Прочтешь ли ты слова любви немой? Услышишь ли глазами голос мой? В. Шекспир, сонет 23 Кто начал злом, для прочности итога Все снова призывает зло в подмогу. В.Шекспир, «Макбет»
29 марта 1995 года, Браччано День накануне выдался солнечным и теплым, под конец порадовал красивейшим закатом и мягко перетек в звездную ночь… но на рассвете над озером поднялся ветер, нагнал тучи, и они тяжело разлеглись над городком Браччано и окрестными виллами, чтобы разрешиться проливным дождем как раз ко времени завтрака. — Оххх, сырость проклятая, чтоб тебя чума забрала, вместе с клятым бора (1)… — ворчал Микеле, потирая ноющие колени, но приступ ревматизма, хотя и приковал мажордома к стулу, не мешал ему ревниво следить за приготовлениями к завтраку, и поругивать Катарину, что уже целую вечность возилась с шоколадными булочками: — Не успеют, говорю же тебе, не успеют, упрямая женщина! Поздно ты спохватилась! Катарина, экономка и по совместительству возлюбленная супруга Микеле, с олимпийским спокойствием продолжала заниматься своим делом, и всем своим видом показывала, что не нуждается в наставлениях. Она не любила спешки, но всегда все делала вовремя, и не сомневалась, что справиться и сейчас. — Говорю же тебе, не успеют… — не унимался Микеле — ревматизм, как обычно, повысил градус его природного занудства с приемлемого до несносного, и Катарина пошла на хитрость: — А что этот новый молодой человек… Лука, кажется? Он придет завтракать с нами? Синьора Малена мне говорила, но что-то я запамятовала… Само собой, она все прекрасно помнила, тем более, что дважды переспрашивала синьору Малену, но супруг заглотил наживку, как голодный окунь: — Не синьора Малена, а синьор Бруно! Это он сказал, и совершенно ясно: где его жена, там будет и Лука. За столом тоже. Катарина усмехнулась: — Я поняла, поняла, значит, и здесь за столом он тоже с нами ест… Только что на это скажет синьора Белинда? — Почем я знаю, что она скажет! — проворчал Микеле и потер коленку: если приступ к обеду не уймется, придется вызывать поденщика, чтобы помог с домашней работой… — Разве их поймешь, этих господ!.. Один одно велит, другая — другое, а ты крутись, как уж на сковородке! И так всю жизнь… Вот как я ей объясню, почему парень в гостевой спальне, в «греческой», а не во флигеле для прислуги?.. — Ничего, сошлешься на Бруно, и пусть он сам с синьорой объясняется. Наше дело маленькое, — отрезала Катарина и ловко вынула из духовки поднос с золотистыми саккотини (2), источавшими упоительный запах сдобы, ванили, свежего масла и шоколада. Она принялась перекладывать булочки на большое фарфоровое блюдо, расписанное танцующими пастушками и пастушками, играющими на дудочках, и продолжила беседу с супругом: — Мне вот что интересно… кто он все-таки такой, этот Лука Корсо? Бруно его то «гостем», то «другом» величает, тебе представил «водителем», а мне — «помощником» Малены… каким еще помощником? Разве помощники в приличных домах такие бывают?.. — Эй, эй, уйми свой язык, трещотка! — предостерег ее Микеле и даже погрозил пальцем. — Сама же только что сказала — не нашего ума дело, пусть хозяева между собой разбираются как хотят. Он понизил голос и добавил: — Я так понял, что Бруно этого Луку знает по каким-то спортивным делам, может, они тренировались вместе или еще что… а сейчас он его к Малене приставил для охраны. — Для охраны? Какой ещё охраны, от кого ее здесь охранять — от мышей, что ли? — фыркнула Катарина, сняла передник и, оглянувшись на дверь, тоже понизила голос: — Я вот что думаю… может… он вообще… санитар?.. — Санитар? Какой-такой санитар, что ты плетешь? — Такой… — Катарина заговорила еще тише. — Из клиники. Мы же с тобой не в курсе… а что, если Бруно и синьор Филиппо все-таки решили послушаться синьору Белинду и… отправить Малену на лечение?.. По своей-то воле, она, понятно, не поедет, а скандал никому не нужен, вот Бруно и нашел для нее «водителя» и «охранника»… чтобы в нужный момент посадил в машину и отвез спокойненько, куда скажут. Ну, а если она догадается и сопротивляться будет, он же наверняка сумеет с ней совладать, их такому специально учат. — Да ну тебя совсем, глупая женщина! — теперь Микеле рассердился всерьез, и едва не смахнул со стола молочник. — Насмотрелась сериалов… не знаешь, что выдумать!.. Слушать противно! Не вздумай еще сболтнуть кому-нибудь, не дай Бог, до Малены с Бруно дойдут твои выдумки. Катарина хмыкнула и покачала головой: спорить она не собиралась, но осталась при своем мнении: во внезапном появлении Луки Корсо на вилле и в его близости к персоне молодой синьоры определенно было что-то загадочное… и она очень хотела узнать разгадку. Возможно, приезд синьоры Белинды, ожидавшийся к вечеру, прольет свет на происходящее между Маленой и Бруно, и заодно раз и навсегда определит Луке подобающее место в доме. — Мяяяяяяяя… — из