Вздохи мои предупреждают хлеб мой, и стоны мои льются, как вода, ибо ужасное, чего я ужасался, то и постигло меня; и чего я боялся, то и пришло ко мне. Нет мне мира, нет покоя, нет отрады: постигло несчастье. Ветхий Завет, Книга Иов, 3.24-26
— Доброе утро, дорогая… — голос Белинды в телефонной трубке прямо-таки истекал ласковым теплом и материнской заботой. — Как ты себя чувствуешь? — Спасибо, хорошо. — Малена инстинктивно взглянула на свое отражение в зеркале и слегка ущипнула щеки, чтобы вызвать на них хоть немного румянца. — Все хорошо, Белинда. — Я что, разбудила тебя, мышка? — Нет. А что… что ты хотела? — это звучало не очень вежливо, но Малена не видела иного способа побыстрее узнать причину звонка свекрови, ответить на дежурные вопросы и закончить беседу. — Вижу, ты еще не совсем отошла от лекарств… да, да, не спорь, я слышу по голосу. Я звоню предупредить, что сейчас заеду к вам. — Заедешь?.. Нет, Белинда, извини, но не надо… это очень плохая идея. Бруно нет дома. В трубке прошелестел тихий приятный смех: — Я знаю, что его нет. Он в офисе, на переговорах с американцами. Я потому и звоню — это он просил меня приехать, составить тебе компанию. — Бруно просил тебя приехать ко мне? — Да, дорогая. Я тут совсем недалеко, у моста Субличио. Во рту мгновенно пересохло, закололо висок, и пульс разогнался, как после быстрой езды на велосипеде. Малена знала, что слова свекрови — наглая ложь, Бруно ни о чем подобном ее не просил, это было совершенно не в его стиле: приглашать в гости кого бы то ни было, не предупредив, а уж тем более собственную мачеху… С некоторых пор они оба предпочитали держаться от синьоры Грасси на максимальном расстоянии, и та, конечно, знала, что отнюдь не является желанной гостьей в апартаментах на виа Мармората. Но если Малена сейчас сорвется, уличит Белинду во вранье и прямо скажет, что не собирается открывать ей дверь, дальнейший ход событий предсказать очень легко. Этот «досадный случай» (нет — «позорный случай»!) станет очередным козырем, очередным неопровержимым доказательством, что «жена Бруно психически нестабильна»… и если не принять срочных мер, ситуация будет только ухудшаться… «Я прошу тебя, Филиппо, подумай, что еще может натворить жена твоего сына… какой урон ее поведение наносит всей нашей семье»… — и так далее, до бесконечности. Тонкий и нежный яд речей преданной супруги будет капля за каплей сочиться в уши синьору Гвиччарди-старшему, проникать в мозг, пока отец не подступит к сыну с жестким требованием немедленно развестись — или взять «эту полоумную» под опеку и поместить ее в лечебницу определенного профиля. Второй вариант был ненамного лучше: если проглотить версию насчет «просьбы Бруно», ничего не попишешь, придется принимать Белинду у себя в гостях. Таким образом, при любой реакции невестки синьора Грасси получала желаемое… Малена провела пальцами по взмокшему лбу и сделала последнюю попытку уклониться от встречи: — У меня пустой холодильник, даже нормального кофе нет… — это была правда: запасы закончились накануне днем, вечером они с Бруно ели пиццу, равиоли и суппли (1), а сегодня утром муж принес из булочной свежие корнетто (2) и кофе в стаканчиках, и сделал омлет из оставшихся яиц и сыра. — Какие пустяки, мышка! — Я хотела зайти в супермаркет и все купить после доктора, но… Снова послышался мелодичный русалочий смех, с легким — очень легким, как паутинка на воде — оттенком злорадства: — Ну что ты, мышка, нашла о чем беспокоиться, дорогая! Я же не пешком иду. Меня везет Джанни, меня и целую корзину продуктов. Все, что ты любишь, Мадди. Устроим замечательный пир! «Ах вот оно что…» Картина прояснилась. Из-за того, что ей все еще тяжело давались походы за покупками, Бруно действительно попросил водителя отца помочь им с продуктами. Пару дней подряд Джанни исправно привозил еду на виа Мармората, от него-то Белинда и