За нами разговор, за вами — дело! Все зло от вас, и клевета от вас! Злословием вы женщин окружили, А про дела мужчин — ни-ни, ни слова… К.Гольдони, «Слуга двух господ»
Праздник в «Пестрой кошке» завершился за полночь. Повара и официантки валились с ног, но нужно было еще загрузить посудомойку, раздвинуть столы и хоть немного прибраться… Работа шла споро, никто не ворчал, поскольку чаевые были щедрыми, а синьор Пепо, довольный как слон, пообещал заплатить сверхурочные. Мало того, хозяин еще и давал всему персоналу лишние полдня отдыха — траттория снова откроется для гостей только во вторник, к ужину. Моника, вполуха слушая Марию, трындевшую что-то о своем новом парне-американце, механически протирала пол и то и дело выглядывала в окно: Наци поклялся, что заедет за ней на своем мотороллере и отвезет домой. Она пригласит его на чашку кофе, а он в подробностях расскажет, кого застал в квартире у Принца… Моника не слишком полагалась на обещания вертлявого, но все же надеялась, что этот рыжий бес не до конца утратил совесть и не кинет ее после того, как она «в кредит» (за счет синьора Пепо) отгрузила ему две здоровенных «карбонары» и среднюю «маргариту», порцию ризотто с белыми грибами, которой можно было бы накормить футбольную команду, увесистый шмат сальчичоне и две дюжины профитролей. Не считая двух бутылок спуманте и клубники… В помолвочной суматохе никто ничего не заметил — при желании можно было начисто обнести кладовую, а после списать на неумеренный аппетит гостей — но самым ценным были не продукты, а время. Моника проболтала с Наци от силы минут пять, и узнала лишь самое главное: что Принц неожиданно вернулся, что он уже два часа как дома, и не один, а с гостьей… которую собирается накормить царским ужином: — Видать, она к такому привыкла… — Так кто она, кто? — настойчиво спрашивала Моника, Наци же пожимал плечами и разводил руками, как паяц: — Мне-то откуда знать? Я еще не видал ее… но надо думать, та самая графиня или княгиня, о который ты твердишь всю неделю. Иначе с чего бы ему клубнику с шампанским просить? — Вот болван! — сердилась Моника. — Лепишь сам не зная что! Езжай туда, мухой, вези всю эту фигню — и узнай, с кем этот кобель там прохлаждается!.. — Да не ори ты! Вот поеду и узнаю! Может, там и нет никого вовсе… и он это для себя все заказал. — Клубнику и профитроли?.. Принц? Не смеши мои тапочки. — Ну, мало ли… раз он теперь на Вилле Боргезе типа работает, у богачей — ты сама сказала — да и мы со Змеем видели, на каком «мерине» он теперь катается — то, может, ему объяснили, как настоящие принцы-то едят?.. — Все, хватит! Надоели твои выдумки! Езжай и выясни, что к чему… а если не выяснишь, можешь здесь больше не появляться, понял? Я Пепо скажу, что ты заказы из доставки портишь, и клиенты на тебя жалуются… Это была серьезная угроза: Наци, когда не сидел за кассой в магазинчике своей мамаши, подрабатывал в «Пестрой кошке» то официантом, то развозчиком пиццы, и непыльный заработок составлял большую часть его регулярного дохода — без вычетов и налогов. Моника надеялась, что шантаж сработает, и рыжий сделает, что обещал, но вечеринка подошла к концу, а Наци все не появлялся и заставлял ее нервничать… Волноваться было из-за чего: во время «туалетных пауз» она несколько раз набирала номер Принца, однако сиятельное высочество так и не соизволило снять трубку, и уж конечно, причина была не в том, что Лука лег спать. Во-первых, для выходного дня время еще было детским, а во-вторых, Принц никогда не засыпал рано, как бы сильно не устал. Особенно после долгих поездок или своего очередного загадочного исчезновения… Моника знала это точно. Он вернулся — отлично, значит, должен был позвонить ей и позвать к себе. По крайней мере, приехать в «Кошку» поужинать… а к концу ужина все равно позвать к себе. В конце концов, кого бы он там ни подцепил на обочине, и как бы его ни встретила Чинция, у Моники были свои дни. И сегодня, черт побери, была ее очередь! Если бы он еще об этом помнил… если бы вообще думал о ней… Завершив уборку, она запихивала в кладовку совок, ведро и швабру, и мысленно причитала, и костерила