Волк на холме

      В Терни Лука приехал под вечер, когда солнце почти село. Красный стоял возле подъезда, и, едва увидев знакомый силуэт на «Ямахе», вскинул руку в приветственном жесте:       — Эй, Принц! Я здесь! — и сам пошел навстречу другу, не дожидаясь, пока тот подрулит к дому.       — Стой где стоишь, не то я тебя передним колесом поймаю… — предостерег Принц и затормозил. — Ну что, брат, прыгай за спину, махнем в наше место.       — Может, все-таки зайдешь к нам, а, Лука? — Бето уже садился на пассажирское место, волнуясь, как подросток, впервые сбегающий из дома, но своей рассудительной частью чувствовал себя обязанным предложить Принцу спокойную ночную программу:       — Чинс сделала потрясающую лазанью, пальчики оближешь, и пойдет сейчас купать-укладывать сына, так что она нам не помешает…       — Нет, — отрезал Лука, хотя при слове «лазанья» у него заныло под ложечкой — он добрых двенадцать часов ничего не ел, и выпил всего одну чашку кофе. — Повидать Джанни я зайду утром, но торчать у вас за столом больше не буду. Мне и прошлого раза сполна хватило…       Красный вздохнул, похлопал Принца по плечу и понимающе кивнул. Ему до сих пор было стыдно за мерзкую выходку Чинс в прошлые выходные… случись это с ним — он бы тоже простил ее не скоро, и уж точно не сел бы с ней ужинать. Он даже не мог утешать себя тем, что Принц получил по заслугам — все было как раз наоборот. Лука вдруг решил резко повзрослеть и завести собственную семью. У Бето камень с души свалился, когда старый друг и вечный соперник, тот, кого он любил и ненавидел, презирал и восхищался, с кем годами боролся сперва за лидерство в бригаде, потом за Чинцию и даже за звание лучшего отца, отступился и вышел из состязаний. Да еще попытался сделать все по правилам, открыто и честно: приехал и объявил им, что полюбил Малену Драганич… ту самую, с кем был у них на воскресном обеде… и официально женится на ней не позже, чем через год.       Все бы ничего — Чинс новость проглотила, может, и переварила бы потихоньку, но Принц поторопился, когда открыто заговорил о своих отцовских правах. Он не замышлял ничего преступного, не возражал оставаться в роли крёстного и обещал помогать растить мальчишку — хотел только заручиться согласием Бето и Чинции, чтобы Джанни время от времени проводил выходные или школьные каникулы с ним и его женой…дескать, «Малена очень любит детей и сама этого хочет».       На радостях Бето благодушно согласился, даже что-то пошутил насчет расширения семьи -и, видно, для Чинс его «предательство» стало последней каплей. Ну разве он мог предположить, что после этого сотворит разгневанная супруга?..       — Ты сейчас-то как, приятель? — смущенно спросил Бето, решив на всякий случай выяснить это, пока они не тронулись с места. — Оклемался?       — Оклемался, — буркнул Принц. — Ничего, ливер у меня железный, так и передай Чинс: захочет травить в следующий раз — пусть берет что посильнее слабительного с рвотным… Держись крепче!       Он нажал на газ, и верная «Ямаха» не подкачала, быстро набрала скорость, так что Бето, предусмотрительно схватившемуся за пояс Луки, снова вспомнились их безумные гонки по ночным улицам Рима во времена разгульной юности…       Ах, это были прекрасные времена, просто чудесные, теперь он понимал это, видел ясно. Особенные времена, когда главной идеей была идея братства. Любовь? Просто забава, буйный, вешний гул крови, кипение страстей. Не было жен, постоянных дам сердца, зато хватало веселых и на все согласных подружек. Чинция еще не успела внести разлад в их дружбу, и судьба Принца не была запятнана невинной кровью, хоть и пролитой ненамеренно… и ни один из них не собирался так рано становится отцом, взваливать на себя семейные заботы.       В те трудные и благословенные годы они жили только скоростью, адреналином, футболом и драками, и вечным соревнованием — кто из них сильнее, храбрее, удачливее в любви. Кто все-таки первый?.. Конечно, в глубине души Красный знал, что первый — Принц, но его это не мучило, потому что Принц всегда давал ему шанс, и вел свою партию честно.       