узнала, где прячутся от родни пасынок и невестка. Оставалось лишь заглянуть в ежедневник Гвиччарди-старшего, чтобы вычислить, когда Бруно будет занят в офисе, а Малена останется дома одна… Момент для необъявленного визита был выбран идеально. Она не смогла придумать убедительного повода для отказа, оставалось проявить вежливость: — Спасибо. Это так приятно. Поставлю чайник… Белинда еще что-то проворковала, и, наконец, разъединилась. Малена положила трубку на рычаг, посмотрела на ладонь и вытерла ее о домашние джинсы. Висок немного отпустило, но хотелось пить. Она повернулась и, отсчитывая каждый шаг, пошла на кухню. Это был хороший способ справляться с чем угодно: шаг за шагом. Нанизывать необходимые действия, как бисер на нитку, одно за одним, без спешки, без суеты. Первый прием, которому обучил ее доктор Штайнер после похорон дочери, точнее, после того, как сработали качественные американские антидепрессанты, она перестала рыдать круглыми сутками и стала способна воспринимать окружающий мир. Встала утром с постели и дошла до ванной — молодец. Сварила кофе — дважды молодец. Выбралась из дома на десятиминутную прогулку — удачный день… И так далее. На следующее утро повторить снова. Постепенно усложнять дела, удлинять маршруты, увеличивать продолжительность встреч и разговоров по телефону… Малена старалась и понемногу возвращала себе жизнь, с помощью Бруно училась жить заново, и получалось неплохо. По крайней мере, этой весной солнце снова начало греть и светить ярче, к пище вернулся вкус, а к деревьям и цветам — краски, и по ночам на смену кошмарам и «черным дырам» стали приходить спокойные, приятные сны… Но временами алгоритм давал сбой, откуда-то из-за спины накатывала гигантская черная волна, захлестывала с головой и тащила назад, в глубину, в ледяную воронку смерти. Она боролась, сопротивлялась изо всех сил, и всегда рядом был Бруно, он подхватывал ее, утешал, отогревал в объятиях… и волна отступала, сквозь глухую тень проступал свет, и кровь начинала с напором струиться в жилах, напоминая о том, у нее есть тело, и это тело пока еще на земле, в материальном мире, среди живых и теплых людей. Два дня назад волна подкралась неожиданно, во время обычной дневной прогулки, в нескольких шагах от Понте Реджино: вытекла, черная и зловещая, прямо из трубки мобильного телефона, после мерзкого звонка Белинды — и, превратившись в липкую жижу, достала до сердца и подтолкнула к краю моста… Нет, это была не просто паническая атака. Вспоминая случившееся на мосту — рвано, фрагментами — Малена все больше и больше убеждалась в этом. Бруно, с которым они должны были встретиться в кафе, ответил на ее тревожный звонок и помчался на помощь, но те несколько минут, что потребовались ему, чтобы пересечь площадь, оказались критическими. …Она помнила, как подошла к перилам, как снова и снова смотрела на воду, но не помнила, как прыгнула. Словно провалилась в туман или ватное облако. Шум в ушах, серая пустота перед глазами и пронизывающий холод — вот и все, что представлялось, когда Малена прокручивала в голове «сцену самоубийства». Она помнила, как ее схватили сильные руки, как кто-то немилосердно дернул за волосы и потащил, но дальше все снова сливалось в бесцветное пятно и невнятный гул… и следующая вспышка, когда сознание полностью вернулось, произошла уже в больнице. Кровать, капельница, боль во всем теле, и Бруно, взлохмаченный, в съехавшем набок галстуке, с лицом белее простыни, сидящий рядом — это было первым приветом из реальности за довольно долгое время. — Я не хотела умереть… — это было первое, что Малена сказала мужу. — Тогда зачем же ты прыгнула в Тибр?.. — пробормотал он, и его ровные, идеально очерченные губы скривились в некрасивой гримасе, на несколько секунд превратив холодноватого римского патриция в плачущего Пьеро… — Я… не знаю, Бруно… прости меня. — она взяла его руку и прижала к своей щеке, и тогда он порывисто склонился к ней, обнял, едва не сбив капельницу: — Господи, Мэл… как ты меня напугала… ты думаешь, я справлюсь здесь один?.. Никогда больше так не делай! Она обещала снова, обещала беречь себя и думать о нем… а потом рассказала ему про звонок Белинды, сработавший у нее в мозгу как кнопка взрывателя.***
