От ненависти до любви всего один шаг

Я проснулся в каком-то странном месте. Что за черт? Я ничего не помню. Или… Грёбаная псина. Я же чуть не сдох. Тело болит адски, будто все виды пыток попробовали на нем, но ноющую боль перевешивало жжение на лице. В комнате периодически раздавался короткий гудок. Мои веки так сильно слиплись, что отодрать их друг от друга было не так просто. Неприятное жжение от какой-то херни на лице начало раздражать, поэтому я, недолго думая, потянул руки к нему. Но нащупав бинт, меня перекосило от испуга. Боже, что со мной? — О, вы уже очнулись. Подождите минуту, я позову доктора, — в комнате раздался женский голосок. И сразу стих. Переборов себя, я открыл глаза. Точнее только один, потому что другой не подчинялся мне. Я находился в каком-то странном месте, похожем на палату больницы. Мой дрожащий взгляд метнулся на мои руки. Они были покрыты множеством царапин. Я хотел было закричать. Возразить. Попросить объяснений, но рот так сильно тянуло, что даже зевнуть — смертельная боль. Голову посетили странные мысли. Трясущейся рукой я коснулся щёк, но они сильно заболели какой-то колющей болью. Внутри начало сдавливать грудь. В горле встал непонятный ком, который так просто не проглотишь. Что со мной, черт побери? — Хорошо, что вы очнулись, а то мы начали уж было переживать. Не в силах вертеть головой, я испуганно бегал взглядом по палате, пока не наткнулся на зашедшего доктора. Он явно заметил мой до смерти перепуганный взгляд. — Как вы себя чувствуете? — спросил тот. Я лишь испуганно посмотрел в его глаза. — С вами произошёл несчастный случай. Поверьте, таких бывает сотни. Как говорится кому-то везёт, кому-то нет, — он опустил взгляд и замялся. Я проглотил язык. Он пытается меня успокоить? — Так вот, вы подверглись нападению собаки и, кажется, у неё было бешенство, но вам крайне повезло, что она не заразила вас, — он натянуто улыбнулся, посмотрев в мои глаза. — Но, к сожалению, вас изрядно потрепало в «бою», поэтому нам пришлось наложить множество швов на ваше лицо, и… — он помедлил. Перед моим глазом нависла белая пелена, я посмотрел в потолок. Один из моих глаз, более подвижный, начал дергаться. — И… — с трудом выдавил из себя я. Сквозь боль, сквозь слезы. — Мне жаль, но ваши раны действительно серьезны и… Ни одна пластика не поможет вам вернуть первоначальный облик, — сказал врач, смочив сухие губы. Я перестал слышать его утешающие речи, а просто смотрел в потолок. В ушах будто начало звенеть. Неужели это не сон? Может я все ещё сплю? Может я вырубился, пока шёл домой? А может я уже умер и это одна из пыток в аду? Надо же было так влипнуть… — Пожалуй, вам стоит смириться. Радуйтесь, что руки и ноги целы. Отчасти… — сказал тот томным голосом. Я даже не поднимал на него свой взгляд, а просто жёг им потолок, в надежде, что тот рухнет на меня и раздавит эти кости, обтянутые мясом. — И… Что мне теперь делать? — сквозь боль выдавил я из себя хриплым голосом. — Мы можем предоставить вам протез и назначить курс мазей, чтобы раны быстрее закрылись. — П-протез? — спросил я запнувшись, будто сам себя. — Да. Он предназначен чисто для косметических целей. — Я теперь буду протезником? — спросил я невнятно. — С вашими голубыми волосами протез будет хорошо смотреться, — пытался утешить меня врач. — Ага… — удерживаясь от истерики, сказал я. «Твоя жизнь больше не будет прежней» — сказал голос внутри меня. И я неохотно согласился, проглотив болючий ком в горле.