Принца на все лады: «Мерзавец, изменник, поганый блядун… Пресвятая Дева, да за какие грехи я все это терплю?!. И ведь случись с ним что посерьезнее стояка, так ни одна из его шлюх с ним возиться не станет! Сколько я для него сделала… сколько ждала, сперва из армии, потом из тюрьмы, даже два раза!.. Каких мужиков из-за него в пень посылала, а он что?.. Не-ет, хватит! Больше я этого не потерплю! Не позволю обращаться со мной, как с половой тряпкой!.. Охххх, Наци, где тебя носит, рыжий гад?! Если ты не появишься, вот те крест — никакой больше халявной пиццы, никакого «кредита»! Все, надоело!..» Это немного успокаивало нервы, но минуты тянулись все так же медленно и уныло, а Наци все не появлялся… Выждав все возможные и невозможные промежутки, и еще раз десять безрезультатно позвонив Принцу, она решила, что ей пора домой. Утро вечера мудренее… Моника повторила это себе раз сто, и у нее возникла смутная надежда, что Наци просто-напросто наврал ей. Ну конечно, наврал! Принц и не думал возвращаться, по-прежнему торчал где-то в Лацио, на роскошной вилле, в худшем случае — зарулил в Терни повидать сынка, а дома его как не было, так и нет. А Наци, должно быть, захотел устроить праздничный ужин в честь победы «Ромы», но сидел на мели — обычная история в начале месяца — и побоялся, что без денег Моника его отфутболит и ничего не даст «в кредит». Вот и сочинил, что берет еду для Принца, и по врожденной вредности присовокупил историю про новую девку, по сути, возвращая слух, который Моника сама же и пустила. Вот поэтому он теперь и не едет за ней — во-первых, сказать нечего, а во-вторых, стыдно в глаза смотреть. Моника, почти успокоенная, в сотый раз проверила качество уборки, нашла нужные ключи, опустила жалюзи и собралась выйти на улицу… тут-то у входа в тратторию и заурчал мотор «Веспы». Наци прибыл по адресу назначения. Увидев разгневанную подругу, идущую прямо на него, как айсберг на «Титаник», Наци едва не свалился с седла, и закричал: — Я не виноват! Я не виноват! У меня эта тварь не заводилась, пришлось лезть, подкручивать… а потом еще и на заправку заезжать, бензин был на нуле!.. Начало не сулило ничего хорошего — будь у рыжего добрые вести, он не стал бы так отчаянно оправдываться, прятать глаза и нести любую околесицу, лишь бы не касаться того единственного вопроса, что интересовал Монику: — Ты ее видел? — Мельком… почти не видел… а пожалуй, что и совсем не видел! — Так откуда знаешь, что она там? — Знаю… потому что Принц меня даже на порог пускать не хотел. Забрал жратву, отдал деньги — ну и типа все, спасибо, до встречи. — Ну, а ты? — Ну, а что я?.. Я еле в прихожую пролез, напросился отлить — пригрозил, что иначе ему под дверь нассу… — Молодееец! Кот помоечный! — Моника сморщила губы, а Наци обиженно сказал: — Вот так всегда — стараешься-стараешься для других, себя не щадишь, и в благодарность только и получаешь, что помоечного кота… Похвалила бы мою находчивость! — Я же сказала — «молодец»… и что дальше было? Что ты видел? — Что я видел? Пальто на вешалке — Принц, знаешь, таких не носит, а тебе на этакую шмотку год работать… сапожки моднявые… а самое главное, в ванной я видел лифчик и трусы! И точно не твои — размера на два поменьше. Монике очень хотелось приласкать Наци своей сумочкой — прямо промеж глаз — но она сдержалась, и уточнила сухо, как следователь на допросе: — Пальто, сапожки, трусы с лифчиком…. И больше ты ничего не видел? Совсем-совсем ничего? — Ничего! Дверь в спальню была закрыта, и на кухню тоже, но по кухне кто-то ходил… вряд ли крыса! Ну, а потом Принц меня выставил, я бы сразу сюда поехал, но эта дрянь начала чихать и кашлять, да и заглохла напрочь… Наци еще что-то болтал, пока они медленно катились к ее дому, но Моника перестала слушать. На улице не было холодно, но руки и шея у нее застыли, как студеной зимой, а глаза болели от подступивших слез. *** Принц с Маленой занимались любовью всю ночь, с перерывами на сон, но и во сне они тянулись друг к другу, сплетались руками и ногами, соединяли губы и смешивали дыхание. Сквозь дрему Лука слышал ее нежный шепот, чувствовал теплый волнующий