Белинда вошла в прихожую стремительно и почти бесшумно, если не считать шороха плаща и легкого постукивания высоких каблуков; она двигалась грациозно и уверенно, как хищная кошка, выслеживающая добычу, но в отличие от кошки, ее присутствие мог бы выдать запах духов. Малена не особенно разбиралась в искусственных ароматах, но умела отличать плохое от хорошего, тонкое от грубого, а за время замужества привыкла, что свекровь всегда благоухает чем-то дорогим и французским, с оттенками розы, орхидеи или жасмина. Призрачный шлейф цветочного аромата тянулся за синьорой Грасси повсюду, где она появлялась хотя бы на пять минут, и не выветривался подолгу, не давая забыть о ее визите. — Ну вот и я, дорогая! — пропела Белинда, схватила Малену за плечи своими цепкими пальцами и приложилась холодной щекой к ее щеке. — Ох, как ты похудела… Вы с Бруно совсем не следите за питанием. Это опасно, я заявляю как медик… Малена сдержанно улыбнулась, высвободилась из объятий свекрови и поздоровалась с Джанни — здоровяк-шофер, как обычно, молча переступил через порог и молча остановился, ожидая, куда ему велят поставить или отнести огромную корзину: — Привет, Джей, проходи, ну что ты как не родной? Выпьешь с нами кофе. Шофер улыбнулся, но его улыбка сразу же погасла и сменилась каменно-неподвижной маской, когда Белинда жестко возразила: — Нет, мышка, Джанни здесь совершенно нечего делать. Мне нужно с тобой хорошенечко поболтать и многое обсудить, пока наши мужья заняты серьезным бизнесом… и для Джанни у меня другое поручение. Она указала на корзину: — Это на кухню, и ничего не трогать — я все разберу сама. А потом сразу поезжай за синьором Филиппо, нужно будет отвезти его в гольф-клуб, у него неофициальная встреча с министром. — Мне потом вернутся за вами, синьора графиня? — Нет, не надо… Я возьму такси, или меня отвезет Бруно после ужина. Распоряжаться в чужом доме так же спокойно и властно, как у себя, было отличительной чертой синьоры Грасси. Малена почти восхитилась ловкостью, с какой свекровь только что поставила ее в известность, что планирует не только поообедать с ней, но и остаться на семейный ужин. Спорить в любом случае было уже поздно. Выпроводив лишнего свидетеля, синьора Грасси собственноручно закрыла дверь и вернулась на кухню, где покорно ждали своей участи невестка и корзина. Нарядная корзина из золотистой соломки, пожалуй, выглядела получше девчонки — так решила про себя Белинда, окинув критическим взором Малену, застывшую на стуле, как восковая фигура. Бледная, осунувшаяся, глаза как у голодной бродячей кошки, одежда висит мешком, волосы распущены по плечам как попало, босые ступни кажутся прозрачными… она куда больше напоминала ведьму, заключенную в тюрьму инквизиции в ожидании приговора, или пациентку психушки из американского фильма ужасов, чем супругу Бруно Гвиччарди, принадлежащего к одному из самых респектабельных семейств в Лацио. И все-таки Малена была жива и здорова настолько, насколько это вообще возможно в депрессии и после головокружительного прыжка в холодную и грязную воду Тибра с двадцатиметровой высоты. «Верно, правду говорят, что у дураков и сумасшедших есть особый ангел-хранитель… а у цыган, (3) как и кошек, девять жизней». Наблюдения за невесткой не помешали Белинде развить бурную деятельность: она порхала по кухне, как бабочка, что-то мурлыкала себе под нос и с явным удовольствием повязывала фартук поверх элегантного вельветового костюма. В свои сорок шесть синьора Грасси была по-девически