коридора, ведущего на кухню, донеслось хриплое басовитое мяуканье, и сразу за ним послышался мужской голос: — Ну что ты увязался за мной, как арбитр за Джаннини?.. Нет у меня ничего, ты все сожрал! Иди мышей лови. — Мяяяяя… Муаааааууу… — Ладно, дело твое. Впущу на кухню, но если тебя веником шуганут — чур, на меня не обижаться… Микеле с Катариной удивленно переглянулись, прежде чем обоюдно воззриться на вход, где в проеме открывшейся двери показался «водитель-охранник-санитар» Лука, облаченный в футболку и джинсы, и в компании громадного серого кота с порванным ухом. — Доброе утро, — поздоровался парень без всякого смущения, даже немного нагловато (по мнению Катарины), но хотя бы не стал сразу ломиться к столу, дождался ответного приветствия от пожилых синьоров и приглашения сесть. Кот деловито побежал по его следам, обогнал, запрыгнул на ближайший стул, поставил лапы на край стола и попытался дотянуться до молочника. — Кыш, нахальная тварь! — картинно замахнулся на него мажордом. — Откуда ты опять взялся на мою голову?.. Три дня не было, я уж думал, пропал… так нет же, как булочки на завтрак, так и Оборванец тут как тут! — Вот оно что, Оборванец, значит, — усмехнулся Принц и, взяв кота поперек туловища, ссадил на пол и сам занял его место. Серый монстр недовольно загудел и, не желая легко сдавать позиции, запрыгнул на колени к новому знакомцу и для верности вцепился в джинсы когтями. Микеле невольно заулыбался, наблюдая эту сцену — на самом деле он любил Оборванца и очень сокрушался при каждом его долгом загуле, в то время как супруга снова хмыкнула и что-то пробурчала насчет того, что «рыбак рыбака видит издалека». — Где ты нашел его, Лука? Он трое суток не появлялся. — Да это не я его… это он меня нашел… сперва под окном орал, я аж проснулся, — Принц не стал уточнять, что у него почти всю ночь сна не было ни в одном глазу, — А потом слышу, кто-то на карнизе скребется, открыл окно — он в комнату и запрыгнул. Я лег, так он ко мне в ноги бухнулся, там и дрых. «И выспался куда лучше чем я, мошенник мохнатый…» — Мадонна! — Катарина отставила кофейник и картинно воздела руки. — Конечно, прямо в комнату! В «греческую» спальню!.. Мокрый и грязный, на кашемировый плед!.. Ай-яй-яй, синьор Корсо, как же так можно… Драматическое выступление сделало бы честь оперной приме, но Лука не проявил особого раскаяния и просто пожал плечами: — Ну не выталкивать же мне было прямо под дождь бедную животину — под утро лило как из ведра. И не грязный он был вовсе, вымокший только… — Да-да, настоящий потоп… — покивал Микеле, почему-то очень довольный, что парень оказался не робкого десятка и сумел возразить его властной супруге. — Ты молодец, Лука, что пожалел божью тварь. Но учти на будущее, что насчет порядка и чистоты у нас строгие правила! — Учту. — Принц почесал Оборванца за уцелевшим ухом, заставив кота заурчать, и бросил голодный взгляд на кофейник и аппетитную горку свежеиспеченных булочек — это точно были настоящие булочки, а не замороженные полуфабрикаты, наспех подогретые в духовке. Упоительный запах сдобы способен был свести с ума даже аскета-постника, а Лука никогда не был аскетом в отношении домашней выпечки… В детстве и юности, когда он еще жил вместе с сестрой, Джованна, осваивавшая премудрости домоводства, частенько баловала его то пирожками, то печеньем, то настоящими тортами, и превратила в изрядного сладкоежку. Моника умела готовить только пиццу, зато Чинция, несмотря на свой вечный маникюр и ревностное отношение к фигуре, знала какой-то особый секрет. Тесто у нее всегда получалось воздушное, тающее во рту, сахар, пряности и масло распределялись идеально, и когда Принц оказался в тюрьме, то отчаянно скучал не только по объятиям и поцелуям любимой, но и по ее фантастическому миндальному печенью и фирменным панцеротти (3)… Теперь же, когда он наезжал в Терни с ночевкой, и Чинция, после долгих уговоров, с деланной неохотой затевалась с выпечкой, то никогда не забывала, ставя на стол блюдо с горячими пирожками, попенять Луке за «обжорство» и подаваемый Джанни дурной пример. «Ты уже не мальчик, тебе пора подумать о более здоровой диете… Иначе ты растолстеешь как боров и к пятидесяти годам получишь инфаркт». После этого Принц обычно благодарил ее за заботу — и набрасывался на панцеротти наперегонки с Бето, пока Джанни с важным видом жевал булочку с молоком… Поток непрошенных воспоминаний был прерван строгим голосом Катарины: — Лука, а что синьора Малена сказала насчет сегодняшнего дня? — Ничего. — То есть как это — ничего? Вы же целый вечер провели вместе… разве она не давала тебе распоряжений насчет машины? Вы сегодня куда-то поедете? А когда вернетесь? Нужны ли будут панини и белая пицца к полудню, или вы обедаете в городе? Я слушала прогноз погоды, сегодня дождливо, я бы не советовала ехать на озеро, или у