***
Я проснулся в холодном поту. Меня вновь посетила бешеная отдышка и минутная паника, сопровождаемая громким и быстрым биением сердца. Мне вновь приснился кошмар. Снова, черт его побери. Когда же они прекратят меня мучать? Видимо я буду до скончания своих дней просыпаться, в ужасе оглядываясь вокруг. Подступивший страх так сильно вгрызался в нервную систему, что я встал и поплёлся к комоду, на котором благополучно покоились таблетки. После подъема голова резко закружилась и в глазах потемнело, но я так же уверенно плёлся за таблетками. Подойдя к месту где стоит комод, я попытался нащупать их рукой, ведь темнота в глазах была непроглядная, и рассеиваться даже не собиралась. Я несколько раз провёл рукой дабы нащупать их, но сильно удивился, когда не обнаружил ни банки с таблетками, ни моего комода. Какого черта? Наконец темнота в глазах рассеялась и я огляделся. Черт побери, я и забыл, что нахожусь не у себя дома. Но это не облегчило положения. Мне стало ещё более страшно, ибо без таблеток я уже не представлял себя. Уже не зная как успокоиться без них, я чуть ли не начал паниковать, оглядываясь по сторонам. Было чувство, будто из всех углов на меня смотрят. Я нервно сглотнул, пытаясь сообразить, что мне делать дальше. Быстрым движением я схватил подушку и одеяло, а потом торопливо вышел из комнаты, озираясь назад. Гостиную наполнил тихий топот моих пяточек, отчего мне стало несколько неловко. Я подошёл к дивану и нервно сглотнул, не решаясь что-либо сказать. — Джонсон… — тихо прошептал я, — Ларри, — чуть более громче повторил я, и Джонсон подал голос. Только он подал его за моей спиной, отчего я немного отпрыгнул и испуганно начал озираться по сторонам, а потом заметил, что он беззаботно лежит на полу, непонимающе смотря на меня. Я взглянул на диван, а там только одеяло и подушка остались. Видимо кто-то упал ночью с дивана. — Бля, подай подушку, твёрдо пиздец, — проныл тот, отчего я без раздумий подал ему подушку и одеяло. — Л-ларри, — неуверенно обратился к нему я, наклонившись к его лицу, — я могу лечь с тобой? Мне… Мне очень страшно… — Кошмары? — Обеспокоенно посмотрел он на меня. — Да… — Сказал я отведя взгляд в темный пугающий угол. У меня давно подозрения, что там кто-то есть, поэтому его нельзя упускать из виду. — Конечно, — улыбнулся Джонсон, отчего мне стало спокойнее. Пытаясь не запнуться об него, я аккуратно обошел и лёг рядом, отвернувшись от его лица. Рядом с ним стало заметно уютнее, будто если из угла выскочит собака, или отец с ножом, Ларри отреагирует мгновенно, отбив атаку и защитив меня. Наконец я мог спокойно закрыть глаза, пожелав ему спокойной ночи, и уснуть спокойным сном. Надеюсь, что спокойным…***
Когда я проснулся, Джонсона не было рядом, поэтому я несколько испуганно огляделся по сторонам. Было темно, из-за отсутствия окон, но из комнаты пробивался слабый свет. От него становилось комфортнее. Я сонно протер глаза и неторопливо поднялся с пола, вылезя из-под одеяла. Я, словно мотылёк, следовал свету среди тьмы. Подойдя к двери, я приоткрыл ее и взглянул на Джонсона. Он расслабленно сидел в кресле возле мольберта, и, держа кисть фалангами пальцев, зарылся другой рукой в волосы. У него был такой усталый и замученный вид, что на минуту мне стало жаль его. Я хотел было вернуться под одеяло, как тот поднял измученный взгляд на меня и мгновенно встрепенулся. — На кухне стоит завтрак, тебе следует поесть, — указал он мне мягким тоном. Мою гордость пошатнуло то, что он мне указал, но раз дом его, то мне пришлось подчиниться. — Спасибо, — поблагодарил я, скрывшись за дверью. Мой взгляд медленно обходил чужой дом, пока не упал на стол, на котором стоял свеже приготовленный омлет, а рядом с ним стакан