стройна, ее длинным ногам и осиной талии (при впечатляющем размере груди) могла позавидовать любая фотомодель, да и красивое лицо, тонкостью черт напоминавшее фарфоровую миниатюру, не выдавало ни возраста, ни подлинных чувств… Всегда безупречна, всегда — как на королевском приеме, в любую погоду, при любых событиях, от семейного обеда до театральной премьеры, от верховой прогулки до похорон ребенка. Малена, тоже невольно наблюдавшая за бенефисом свекрови, подумала, что именно эта подтянутая безупречность, и способность оставаться по-британски невозмутимой, несмотря на беспримесную тосканскую кровь, в свое время и привлекли к Белинде богатого вдовца Гвиччарди… Если он нуждался в церемониальной супруге, способной пробуждать в других вожделение и зависть, но оставаться неприступной, как горная вершина, эта женщина была наилучшим выбором. — Ну-ка, давай посмотрим, что тут у нас… — Белинда придвинула к себе корзину и стала поочередно доставать из нее вкусно пахнущие коробки, пакеты и свертки. — Так, это артишоки… трюфельное масло… каталонский цикорий… арборио для ризотто… томаты сан-марцано, два вида, латук… дорогая, ты правда все это заказала, или Джанни что-то напутал? — Правда заказала. — Малена, так нельзя! Я сто раз тебе говорила… при твоем уровне гемоглобина и железа, тебе противопоказана вегетарианская диета. Тебе нужны белки и аминокислоты. — Я знаю. Я не сижу на диете. Белинда фыркнула: — И продолжаешь питаться одной травой и пастой… мышка, я уверена, что еще немного — и у тебя начнется анемия, а вместе с ней обмороки и другие неприятности. Придется кушать внутривенно. Поверь моему опыту врача… — она протянула руку и нежно коснулась подбородка Малены, хотела провести пальцами по щеке, но упрямица отклонилась, и пальцы скользнули по воздуху. — Доктор Штайнер считает, что я правильно питаюсь. Давай, пока ты занята с корзиной, я… сварю кофе? Или сделаю лимонад. Малена хотела встать, но Белинда, смеясь, удержала ее на стуле: — Нет уж, сиди, помощница! Какой еще лимонад… ты, наверное, сейчас и вилку в руках держишь с трудом, не то что соковыжималку… Кофе — пожалуй, но я сама сварю попозже. И скажи мне пожалуйста, где Мамочка Рашель? Бруно должен был сразу отправить ее к тебе. Малена медленно выдохнула и вцепилась в обивку стула — у нее заканчивалось терпение, и к губам поднималось именно то, чего Белинда и ждала как манны небесной: гневные слова, по большей части далекие от светских приличий… Так свекровь получит сразу три очка, как сказал бы Бруно на своем любимом футбольном жаргоне. Синьора Грасси не могла не знать, что Мамочка Рашель еще не вернулась из Марокко, куда ежегодно ездила в законный отпуск, и только по этой причине ее нет здесь — но дело снова было представлено так, словно Малена слабо держит связь с реальностью. Бруно же оказывался пустоголовым эгоистом, не способным обеспечить своей неуравновешенной половине (опасной для себя, а может, и для окружающих…) должный уход и присмотр… — Я все-таки сварю кофе. Сама. Поверь, у меня для этого достаточно сил… Малена предприняла новую попытку подняться, и тут Белинда жестом фокусника выудила из корзины прозрачную упаковку с куском парного, истекающего кровью мяса. — А вот и мой сюрприз! Ребрышки ягненка! Самые свежие… Американские антидепрессанты и наставления доктора Штайнера, сделали свое дело, поэтому «мышка» усидела на месте и осталась внешне спокойной, что несколько разочаровало Белинду, ожидавшую большего эффекта от мясного подношения. Она догадывалась, но не могла знать наверняка, что за буря бушует в душе невестки, и какие демоны воют под бесстрастной маской, должно быть, приклеенной суперклеем к бледному лицу. …В памяти Малены возникло все: коридор в педиатрическом госпитале «Младенец Иисус», (4) зеленоватые стены, желтые лампы, стеклянные двери и окна отделения детской реанимации; шум дождя