синьоры другие планы? Ты не повезешь ее в Рим? А сам не уезжаешь? Пожилая синьора присутствовала на кухне в единственном экземпляре, но Принц почувствовал себя латерале, со всех сторон атакованным активными страйкерами, жаждущими напихать ему по самое «не могу»… и отгрузить команде по полной. (4) Тут следовало держать ухо востро, чтобы не сболтнуть лишнего, и для начала Лука усилил линию защиты: — Куда синьора Малена скажет, туда и повезу. На озеро, в Рим или в Пьемонт — мне без разницы. — То есть как — без разницы? — Да так. Синьора Малена своим планам хозяйка. Что решит, то решит. — Хмммм… не больно-то ты внимательный, как я погляжу, — Катарина покачала головой. — Или просто скрытный? — Уж какой есть. — наверное, ему следовало свести все на шутку, широко улыбнуться и похлопать ресницами, как непременно сделал бы Бето, вечно поучавший, как надо располагать к себе людей, но Луке претило притворство. Да и скрывать ему было что, тут зоркая старушка ни капли не ошибалась. — И… на сколько же тебя нанял синьор Бруно? Мне просто чтобы знать… все же новый человек в доме… а то у синьора Бруно ведь как — не успеешь привыкнуть к одному помощнику, глядь, а вместо него уже другой. — Катарина, ты что! Это мой круг вопросов! — шикнул на жену Микеле и сделал страшные глаза, но экономка и ухом не повела: она всегда говорила, что хотела, и пусть этот парень сразу поймет, что к чему. Принц остался спокойным, только во взгляде вспыхнуло горделивое упрямство: — Не тревожьтесь, синьора, привыкайте. От меня вы еще долго не избавитесь. — Фрррррр… мррррррмяяяя… — подтвердил Оборванец и потерся лбом о локоть выбранного им человека, а Микеле одобрительно крякнул: Луке удалось заработать еще одно очко в его глазах.***
…Послышались быстрые легкие шаги, повеяло дождем и земляникой: на кухню вошла Малена. — Доброе… аах, Оборванец! Ты вернулся, разбойник! — радостное восклицание при виде кота перебило церемонное приветствие, и молодая женщина подбежала к Луке с явным намерением перехватить у него зверя. Принц начал понимать, что сегодня ночью впустил в комнату не просто какое-то там промокшее четвероногое, а местную знаменитость. Наверное, полученную длинную царапину на ноге при таких раскладах можно было считать таким же ценным автографом, как роспись Фалькао (5) на футболке. Малена протянула руки к коту, Лука убрал с полосатой спины свои ладони, но поджарый поганец, похоже, только того и ждал: прянул в сторону и моментом утек на пол, а руки мужчины и женщины встретились в невольном пожатии… всего на несколько секунд, но их было достаточно, чтобы Принц ощутил себя нырнувшим в горячий источник. — Ой, прости, пожалуйста!.. — Малена сама отшатнулась, точно обжегшись, а он, покраснев как помидор и проклиная свою врожденную пылкость, сердито буркнул: — Ничего, синьора. Это же я его упустил. Хвостатый виновник происшествия тем временем, требовательно взмякивая, крутился под ногами у Катарины, и выглядел очень недовольным, что завтрак задерживается. Экономка сделала вид, что ничего не заметила, заулыбалась и бойко заговорила: — Синьора Малена, ну наконец-то!.. Присаживайтесь поскорее, вы же знаете, что мои булочки нужно есть горячими! Я уж хотела Микеле вдругорядь за вами посылать… Как вы спали сегодня?.. Хорошо, сладко?.. Ах, под шум дождя так хорошо и сладко спится, особенно в молодости!.. Помню, синьору Алессию — когда они с патроном только приехали сюда, еще до рождения синьора Бруно — в такие пасмурные денечки и вовсе было не добудиться… Малена послушно села к столу (наискосок от Принца, должно быть, на свое обычное место), приняла из рук старушки чашку с кофе, и что-то вежливо отвечала на вздор, который та не переставала нести со скоростью швейной машинки… Микеле вальяжно завтракал и время от времени вставлял в женскую болтовню веское мужское слово. Лука же делал вид, что полностью поглощен дегустацией булочки, но увы — румяная корочка и золотистое кружевное тесто казались ему безвкусными и жесткими, как бумага, и каждый кусок с трудом пролезал в пересохшее горло. Адски горячий кофе помогал не сильно, так что Принц спасался оранжадом, и незаметно выпил добрую половину большого кувшина. На Малену он старался не смотреть, но получалось плохо, и еще хуже выходило, когда она время от времени обращалась к нему с вопросом или просьбой. Корсо вроде бы не заикался на каждом слове и не порол ерунду — от такого позора бог миловал — но голос звучал хрипло и грубо, и фразы выходили сухими, короткими… почти что злобными. Так можно было разговаривать с карабинером, тормознувшем на дороге, тюремным охранником или сержантом в казарме, а не с молодой женщиной, приличной и не сделавшей ему ничего плохого. Если бы его только не угораздило по уши, до жара и пота, втюриться в эту самую приличную женщину, и если бы она не была женой Бруно Гвиччарди. Здравый