с горячим напитком, от которого исходил приятный для глаз пар. С осторожностью, я приступил к трапезе. На удивление Джонсон превосходно готовит, даже столь простое блюдо. Ну, а когда я готовил омлет, он получался полусырым и с изысканным привкусом скорлупы. Мой омлет только на гурманов. Или мазохистов. Позавтракав, я взял кружку с кофе в руку и пошёл к Джонсону в комнату. Думаю поблагодарить его за завтрак и ночлег, и идти домой. Не хочу портить ему атмосферу своим присутствием. — Спасибо, завтрак был потрясный, — сказал я, зайдя в комнату, грея руки о кружку. Джонсон поднял на меня взгляд, расплывшийся в улыбке. — Я хотел извиниться… За все мои действия и слова, за все время, что мы знакомы… — Я подошёл к нему чуть ближе и сел на близ стоящий возле мольберта пуф. — Мне тоже стоит извиниться. Я вёл себя глупо, — начал тот, виновато отводя взгляд в сторону. — Я прощу тебя, если ты простишь меня, договорились? — Обратился я с надеждой в голосе. Хотелось зарыть этот глупый топор войны и начать общаться как нормальные люди, или хотя бы просто помириться… — Хорошо, — без раздумий ответил тот. Между нами повисла неловкая тишина. Я уперто смотрел в чашку, перекатывая темную горячую жидкость по стенкам, не зная, что могу ещё сказать. Но вместо слов я прильнул губами к кружке и потянул немного кофе. — Я заметил, что ты хорошо рисуешь. Это твоё хобби? — Мой взгляд наконец оторвался от кружки и поднялся к глазам Джонсона, что сверлили меня. Когда же мы встретились взглядами, он смущённо отвёл свой, в поиске чего-то на полу. — Да. Я люблю рисовать… — Может покажешь несколько работ? — Я глянул на него с любопытством. — На стенах есть две, вон там, — он указал пальцем мне две картины, написанные на холсте. Раньше я не обращал внимания на его стену, а теперь, благодаря свету мог увидеть больше. На ней висело несколько плакатов с какой-то металл группой и мрачноватые картины. Не думал, что Джонсон слушает метал. В последний раз когда я его слушал, мне показалось что вместо слов, исполнители предпочитают рыгать. А те картины, на которые он указал, были крайне мрачными и вызывали смутные чувства. Не понятно, что хотел донести автор, но ощущение, что они давят на тебя есть. Что-то было в них, душащее нутро смотрителя. — Красивые, — подметил я, — ты сейчас тоже хотел порисовать? — Последнее время вдохновения совсем нет… Я даже не знаю что делать. — Томно проговорил тот, оглядев комнату. — Ну ничего… Найдётся… — Сказал я, не отрывая своего взгляда от него. Он бегло оглядел комнату, а потом его внимательный взгляд остановился на мне. Не тактично, Джонсон изучил меня. Его наглые глаза пробежались по всему мне, отчего я убрал смущенный взгляд в сторону. — Кажется уже нашёл… — Сказал себе под нос тот, отчего я пришёл в недоумение. Видимо его посетила гениальная мысль. Той самой «гениальной мыслью» представилось мое раздолбанное в дребезги лицо. Джонсон долго уговаривал меня снять протез, подкрепляя мое доверие, тем что уже видел его. В конце концов я сдался. Несколько часов сидения в одной позе утомляли, и чай в кружке, который Джонсон наливал мне сам, велев не двигаться, заканчивался. Когда миновала десятая кружка, а я демонстративно зевнул, Ларри задумчиво посмотрел на меня, а затем принял решение закончить по фотографии. Какая же радость и облегчение посетило меня, когда с меня снялась эта ноша — сидеть смирно. Когда начал думать о том, что мне пора бы домой и вырвался из гостеприимных объятий Джонсона, оказался в квартире. В ней я долго не продержатся. Ласковое «блядина безмозглая» и «легкий» удар по лицу, вынудили меня прям таки сбежать из дома. Вначале я был в смятении, куда мне идти, но потом в голову пришла мысль, о новом друге, по