снаружи и гул оборудования внутри; каталка, на которой увезли еще живую дочь, медсестры, деловито снующие туда-сюда и старательно прячущие глаза. Сгущающиеся тени, мерцание каких-то лампочек, она сама, рыдающая, бьющаяся в руках мужа, тоже рыдающего, но хотя бы способного стоять прямо… и смущенный голос расстроенного врача, вышедшего к ним сразу после фиксации времени смерти, чтобы просить прощения за два ребра, сломанных дочке в процессе сердечно-легочной реанимации: «Ребрышки у нее такие тоненькие… как у ягненка». Глупо, очень глупо и болезненно… но фраза врезалась в сердце, отпечаталась на нем погребальным барельефом, и Малена целый год ничего не могла с собой поделать. Она мало того что не ела ничьих ребер — и почти совсем перестала есть мясо — но и с большим трудом переносила слово «ягненок». Белинде об этом было прекрасно известно. Конечно же, она купила свой кровавый сюрприз в магазине деликатесов, конечно же, упаковала в блестящую обертку материнской заботы и женского сочувствия… и еще приправила врачебными советами: «Мышка, тебе нужно есть… при таком уровне стресса ты не должна лишать себя мясной пищи». На подобном фоне сопротивление Малены, должно быть, выглядело причудой больной фантазии — и эгоистическим капризом неблагодарной цыганки… но в мозгу «цыганки» роились все новые вопросы и подозрения, и хорошо, что Бруно был на ее стороне, и давно уже не считал опасения жены манией преследования. Белинда же напоминала киллера, который кружит вокруг жертвы и все не может взять в толк — что пошло не так в безупречном плане покушения?.. Она наконец-то перестала крутить упаковкой с мясом перед носом у Малены, раздраженно отодвинула в сторону — как пистолет, давший осечку — и снова взялась за корзину. — Сфольятелли (5) с кремом и вишней на десерт… Что ты на меня так смотришь, мышка? Я что-то делаю неправильно? «Ты все делаешь неправильно, проклятая ведьма… с первой минуты своего появления… и хуже всего — ты точно знаешь, зачем». Правдивый ответ вышел бы недопустимо резким, Малена сделала над собой еще одно усилие, и слова прозвучали сдержанно: — Сфольятелли с вишней любила Лиза, а не я. — Ах, перестань! В нашей семье все их любят. Бруно — с самого детства, тебе бы следовало знать, милая… Неужели Мамочка Рашель не рассказывала, что это блюдо они всегда пекли по воскресеньям вместе с… — С синьорой Алессией, мамой Бруно. Я знаю. — Тебе тоже нужно научиться. Давай, когда Мамочка вернется из Марокко, а вы с Бруно — к нам, устроим мастер-класс, и будем все печь пирожные! Можно позвать Донати с детьми, и Орсини… У нас так давно не было семейных праздников… Малена подняла потемневшие глаза: — У нас с Бруно траур по дочери, еще и года не прошло. Мы не настаивали, чтобы вы держали его вместе с нами, но синьор Филиппо так решил. И знаешь, я не стану за это извиняться. Белинда горестно поджала губы и снова потянулась погладить невестку по щеке: — Ну что ты, что ты, милая, извиняться нужно мне!.. Я немного увлеклась… я тоже очень любила Лизу. И позавчера я тоже хотела тебе сказать об этом… но ты так остро отреагировала… — Хватит!.. — О… тихо, тихо… только не волнуйся. — Я не волнуюсь, но, пожалуйста, перестань!.. Перестань напоминать… что у меня нет ребенка… — последние слова потонули в задыхающемся всхлипе, и Малена закрыла лицо руками, злясь на себя за слабость и за пропущенный удар. Теперь Белинда точно получит то, что хочет: возможность правдиво рассказать Гвиччарди-старшему о «неуравновешенном поведении» невестки. — Дорогая, послушай меня, пожалуйста… Ты снова уходишь от контакта, и меня это очень тревожит. — мелодичный голос свекрови продолжал журчать над ухом, запах духов окутывал плотной волной, улавливал в сеть, сплетенную из жасмина и роз, и почти не оставлял воздуха. Белинда пододвинула стул, подсела к Малене почти вплотную и положила руку ей на плечо: — Давай