смысл требовал срочно перехватить контроль над мячом, увести в офсайд, за линию ворот, пока сам себе не забил штрафной… говоря проще, нужно было успокоиться, отвлечься, остыть. Но как, черт побери, остыть, и на что отвлечься, когда он должен быть рядом с ней с утра до вечера, а если понадобится, то и с вечера до утра, смотреть на нее и разговаривать с ней?.. Как успокоить кровь, что приходит в движение от одного взгляда на нее, от запаха волос и теплой кожи, и мгновенно приливает к паху даже от случайного прикосновения? Еще неделю назад Лука думал, что душа его наполовину мертва, и высмеял бы любого, кто стал бы ему свистеть, что в тридцатник с гаком он способен влюбиться как пацан, одним махом, и заново умирать по девчонке, которая и понятия не имеет о его страданиях. Теперь же он не знал, смеяться ему или плакать, и самое главное — что ему делать?.. Соглашаясь работать на Гвиччарди, Корсо отнюдь не рассчитывал, что в нагрузку к основным обязанностям, и без того непростым, пойдет еще и страсть радиоактивной силы. И никакие свинцовые доспехи не смогут от нее защитить. — … в Браччано?.. — А? — вскинулся Лука — голос Малены пробудил его от непривычной глубокой задумчивости, но сам вопрос он позорно прослушал. Вредная старушка Катарина посмотрела на него как тренер на вратаря, поймавшего бабочку (6), но Малена не рассердилась и мягко повторила вопрос: — Ты отвезешь меня в Браччано? Я хочу немного побродить по городу и кое-что купить. Можешь бросить меня там на площади и забрать после сиесты. — То есть мне вас там оставить, а самому идти на все четыре стороны? — Нет… да… Я… вообще-то привыкла гулять одна. Тут бы Принцу обрадоваться — синьора намекала ему на возможность получить полдня свободного времени, и надо сказать, он нашел бы прекрасное применение этим пяти-шести часам… самостоятельно обследовал окрестности, прикидывая, какие опасности могут таиться среди олив и живых изгородей, подробно изучил саму виллу, все эти ходы-выходы, бесконечные коридоры, лестницы и башенки, повозился с машиной (ход у «мерса» был идеальный, но движок временами чихал и пофыркивал как-то уж очень сердито для автомобиля такого класса — может, масло не нравилось, может, еще что, вот и выяснил бы…) Да и, наконец, он бы мог просто выспаться!.. — и заодно надеяться, что Малена так устанет на своей прогулке, что вечером никуда уже не выйдет из дома, и даже не захочет смотреть видеофильмы… тогда у Принца останется всего одна обязанность: ровно в одиннадцать сообщить Центуриону, что все спокойно, без происшествий, и женушка его в полном порядке. Ах, если бы все и в самом деле было так просто… В памяти всплыли слова — а точнее, приказания — Бруно, настойчиво повторенные раз пять, и отпечатавшиеся в мозгу, как типографский шрифт на плакате: «Ты постоянно должен быть рядом с ней, от моего отъезда до возвращения. Ходи за нею, как тень, не отступайся, даже если она начнет тебя прогонять или скажет, что дает тебе выходной… Ты должен встретить ее с утра, когда она спустится на завтрак, и вечером проводить до порога спальни. И так все все время, все дни до моего возвращения. Я не шучу, Корсо: Малене угрожает серьезная опасность, и, пока меня нет, ты в ответе за ее жизнь». Звучало все это весьма зловеще, но спокойный и здравомыслящий человек, попав в Браччано, непременно решил бы, что Бруно преувеличивает. Тихая вилла на берегу озера скорее напоминала замок Спящей красавицы, чем пещеру людоеда или разбойничий вертеп. В мирной атмосфере почти семейного завтрака, в компании малость надоедливых, но безобидных старичков, грозные предупреждения Центуриона казались бредом параноика. Но Принц их таковыми не считал. Благостная обстановка не внушала ему ни капли доверия, и восхитительные булочки могли быть всего лишь приманкой для зверя. …Русалочьи глаза с длиннющими ресницами внимательно смотрели на него: Малена ждала ответа. Лука помотал головой и хмуро, как и подобало настоящему церберу, проговорил: — Нет, синьора Малена. Я вас бросить не могу. Придется нам гулять вместе… как и вчера. Неожиданно ее бледные щеки покрылись ярким румянцем: — Я… я как раз из-за вчерашнего… подумала, что ты… предпочтешь побыть один, пока я гуляю. — Да нет… с чего бы, синьора? — Малена. Я просила называть меня по имени. — …Малена. — ее имя было как лимонная льдинка на языке, и он медленно сглотнул, прежде чем спросить снова: — Я вчера на озере не так что-то сделал? — Так. Ты все сделал так. Но… это была моя идея туда пойти, и это из-за меня… вон, у тебя на руке следы до сих пор! Лука мельком посмотрел на свое правое предплечье, где действительно виднелось несколько лиловых синяков: — Пффффф… подумаешь, следы… на самом деле это я дурака свалял. Не знал, что эти твари нападают без предупреждения. — Да, но я-то знала!.. И не подумала, что они на тебя так