***
Из сна меня вывел неприятный звон. Я пытался спрятаться под подушку, заглушить его, но ничего не вышло. Мне пришлось подниматься и оглядываться. Кажется, это в дверь звонят. Вот выблядки. А может это мой пьяный в стельку папаша, который настолько много выпил, что упал у двери и теперь трезвонит в неё. Но нет. Когда я еле дошёл до двери и злой схватился за ручку, из гнева меня вывел странный запах. Запах красок. — Л…Ларри? — Ошалевши спросил я, щурясь от резкого света в подъезде. — Какого хера ты поднял меня ночью? — Собирайся. — Что? — Мне нужна разрядка, — упрямо сказал тот, гладя куда-то в сторону. Кажется будто он боялся поднимать взгляд. — Девушка что ли? — недоумевающе спросил я. — Ну тут я тебе никак не помогу, — усмешка скользнула по моему лицу. — Какая к черту девушка? — Он возмущённо посмотрел мне в глаза. — Нужен ты. Собирайся. — С…собираться? — Когда я сонный вся информация, которую мне преподносят воспринимается несколько иначе. Как-то искривлённо. — Сал! Живо. Я впал в некий ступор от его упрямости. Что ему понадобилось от меня ночью? Зайдя в комнату, я натянул на себя джинсы и торопливо поплёлся к выходу, схватив протез. Хоть боль в коленях меня несколько тормозила, я пересилил себя. Вся наша жизнь боль, нужно научится ее терпеть. Пока мы шли Ларри не обмолвился ни словом. Это меня несколько напрягло. Какие у него на меня могут быть планы? Но иррациональное беспокойство вовсе испарилось, когда я услышал как в его рюкзаке что-то гремит. Значит он явился ко мне глубокой ночью и позвал бухать? Серьезно?***
— Мы на месте. Мы остановились в какой-то подворотне, где вокруг валялось куча окурков и прочего мусора. Я полный недоумения глянул на Ларри, ибо все ещё не понимал почему мы пришли именно сюда. А Джонсон, как ни в чем не бывало, спокойно лезет в рюкзак. Он достал из него две банки энергетика. Яркие с кислотными буквами. Но как же алкоголь? Или… Стоп. Зачем мы здесь? — Ларри… На кой мы сюда приперлись? — Мнительно оглядываясь по сторонам, спросил я, теребя нижний край футболки. Здесь каждый темный угол представляет для меня опасность. А вдруг появится собака? Или ещё кто? Может там притаился Костелом? Мне не очень хочется встречать с ним вновь. Мои кости не резиновые, чтобы отбивать на них удары. К тому же мне теперь прийдется думать, что делать с протезом… Сейчас он не на мне, но когда-нибудь все равно придётся надеть, и тогда начнутся расспросы… А что мне ответить на них? Не хочу кого-нибудь тащить на дно своих проблем. — Вот зачем, — он взглядом указал на стену, и обернувшись я увидел множество разрисованных граффити вокруг, и небольшое чистое пространство. — Мы здесь чтобы рисовать? — Заинтересованно и одновременно опешив, спросил я. — Да. Вот, — он кинул мне баллончик с краской. Я несколько неуклюж, особенно когда меня поднимут и так внезапно кинут баллончик с краской. Конечно я его не поймал, но он хорошо ударил мне по больному колену, отчего я закусил губу чуть ли не до крови. Ларри на меня косо посмотрел, прищурив глаза, но я тут же выпрямился, взяв баллончик в руку. — Когда мне грустно, я часто покрываю мрачные куски стен цветными рисунками. К слову, эта стена целиком моя. — После его слов, в воздухе раздался звук краски, и ее запах. Я зачарованно смотрел на Джонсона. Что же с ним не так? Не могут люди быть настолько идеальными. Не могут. Или же… Его виртуозные движения руками, заставляют следить за ними, а идейное мастерство, воплощаемое на стене, выражает целую палитру эмоций. Взглянуть только на