Волк на холме

      Азиат выдержал шесть раундов, прежде чем получил удар по горлу, заставившей его захрипеть и рухнуть на арену, захлебываясь кровью и надрывно, с присвистом, кашляя… Хустино остановил бой, дал знак поднять решетку, и несколько парней из общей группы рысью понеслись к раненому; обступили, быстро распределились, подняли судорожно вздрагивающее тело и куда-то уволокли…       Принц смотрел им вслед, чувствуя, что его тошнит, и внутренности скручивает в ледяной узел животного страха — но на лице Американца, сидевшего рядом, не дрогнул ни один мускул. Эта бесстрастная маска, скорее всего, прикрывала тот же страх, однако от ее созерцания становилось хоть немного легче…       «Держись, держись, не раскисай!» — понукал Лука самого себя, и старательно припоминал испытания из прошлой жизни, разнообразные жесткие случаи, несущие реальный риск, из которых он, тем не менее, вышел молодцом, и без особых потерь для здоровья. Кто знает, может быть, сейчас ему суждено пройти последнее испытание, понести наказание за смерть Тощего, отдать кровь за кровь — и тогда его вина будет искуплена…       Кажется, что-то подобное ему говорил и отец Джованни: что душа, ищущая искупления, рано или поздно приводит человека в то место и время, где это становится возможным.       «С Голгофы невозможно убежать, Лука — Голгофу можно только пройти… даже если это всего лишь совесть. Не беги, постарайся с открытым сердцем и без страха принять все, что Господь посылает, и принять с благодарностью… тогда ты станешь свободен».       Звучало все это диковато, даже в формате внутреннего голоса, напоминало бред фанатика, но, как ни странно, укрепило дух. Укрепило настолько, что Принц спокойно и твердо встал, когда Хустино выкликнул его, и вышел на середину импровизированной арены пружинистой походкой подготовленного бойца, готового к любому развитию событий.       Он не думал о Малене, не думал о той новой жизни, полной надежд на счастье, что была так близка, но вдруг оказалась отсечена железной решеткой гладиаторской темницы — но весь обратился в ярость и жажду, а алчное, неуемное желание жить, ВЫЖИТЬ, и готовность биться наполняла горячей кровью его мышцы, и вселяла в сердце неудержимую отвагу.       Шансов закончить поединок без травм, конечно, было исчезающе мало — примерно как выйти сухим из-под сильного ливня — особенно когда Принц увидел, что против него выходят не один, а сразу двое киборгов…       Возмущаться и кричать, что такого уговора не было, не имело ни малейшего смысла: Хустино только посмеется и напомнит, что ни о каких уговорах речи и не шло с самого начала, и вообще он здесь никто — пленник, мясо, своей рукой выписавший индульгенцию делать с ним что угодно, на ринге или на арене.       Зато в оставшиеся до боя минуты можно было всласть поразмышлять, чему же он обязан такой чести? Хустино боится, что одного кинг-конга окажется маловато для гарантированной победы за пять-шесть раундов, или… что бы наверняка убить?       Принц оглянулся на Стива Американца: тот лишь пожал плечами и сделал ему прощальный жест рукой…

***

      Филиппо снова снял телефонную трубку:       — Остановите трансляцию. Да, распоряжения прежние. Да, прямо сюда.       Экран погас.       Гвиччарди повернулся к брату и невестке. То, что он увидел, заставило его улыбнуться: Малена, бледная как смерть, в полуобмороке склонилась вперед, Массимо поддерживал ее обеими руками и смотрел прямо перед собой остановившимся взором…       Лицо и жесты у него стали совсем мальчишескими. Наверняка вспомнил бурную юность, и свои чахлые попытки состязаться со старшим братом.       — Ну что? Как вам подготовка моих бойцов? По мне — так настоящие коммандос, элита… хоть сейчас на Балканы или в Африку. Война приносит хорошие деньги, но я все-таки предпочитаю спорт…       Это ироническое замечание заставило Массимо отмереть, и он сказал хриплым, чужим голосом, продолжая смотреть куда-то поверх головы брата:       — Раньше ты не позволял себе устраивать такие ловушки… Я думал, ты в самом деле хочешь разрешить проблему, объясниться по-родственному, и только поэтому уговорил Малену ехать сюда… Сожалею о своей ошибке.       — Сожалеть поздно. За ошибки надо платить… верно, Малена? Ты разве не согласна с этим? — Филиппо придвинул к себе чистый пустой бокал, плеснул в него виски, протянул невестке:       — Хватит, успокойся, приди в себя… ничего с твоим Лукой не случится, по крайней мере, пока…       — Как я могу вам верить?.. После того, как на моих глазах… только что… погиб другой человек… погиб по вашей прихоти!..       Гвиччарди хмыкнул:       — Пей и успокойся. Здесь никого не убивают… по крайней мере, сегодня и в тренировочном бое. Парню не повезло, такое бывает. Сейчас его отвезут в госпиталь и поправят.       — Я… не уверена…       В ледяных серых глазах мелькнула искра острого интереса. Филиппо изучал невестку, как ребус, и никак не мог решить, кто она — блаженная дура или не знающая страха валькирия?.. Возможно ли, что за этим хрупким обликом скрывается недюжинный ум и сердце львицы? Депрессия, перенесенная после смерти дочери, могла не сделать ее слабой, наоборот, закалить, сделать устойчивой к душевной боли. Ведь и он сам прошел через ад после смерти Алессии, но, выбравшись из ледяной пустыни отчаяния, стал почти неуязвимым, ведь худшее с ним уже произошло.       — Чума, объясни-ка ей, она мне не верит. И заставь выпить.       — Нет, братец, — возразил Массимо. — Я ни слова не скажу. Однажды я сплоховал, но больше ты не заставишь меня быть твоим консильери.       Филиппо качнул головой:       — Сказано красиво… но глупо, Чума. Очень глупо. Сейчас такие времена, что всем Гвиччарди нужно быть заодно, а ты, как обычно, хочешь плясать тарантеллу на похоронах.       Он снова предложил Малене виски:       — Пей, хватит упрямиться. Ты бледная как труп. Добавим немного краски, ради свидания.       Она взяла из его руки бокал и выпила залпом. Жидкий огонь побежал по жилам, но не заставил захмелеть, только придал храбрости, и Малена нашла в себе силы поднять голову и посмотреть прямо на свекра:       — Зачем… зачем вы это делаете?.. Ваш бизнес… бои без правил… я никогда не верила выдумкам желтой прессы, но теперь… я видела сама… как вы заставляет людей убивать друг друга. Ради забавы! Просто ради забавы…       Она отстранилась от Массимо — сейчас он больше не был хорошим другом, а лишь частью семьи Гвиччарди, заложником фамилии, расчетливых интриг и скрытого безумия, что владело здесь всеми: мужчинами и женщинами. Малена даже позволила себе подумать, что тот, кому она так доверяла, в сговоре со своим братцем, и одного поля ягода с Филиппо.       Филиппо решил проучить ее и Луку за легкомыслие и непослушание, напугать и шантажировать страхом… ну что ж, надо признать, ему это вполне удалось. У Малены зуб на зуб не попадал, по спине тек холодный пот, и сердце мучительно болело — еще немного, и у нее был бы срыв, вся терапия доктора Штайнера пошла бы насмарку. Она держалась… ради Принца, ради самой себя, и вспоминала, что смогла пережить смерть ребенка — и ради ребенка, ради памяти Лизы, ради того, чтобы дочь продолжала жить в ее душе и самых лучших воспоминаниях — ей следовало быть мужественной и сохранять разум ясным.       Но Массимо… почему он сразу не сказал, куда они едут?.. Неужели Гвиччарди-старший вовлек его игроком в свою партию, ведь Массимо был не из тех, кого легко использовать втемную.       Все это вихрем пронеслось у нее в голове, прежде чем Филиппо ответил:       — Не для забавы. Но таким образом я заставляю людей подчиняться приказам. И учить уроки, если они не желают… а большинство не желает. Большинство понимает только кнут и кулак — и рано или поздно получает либо то, либо другое, а иногда все вместе… Тот боец, которого тебе так жалко, нелегальный иммигрант из Таиланда. Он —дикое животное, и умеет выживать. Поверь, этот удар в горло его не убьет, разве что покалечит… и это будет справедливо.       — Что? Почему?..       — Потому что ему и самому доводилось ломать людям горло, и не раз… когда он с его товарищами и родней, всеми этими ошметками из третьего мира, плыли в Италию в поисках лучшей жизни, их катер попал в шторм и перевернулся… Спасательных лодок было мало, и те, что удалось спустить на воду, были набиты под завязку — их болтало на волнах, они наверняка пошли бы на дно с таким грузом перепуганных людей… Так вот этот молодчик лично задушил двоих, женщину и мальчишку, а потом со своим дружком выкинул из лодки еще пятерых лишних. Какая воля к жизни, а?.. Какие нервы и какая силища! Мне рассказали об этом мои спасатели, и таможенники, принимавшие груз… и, конечно, я помог этому парню с работой. Он знал, на что шел. Биться на ринге за хорошие деньги, даже рискуя костями и мозгам, для нищего тайца намного лучше, чем батрачить на рисовых полях или торговать задницей в притонах Бангкока. То, что он получил сегодня, они называют «кармой»…       — А тебе не нужен ни посредник, ни адвокат, Император Крыс… -тихо сказал Массимо и залпом опустошил свой стакан. — У тебя всегда есть логичные, очень логичные аргументы… но поступки твои от этого не становятся красивее и правильнее, братец.       Малена напряженно слушала, что говорит старший Гвиччарди, и вовсе не хотела наблюдать перепалку братьев, с постоянными намеками на некие тайны прошлого — ее интересовало лишь настоящее…       — Синьор Филиппо… причем здесь Лука?.. Он никого не убивал… и… за все, что в его жизни было плохо сделано, расплатился сполна.       Гвиччарди усмехнулся:       — Как уверенно ты говоришь, Малена! Ты же ни черта не знаешь о его прошлом. Даже Бруно не все знал об этом Принце, вытащенном из сточной канавы… но это и неважно. Важно — что сегодня он кое-что понял, если, конечно, не полный дурак. Например, какова на самом деле цена его жизни. И чем могут обернуться нарушения приказов, если это мои приказы. Теперь он научится держать голову опущенной, руки — за спиной, а член — в штанах. Усвоит, что пользоваться салоном чужой машины, как собственной спальней, да еще в компании чужой жены — не только нехорошо, но и наказуемо.       То ли от выпитого спиртного, то ли от сердечного волнения, кровь прихлынула к щекам Малены, а в голове, наоборот, прояснело: теперь ей стало полностью понятно, что задумал ее свёкор:       — Вы же наверняка знаете, синьор Филиппо, что в том … случае, после вечеринки в «Палладиуме», была виновата я… Это я пришла к Луке на паркинг, это я его соблазнила, и наказывать… наказывать… наказывать нужно меня! Если уж вам непременно нужно кого-то наказывать…       Массимо сжал ее запястье, чтобы остановить поток бесполезных самообвинений, а       Филиппо, запрокинув голову, громко расхохотался:       — Ха-ха-ха! Моя дорогая невестка! Именно тебя я и наказываю, Магдалена! Что мне какой-то там Лука Корсо, босяк, мелкая уголовная шушера? Пыль на полу… — он сделал вид, что сдувает пепел, — Грязь под ногтями! Что он такое? Вошь, которую можно придавить одним пальцем! И я показал тебе, как легко это можно сделать… Тебе, глупой, неблагодарной девице, решившей, что можно просто так бросить одного из Гвиччарди! Будь у моего сына в жилах кровь, а не снятое молоко, он бы убил тебя, убил своими руками, за то, что ты сотворила с ним! Но Бруно слабак… он сердцем пошел в свою мать, во всех этих чувствительных Паччи, не в меня… и раз так — мне приходится защищать его, и учить тебя так, как он не способен!       «Господи, он сумасшедший….» — Малена оцепенела, с ужасом глядя на Гвиччарди, и с еще большим ужасом поняла, что, пробыв пять лет частью этой семьи, и думая, что знает всех Гвиччарди как облупленных — на деле не знала никого… и любовь Бруно, и даже теплая дружба с Массимо была в своем роде иллюзией.       — Фил, замолчи сейчас же! — голос Массимо прозвучал с нажимом и угрозой. — Ты пьян и сам не понимаешь, что говоришь… Останови это безумие, прикажи своим людям привести ее парня — и пусть идут с миром, а нам с тобой, братец, есть что обсудить!       — Ты пытаешься мною командовать, Чума? Здесь? В «Голубятне»?       — Я пытаюсь пробудить в тебе разум… ты хочешь «наказать» Малену за риск скандала в прессе, но вспомни, брат мой, что могу рассказать журналистам я. Твои американские партнеры, я уверен, как-нибудь переживут развод твоего сына, но если я расскажу им другие занимательные подробности нашей семейной жизни, твоему американскому контракту крышка.       Малене захотелось закрыть глаза -таким страшным было лицо Филиппо при этой угрозе младшего брата, однако угроза сработала, и дракон был укрощен:       — Только попробуй открыть не вовремя рот, Чума… ладно, пора заканчивать.       Гвиччарди снова снял трубку с телефона, набрал код и коротко скомандовал:       — Приведите номер тридцать пятый. Да, сюда, черт побери, сюда! И как можно быстрее.