отреагируют. Ты же для них человек новый. Он не смог скрыть удивления, что она настолько близко к сердцу приняла нелепый инцидент на берегу озера, а Микеле и Катарина переглянулись с таким жадным любопытством, словно им пообещали подсказать выигрышные номера в лотерее. «Эти, стало быть, ничего не знают… но успели навоображать с три короба», — зло подумал Принц. — «Теперь сплетен не оберешься, как пить дать». Вслух же сказал тем самым рассудительным тоном, какой обычно на раз успокаивал женскую тревогу: — Ну, я так понял, что мы в город поедем, а не на озеро пойдем… Или там, наверху, тоже какие-нибудь крокодилы с динозаврами бегают и клювами щелкают? — Нет, что ты! — она рассмеялась, как при первой встрече, когда они обсуждали летучих коров. — Там и собак с кошками не часто встретишь, а из птиц — только воробьи и голуби. — Аааааа, вот оно что! — Микеле просветлел лицом и хлопнул себя по лбу, как человек, разгадавший сложный ребус. — Я понял… на вас вчера лебеди напали на берегу?.. Лука усмехнулся: — Ну конечно, синьор, кто же еще, не крокодилы ведь, в самом деле! Хотя кусаются эти милые птички будь здоров, а прут на тебя и крыльями лупят, что твой Майк Тайсон… (7) — Так чего ж ты хотел, сынок? К ним в эту пору, пока лебедки на гнездах сидят, и соваться нечего! Местные-то, они почти ручные, людей не боятся, но с чужаками не церемонятся! — Да я так и понял… — вздохнул Принц, стараясь не смотреть на Малену, потому что ему очень ярко вспомнилось, как она бросилась к нему на помощь и попыталась отогнать разъяренного белоснежного «динозавра» — а тот защелкал страшенным клювом, зашипел и захлопал крыльями уже на нее… вот тогда Лука и прикрыл ее собой, и, выставив правую руку в блок, получил «страшные раны» от яростных щипков. Потом они убегали с берега со всех ног, она быстро устала и запыхалась, и тогда он хотел попросту закинуть ее себе на плечо и донести до дома… но Малена отвергла эту идею, засмущалась, как школьница, и предложила «просто пойти помедленнее — они ведь нас теперь не догонят». Они пошли «помедленнее», пробирались в густеющем сумраке добрых полчаса, по узкой каменистой тропке, между темными каменными изгородями, увитыми плющом, и по оливковой роще, где столетние деревья шелестели серебристыми листьями, и казалось, что в кронах переговариваются привидения… Они тоже пытались разговаривать, но светской беседы не выходило, потому что обоих трясло: Малену, должно быть, от пережитого испуга и острой вечерней прохлады, а его — от желания прижать ее к себе и зацеловать до потери сознания… а еще лучше, до обоюдного оргазма. Само собой, сделать это было нельзя, как и обнаружить свои чувства, чтобы не напугать Малену еще больше, и не выглядеть перед ней маньяком из фильма ужасов. Лука справился: рассказал ей футбольную байку, как однажды на выезде тиффози ночевали в отеле, и горничная сложила из полотенец лебедей, а благодарные парни на следующий день сложили из окурков слово «спасибо»… и такую спасительную веселую чепуху нес до самой виллы, предпочитая выглядеть просто дураком, чем дураком влюбленным. Пока что ему удавалось держаться в рамках благоразумия, и все шло довольно неплохо. Бруно не к чему будет придраться. Главное, чтобы прогулка в Браччано не стала вторым таймом вчерашнего марш-броска через оливковую рощу…***
«Лебединые крики умолкнут, Птицы канут в холодный туман, А на шее могучего волка Королевский блеснет талисман…» Малена быстро записала четверостишие, перечитала и покачала головой: нет, не то. «Ну какой еще королевский талисман на шее у волка?.. Могучего волка… пошлятина. Откуда у меня вообще взялись эти лебеди и волки, это же цыганские песни, а не бретонские баллады… Риццоли меня на смех поднимет». В глубине души она знала, что не поднимет: во-первых, Энцо нравились такие образы, во-вторых, он обрадовался до небес, узнав, что у нее кое-что есть для альманаха, и ни за что не станет критиковать, чтобы не задуть искру вдохновения. Даже если она принесет ему трактирные куплеты в стиле «Царя всех святых» Белли, он и тогда похвалит и отправит в печать… Правда, собратья по поэтическому цеху и литературные критики не будут столь деликатны. «Милена Войводич долго молчала — ни одной строчки за два года… и, пожалуй, ей следовало и дальше хранить свой обет молчания. Это, по крайней мере, было стильно, чего не скажешь о ее новом сборнике». — что-нибудь такое непременно напишет ехидный Никколо Бузи в «Книжном обозрении». А все-таки… четверостишие вышло не таким уж и плохим, и ей самой очень даже нравилось. Похожим размером и с похожим набором образов она когда-то сочиняла письма к Бруно и колыбельные для Лизы. Малена украдкой взглянула на Луку, уткнувшегося в «Спортивный курьер» (они бродили по городу больше двух часов, прежде чем решили передохнуть и присели за столик уличного кафе). На шее у него