крайней мере я так считал. Все же опаска по отношению к нему была. Я был удивлён и несколько раздосадован, когда Джонсон меня пустил к себе, даже не докапываясь с вопросами. Мне нравилось это. Вчера все вылившееся из моего рта, в виде скопившегося дерьма, не в прямом смысле, конечно, притупило спуск мыслей на других людей. И это меня радовало. Но несмотря на сказанное о себе Джонсону, я не чувствовал себя неуютно, а скорее наоборот. С этим человеком стало гораздо проще общаться и контактировать. Теперь крики и оскорбления не перерастали дальше шутки. Признаться, я даже начал задумываться, что Ларри мог бы стать моим лучшим другом… Как жаль, что я был столь слеп. Но он не станет. Я уверен. После всех гадостей, что я натворил ему, после сказанных слов и ран, он не станет. Да и зачем ему это? Ларри без капли смущения приоткрывал для меня свой мир, отчего я чувствовал доверие, возникшее непонятно от чего. Мне понравилось как он, полный энтузиазма, рассказывал о любимой игре в старой приставке. «Это не просто «мочить зомби» — это искусство». Кажется я давно не чувствовал себя настолько уютно. Его компания приветлива и приятна. Не могу не припомнить как он продемонстрировал мне свою любимую музыку. Кажется, даже если бы я отказался от прослушивания, меня бы принудили. После вопроса Ларри, слушал ли я когда-нибудь металл, и отрицательного качка головой, энтузиазм окутал все сознание Джонсона. Помню как его глаза заискрились и он, полный восторга, пошёл к плееру, убеждать меня, что в этой музыке поют, а не рыгают. Хотя я и упорно верил. На кураже он торопливо поставил диск в проигрыватель, ожидая припева. А потом его понесло. Размахи головой в разные стороны, представляя на своих руках гитару. В ту минуту я потерялся мыслями, не зная что делать, но ритм музыки, которая мне на удивление понравилась, словно смешался с кровью, и я непроизвольно начал копировать движения Джонсона. Так хард металл стал нашей общей любимой музыкой. День пролетел незаметно. Впервые. Обычно дни тянулись для меня долго и мучительно. Не смотря на теплоту и дружелюбность повисшей между нами атмосферы, мне прийдется поднять свою задницу с этого мягкого дивана и отправится домой. Завтра школа. Выходные закончились. А значит мне прийдется встретиться с отцом, надеясь, что этот подонок не влепит мне пощечину за позднее возвращение домой. Но делать нечего. Я собираюсь с мыслями и уже прощаясь иду к двери, как вдруг Ларри останавливает меня, хватая за руку. Я опешил, но остановился. Джонсон метнулся в свою комнату и вынес из неё что-то. Странно знакомый предмет. Я изучающе взглянул на него, а потом удивился, ибо это была моя гитара. На вопросы откуда, он отвечал крайне не многозначно. Просто нашёл. И все. Я так и не вытряс из него информацию, но был рад, что он вернул мне гитару. По его словам, он хотел отдать её ещё раньше, но все вылетало из головы. Сегодня был утомительный день. Я зашёл домой. Есть хотелось жутко. Но ужинать нечем. Холодильник как обычно пуст, впрочем как и дом. Отец упёрся куда-то. Но мне же лучше. Я решил, что вновь смогу побороть голод, отвлекшись от него. Несколько взмахов рукой и привычно дружелюбные струны одаряют комнату своим шармом. Такие успокаивающие и тёплые. Чём-то напоминающие объятия Джонсона. В них так же комфортно. Жаль, но мелодия не смогла погасить мой голод. Живот скручивало дико, что вынудило меня вновь поплестись на кухню, рыща голодными глазами по полкам. Помимо заплесневелого сыра, который даже по изысканным меркам выглядел тошнотворно, и старой банки с бобами, я нашёл в глубине кухонного шкафа банку с какими-то консервами. Думаю мне все же стоит сходить за продуктами, а пока банка с фасолью скрасит мой вечер.