запах, и, не открывая глаз, притягивал любимую вплотную к себе, прижимал к груди, зарывался лицом в роскошные волосы и, целуя, лаская, постепенно вновь загорался страстью и желанием обладать. Малена поддавалась, открывала себя, в готовности принадлежать, и то, как она вспыхивала и текла от его прикосновений, как стонала, выдыхая его имя: «Лука, Лука!..» — и то, как он отвечал — собственными стонами и еще более жадными ласками — очень быстро доводило возбуждение до порога оргазма… Им нравилось подолгу балансировать на этом пороге, и было не так уж важно, кто сорвется в пропасть наслаждения первым, потому что они все равно скоро встречались на ее дне. После осечки с защитой от возможных последствий безудержной телесной любви, Малена не впала в истерику, но разумно заметила, что одна авария — не повод навсегда отказываться от тормозов. Принц молча кивнул, соглашаясь с необходимостью предохраняться. Уж он-то знал совершенно точно, что одного-единственного раза «без резинки» может хватить, чтобы сделать Малену матерью, а себя самого — отцом. На языке вертелся вопрос: «А что будем делать, если все-таки получится, как с Джанни?» Он не решался его задать, из страха обидеть любимую, показаться эгоистом и трусом, только и думающим, как бы увильнуть от расплаты за содеянное… Расплата. Это вообще была больная тема для Принца, по многим причинам. Вот и Чинс много раз обвиняла его в непростительном себялюбии, а Красный — в то страшное воскресенье у миланского стадиона — так и вовсе позорил перед друзьями за нежелание «отвечать». Малена как будто почувствовала что-то горькое в его молчании, обняла, ласковой кошкой забралась ему под руки, припала к груди, потерлась носом… и потом тихо сказала: — Наверное, ничего не будет… у меня сейчас все так… нерегулярно… понимаешь? — Понимаю. — он губами коснулся ее виска, глубоко вдохнул земляничный аромат волос и, наплевав на все отговорки и оправдания своей совести, спросил прямо: — А если будет… ты… ты бы хотела от меня сына?.. — Да, — просто сказала Малена — она и секундной паузы не сделала, прежде чем ответить, но подняла голову, и они встретились глазами: — Лука?.. — Я бы иначе не спрашивал, моя королева. — Лука… — Малена… После этого им было очень сложно удержаться в границах благоразумия, но они смогли. Таким оказалось первое испытание их внезапной взаимной любви. Наутро Лука с огорчением обнаружил, что у него полностью закончились сигареты, а инспекция других заначек показала, что запас презервативов тоже следовало бы пополнить… Вылазки из дома было не избежать, несмотря на то, что, благодаря расторопности Наци, еды на кухне оставалось полным-полно. Поцеловав еще сонную Малену, прильнувшую к его боку, Принц неохотно выбрался из теплой постели и пошел в ванную. Принял душ, тщательно побрился, нанес на лицо лосьон и каплю одеколона (он успел заметить, что Малене нравится его мандариново-кедровый запах), старательно расчесал копну непослушных кудрей… и даже поизучал себя в зеркале дольше обычных десяти секунд. Увиденное порадовало: после бурной ночи вид у него был на удивление бравый -не то что после пьянки — и до неприличия счастливый. Принц усмехнулся и покачал головой: «Ну я и болван… Сияю, как медный таз, и член торчит, как у молодожёна, и вроде все зашибись… а завтра Центурион приезжает, вот бы о чем подумать!» Он искренне укорил себя за нежелание париться насчет бед, что еще не случились — наверное, это и есть эгоизм?.. — но никакие дурные предчувствия или укоры совести не могли омрачить счастье этого утра, встреченного под одной крышей с Маленой и в ее объятиях. Оно было огромным и ослепительным, как солнце над морем.***