висела цепочка с головой волка — футбольный талисман, символ клуба «Рома»; у Бруно была похожая, только с лациальским орлом, и не из серебра, а из белого золота. «Ну да… вот же он — королевский талисман. Как же я предсказуема!.. Ни одного оригинального образа…» — но рука сама собой потянулась за пером, и записала: «Римский волк, ты мне вовсе не страшен- Не страшней, чем ночная гроза. У подножия замковых башен Я смотрю тебе прямо в глаза». Перечитала, вычеркнула последнюю строчку и записала заново: «Я смотрю в колдовские глаза…» С такой поправкой звучало интереснее и точнее: «колдовские глаза» бывают у оборотня, а где оборотень — там и цыганка… «Мммммм… ну тогда, наверное, и в первой строфе нужно написать — римский. «А на шее у римского волка королевский блеснет талисман». Тогда и начинать нужно иначе… вот… сейчас…» Она слышала, как в тонком эфире отблески ее чувств сплетаются в образы, а образы распадаются на отдельные слова, как тучи на снежинки… но поймать их, прежде чем они растают, было не так-то просто. «Я просила дожди о подмоге, Но туман оказался ревнив. Повстречался мне волк на дороге Между замком и рощей олив… А вокруг -ни костра, ни ограды. Значит, быть еще худшей беде. Я -цыганка, мне в Риме не рады, И не рады, пожалуй, нигде. У подножия замковых башен Я смотрю в колдовские глаза: Римский волк, ты мне вовсе не страшен! Не страшней, чем ночная гроза. Лебединые песни умолкнут, Птицы канут в холодный туман… А на шее у Римского волка Королевский блеснет талисман». Малена писала, полностью погрузившись в магию слов, и не сразу почувствовала, что Лука смотрит на нее… Она вздрогнула, когда подняла голову и встретилась с ним взглядом: — Что?.. Он слегка покраснел, словно Малена поймала его на чем-то постыдном, и полез за сигаретой — универсальным спасательным средством от любой неловкости: — Ничего… Я это зря, наверное… ты пишешь, а я сижу и пялюсь как баран. — На барана ты совсем не похож, — быстро сказала Малена, думая, что у него очень интересные глаза — похожие на глаза волка из ее странного предутреннего сна… «Наверное, это все из-за цвета… они у него серые, но когда свет падает так, как сейчас, становятся голубыми… почти что синими…» Прекрасные глаза Бруно тоже были синими, как летнее море, но никогда не меняли цвет… и чаще оставались спокойными и прохладными, чем пылали. — Мне просто чертовски любопытно: что ты все время пишешь? — Лука тоже задал свой вопрос скороговоркой, и поднял ладони вверх, как бы заранее извиняясь, если она рассердится, что он лезет не в свое дело. «Нарушение субординации», кажется, именно так называл подобное поведение старший сержант Маццони, когда Корсо был рядовым солдатом срочной службы. — Стихи. И разные мысли, которые приходят в голову… чтобы потом написать стихи. — Стихи? Сама, что ли, сочиняешь? Малена усмехнулась над его ошарашенным видом и кивнула: — Да… сочиняю. Можно и так сказать. — Круто… я хочу сказать, здорово. — за всю свою жизнь Принц видел одного-единственного поэта, точнее, человека, способного складывать слова в рифму — Факира, чудаковатого долговязого парня, что года четыре входил в состав «Ядовитой бригады». Факир писал отличные кричалки для матчей, пафосные — в поддержку команды, и смешные, обидные для лациале, придумывал рифмованные подписи для баннеров, а уж переделать слова какой-нибудь подходящей песни было для него плевым делом. Еще он умел писать стихи для девчонок… да такие, что самые гордые крали, получив открытку или письмецо с несколькими красивыми строчками, млели, мурчали и сразу на все соглашались. По крайней мере, Факир этим регулярно хвастал, и кое-кто из парней, заказавших ему «стишок», подтверждал: схема работает. Однажды Принц и сам решился проверить, и на Валентинов день, вместе с традиционной розой и коробкой конфет «Поцелуй» (8), принес Чинции открытку с парой четверостиший, над которыми бедный Факир корпел целую ночь. Что-то там было про глаза газели и локоны длиной с Аппиеву дорогу… Чинция прочитала, слегка улыбнулась, отложила открытку в сторону и занялась серьгами с бирюзой, приложенными Принцем к розе, конфетам и стихам. Час спустя они впервые занялись любовью, да так бурно и страстно, что едва не сломали старенький диван. Но Лука до сих пор не знал, что сработало лучше — стихи про газельи глаза, конфеты или золотые серьги, или подарки вообще были ни при чем, просто Чинс уже хотела его так же сильно, как он ее… Ох, зря он об этом вспомнил сейчас, за столиком кафе, где сидел с Маленой. Пришлось залпом выпить стакан воды, прежде чем заговорить снова: — А можно… прочитать? Вопреки ожиданиям Луки, она не стала жеманиться, картинно поднимать брови и спрашивать, давно ли он интересуется поэзий — просто пододвинула к нему блокнот и открыла на нужной странице: — Это просто набросок… еще не закончено. И почерк у меня… сам