Волк на холме

Глава 34. Маски сброшены За всю свою жизнь Лука никогда еще не чувствовал себя настолько странно - даже в тюрьме. Все, к чему он привык, все, что думал о своей жизни и о людях вокруг, оказалось никчемной мишурой, дымовой завесой, что скрывала совсем иную реальность. Мир не просто стал сложным, он изменился настолько, что Принцу никуда было не деться от упорного постижения новых правил и тренировки навыков, о существовании которых он раньше не имел понятия. Это было на свой манер интересно и увлекательно, как приключение, как поиски сокровищ в Форте Байард - но только ставкой в игре были не сокровища, а собственная жизнь, счастье любимой женщины и сын, которого у него забрали. В американских боевиках и фильмах про мафию, что в последнее время все чаще шли по телевизору, подобные ситуации встречались постоянно, и герой мастерски разруливал их - порой рискуя всем, но в конце концов чаще побеждал, чем нет. В кино все выглядело круто и красиво, игра безусловно стоила свеч… а в реальности была только тяжелая работа на износ, странная дружба с Центурионом, что затесался в их пару непонятно в какой роли, постоянный страх за Малену, скандалы с мамашей Бето за право хотя бы иногда видеть Джанни, и необходимость постоянно контролировать себя. Держать лицо и угрюмо молчать при редких встречах с Гвиччарди-старшим, не поддаваться на подначки, не вестись н провокации… и внутренне выть от невозможности решить вопрос, как в одном из фильмов про мафию. С помощью пистолета или ножа. Отомстить за друзей по законам вендетты, как ему предлагал Грасси - но без участия Грасси, и, конечно, не за деньги, а за честь. Увы, поступить так означало подставиться по полной самому, потерять свободу лет на двадцать, если же очень не повезет, то погибнуть, на манер героя-одиночки. В кино это тоже было красиво. Некрасиво было тянуть вместе с собой Малену, ведь она наверняка пойдет соучастницей, а про Бруно и говорить нечего: он наследник империи… и, конечно, весьма заинтересован в смерти папаши. По крайней мере, так решат в полиции. В этом он был уверен. Принц поступил, как волк - лежал в засаде и выжидал. Он ни с кем не делился тем, что на душе, ни с Маленой, ни с Центурионом, ни со старыми друзьями из Гарбателлы - да тех и не видел почти… Может, это было и к лучшему. Наци, Змей, Нерон, еще парочка ребят из старой бригады, даже Моника и Мария, принцессы из таверны, превратились в тени, и порой ему казалось, что со смертью Бето и Чинции вся Гарбателла исчезла с лица земли. Детство, юность, молодость, бесшабашные годы бродяжничества и лихого хулиганства - стерты огромным ластиком. Гарбателлы нет, “Ядовитой бригады” - нет, друзей нет, и его самого тоже нет. Потому что тот, кто остался, тот, кого он каждое утро видит в зеркале, тот, кто тянет лямку будней, как тысячи других римских мужиков, работающих “на хозяина”, любит женщину, что не очень-то подходит такому как он, и терпит рядом с ней Центуриона, уже не он, не Лука Корсо… Если всерьез задумываться над этим, хотелось не то выйти из окна, не то, наоборот, выкинуть из окна всех, кто ему мешал… Все разрушить, переломать, поджечь, обратить в пепел - а после начать с нуля. Отец Джованни, когда он завернул к нему через пару недель после похорон Бето, почувствовал в Луке тьму, внутреннюю черноту, и сперва испугался, что-то втирал про врачей, умеющих лечить тоску таблетками (ну по Малене было хорошо видно, как они “умеют”) - а после и сам стал советовать начать сначала. С чистого листа. Где-нибудь подальше от Рима. Совсем в одиночку. И еще приводил в пример не кого-нибудь там, а самого Иисуса Христа, что бродил по пустыне и слушал нашептывания дьявола, но после… после стал тем, кем ему и было назначено. - На крест, значит, зовете, отец?.. - усмехнулся тогда Лука, ощутив снова, как на него веет ледяным черным ветром, а священник ответил спокойно и смиренно: - Вся наша жизнь - Голгофа, от рождения до смерти мы