в спарринге, и это было просто классно, потому что позволяло не думать, а просто дышать, и крепко сжимать руль, и смотреть, как в желтом свете фар убегает под колесо черная лента дороги. Пустая квартира, как всегда, встретила его душной темнотой и шорохами. Принц снял куртку, сбросил обувь, стащил пропотевшую футболку и собрался идти в душ. Душ, одна банка пива перед телевизором — и спать… а про деньги и все прочее, муторно бродившее в крови после прогулки с Чинцией, он подумает завтра. Подумает и решит, что ему, черт побери, делать со своей жизнью, теперь, когда он, как выяснилось, принадлежит не только самому себе, и не только за себя отвечает. Чувства в связи с этим были очень странные: ему как будто привязали на спину пару мешков с песком, которые никак не сбросить, а вместе с тем — вроде бы там, за плечами, и не мешки вовсе, а крылья. Сложенные крылья, пока что совершенно бесполезные, потому что он понятия не имел, как с ними управляться, и на хрена они вообще сдались… Волк с крыльями — это же форменное чудище, мутант какой-то!.. Дитя порочной любовной связи двух эмблем, романистской и лациальской. (3) Принц усмехнулся над собой и включил на кухне свет, решив сперва все-таки выпить кофе, чтобы не уснуть под душем. — Пиииииииии… — со стола с громким писком соскочила здоровенная крыса (4) и заметалась по кухне, ища укрытие. — Ах ты ж блядь! — он громко выругался и сам едва не подскочил, узрев незванную серую гостью — должно быть, пролезла по воздуховоду из нижней квартиры, где в воскресенье было слишком уж шумно и людно… Крыса шмыгнула под раковину и притаилась где-то за мусорным ведром. Принц, продолжая высказывать этому порождению ночи все, что думает о нем самом и его нахальстве, вооружился железным совком, чтобы использовать его, как крысоловку, и выдворить самозванца куда-нибудь поближе к помойке. Но когда он отодвинул ведро, крысы за ним не оказалось: должно быть, успела пролезть в дыру над трубой водопровода. В ведре лежала пустая коробка из-под пиццы, а сверху на ней- смятая визитная карточка, оставленная Центурионом… «Если передумаешь насчет работы — позвони». Прощальные слова Бруно прозвучали в ушах Луки так отчетливо, словно Центурион взаправду был рядом. А заодно вспомнилась и цифра, названная в качестве ежемесячного жалованья: пять миллионов. Пять миллионов чистыми, за ерундовую, в общем-то, работу… ну, не считая того, что придется работать на лациале, и непросто на лациале, а на старого врага. Принц медленно выдохнул и покачал головой. Положение было идиотское. Решение проблемы с деньгами для сына лежало прямо перед ним, только руку протяни… но если он примет предложение Центуриона, то в глазах друзей -да и в собственных — будет не лучше крысы, подбирающей объедки по помойкам. С другой стороны, как еще выполнить обещание, так лихо данное Чинции, если не возвращаться к воровскому ремеслу: взлому замков и угону машин?.. И потом, если он согласится, то возить на машине ему придется не Центуриона и не его гнусного папашу, а молодую жену, бедняжку, недавно потерявшую маленькую дочь… Не так уж это и позорно. Да и проглотить на время свою гордость будет куда легче, чем выглядеть перед Чинцией тупым пиздоболом, неспособным добыть даже два лимона в месяц… Ну, а если с местом водителя и охранника в одном лице что-то не сложится, то к прежним своим занятиям он всегда успеет вернуться. Убедив себя самого, Принц вышел в коридор, снял трубку с телефона и набрал номер, указанный на карточке. После нескольких длинных гудков трубку на том конце тоже сняли, и сонный голос Бруно проговорил: — Слушаю… Лука мельком взглянул на часы: половина второго ночи. «Ничего, переживет». — Привет, Центурион. Это я, Принц. — Я узнал. Привет, — голос Центуриона звучал уже гораздо бодрее. — Чем обязан?.. — Я… насчет твоего предложения работы. Если оно еще в силе, то я согласен.