видишь. — Ничего, разберусь. Пока Принц читал — хмуря брови и чуть шевеля губами, как будто заучивал наизусть — Малена вернулась к полуостывшему кофе, но вдруг у нее на висках выступил пот, и сердце попыталось выскочить из груди. «Боже мой, что это такое?.. Он же не Никколо Бузи, и не мой редактор… он и стихов-то, наверное, никогда не читал — кроме тех, что пишут на стенах… с чего же я так волнуюсь?» Лука дошел до конца стихотворения, но не торопился возвращать Малене блокнот: сидел с опущенной головой и о чем-то размышлял… ей захотелось тронуть его за руку, встряхнуть, воскликнуть: «Эй, если тебе не нравится, если это беспомощная чушь, так и скажи, не надо меня жалеть!» — но она молчала и с бьющимся сердцем ждала первых слов. Точнее, первой реакции, еще до слов, которая всегда правдива… Прошло не меньше трех минут, прежде чем они снова встретились глазами. — Ну… а что дальше? Он же перекинулся в человека? — Ты про волка? — Я про человека. Ты же не про волка написала, верно? Это не зверь, а человек. Дальше что было? — Не знаю… пока не знаю. — голос Малены ломко дрогнул: меньше всего она ожидала, что простой парень, вытащенный Бруно из какой-то римской трущобы и приставленный к ней охранником, умеющий классно водить машину, но едва ли закончивший хоть что-то кроме обычной школы, настолько точно поймет смысл стихотворения… и разглядит скрытую за ней историю возможной любви.***
Когда они вернулись на виллу, день клонился к вечеру. По пути Малена переживала, что ей придется выслушать от Катарины справедливый выговор за пропущенный домашний обед, но оказалось, что воркотня экономки — не самая большая беда. На площадке перед домом стояла громадная черная машина свёкра и две машины поменьше, входящие в эскорт… значит, Филиппо и Белинда уже были здесь, не исключено, что с гостями. Значит, «милого семейного ужина» не избежать, и в отсутствие Бруно его жене придется испить до дна чашу родственной заботы. Принц заметил, как Малена изменилась в лице, как побледнели ее красивые губы и не по-доброму вспыхнули глаза — и, снова нарушая субординацию, на сей раз вполне сознательно, негромко спросил: — Это кто прикатил? Та самая белобрысая стервоза, от которой ты в Риме сбежала, как от чумы? — Да, она… — мрачно подтвердила Малена и стукнула по колену кулаком, стиснутым до побелевших костяшек. — Синьора Белинда Грасси, мачеха Бруно, моя свекровь… и с нею синьор Филиппо Гвиччарди, мой почтенный свёкр. Она хотела еще что-то добавить, но смолчала и прикусила нижнюю губу. Лука решил, что здесь скрывается очередная семейная тайна. Сейчас было неподходящее время для попытки вызнать ее, однако природное любопытство снова взяло верх над правилами: — Центурион… то есть Бруно… говорил, что у его отца дел по горло, и он из Рима почти не выезжает… так же, как и синьора Белинда. Так чего ж их принесло, сразу обоих? Малена слегка пожала плечами: — Должно быть, хотят съесть меня на ужин, пока Бруно в Америке. Ну или хотя бы выпить по чашечке моей крови на десерт. Без этого им не вкусно. — Вот уж дудки! — горячо возразил Лука. — Никто тебя не обидит, ясно? Пусть только попробуют… Злиться вроде пока было не на что: ни старший Гвиччарди, ни его жена не успели натворить ничего плохого, и вообще, все эти интриги и тайны богатой семейки не касались Принца напрямую, и должны были быть ему до одного места… В конце концов, страхи Малены и все ее рассказы о родственниках-кровососах могли оказаться просто причудами странноватой дамочки-поэтессы… но правда Луки Корсо была иной. Он верил Малене, а значит, встанет на пути у любого, кто посмеет подойти ближе, чем она разрешит или захочет. Малена почувствовала, что творится у него на душе, и постаралась успокоить, убедить, что никто ей всерьез не угрожает, и ужин с родственниками, скорее всего, будет обычным ужином, просто очень долгим и скучным… Ей начнут читать нотации и подкалывать по разным поводам, но это не смертельно, и она знает, как справляться с таким. — Хорошо, синьора, как скажете… — он дурашливо кивнул, изображая покорность, и сейчас же упрямо добавил: — А все-таки я буду рядом. На всякий случай.***