только тем и заняты, что на нее восходим, и никому еще не удавалось избегнуть… Но только приняв крест, мы получаем силы, чтобы нести его, и обретаем надежду на воскресенье. Все это было непонятно, путано, глупо, но душа Луки отзывалась на речи отца Джованни. Никогда он сильно религиозным не был, с Богом всегда общался по-свойски, как с хорошим парнем - хорошим, но с придурью изрядной, так что надо было быть начеку - и любил Мадонну с кротким лицом матери… а теперь, случалось, с завистью смотрел на долгополых, и самого себя представлял таким же долгополым, в монастырской келье, где на белой стене висит черное распятие, стоит железная кровать, как в тюрьме, а за окном горит кровавый закат и стелются терракотовые холмы. Но уйти от Малены он не мог. Уехать - было некуда, да и неначем, потому что старушка “Ямаха” тоже погибла вместе с Бето и Чинцией… Лука снова и снова спрашивал себя: что происходит в голове у старика Гвиччарди, который считал себя вправе убивать людей, играть ими, как пешками, топтать, ломать судьбы, ради каких-то своих, одному лишь ему ведомых расчетов и выгод? Воплощал собой весь этот дерьмовый мир, алчный, жестокий и продажный - или действовал как Бог, неумолимая и грозная сила, способная в любой момент ввергнуть человека в ничтожество? От этих мыслей он осунулся, потерял аппетит, находил утешение только за рулем и в бесконечной возне с механикой… Малена сперва делала робкие попытки расшевелить его, спрашивала, что с ним, ласково обнимала, не уклонялась, когда ночью он почти с яростью любил ее - и не обижалась, когда вместо этого Лука отворачивался, засовывал голову под подушку и проваливался в тяжелый сон. Должно быть, повторяла себе, что ненастье скоро закончится, надо просто потерпеть, переждать; или - что более вероятно - сожалела, что вообще с ним связалась, но терпела, по своей прекрасной привычке, и делала вид, что быть полуженой угрюмого и неразговорчивого шофера, бывшего уголовника, заделавшегося в слуги, ей даже нравится… А могло быть и то, что она давным-давно решила вернуться к Бруно, к прежней своей спокойной жизни с книгами и стихами, и к странному своему дружку Массимо, помешанному на искусстве, и просто выжидает для приличия, пока Лука Корсо немного придет в себя. И станет способен “обсуждать отношения”, как любят женщины. Грасси, конечно, в чем-то был прав: мужской мир - это дорога и драка. И женщине в нем не место… по крайней мере, надолго. *** - Отец хочет поехать на лыжный курорт, - сказал Бруно за ужином и выжидательно посмотрел на Принца. Лука нехотя поднял голову и отвлекся от восхитительной пасты карбонара, которую Малена приготовила по его просьбе - сегодня был тот редкий день, когда настроение приподнялось немного выше обувных подошв, и он даже снизошел до более-менее вежливого ответа: - И что? Мне вас отвезти? - О, ты понял с полуслова… - брови и уголки губ Бруно чуть дрогнули. - Да, разумеется. Но это довольно далеко, в Швейцарии. - Да хоть на Аляске, без разницы. Хорошо, отвезу… - Лука снова вернулся к пасте, заниматься ею было намного приятнее, чем воображать совместную поездочку в компании с убийцей Бето и Чинс. - На лыжный курорт? - удивленно спросила Малена. - А почему так рано?.. Вы... ведь всегда ездили в Церматт после Рождества! - Да я и сам удивился… но видишь ли, Малена, это не ради катания с гор. У отца там запланирована важная встреча, весьма загадочная, и он хочет, чтобы я на ней присутствовал… только я один. Это немного странно. - Почему? - Обычно, когда папа затевает что-то загадочное в Швейцарии, это касается семьи и семейных денег. И… контактов с другими семьями. Все берут с собой жен и детей. Но в этот раз отец нарочно оговорил: никаких женщин. Только он и я. И… наши телохранители, то есть Джанни и Лука. - Действительно, странно… так ты даже не знаешь, по какому поводу встреча? - Понятия не имею, но у меня какие-то нехорошие предчувствия, - вздохнул Бруно. - Может, хочет