поговорим. Я просто обязана… после твоей выходки на мосту… Малена отдернула плечо, но снова была схвачена, на сей раз более жестко и настойчиво, а в голосе мачехи Бруно появился металл: — Успокойся! — Я спокойна, просто не хочу, чтобы ты меня трогала… — Да, не выносишь прикосновений, это симптоматично. — и снова глубокий вздох, вроде бы исполненный сочувствия и материнской тревоги: — Малена, я не стану упоминать о проблемах, которые твой поступок создал для нашей семьи… боюсь, ты все равно не поймешь, ведь ты, по сравнению с Бруно, росла совсем в других условиях, твои родители никогда не были публичными людьми… Сопротивляться сейчас не имело смысла: Белинда все равно скажет все, что сочтет нужным, и будет делать все, что ей в голову взбредет, потому что Бруно нет дома, Мамочка Рашель и вовсе в Марокко, а собственные душевные силы Малены истончились, как весенний лед. Она все-таки вывернулась из-под руки свекрови и встала: — Да, мои родители были обычные люди… не надо их приплетать. Что ты хочешь мне сказать? Что у тебя не было злого умысла, когда ты мне позвонила?.. — Я надеюсь, что ты это понимаешь, дорогая… — тонкие длинные пальцы Белинды зачем-то постучали по гладкой поверхности подоконника — звук получился удивительно противным, Малене захотелось зажать уши, но она стерпела. — Я хотела поддержать тебя, просто поддержать… Она снова постучала пальцами. Ногти, острые, выкрашенные в персиковый цвет, придавали женской руке опасный и хищный вид. — Когда я говорила, что Лиза ждет тебя под радугой, меня и в мыслях не было подталкивать тебя к самоубийству, и я не намекала, что Бруно устал от тебя, ты приняла все чересчур близко к сердцу. — Я помню, что ты сказала… — по телу Малены пробежала дрожь, она против воли повторила про себя: «Лиза ждет под радугой… лисы живут под радугой…» — и ей снова захотелось закрыть уши, но что толку — голос Белинды все равно будет звучать внутри, и повторять, повторять эту жуткую фразу… насчет радуги… — Очень хорошо, мышка, потому что, независимо от того, что ты рассказала Бруно после своего поступка… какие бы объяснения ты ни дала… есть только одна правда: я сказала, что Лиза ждет тебя под радугой, но я не вынуждала тебя прыгать. Зазвонил телефон. Малена рванулась к аппарату, как антилопа к воде, хотя звонил точно не Бруно — муж не любил городскую сеть и предпочитал современную сотовую связь, так что в большинстве случаев звонил со своего мобильного на мобильный жены. «Ну все равно, кто бы это ни был… доктор Штайнер, или редактор, или страховой агент… как удачно!» Сейчас она готова была согласиться на любое рекламное предложение, если оно даст ей повод выпроводить Белинду, или самой сбежать прочь. — Слушаю… — Синьора Магдалена? — мужской голос на другом конце провода был ей совершенно незнаком, и она не смогла скрыть удивления: — Да, кто это говорит? — Меня зовут Лука. Лука Корсо. Я ваш новый водитель. — Да, конечно! Я вас жду! — Ждете меня? — теперь явно удивился звонящий. — Но я же еще не… Она перебила: — Где вы? — Недалеко от вашего дома, в двух кварталах. Центурион… то есть… ээээммм… ваш муж… сказал позвонить вам, и… — Чудесно, я же сказала, что жду вас! — она смутно припомнила, что накануне Бруно говорил ей о каком-то своем старом приятеле по футбольному клубу, который отлично водит машину, и он планирует нанять его, чтобы не дергать каждый раз Джанни, но у нее не было времени уточнять подробности. Главное, что этот Лука — кем бы он ни был — давал ей шанс не оставаться больше наедине с Белиндой: — Когда вы придете, Лука? — Могу быть у вас через пять минут, синьора Магдалена. — голос по-прежнему звучал удивленно, но, к счастью, спорить он не стал. — Замечательно. Поскорее, пожалуйста. Малена положила трубку и встретила недовольный — и остро заинтересованный — взгляд синьоры Грасси: — Кто это? Ты не говорила, что ждешь