Жизнь казалась простой и ясной, была полна невзгод — и надежд, самых радужных, свойственных юности. Они постоянно сидели без денег, в долгах, изобретали сотни способов пополнить кошелек, в том числе и нелегальных…       Бето часто трусил, боясь полиции, Лука — никогда; угоняя машины, свято верил, что не крадет их, а берет взаймы, «перераспределяет» от имущих к тем, кому нужнее — и ему везло. Везло много лет подряд, до той злосчастной истории с «ламборгини» Центуриона, который он и угонял-то не ради денег, а чтобы отплатить врагу по законам части.       Тюрьма не просто развела друзей по разные стороны решетки — она разделила их жизни на «до» и «после», и «после» Бето мог припомнить мало хорошего. Вечный любовный треугольник, вечные терзания и укоры совести, попытки понять, терпит ли он Луку в своей жизни ради Чинции, или наоборот — Чинция терпит его, потому что безропотный муж хорошо оттеняет строптивого любовника. А Лука остается с ними лишь из-за сына… а может, из-за того, что больше некуда податься.       Парни из Гарбателлы восхищались Принцем, признавали за вожака, «Ядовитая бригада» выглядела незыблемой, как крепкий кулак — но быстро распалась, стоило лидеру попасть за решетку, да так и не собралась обратно. Путной работы у Луки не было, родной сестре он оказался не нужен… ну, а Бето, как бы они ни ссорились, что бы не наделали и не наговорили в сердцах, все равно оставался названным братом.       Так что внезапные перемены в судьбе Принца не затронуть Красного не могли… и он никак не мог определиться, к добру это все или к худу. Ну что ж, сегодняшний вечер что-то да прояснит: наверняка Лука позвал его в стриптиз-клуб не затем, чтобы просто потаращиться на красоток на шесте и снять напряжение приват-танцем.       …Выбор ночных клубов в Терни был небогатым, не то что в Риме или Милане, но все же был, и «Солнце-Луна», неподалеку от стадиона, оказался наилучшим вариантом: без лишнего пафоса, но и не клоака. Девчонки все были симпатичные, и в основном славянки, напитки шли по приятной цене (не считая приветственного бесплатного бокала), столы и стулья были чистыми, зал — уютным, а музыка модной и при этом не слишком громкой.       Принц и Красный приезжали сюда не так чтобы часто, за год всего два или три раза, когда требовалось поговорить о важных вещах без присутствия Чинции и вообще без посторонних ушей. Обычно друзья ужинали, выпивали, говорили о чем хотели, потом Лука кого-нибудь снимал, а Бето, стойко воздерживаясь от искушений, прощался и отбывал к семейному очагу… где получал гарантированный скандал с обиженной женой. Принц всегда выходил сухим из воды, но в этот раз все было по-другому. Бето впервые по-настоящему чувствовал себя хозяином положения, и чувство это одновременно было приятным и пугающим.       Доехали они минут за пятнадцать, еще десять минут ушло на парковку и проход в сам клуб, через тесный кордон бдительных вышибал… потом еще немного потолкались у бара, пока для них подыскали удобный стол.       Красный подметил, что Принц, чье появление в подобных местечках неизбежно производило легкий фурор среди «ночных бабочек» или раскованных искательниц бурного секса без обязательств, на сей раз оказался возмутительно равнодушен к зазывным взглядам и прочим знакам внимания местных красоток…       Впрочем, вспоминая Малену — стройную светлокожую шатенку с чувственным абрисом полных губ и мечтательным, нездешним взглядом зеленых глаз — Бето все больше понимал друга и готов был поверить, что этой молодой и наредкость привлекательной женщине удалось зацепить Луку всерьез. И похитить его сердце у Чинции.       Наконец, они сели — с их места не так хорошо было видно подиум с красотками, но зато не так гремела музыка, и никто не путался под ногами — заказали выпивку и еду, Принц открыл новую пачку сигарет, предложил Красному, и без обиняков перешел к сути дела:       — Помоги мне с работой. Помнишь, ты говорил, что подыскиваешь экспедитора, фуры гонять в Румынию и в Венгрию? Как раз для меня работенка.       — Ну ты с козырей зашел, Принц, — хмыкнул Бето и взял сигарету. -Ты же всегда отказывался, не хотел со мной работать, мол, лучше в пушеры или сутенеры подашься…       — Я шутил, Красный, думал, сам разберусь… ну и тогда нам правда не стоило вместе работать.       — А сейчас что изменилось?       — Все… Я, черт возьми, никогда не думал, что жениться по-настоящему так чертовски дорого! Это ж надо сразу на двоих, а потом и на троих, и… как ни крути, дружище, но Джанни — мой сын, так что Чинс, хоть и ведет себя как сбрендившая стерва, на самом деле права… мне давно нужно было признать свою ответственность.       — Хмммм… — удивление Красного все росло. — Я рад, правда, рад, Лука, что ты все осознал… хоть и поздновато, но… я рад, дружище. Одно только не понимаю — а что ж твоя нынешняя работа? Да и вообще… я Чинс плохо понял, но она свистела, что ты и Малена… что Малена из очень богатой семьи, и ты вроде как на нее и работаешь…или на ее мужа… В этом все дело, да? Тебя уволили?       — Нет, — мрачно сказал Принц. — Меня не уволили, так твою растак, и не уволят еще долго… но работа мне все равно нужна, потому что… как-то совсем хреново брать деньги мужа, чью жену уводишь.       — То есть мою жену ты больше уводить не собираешься, — усмехнулся Бето, снова выдав свой главный страх, но Лука этим не воспользовался, подначивать не стал, мотнул головой:       — И раньше не собирался. Хочешь — верь, хочешь — не верь, но не собирался, Красный. Я же не ты.       — Оооох, ладно! Не заводи старую песню! Мы ведь договорились, что это все-таки было решение Чинс… я не мог бы ее увести, даже если бы носом вскопал землю от Авентина до Тибуртина — если бы она сама не захотела остаться со мной…       — Давай о работе. — Лука определенно не был настроен обсуждать любовные дела трехлетней давности, его куда больше занимало настоящее. — Так что, твоей фирме еще нужен экспедитор, или у вас желающие стоят в очередь аж до Милана?       — Экспедитор нужен… но… — Бето опустил глаза и ощутил в груди неприятный холодок: то, в чем он собирался признаться, не лезло ни в какие рамки — но Лука, как раз, был способен понять его лучше других. И поймет, скорее всего…другой вопрос, что он скажет и сделает.       — Но что? Дело в моей судимости, так? — судя по настойчивости Принца, работа ему была нужна позарез, и Красный не слишком удивлялся: он на собственном опыте знал, как сильно меняет человека любовь и осознанная необходимость заботиться о семье.       — Нет, не в судимости… хотя и в ней тоже, но это наименьшая из проблем. С тех пор, как я стал долевым партнером, мое мнение больше не игнорируется…       — А в чем тогда большая проблема? — Лука, вопреки обыкновению, очень внимательно слушал. Бето посмотрел ему в глаза и решился:       — Это криминальный бизнес, Принц. Я… сам недавно узнал, чем занимаюсь на самом деле, и не хочу втягивать тебя… опять. Тем более, что у нас все серьезнее, чем угнанные машины и перебитые номера.       Принц затушил сигарету, огляделся по сторонам, и, понизив голос, уточнил:       — То есть ты работаешь на мафию?       — Ты насмотрелся телевизора… Мафия на Сицилии и в Неаполе, мафия в Штатах. А мои боссы — просто серьезные деловые люди, не желающие платить акцизы и налоги с оборота, ну и… имеющие дело с очень требовательными клиентами и очень редкими товарами.       — Контрабанда…       — Да, контрабанда. Думаешь, иначе я смог бы купить квартиру в центре Терни за какие-то полтора года? Думаешь, откуда у меня новая машина?.. Чинс верит, что я купил ее по случаю и в рассрочку, но я-то знаю, в каком салоне я взял ее за полную стоимость.       Принц понимающе покачал головой… Он не осуждал Красного, но злился на самого себя, что так долго не замечал очевидного. От трудов праведных не построишь палат каменных, да и Бето, несмотря на свое трудолюбие и ряд годных навыков, все же звезд с неба не хватал.       Перед Лукой снова встала дилемма — рассказывать ли все до конца, выложив имя Центуриона, как козырной туз, или подробнее расспросить друга… криминал или не криминал, он должен знать подробности и здраво оценивать перспективы.