Лука ушел, пообещав «обернуться мигом, ты и соскучиться не успеешь», но Малена начала скучать по нему, едва он вышел за дверь. Сдаваться грусти без боя было не в ее правилах. Она решила не валяться в постели, а провести время с пользой, и, раз уж он с легкой душой оставил ее за хозяйку, сварить кофе и позаботиться о завтраке… Например, красиво разложить на тарелке профитроли, что накануне остались без внимания, хотя так вкусно выглядели и чудесно пахли ванилью. Малена быстренько умылась, в качестве домашней одежды приспособила одну из футболок Луки, надеясь, что любимый простит ей такое самоуправство, и пошла на кухню. Теперь она могла спокойно осмотреться по сторонам, заметить и желто-красную скатерть, и плакаты на стенах, с изображением игроков «Ромы», и календарь клуба, с расписанием матчей на весь сезон, и забавную салфетницу в виде футбольных бутс — неистребимая любовь Принца к своей команде являла себя даже в житейских мелочах. Идеального порядка на кухне не наблюдалось, как, впрочем, и в остальных комнатах, но Малену это скорее успокоило: она не хотела бы найти в Луке тот же утомительный педантизм, что был присущ Бруно… нет, Принц определенно не был бытовым занудой, и все же его небогатое жилище казалось уютным и чистым, обставленным по уму, и чем-то напомнило Малене родительский дом — ту небольшую квартирку в Трастевере, где она жила с папой и мамой до их гибели в авиакатастрофе. Кофейник нашелся в раковине, пакет с зернами и кофемолка стояли на одной полке. …Она как раз ставила кофейник на плиту, когда в замке повернулся ключ, и следом сразу стукнула входная дверь. «Ай, вот я копуша, ну надо же, не успела!» — Малена подосадовала на свою медлительность, но недовольство собой не помешало ей выбежать в прихожую, чтобы встретить Принца. Увы… вместо Луки она с глубоким удивлением узрела незнакомую молодую женщину — высокую, полноватую, веснушчатую и очень симпатичную блондинку, в короткой (даже слишком короткой) джинсовой юбке, модных узорчатых колготках и яркой спортивной куртке. — Доброе утро, — вежливо поздоровалась Малена: она предполагала, что дальнейшее развитие событий может быть очень разным, но не считала это весомым поводом для отказа от приветствия. — Доброе? Как бы не так! — прошипела блондинка, рыская взглядом по всем углам, вероятно, в поисках хозяина квартиры. — Где Лука? Получив в лоб бесцеремонный вопрос, Малена ощутила большое желание «включить мегеру» и указать незваной гостье на дверь… но рассудок, напрочь покидавший ее в объятиях любимого, сейчас успел занять кресло пилота и подсказывал, что женщина, имеющая ключи от чьего-то жилища, во всяком случае не посторонняя, и для начала стоит узнать хотя бы ее имя и цель визита. — Он скоро вернется. Вы можете его подождать. — «Подождать»! Ну ни хрена себе!.. Я могу подождать! — заорала блондинка и уперлась руками в бока. — Ты кто, блядь, такая?.. Откуда тебя принесло на мою голову? Я, блядь, не нуждаюсь в твоем разрешении, сука, чтобы находится у себя дома! Малена вспомнила, что Принц рассказывал ей о своем житье в Гарбателле, и у нее появилась догадка: — Аааа, так вы хозяйка, это у вас он снимает квартиру? «Наверное, пришла за арендной платой, а Лука забыл или не успел предупредить меня…» Она подыскивала в уме подходящую фразу, чтобы успокоить нервную синьору, и если уж не выставить за дверь, то как-то продержаться в ее обществе до возвращения Принца, но блондинка предпочла перейти от слов к действиям. Ринувшись вперед, как бык на тореро, она оттолкнула Малену с дороги, и прежде чем та успела ее перехватить, промчалась на кухню, а затем и в спальню. — Ааааааа!.. Так это правда! Он тебя трахал, гад!.. Трахал всю ночь! — снова завопила психическая гостья и начала срывать с кровати и разбрасывать по комнате белье и подушки, при этом рот у нее не закрывался. Она причитала, бранилась и на все лады проклинала Принца с таким отчаянием и злобой, что Малена испугалась всерьез, думая, кого вызывать в первую очередь — полицейских или бригаду «Скорой помощи». Ее сотовый лежал на кухне. Самым разумным выходом казалось побежать туда, запереться и немедленно звонить Луке, ведь он наверняка взял с собой телефон. Но Малена не хотела бежать; первая растерянность прошла, и женщина, нахально вторгшаяся на территорию Принца (какие бы уважительные причины не подтолкнули ее к тому), вдруг показалась ей похожей на Белинду… Синьора Грасси-Гвиччарди была гораздо красивее и намного воспитаннее светловолосой незнакомки, но сути это не меняло: она столь же бесцеремонно вмешивалась в чужие дела и обманными путями проникала