гостей… «А должна была?» — мысленно огрызнулась она, но ответила с напускной беспечностью: — Я просила тебя не приезжать. У меня… у меня назначена встреча. — С мужчиной? В отсутствие Бруно?.. Это немного странно звучит, дорогая… — Белинда со значением приподняла брови. — Совсем не странно. Пока Бруно занят с американцами, мне приходится помогать ему с другими делами. — Что ж, мне будет интересно взглянуть на это «дело»… такое важное, что само приходит к вам домой, и его нельзя не принять. Ты что же, собиралась обедать с ним?.. — Да, и надеюсь, ты ничего не имеешь против. — О, ну что ты, мышка, конечно, нет. Усадить тебя за стол без капризов -это уже победа… Белинда подошла к невестке и шутливо дотронулась до кончика ее носа, признавая, что сбита с толку: — А знаешь, я рада, что у тебя появились маленькие секретики… ты слишком уж растворилась в Бруно и Лизе, даже для Италии — слишком, дорогая моя… как приятно увидеть тебя обычной женщиной. Малена промолчала и нетерпеливо посмотрела в окно… Широкоплечий парень в кожаной куртке и джинсах припарковал мотоцикл около дома, снял шлем и, покинув седло железного коня (это была не новая, но добротная «Ямаха»), подошел к подъезду. Двигался он уверенно и на удивление пластично, как танцовщик или гимнаст, хотя фигурой напоминал скорее Геракла, чем Аполлона. В следующий момент домофон мелодично пропел несколько нот из оперы Верди. Малена нажала клавишу, открывающую замок, и, предупреждая новые вопросы, сказала в трубку: — Третий этаж. Белинда благоразумно осталась на кухне и снова занялась корзиной с едой, а Малена торчала в прихожей в томительном ожидании, пока Лука поднимется до квартиры и позвонит. Этот совершенно неизвестный ей парень, нанятый Бруно на испытательный срок, почему-то казался ангелом, чудесным спасителем, спешно посланным Мадонной в ответ на ее молитвы об избавлении от общества Белинды. …Она распахнула дверь, схватила Луку за рукав и втащила в прихожую, прежде чем он успел что-то сказать, и зашептала ему на ухо (он был выше нее, но не таким высоким, как Бруно): — Пожалуйста, Лука, умоляю!.. Подыграйте мне, скажите, что вы срочно должны отвезти меня… в… в Браччано! — Хорошо, синьора. — он покладисто кивнул и тоже понизил голос: — А вам и правда нужно в Браччано? — Ах, это совершенно все равно!.. Мне просто нужно уйти из дома… и чтобы она не напросилась со мной… У вас же мотоцикл? — Да. — Отлично, просто отлично! Пойдемте! Она потянула его в сторону кухни, и только сейчас заметила, что ее рука полностью утонула в широкой ладони Луки. А он держал ее пальцы так бережно, как будто боялся сломать… Примечания: 1 суппли - национальное итальянское блюдо, представляет собой шарики из риса арборио, обжаренные во фритюре, с начинкой из моццареллы (классический вариант). 2 корнетто - итальянское название круассанов 3 цыгане - презрительное прозвище сербов; отец Малены Драганич - этнический серб. 4 Детская клиника Bambino Gesu (Children's Hospital Bambino Gesu) – один из самых современных медицинских центров для детей в Италии. Находится в тихом и спокойном районе города Рима на площади с.Онофрио, недалеко от набережной Тибра. Клиника была основана более ста сорока лет назад (1869) знаменитой итальянской семьей Сальвиати, позже была передана в дар Ватикану. В 1985 году больница стала частью Министерства здравоохранения Италии. Сегодня Children's Hospital Bambino Gesu является одним из самых престижных некоммерческих педиатрических центров страны. 5 Сфольятелла (итал. sfogliatella или sfogliatelle) -вкусная слоеная "кудрявая" булочка с ароматной и нежной начинкой внутри. Родина такой выпечки, чем-то напоминающей круассаны из французской кухни, - провинция Кампания. Текстура сфольятелле напоминает уложенные друг на друга листы теста - отсюда и название - "sfogliatella", что в переводе означает "тонкий слой", "тонкий лист"