***

Рим, апрель 1995. Тремя неделями ранее сцены, описанной выше       На телефонной панели замигала кнопка с надписью «секретарь». Бруно нажал ее:       — Да…       — Синьор Гвиччарди, к вам пришла ваша жена… Вы не заняты?       — Анжела, сколько раз можно повторять? Для моего отца и моей жены я всегда свободен. Пригласите Малену и принесите кофе.       — Хорошо, синьор.       Бруно откинулся в кресле и усмехнулся… Какая комедия. Вечный театр семейного бизнеса, и вечное амплуа «биг босса», которое ему не очень-то удается, если рассудить здраво. Куда уверенней он чувствует себя в роли «доброго полицейского», когда отец ведет жесткие переговоры с конкурентами или устраивает показательные порки ключевым партнерам и подчиненным.       А в последние дни Бруно и вовсе не хочется никуда ходить, офис в «Палладиуме» — ежедневная каторга, огромный кабинет с панорамными окнами и потрясающим видом на Эур и все, что находится за ним, не более чем комфортабельная тюрьма. С какой радостью он променял бы все это на собственную студию, где-нибудь в Трастевере, или на Монмартре, в Париже, а еще лучше — в Нью-Йорке, на Манхэттене, по соседству с Массимо… Занимался бы современной скульптурой, искал новые формы, отдался этой страсти полностью, а Массимо… Массимо мог бы взять на себя хлопоты с выставками и биеннале, искал бы для него контракты, ввел в творческие круги на Бродвее… Это была бы совсем-совсем другая жизнь, может, более нервная, и уж наверняка менее устроенная, чем нынешняя, но по крайней мере, он бы жил, окруженный красотой, и сам создавал красоту, и образы гармонии не исчерпывались бы стройными цифрами сошедшегося баланса и красивым отчетом о прибыли… но увы. Возможно, та жизнь в мире искусства когда-нибудь и случится, а пока что он остается рабом лампы, заклятым печатью Сулеймана ибн Дауда, вынужденным исполнять чужие желания.       Вошла Малена. Она была бледна, но показалась ему восхитительно красивой в легкой персиковой блузке и черной юбке… вставая, чтобы приветствовать ту, что больше ему не принадлежала, но все еще считалась женой, Бруно неожиданно понял, что поразило его: персиковый цвет. Впервые после смерти дочери Малена отказалась от полного траура и добавила в свой повседневный гардероб хоть немного жизненных красок.       — Добрый день, дорогая… я рад тебя видеть. — он не лукавил и действительно был рад, а когда Малена обняла его в ответ, почувствовал привычное, нежное тепло… нет, она не перестала любить его, не перестала, и что бы там ни говорили скучные моралисты — женщина на это способна: обожать любовника, но оставаться всецело преданной супругой.       — Бруно, у тебя все хорошо?.. Меня напугало твое сообщение… я решила не ждать вечера и приехала сразу, как получила его. Что… что случилось, милый?..       — Не волнуйся, прошу тебя. Я сейчас все объясню…       Бруно поцеловал Малену в щеку и усмехнулся:       — Это ведь мне пока не запрещено — целовать тебя по-братски?..       — Бруно!.. — ее глаза мгновенно наполнились слезами, и Центурион порадовался, что стрела попала в цель… «Ничего, дорогая, это тебе на пользу… Путь к счастью лежит через страдание, ты часто говорила мне это, но… я ведь не должен страдать один, верно?..»       Дверь отворилась, вошла Анжела с подносом, с бесстрастным лицом прошагала к кофейному столу… Бруно с удовлетворением подумал, как удачно, что секретарь увидела любящих супругов вместе, и не просто вместе — рядом, обнимающихся, мирных. Отличный вышел бы снимок для светской хроники.       Через минуту они снова остались одни и сели на диван. Горячий кофе источал невероятно соблазнительный запах, но ни Малена, ни Бруно к нему не притронулись…       — Ты обещал все объяснить… — начала Малена, и он кивнул:       — Да. Видишь ли, вчера я поговорил с отцом…       — И что?..       — Тебе придется снова переехать на виа Мармората — насчет городского дома отец не настаивает, слава Богу — но наша прежняя квартира, это условие sine qua non.       — Условие для чего?       — Для нашего спокойного официального разъезда через год-полтора… и последующего спокойного развода в положенный срок.       Малена покачала головой и прижала пальцы к вискам — жест беспомощной растерянности, хорошо знакомый Бруно:       — Прости, я никак не могу взять в толк, причем тут твой отец… Я очень уважаю синьора Филиппо, он, несомненно, великий человек… но… вообразить себя дирижером в оркестре… это уже слишком. Ты. ты ведь сказал ему, что мы разберемся сами?..       — Конечно, сказал. Но знаешь, что он ответил?       — Что?       — Что ни у кого из тех, кто носит фамилию Гвиччарди, нет права на жизнь, отдельную от интересов семьи.       — В таком случае я рада, что этой фамилии не ношу…       — Зато я ее ношу, — вздохнул Бруно. — А ты — моя жена по закону, ты принадлежишь мне, и значит, все, что ты делаешь, касается меня, следовательно, касается и семьи… и здесь уже, нравится нам это или нет, мы попадаем в зону отцовского влияния.       — Бруно… — Малена взяла мужа за обе руки и посмотрела ему в глаза. — Мы ведь уже обсудили, как все будет… разве это должен решать твой отец?.. Я согласна, нам не нужны скандалы и резкие движения, но… но ведь мы поняли друг друга… ты, я и Лука. Почему вдруг твой отец?.. Если даже Белинда поняла…       — Да, да, милая… но, во-первых, я не стал бы взывать к авторитету Белинды — это просто глупо, а во-вторых, я еще не все сказал. Успокойся, никакого заговора не затевается, и отец — вовсе не бесноватый феодал, жаждущий абсолютной власти… им движет прагматический расчет. И… он уполномочил меня открыть тебе одну тайну.       Малена ничего не сказала — просто с волнением следила, как Бруно, поднявшись с дивана, подошел к компьютеру, вставил дискету и загрузил информацию… и поманил к себе жену:       — Посмотри сама.       Она приблизилась, встала рядом с его директорским креслом и посмотрела на экран… но бухгалтерские таблицы и длинные колонки непонятных цифр были для нее так же непонятны, как китайские иероглифы:       — Что это значит, Бруно?..       — Это означает, моя дорогая, что мы — то есть наша семейная компания — практически разорена. В последние пять лет мы несли чудовищные убытки, там и тут… и только небывалое искусство отца как кризисного управляющего, плюс его умение договариваться с аудиторами и чиновниками нужных ведомств, помогали нам латать дыры и кое-как держаться на плаву. Но история с югославскими активами, плюс неожиданное банкротство французского концерна, произошедшие в течение года, нас едва не прикончили… вот почему ты так редко видела меня дома, моя дорогая: я гонялся за американцами, чтобы заключить самый крупный контракт в послевоенной истории компании. И не свали я этого бизона, нам пришлось бы еще в прошлом месяце провести масштабное сокращение персонала и объявить акционерам о наших потерях… ты представляешь себе последствия?..       — Смутно, я ведь совсем не разбираюсь в бизнесе, но то, что ты рассказываешь, звучит угрожающе, и по твоему тону я понимаю, что на самом деле все еще хуже…       — Ты права.       — Но я все еще не понимаю, причем тут наши отношения, и почему синьор Филиппо требует, чтобы я немедленно вернулась на виа Мармората… Лицо Бруно застыло, углы рта поползли вниз, но он смирил вспышку досады, и заговорил все тем же ровным, спокойным тоном:       — Американский бизон еще только застрелен, шкура не снята, мясо не разделано. И лежит он пока на чужой территории, где к нему принюхиваются койоты. Так вот, чтобы спокойно заниматься разделкой туши, моему отцу — и мне — необходима хорошая погода дома и полный штиль в любовных делах. Понимаешь? Мы под прицелом у прессы. Репутация у отца и так была не «ах», он слишком любит приват-вечеринки на вилле у Берлуски, мой брак… в обществе сочли скандальным и поспешным, но в глазах инвесторов и потенциальных партнеров мы с тобой выезжали за счет нашей преданности друг другу и заботы о нашем ангеле, Лизе…       — Какая мерзость… — прошептала Малена, потрясенная признанием, что болезнь ее дочери, оказывается, была немаловажным фактором пиар-политики и биржевой игры.       — …Ну, а потом Лизы не стало, ты… дала несколько необдуманных интервью… плюс твой впечатляющий прыжок с моста, который все так изменил…       Малена закрыла лицо руками. Теперь она в самом деле начинала понимать, и чувствовала себя облитой грязью с ног до головы. Бруно стало жаль ее, но он неумолимо продолжал, чтобы сразу поставить точки над «и»:       — Словом, отец считает тебя ответственной за репутационные потери последних месяцев… не в полной мере, но все же… и сейчас, пока контракт с американцами подписан лишь предварительно, но не реализован, не проведено ни одного платежа — мы висим на волоске… и, конечно, прямо сейчас я не могу не то что развестись с тобой, но и согласится на то, чтобы ты открыто жила с другим мужчиной… по крайней мере в течение этого года — точно нет. Любовник… ну, что ж… когда итальянки обходились без любовников?.. Если, конечно, приличия соблюдены.       — Да, я поняла… — Малена сделала над собой усилие и постаралась выдерживать тот же деловой безэмоциональный тон, который принял муж, но это удавалось ей плохо — особенно когда она представляла лицо Принца, узнавшего о семейной паутине, где долг и честь тесно переплетены с деньгами и лицемерием:       — Но… как ты себе представляешь нашу жизнь в течение года?..       — Точно так же, как раньше, — Бруно пожал плечами. — Жить в Риме, у нас дома. Я буду заниматься бизнесом, ты — своей книгой стихов… я, кстати, очень рад, что ты к ней вернулась, звонил твой издатель, говорит, что из поэмы о Роланде может выйти хит сезона… и это прекрасно, раут-презентация нам сейчас будет очень на пользу… ну, а Корсо… Корсо продолжит работать твоим личным водителем, и я продолжу платить ему жалованье, даже повышенное, лишь бы он вел себя разумно и держал язык за зубами… ну это уж твоя забота, Малена: ты избрала себе дикого зверя, без понятия о манерах, не знающего, как и чем живут приличные люди… значит, тебе и дрессировать его, чтобы он приучился жить в доме, не пачкая ковров…       — Не смей так говорить о Луке. — она не повысила голос, но Бруно хватило ее взгляда — он понял, что немного перегнул:       — Прости, милая. Но ты должна понять — все это нелегко мне дается… Очень-очень нелегко…       — Да, да… — она сразу смягчилась, виновато опустила глаза. — Я знаю… но Бруно… нам следовало говорить об этом в присутствии Луки.       — Что? Ты с ума сошла, Малена?! Не вздумай даже заикнуться ему об истинных причинах… я даю тебе полную свободу убеждений и уговоров — ты умная девочка, справишься — но не вздумай говорить с ним о положении компании, не упоминай отца!.. Если, конечно, хочешь добра Принцу… ну, а что до меня… Малена, возможно, я был тебе не очень хорошим мужем, признаю… и на то есть причины…       — Я знаю, ты ни в чем не…       — Подожди… но я был тебе всегда очень хорошим другом, ты должна это признать, и сейчас веду себя как друг… как твой друг и, черт побери, как друг этого невозможного упрямца, Корсо… я прошу тебя посвятить мне год — всего один год! — чтобы я мог спокойно решить проблемы семейного бизнеса и укрепить свое положение. После этого… я отпущу тебя к Луке и, клянусь, нигде и ни в чем не стану вредить вам, хотя и могу, будь уверена.       — Ты поймал меня, Бруно… вот сейчас я совсем не уверена, что у меня в самом деле есть выбор… — Малена обняла себя руками, словно ей внезапно стало холодно, и села на диван. Она догадывалась, что разговор с мужем на территории офиса будет непростым, но такой жестокой взбучки не ожидала. Ей-то казалось, что самое сложное — признание и объяснение — уже позади, но теперь выяснилось, что это только начало длинного коридора препятствий и проблем.       Она сможет с ними справиться, потому что понимает — зачем, но что скажет Принц?..