Поставить «мерседес» в гараж Принцу удалось не сразу: первыми свои места в конюшне заняли громадный «бентли» — явно любимая игрушка биг босса — и две новенькие «бэхи», не иначе, совсем недавно прошедшие растаможку. «Мерседес» Центуриона на фоне этой кавалькады тоже смотрелся благородно, как чистокровный скакун, но все-таки выглядел не таким важным. Пока Принц, дождавшись своей очереди, парковал машину, то краем глаза заметил, что в состав эскорта синьора Гвиччарди и его жены входило пятеро мужчин. Как они там между собой делили обязанности, кто был водителем, кто охранником, пока что не имело значения. Луке с лихвой хватило впечатлений от созерцания внешнего вида этих терминаторов, каждый из которых мог бы претендовать на призовое место в конкурсе «Мистер Олимпия» (9). Похожих персонажей он прежде видел только в фильмах про мафию да на стадионе, в качестве привилегированных секьюрити всяческих «шишек», занимавших места в ВИП-ложах. Когда Принц заглушил мотор и вышел из «мерса», двое киборгов уже упилили по своим делам, один (черноволосый и смуглый малый, по виду сицилиец) стоял у входа в гараж и собирался закурить — как ни странно, выглядел он весьма миролюбиво. Куда миролюбивее двоих оставшихся, блондинов с внешностью викингов, что направились прямиком к Луке… их походка и выражение лиц заставили его инстинктивно напрячься и сделать несколько шагов навстречу, чтобы не оказаться захваченным врасплох и прижатым к стене гаража. — Что, парень, зассал? — усмехнулся первый «викинг» — должно быть, опытный боец, потому что сразу разгадал его маневр. — Боишься нас? Правильно делаешь. Лука бросил быстрый взгляд на «сицилийца»: тот по-прежнему стоял спиной и продолжал курить, словно все происходящее в гараже его не касалось. «Так, этот за меня вписываться не станет, ясно… значит, сам». Он встал в стойку, готовясь давать отпор, насколько хватит умения и сил, хотя умом понимал, что шансы у него невелики. Каждый из «викингов» был выше него на полголовы, и тяжелее по меньшей мере килограммов на пятнадцать… плюс «сицилиец», плюс еще двое «ушедших»… Пятеро вооруженных мужчин против одного безоружного — это даже в кино был довольно плохой расклад. — Эй, эй, ты погоди, не дури… — спокойно сказал второй «викинг». — Никто тебя бить не собирается, нечего тут Рокки изображать. — Я-то не дурю. — Принц не повелся на посулы, как не повелся и на угрозу — просто принял к сведению, по-прежнему готовый к жестокой драке. — Это у вас что, мужики — прописка такая предусмотрена для новичков? «Сицилиец» у дверей хмыкнул, и оба викинга тоже переглянулись с довольной ухмылкой, потом снова заговорил «первый»: — Ну, может, и прописка. А ты молодец… я деньги поставил на то, что ты сразу штаны обмочишь. Эх, продул… Взбешенный Принц хотел ответить грубостью, но не успел: кто-то налетел на него сзади, облапил как медведь, заломил руки назад, вцепился в волосы и, развернув лицом к двери гаража, швырнул на колени: — С тобой хочет поговорить хозяйка дома. Принц, ошалевший от резкой боли и унижения, дернулся раз-другой, но теперь на него навалились еще и «викинги», и он остался стоять на коленях, беспомощный и безоружный, совсем как пять лет назад, в туалете ресторана «Золотой дракон»… когда его подстерегли громилы Центуриона. «Сицилиец» тем временем отошел в сторону и пропустил в гараж высокую и элегантную даму, в шляпке и голубом пальто, благоухающую дорогими духами… Постукивая каблуками, Белинда не спеша подошла к Луке, очаровательно улыбнулась и, наклонившись, дотронулась пальцем, затянутым в тонкую кожу белой перчатки, до его подбородка: — Добрый вечер, синьор Корсо. Вот теперь, когда вам указали ваше настоящее место в доме, я подробно объясню, как следует вести себя с его хозяйкой… Примечания: (1) Бора (он же борей, аквилон) — холодный северо-восточный ветер, дующий в Италии с начала зимы (2) Саккотини — небольшие прямоугольные булочки с начинкой, «конвертики» или «сумочки» из дрожжевого теста. Тот же вариант у французов называется «пан о шоколя». (3) Панцеротти — итальянские пирожки из дрожжевого теста, жаренные во фритюре. «Панцеротти» (пузатенькие) они называются из-за выпуклой формы и обилия начинки. Варианты начинок разнообразны, но чаще всего используются моцарелла и томаты. (4) Термины из футбольного жаргона. Латерале — крайний защитник, активно поддерживающий атаку или вообще закрывающий всю бровку поля; страйкер — 1) ярко выраженный нападающий, центральный форвард, 2) любой игрок, являющийся постоянной угрозой воротам соперника, обычно часто забивающий.Напихать — жёсткая и чрезвычайно эмоциональная установка тренера игрокам во время перерыва или прямо во время матча. Выполняется для воодушевления команды в том случае, если команда проигрывает или не оправдывает ожиданий. Отгрузить — то же, что забить. (5)Пауло Фалькао — бразильский футболист, один из «звездных» игроков футбольного клуба «Рома» с 1980 по 1985 год. (6)"Поймать бабочку» на футбольном жаргоне означает, что вратарь был невнимателен и пропустил легкий мяч (тот, который должен был наверняка поймать). То есть — вратарь ловил не мяч, а бабочек. (7)Это чистая правда. В определенные периоды самцы лебедей отличаются повышенной агрессивностью, могут нападать и наносить весьма чувствительные удары клювом и перьями. Ну, а Майк Тайсон — один из самых известных боксеров 80-90-х, олимпийский чемпион. (8) Конфеты «Baci Perugina» («Поцелуй из Перуджи») — один самых популярных подарков в Италии на 14 февраля. (9) «Мистер Олимпия» — престижный чемпионат по бодибилдингу.