собрать компаньонов и партнеров подальше от Рима и… негласно сообщить о полном банкротстве нашей компании, и смежных филиалов. В принципе, все к тому и движется вот уже полгода, и контракт с американцами не слишком помог… - Понимаю… но зачем такая таинственность? Ведь банкротство все равно не скроешь… ты мне сам объяснял про отчет перед акционерами, про внешнего управляющего, про… - Да, да… - Бруно снисходительно улыбнулся женской наивности. За эту наивность в деловых вопросах он тоже любил жену, ставшую теперь его названной сестричкой… объяснять ей финансовые тонкости было отдельным удовольствием: - Видишь ли, банкротство и разорение - далеко не синонимы. На таких встречах обычно и решается, как отчитаться перед акционерами, провести банкротство, но избежать разорения и… даже спасти часть имущества и активов, для будущих дел. Малена кивнула, показывая, что удовлетворена ответом, в глубине души обрадованная тем, как легко Принц согласился выполнить просьбу, касавшуюся Гвиччарди-старшего. Это имя было под запретом в их нынешнем пристанище - квартире на виа Мармората, где они жили втроем, как в осажденной крепости. Малена была женой Луки, и кем-то вроде сестры для Бруно, подругой для обоих и единственной хозяйкой в их маленьком королевстве. На людях приходилось изображать совсем иное: счастливую супружескую пару, живущую скромно и честно, несмотря на известную фамилию и высокий пост, занимаемый Бруно, и Лука при них смотрелся как варвар-тевтонец, охраняющий патриция и его матрону. Положение ощущалось невыносимо ложным, поскольку “временные меры”, предложенные Бруно после трагедии с Фантони, весьма затянулись… и Малена начинала понимать, что это, в общем-то, устраивает и ее официального супруга, и - что было гораздо хуже - ее саму. Она не разлюбила Луку, по-прежнему хотела жить с ним, надеялась, что сумрак горя, окутавший его душу, постепенно рассеется, в том числе и с помощью взаимной нежности, ведь совсем недавно он сам совершил для нее похожее чудо. В его объятиях она не забыла о маленькой Лизе, о своей потерянной дочке, но тягостная, давящая боль стала меньше, и неизбывная серая тоска понемногу сменялась светлой грустью… а надежда вскоре стать приемной матерью для Джанни, и немного погодя - матерью общего с Принцем ребенка и вовсе высветляла горизонт... Но, кажется, Принц думал по-другому. Малена посмотрела на его нахмуренное лицо, на пасту, за полчаса не съеденную даже наполовину и нетронутый бокал с вином, и подавила вздох. Сказать, что у него депрессия, предложить ему посетить доктора Штайнера, было невозможно - Лука поднял бы ее на смех, отговорился бы шуткой про психов и итоге никуда бы не пошел. Значит, придется справляться самой… держать Принца так же, как она держала Бруно, и саму себя. Как знать - может быть, эта неурочная поездка в Швейцарию, и несколько дней пребывания в живописной альпийской деревушке, среди хрустальных гор, увенчанных голубоватыми шапками ледников, пойдут на пользу душевному состоянию Луки. И помогут лучше, чем психоанализ и разноцветные антидепрессанты. *** -Мне сразу показалась странной эта поездка… - задумчиво сказала Белинда и погладила Виолу по щеке - мягко, снисходительно, точно породистую кошку. Та вздохнула и потерлась о свою хозяйку, упиваясь запахом тонких духов с лилейным оттенком, и, довольная похвалой, промурлыкала: -Нелегко было подобраться, они все время разговаривали на балконе, или уходили в бассейн, но в конце концов...мне помог этот похотливый старый козел Маринетти. -О, вот как? -Белинда улыбнулась и протянула руку за чашкой кофе, к подносу, что стоял рядом с диваном на круглом стеклянном столике. - Ты пошла на такую жертву?.. Моя девочка...