эти рисунки. Некоторые хаотичные и не имеющие смысла, а другие по своей нагрузке на мозг смотрителя, давят просто непередаваемо. А я раньше не замечал, что у Ларри такие острые черты лица. А длинные тёмные волосы лишь придают ему ещё больше шарма. Хоть лунный свет попадает на него совсем немного, но я могу разглядеть каждый его сантиметр, наполненный изяществом и непревзойдённостью. Мои увлечённые глаза, увлечённо вылупились на Джонсона. Но неожиданно он посмотрел на меня. И наши взгляды встретились. Мой — смущенный от того, что пойман с поличным, а его — теплый, но настороженный. Он посмотрел на меня с немым вопросом на лице. Я все ждал, когда он его озвучит, но увы… — Я был сегодня у мамы. Сказали, что ей все хуже и хуже. Опухоль может в любой момент увеличиться и скорее всего она… — Ларри уткнулся лбом в стену. Я все так же внимательно смотрел на него, тяжело дыша. Я заметил как глаза Джонсона начали нервно моргать, а по лицу так и хотела распластаться гримаса крика в тишину, но он сдержал её, облизнув губы. Это движение меня несколько смутило. Вдруг из ступора меня вывел громкий резкий звук. Это баллончик с краской, упал из его рук. Но тут его будто прорвало, глаза заблестели от лунного света и из них покатились слезы. Такие мокрые дорожки покрыли его щеки, а он, пытаясь скрыть все это — утёр ух рукавом красной кофты. Мои руки начали дрожать. Почему-то мне стало так больно на это смотреть, что я даже не мог сказать ни слова. Лишь действия. Я подошёл к нему и развернув обнял. Его руки ответно прижали меня к нему, отчего по телу прошли мурашки. Я прижался к нему, чувствуя, что сейчас сам заною от этой ситуации. Почему-то мне начало колоть сердце, будто в него тыкали зубочисткой. Непонятное иррациональное состояние. Вдруг я расслабил руки, но Джонсон не хотел меня отпускать, тогда я вырвался из объятий сам. Я поднял упавший баллончик и дотронувшись до холодной руки Ларри, положил его в неё, посмотрев ему в глаза. Я сжал его руку. Почему каждое прикосновение к нему вводит меня в трепет и заставляет множество мурашек пройтись по телу — неизвестно. Да и желания разбираться в этом нет. Когда это приятно, то зачем думать отчего? — Все будет хорошо. Я всегда буду рядом. Я посмотрел в его глаза. Они так завороженно смотрели в мои, что меня будто током прошибло. Я знал, что следует отвернуться, убрать взгляд как обычно, но так хотелось растянуть этот момент как можно больше. Но вдруг Ларри наклонился ко мне. Так близко, что мне стало немного не по себе. Он остановился возле моего лица, и прикоснулся своим лбом к моему. По телу прошёлся мощный разряд. Его движения были сфабрикованы не такими как он хотел. Это было заметно. — Спасибо, — прошептал тот, растянув по лицу искренне тёплую улыбку. Не знаю почему, но я скопировал ее на своём лице, посмотрев на Джонсона. И вдруг посмел оторвать от него взгляд. Это удалось с трудом и нехотя, но все же получилось. Мертвую тишину снова наполнил звук распыления краски. Ларри приступил, но уже не с немым выражением лица, а с задумчивой улыбкой. Интересно, о чем он думает? Я тоже предпочёл все же что-нибудь нарисовать. Конечно, мои каляки ничто, по сравнению с прекрасным рисованием Джонсона, но я попробую сделать что-нибудь. Когда я решил сделать перерыв, от эмоционального перегруза, Ларри любезно предоставил мне банку энергетика. Приятный кислый вкус медленно скользящий в горло и сладко-кислое послевкусие — вот оно счастье. Я выпил целую банку и сон ушёл. Хотелось бегать, прыгать, порхать как