туда, куда ее совсем не приглашали. И ей не требовалось топать ногами и швыряться подушками, чтобы выразить презрение и гнев — она отравляла все, к чему прикасалась, как ядовитое растение. — А ну-ка прекрати истерику! Как тебе не стыдно? Ты же взрослая женщина, а ведешь себя, как трехлетка, уронившая мороженое! — Малена сама удивилась тому, как в ее голосе, обычно негромком и певучем, вдруг прорезались стальные интонации Маргареты Предраг Драганич, ее суровой и мало склонной к сочувствию сербской бабушки. «Включение бабушки» помогло, сработало просто волшебно: блондинка прекратила погром и удивленно умолкла… огляделась по сторонам и словно пришла в себя, по ее лицу промелькнула тень смущения. Она вытерла глаза, не замечая, что размазывает косметику, и хриплым от слез голосом сказала: — Это нервы. Я сорвалась… не надо мне было так вламываться без звонка. — Да уж, не надо… — Малена хотела добавить: «И тебе еще повезло, что ты не застала Луку», но решила не бить лежачего. Может, и зря, потому что блондинка сразу ощетинилась: — А тебя вообще не должно здесь быть! Не должно! — Ну… а я вот здесь. Смирись с этим фактом. — Ты кто такая? Откуда взялась? — Я Малена. — она сочла, что пока что сказала о себе достаточно, и перехватила инициативу: — А тебя как зовут и… зачем ты пришла? — Ты вообще наглая!.. Что значит — зачем? Между прочим, это мой парень! Я с ним была, когда ни тебя, ни Чинс даже на горизонте не мелькало!.. Малене стало неуютно, точно за ворот пробрался ледяной сквозняк; она понимала, что они с Принцем знакомы всего несколько дней, и до встречи с ней у него была личная жизнь, судя по Чинции и этой эксцентричной особе — весьма бурная и насыщенная… и Лука мало что успел рассказать о себе, да она и не усердствовала с расспросами… Сперва проявлять излишнее любопытство казалась неловким, а потом Малена не стала спешить, ведь у них наконец-то появились и повод, и время, чтобы узнать друг друга поближе. Вот только прошлая жизнь Принца не захотела ждать и явила себя громоподобно и громогласно, во всей красе. А что, если и ее прошлое окажется для Луки столь же неприятным сюрпризом?.. Она глубоко вдохнула и посмотрела прямо в глаза блондинке, смело встретила ненавидящий взгляд, и сказала настолько твердо, насколько хватило душевных сил: — Теперь это МОЙ парень… и лучше бы тебе уйти, пока Лука не вернулся — потому что он вряд ли тебе обрадуется. Неизвестно, на чьей стороне была Судьба, и как сговорились между собой ангелы-хранители, но прежде чем бывшая подруга Принца успела переварить заявление соперницы и чем-то ответить на него, сам виновник бурной ссоры вернулся домой. — Малена, милая! — удивленный, что она не встретила его в прихожей — хотя входная дверь была приглашающе приоткрыта — Лука прошагал в комнату… и замер, как соляной столб, при виде царящего здесь разгрома и двух женщин, застывших напротив друг друга в позах разъяренных кошек. Моника, едва взглянув на вероломного любовника, разразилась оглушительным смехом и указала пальцем на букет нежно-розовых и золотистых тюльпанов в руках Принца: — Оййййй, не могу, вы гляньте — цветы, цветочки!.. Плохи мои дела, раз Лука Корсо своей синьоре цветы притащил!.. А может, ты их попросту спер или на клумбе надрал?.. Или купил на те деньги, что она тебе за твой распрекрасный здоровенный хуй заплатила, да, Принц? Я-то знаю, что ты два месяца на мели, даже на сигаретах экономишь! Лука уже пришел в себя, пока Моника продолжала сходить с ума и позориться перед Маленой, и прикинул в уме варианты пасов и финтов, чтобы избежать предательского гола в свои ворота. Он подошел к любимой, отдал ей тюльпаны — конечно, хотелось вручить букет не так, но поделать -обнял, коснулся губами волос и прошептал: — Дай мне пять минут… Я разберусь и сразу приду к тебе. Малена молча кивнула, прижала цветы к груди и с облегчением улизнула на кухню… Все, что могла сказать Луке разгневанная блондинка, и все, что он собирался ей ответить, должно было остаться между ними.***