тебе бы следовало наказать за слишком большой интерес к пенисам, но результат твоих усилий спасителен, признаю. Отсутствие наказания будет твоей наградой. -Госпожа, что вы! - Виола обиженно вскинулась, соскользнула с дивана, осыпала рабскими поцелуями узкую белоснежную ступню, ухоженную, с безупречно округлыми, перламутровыми ноготками: -Нет-нет… я не позволила этому старику дотронуться до себя. Просто воспользовалась тем, что он слюной капает, когда видит меня в короткой юбке и прозрачной блузке… Я подала ему кофе, пока он ждал босса, налила коньяк… остальное было делом техники. Он оставил пиджак на спинке стула, я вынула дискету и успела переписать. Это было так забавно, он сидел в трех метрах от меня, глазел на грудь и под юбку, и не подозревал, что прямо сейчас я ворую его секреты. Конечно, он забрал пиджак, когда пошел в туалет передернуть и отлить, он же стреляный воробей, но дискета уже снова была у него в кармане. -Виртуозная работа, моя девочка… - Белинда, как царица амазонок, подарила своей верной воительнице еще одну улыбку. - Как приятно, что я не зря вложила деньги а твое обучение… в том числе и в школе гейш. Остальные девицы - сплошное разочарование, но в тебе я сразу разглядела талант. -Благодарю, моя госпожа… благодарю… -Ну, полно, встань, встань… - синьора властным жестом указала на место рядом с собой. - Нам повезло, что пароль оказался не слишком сложным… Маринетти - человек старой закалки, в самом деле матерый волк, но консерватизм играет с ним злую шутку. Ему пора осваиваться с компьютерной эрой и получше шифровать свои данные. -Вы оставите его на службе, госпожа, после того, как?.. -Нет, мне он больше не нужен...и вообще весь этот проект с Гвиччарди пора заканчивать. Чезаре прав. Мы слишком много лет потратили на ожидание… и перехитрили сами себя. То, что готовится чересчур долго, становится жестким и сухим, а в холодном виде - вовсе не съедобным. Белинда сделала глоток кофе и, растягивая удовольствие от наслаждения ароматом, прикрыла глаза. Она в самом деле чересчур увлеклась ролью муравьиной королевы, возилась с Бруно и его девкой, мучила наследника, вместо того, чтобы давным-давно нанести решительный удар по бизнесу Гвиччарди, не дожидаясь освобождения Грасси из тюрьмы, действуя самостоятельно, на свой страх и риск - тогда все было бы уже кончено. Лев со сломанным хребтом и вырванными зубами не опасен, он может лишь бессильно хрипеть. Но...сантименты, сантименты. Им с Чезаре слишком хотелось полной победы, зрелища, драмы. Гвиччарди следовало не просто лишить бизнеса, чести, жизни; прежде чем умереть, он должен был узнать, кто и за что его карает. Неудавшееся покушение десять лет назад, вина, что Грасси полностью взял на себя, тюремный срок… да, да, все это было благородно, Чезаре был союзником, братом, он тоже мстил за Глорию. Но он мешал. Из-за него все замедлилось, замешкалось, а теперь, выйдя из тюрьмы, вообразил себя боссом, требует, чтобы Белинда во всем его слушалась, как простая наемница, стала оружием в его руках. “Что ж, Чезаре, мой дорогой… Ты хотел встречи лицом к лицу, ты хотел боя - ты его получишь. У тебя есть право на последнее желание”. Умница Виола принесла Белинде ключи к свободе. Она освободится от всех - и от врага, и от союзника. После смерти Гвиччарди, после смерти Бруно она станет править единолично, а Малена станет разменной монетой для завершения игры. Главное - не опоздать, не отступить, и все тщательно подготовить. Гвиччарди уверен, что она у него в руках и ни о чем не подозревает… и понятия не имеет, что сам попал в капкан, расставленный для нее. *** Грасси приехал на виллу точно в назначенный час. Вышел из машины, немного постоял, глядя по сторонам, вдыхая ароматы осеннего сада - холода в этом году наступили рано, и от деревьев тянуло то горькими настойками, то фруктовым вином, а земля дышала травяной сыростью… Чезаре понимал намеки пространства. Совсем недолго ему удалось побыть на свободе, он не успел войти во вкус, вспомнить, каково это - самому участвовать в игре, а не просто расставлять фигуры; ему предстояло провести хитроумную комбинацию, жертву ферзя, ради того, чтобы подлинная королева выиграла всю партию. Ну