***

Прошла неделя. Мое тело достаточно быстро реабилитировалось, хотя я все ещё хромаю из-за прокусанной ноги. Чертов пёс. Каждый день, каждый час, каждую божию секунду я проклинаю это существо. Надеюсь, мы с ним ещё встретимся. Я не прочь поквитаться с ним. После очередного неловкого разговора с психологом, который чуть ли не прямым текстом спрашивал, в планах ли у меня суицид, я подумал о перекусе. К слову, неловкий потому, что мой живот постоянно издавал китовые звуки. А все из-за готовки в этой больнице. Мой рацион обычно состоял из хлеба и котлеты (по вторникам), вместо предложенной каши, в которой то и дело плавает что-то интересное. Из-за постоянного бурчания мне было жутко неловко. Ловить чужие взгляды, испуганные от внезапного урчания, неприятно. Но ещё хуже было ловить множество взглядов, смотрящих на мой, обмотанный бинтами, хлебальник. Так и хочется подойти и всечь с претензиями, но это не в моих правах. Если честно, мне было все ещё сложно смириться с тем, что случилось. Переварить столь серьезную мысль, перевернувшую мою жизнь, было совсем не просто. Но я уверен, что когда я приду к своим друзьям, к своей группе, они примут меня таким, какой я есть. А как же иначе? Тревис по-любому меня поймёт и утешит. Я уверен. Он же мой лучший друг. Дабы прекратить китовое бурчание, я отправился к автомату с вкусняшками, который видел в приемной. Там мне точно нельзя находиться, мало ли, испугаю людей. Но все же… Я отрыл себе мелочи в карманах одежды и пошёл к автомату. Больница словно стала для меня домом. Жаль, что мой папаша даже не соизволил явиться ко мне. Кинув несколько монет и, нажав на кнопку шоколада с вафлей, я с удовольствием открыл упаковку. Я хотел было засунуть ее в рот, но рука, что так уверенно шла к лицу, встретила препятствие — бинт. Сука. Мне же придется его снимать. Черт. Ладно, я вполне могу перекусить у себя в палате. Поднявшись на свой этаж, я увидел сидящую возле какой-то палаты фигуру. Она мне показалась чертовски знакомой, вот только не могу понять, чья она. Может это пришёл Тревис? И, по своей рассеянности, перепутал номер моей палаты? Наверное так оно и есть. Я пошёл в свой сектор дабы, когда заворачивать буду, разглядеть лицо. Повернув, я словил до боли знакомый взгляд. Он также посмотрел на меня, посмотрел прямо мне в глаза. В глаз… Причем в его выражении лица я не прочитал ни капли отвращения или чего подобного. Почему он не скривился от вида моего забинтованного хлебальника? Нихера. Это не Тревис. Это грёбанный Ларри Джонсон. И какого хера он тут забыл? Я скрылся за дверью и с любопытством наблюдал. Что у этого мудака на уме? На кой-черт он здесь сидит? Вдруг из палаты, возле которой он сидел, вышла медсестра и что-то сказала Джонсону. Тот заметно помутнел в выражении лица, но, натянув улыбку, зашёл в палату. Кто же там? Хотя, какое мне дело? Наплевав на Джонсона, я прошёл в свою палату. Есть хотелось дико. Но видимо сегодня все так и хотят испортить мне трапезу. — Сал, боже, что с твоим лицом? — на стуле возле кровати сидел отец. — Ах да, у тебя вместо него пепперони, — отвесив тупую шутку, отец, довольный собой, усмехнулся. По его медлительному морганию и неторопливым движениям я заметил, что он не совсем трезв. — Какого черта ты вообще пришёл? — грубо спросил я, плюхнувшись пятой точкой на кровать. — Я пришёл взглянуть на своё чадо, — он пустил по лицу лживую улыбку. — Слушай, Сал, я тут говорил с доктором и он сказал, что ты теперь немного изменился… — я заметил нотку отвращения, пробежавшую в его голосе. — Покажи мне, что с твоим лицом, — он поднял взгляд на меня. Я неохотно потянулся бледными ручонками к бинтам. Мне не рекомендуется снимать их просто так, только во время обработки, но все же мне показалось это верным решением. Если честно, то обрабатывал я их