…Выпроводив Монику и закрыв за ней дверь, Принц немного постоял, положив руку на стену и уперевшись в нее лбом, прежде чем ощутил, что его отпустило, и можно идти к Малене. После освобождения из тюрьмы жизнь текла размеренно, даже вяло, порою нагоняя тоску по бесшабашной юности, когда все кипело и вертелось колесом, и вот, небеса вдруг о нем вспомнили и решили встряхнуть. За неделю с ним произошло больше событий, чем за весь предыдущий год… Луку это вовсе не печалило, но он чувствовал себя, как в уличной драке без правил, когда противники наскакивают на тебя не по одному, а всем скопом, так что только успевай поворачивайся, если не хочешь оказаться сбитым на землю. «Ничего, справлюсь, не впервой… оно и к лучшему, а то очень уж я расслабился, жирком зарос. Мне теперь за двоих поворачиваться надо… за троих даже, ведь сын-то у меня все равно есть! Эээх, забрать бы его к себе, Малена наверняка против не будет — да Чинс не отдаст… ни за что не отдаст». — Лука… — тихо позвала его Малена, уставшая ждать и вышедшая к нему; он обернулся и с облегчением увидел, что она тянется к нему, и поспешил заключить ее в тесные объятия: — Все хорошо, моя королева… все хорошо. Прости меня, я такой дурак. Умею влипать в неприятности на ровном месте. — Ты не дурак! — она сейчас же вскинулась, запротестовала, как всегда, готовая защищать Принца от него же самого. — Ты… просто не всегда поступаешь разумно и правильно, но… но ведь и я точно такая же… это ты прости, что я нагрубила твоей…подруге… но она так вопила и говорила такие вещи, что я страшно разозлилась! Лука покраснел до корней волос, вспомнив обвинение Моники, брошенное ему в лицо, что он — жиголо, берущий деньги за секс, и не стал говорить, как у него чесались руки схватить поганую болтушку поперек тела и как следует нахлопать пониже спины…вместо этого нашел губами губы Малены, и жаркий, страстный поцелуй надолго заменил им словесные объяснения. Оба знали, что объяснений не избежать, и не только с Бруно и его родней, но и друг с другом — теперь, когда они становились единым целым, пришло время делиться своими секретами. Разделить на двоих не только любовь, но и груз прошлого, боль потерь и совершенных ошибок. Малена прижалась щекой к щеке Луки и прошептала: — Послушай, Бруно приезжает только завтра… и… давай теперь поедем ко мне? Сердце у него упало — он решил, что «визит» Моники все-таки достиг своей цели, раз Малена почувствовала себя неуютно там, где совсем недавно стонала от счастья; но Принц не подал вида, просто уточнил: — Ты… хочешь, чтобы я отвез тебя на виа Мармората или в Браччано? — Ни то, ни другое, — она улыбнулась. — Я приглашаю тебя к себе, хотя бабушка, наверное, меня не одобрила бы — но ее давно нет в живых… и все-таки думаю, ты бы ей понравился… она сказала бы, что ты похож на дедушку Бояна, а ты и правда на него похож!.. Такой же сильный и отчаянный… — Тшшшш, любимая, притормози! У тебя разгон с нуля до двухсот за три секунды, как у «феррари»… Я готов везти тебя куда угодно, но все же объясни попонятней — куда мы едем?.. — Ко мне домой… Это не очень далеко, но в другом районе — на виа Арсевиа. Там я жила с бабушкой после того, как папа с мамой погибли… пока не вышла за Бруно. Услышав про гибель ее родителей, он еще крепче прижал Малену к себе, а она обвила руками его плечи: — Ничего, я в порядке… ну что, поедем?.. Ты не против? — Я полностью «за». Хочу увидеть, как… как ты жила раньше. Узнать твои секреты. Он запнулся, не желая упоминать о ее браке с Центурионом, коротко вздохнул, и она поняла, ее ресницы затрепетали, объятия стали еще нежнее: — Ты увидишь. И… я расскажу тебе все, что захочешь. Все секреты, хотя их не так уж и много. А свои ты мне расскажешь?.. — Расскажу… может, не все сразу, но расскажу, обещаю. Принц слегка помрачнел, представив свою исповедь, но Малена поцеловала его, шепнула что-то милое, ласковое — и он приободрился. Снова ощутил радостную легкость от того, что любимая пока что вовсе не планирует с ним расставаться; одна мысль о разлуке причиняла боль на грани физической. К счастью, до расставания было еще далеко… Впереди их ждал целый день вместе, и новая ночь любви, и все секреты и тайны, которые они собирались доверить губам и сердцам друг друга.