что ж, значит, так тому и быть… Лука Корсо, несостоявшийся союзник, все же не был понапрасну потраченным временем. Он все равно поможет им. Втемную, не по своей воле, но сделает ровно то, что нужно, сыграет именно ту роль, что Чезаре с Белиндой для него написали. Грасси не мучился совестью, он давно усвоил и был согласен, что большие ставки оплачиваются кровью. Его кровь тоже прольется, но прольется ради благой цели. В память о Глории и в честь семьи Грасси-Паччи… семьи опозоренной, униженной, но не утратившей благородства и умеющей ждать. Пора наконец-то поставить точку в старой вражде. Закончить ее… звучит весьма благостно, однако жаль, что не все понимают: прекратить и закончить -разные вещи. Закончить - означает подвести итоги и заплатить долги, разделить добычу. Несколько человек умрут, но можно не сомневаться, что боги хотят именно этого. Белинда умница, она все сделала как надо, разыграла партию как по нотам, и получит главный приз. У Филиппо не выйдет помешать, он спохватился слишком поздно. Пусть работает, принимает меры, плетет сети… пусть. Чезаре усмехнулся: все-таки мужчинам, что бы они там не мнили о себе, никогда не сравниться с женщинами в жестокости и коварстве. Женщина, одержимая своей целью, легко и просто пойдет туда, куда ни один мужчина не решится даже сунуться. И поэтому Белинда получит все. Корона императрицы пойдет ей больше, чем модная шляпка от Живанши...Чезаре соглашался, что это справедливо: ведь она всего -навсего забирает свое, забирает то, чем должна была владеть Глория. Вся их затея, если посмотреть в корень, вдохновлена Глорией, умершей от разочарования и стыда. Настал момент сказать об этом Гвиччарди, сказать прямо и открыто… и зачитать приговор в лицо. “Эх, Филиппо, Филиппо. Старый враг, старый приятель… Ты считаешь себя хитрее всех, в этом твоя слабость. Если бы ты не задергался, как бык на поводке, если бы не ринулся переделывать завещание - глядишь, еще пожил бы на земле, понаслаждался ее дарами, попортил кровь окружающим… Впрочем, ты все равно уже не тот, ты стареешь, волк, хотя тебя правильнее было бы называть орлом - ты же всю жизнь болеешь за “Лацио”. Да… но ты попал впросак, твои люди, посланные убить невестку и ее любовника, угробили не тех!.. И вместо того, чтобы подать сыну пример, как нужно защищать свою честь и карать изменников, ты предстал перед ним одержимым безумцем… не способным четко поставить задачу своим головорезам!.. А я даже рад. Теперь ты вынужден терпеть двойное унижение. Твой приказ не выполнен, а сын делает именно то, от чего ты хотел его уберечь… не расстался с опозорившей его женщиной, делит с ней кров, и спокойно взирает, как она открыто спит со своим любовником, живущим при ней на правах сторожевого пса”. За спиной Чезаре раздался настороженный голос: -Синьор, позвольте я провожу вас… Патрон ждет вас в кабинете. Грасси обернулся и увидел слугу, сейчас же включился в образ “старинного друга, вернувшегося из дальней поездки”, и просиял улыбкой: -Конечно, друг мой, веди меня, куда пожелаешь! Не могу дождаться, когда увижу старину Филиппо… Они прошли по широкой дорожке, вымощенной светлым камнем, между высокими перголами, увитыми плетистыми розами и плющом, и по пути Грасси воображал себя карбонарием (1) былых времен, идущим на встречу с нечистым на руку политиком, и прячущим под плащом кинжал или пистолет…был бы помоложе - пожалуй, играл бы в Зорро. -Прошу вас, синьор, сюда… - Грасси послушно поднялся по мраморным ступеням на широкую террасу, обводившую дом с трех сторон - эту террасу он хорошо помнил, и даже выбоинки на нижней ступени казались ему старыми знакомыми… десять лет назад он был здесь желанным гостем, теперь же… -Чезаре?.. - этот голос, донесшийся неожиданно, откуда-то сбоку, заставил его вздрогнуть… и сперва побледнеть, а потом покраснеть. “Спокойно, спокойно… я должен был это предположить, у Масси нет никакого расписания. И никогда не было, чертов