не только специальным раствором, но и слезами. Было тошно глядеть на себя в зеркало, и я надеялся на поддержку отца. Он, конечно, полный кретин, но раньше я получал небольшой грамм помощи, может и сейчас получу. — Фу, — с отвращением в голосе отец немного отстранился. От моей кожи немного несло тухлятиной, а все из-за ран. К сожалению, доктор был абсолютно прав, что мое лицо не подлежит восстановлению. Ладно шрамы, но отсутствие хрящей в носу… Было кое-чем невосполнимым… Да и множество глубоких ран и следов от зубов тоже сложно убрать. И денег на это я бы не насобирал за всю жизнь. — И что? Ты теперь будешь ходить так? Собрался позорить меня? — его голос мгновенно похолодел, отчего я немного ошарашено взглянул на него. — Мне дадут протез. — Протез? Ты издеваешься? На кой-черт мне сын-уродец? — он скривил отвращающую гримасу. — Даже мне хочется сблевать от одного твоего вида, а остальным как? Тебе не стыдно? — Почему мне должно быть стыдно? — я поднял разочарованный взгляд на отца. — В смысле «почему»? За вот это, — он пальцем выделил в воздухе мое лицо. — Ты и так ничем не блистал, а тут ещё и страшным стал. Мерзость. Мне жаль, что Диана умерла из-за такого, — сказал тот, без капли добрых побуждений. — Ты омерзителен, сын. Я равнодушно смотрел на него. Руки непроизвольно сами сжимали кулаки и, если честно, мне хотелось вмазать ему. — И я больше сюда не приеду. Здесь воняет лекарствами. И медсестры так себе… — отец скривил отвращающую гримасу.— Сам потом на автобусе приедешь домой, — указал тот, встав и направившись к выходу. Я не сводил взгляд с него, попутно анализируя произошедшее. Было чувство, будто меня размазали по стенке, причём не кто-то левый, а собственный отец. Это очень унизительно. И… Он впервые затронул тему мамы… Надеюсь, он не станет ее побольше поднимать… Я не хочу этого. От сжигающей обиды и несбыточных надежд о отцовской поддержке мне стало чертовски грустно. Интересно, как там парни… Думаю, они скоро придут навестить меня, я был бы этому очень рад. А сейчас мне нужно немного расслабиться. Я развязал бинт на лице ещё немного, чтобы мой раздроблённый рот мог вдохнуть немного воздуха. А затем мои тонкие пальцы, по крысьи, полезли в карман грязных джинс, что лежали в прикроватной тумбочке, и вытащили пачку дешевых сигар. Я так соскучился по запаху табака, что терпеть не было сил. Прижавшись поближе к открытой форточке, я, наконец, сделал вдох. Такой приятный и заполняющий легкие. После выдоха стало легче. Гораздо легче. Может я себя и обманываю, но иногда появляется чувство, что все плохое улетает при выдохе с ветром. В голову лезут приятные мысли. Давно они меня не посещали. Вдруг я услышал шаги и быстрыми судорожными движениями огляделся. Черт. Куда деть сигарету? От внезапно возникшей паники я не нашёл идеи лучше, чем потушить ее, кинув на пол и, придавив ногой, незаметно отодвинуть к батарее. — Мистер Фишер? — в палату заглянул молодой медбрат с игривыми кудряшками на голове. — Да? — испуганно спросил я, подняв взгляд, который прятался за голубыми волосами. — Жесть… — тихо и ошарашено сказал тот себе под нос, но я это услышал. Вначале я не понял, к чему это было сказано, пока не наткнулся взглядом на бинт на кровати. Мне стало жутко неловко, поэтому я повернулся к окну. На мое лицо нельзя смотреть прямым взглядом, без отвращения в мимике. Потому что оно настолько омерзительно, что даже смотреть тошно. Чертова псина уничтожила мое лицо, превратив его в жуткое кровавое месиво. Доктор рассказал мне, как много я потерял крови, поэтому несколько дней лежал без сознания под капельницей. — Кхм-кхм… Извините, — сказал тот, так же смущенно. — Вам пора на процедуры. Я взял с кровати бинт и быстрым движением обмотал лицо, опустошенно выйдя из палаты, следуя пути, что указывал молодой медбрат.