бездельник, творческий человек!.. И раз он в Риме, а я точно знал, что он в Риме, то мне следовал быть готовым, что встречу его…” Грасси остановился и повернул голову к Массимо - тот вышел на террасу из своей “мастерской”, то есть, обычной комнаты, где стоял мольберт, и было полным-полно “артефактов”, и разного художнического хлама, притащенного бог знает с каких блошиных рынков в Трастевере. На нем были синие джинсы и голубая рубашка, кое-где испачканная краской, а рыжевато--золотистые волосы казались в свете солнца соломенными… “А ты и есть Соломенное чучело, Масси… чучело, три раза подряд срывавшее мой прекрасный план по устранению твоего брата… Если разобраться, друг мой - в тюрьму я сел из-за тебя… И теперь ты все портишь, Белинда не зря мне жаловалась на твои угрозы: очень уж ты внимательный...и до всего тебе есть дело… не изменился за десять лет. Даже Корсо сумел у меня перехватить и сбить с панталыку! Идеалист… вечный борец за мир во всем мире… ” Неожиданный разворот мыслей в сторону их прошлого неуместного романа заставил Чезаре усмехнуться - горько, иронически, и то же время добавил дружелюбия голосу: -Привет, Массимо… давно не виделись. Он протянул руку, и прохладная рука Масси сейчас же скользнула в горячую ладонь, сжала ее. -Ты здесь… - севшим голосом пробормотал Чума. - Почему… почему ты не позвонил мне, когда вышел?.. У тебя… у тебя опять дела с Белиндой… как же я сразу не догадался! -Позвонить тебе? Ты меня в тюрьме навестил за десять лет всего три раза. В первый год. И больше не появлялся, - хмыкнул Грасси, досадуя на себя, что так рад этой встрече - очень уж не ко времени она произошла. -А… ты забыл, как встретил меня в последний раз?.. Что ты сказал мне? И как кричал вслед - “проваливай в свой Нью-Йорк”?.. - Массимо по-прежнему не выпускал его руки, щеки пошли красными пятнами, а ресницы дрожали, как у подростка. Он и выглядел сейчас подростком, несмотря на то, что по паспорту ему было полста… -Ты… к кому пришел? Я так и знал, что Белинда опять взялась за свое… -Избавь меня от своей глупой ревности. Я пришел к твоему брату Филу. У нас деловая встреча. -Вот как? А я могу на ней присутствовать? -Незачем, - отрезал Чезаре и высвободил свою руку. Ладонь горела, как от ожога… “Черт, черт, черт!.. Мне надо было это предусмотреть и не назначать встречу на вилле. Ну, теперь все равно уж поздно.” -Я должен идти, Фил ждать не любит… если хочешь, мы потом выпьем с тобой, где-нибудь в центре. Как в добрые старые времена. Грасси снова обругал себя - время ли сейчас для любовных свиданий и дружеских пирушек, к тому же с тем, кто всегда, всегда создавал ему проблемы! Кто едва не убедил отказаться от мести!... Но с другой стороны, собираясь покончить земные счеты, почему бы заодно не устроить сердечные дела… и перестать делать вид, что все прошло и быльем поросло?... Судя по этим красным пятнам на щеках у Масси - ничего не поросло. И это правда, он сам прогнал его прочь, велел проваливать и не показываться на глаза, обозвал девчонкой и мерзким педиком… надо было знать Массимо Гвиччарди: плевков в лицо он не терпел никогда. И запрещенных приемов - тоже. “Что ж, Чезаре Грасси-Паччи. винить ты можешь только себя самого…” -Хочу. Давай выпьем. Когда закончится ваша встреча? -Этого я не знаю, но в восемь часов вечера я точно буду свободен. -И куда мы пойдем? -Помнишь чудесный бар “Хромая курица”? -В Трастевере? -Ну не на площади же Навоны… так вот он еще работает. -Значит, в восемь в “Хромой курице”. -Значит, да. Чезаре снова улыбнулся - вполне светски - кивнул Массимо и пошел следом за слугой, что изрядно нервничал из-за непредвиденной задержки гостя на пути к патрону… а Грасси чувствовал, что его сердце бьется слишком сильно и горячо. Это было ни чему на переговорах, совсем ни к чему… но, как говорится, снявши голову, по волосам не плачут. В восемь вечера, в “Хромой курице”... Почему бы и не повидаться теперь, когда маски сброшены?..