бабочка, что я собственно и сделал. Ларри так удивленно посмотрел на меня, когда я забрался на мусорный бак и прыгнул с него, крича, что я бабочка и мне хочется летать. Жаль приземление «бабочки» пришлось в коробки, ибо не долетел… Все было просто потрясно, особенно солнышко, нарисованное мной, я впервые был так доволен этим желтым ублюдком. Но все хорошее всегда кончается, верно? Ну вот и наше хорошее закончилось, когда мы услышали звук полицейской патрульной машины. Должен сказать, что у Ларри сногсшибательная реакция, ибо когда нас поймали с поличным, он схватил рюкзак и меня за руку и мы помчались. Среди темноты и ветра в лицо, я почти ничего не различал. Глаза, озарённые светом фонариков полиции, все ни как не могли привыкнуть в темноте, поэтому я просто тащился за Ларри. Все было бы просто чудесно, если бы мы смогли полностью скрыться, но жизнь опять решила угарнуть над нами, в особенности, надо мной. Когда нам устроили засаду, пришлось сдаться. Я четко видел как Ларри, сидя в полицейской машине за решёткой, недовольно фыркал, говоря о правильности своих действий. Впервые я пожалел, что не имею поддельных паспортов, потому что он оказался с собой у Джонсона, где Ларри на два года старше. Поэтому как бы «двадцатилетний» Джонсон не упирался, его силой выгнали из участка, заставив заплатить штраф. Ну, а меня оставили. Черт. Я даже не выглядел старше восемнадцати, поэтому не отделался простым штрафом. Меня вынудили сказать номер отца, чтобы тот забрал своё чадо, любезно выслушав множество нравоучений о воспитании детей. Я вынудил Ларри пойти домой, сказав, что за мной заедет отец и все будет в порядке. Поэтому около двух или трёх часов проторчал в обезьяннике. Я впечатался лицом в решетку, вымаливая отпустить, но все без толку. Оставалось только сидеть тут, дожидаясь, наверное, бухого папашу. Мое нутро так и хотело всечь одному наркоше, что шутил про мое лицо, но я сдержался. Даже шутки двух бухих шалав меня не задели. Я просто стиснул зубы, желая прервать это. Меня дернули за плечо и я очнулся. Оказывается я случайно заснул в углу, прижимаясь к клетке. Но это вполне понятно, уже, как никак около четырёх утра. Да и магическая бодрость энергетика была столь коротким удовольствием, что меня начало рубить уже в мусорской машине. Полицейский сказал, что за мной приехали, а когда я вышел, то увидел дьявольски недовольную рожу отца. Кажется его от злости даже трясло, но он спокойно вышел со мной из здания, а потом влепил нехилый подзатыльник. Все время рядом с его чрезмерным гневным спокойствием, я сидел как на иголках, не поднимая на него глаз. Мало ли ему не понравится как я смотрю. Но все обошлось на удивление спокойно. По крайне мере пока мы ехали. Честно не понимаю как его не задержали за вождение в нетрезвом виде, либо полицейские такие тупые либо их подкупили, ибо я чувствую запах перегара за километр. Я зашёл в квартиру первый. Все тот же срач. Все тот же мерзкий запах. Ничего не меняется. Сняв кеды и кинув их в сторону, я направился в свою комнату, без лишних слов. Но, видимо, мне не избежать своего наказания за пробуждение отца. Как же я пожалел, что дал им номер папаши в тот момент, когда он ебанул мне рукой по голове. Я отшатнулся и еле сдержался на ногах, чтобы не упасть. Мое ошарашенное лицо повернулось к отцу, а тот снова не медля влепил мне звонкую пощёчину. Я схватился за горящую щеку. Хорошо, что хотя бы протез снял. Было бы больнее с ним. — Что с тобой за дерьмо?! Почему я должен платить за тебя хренову тучу денег?! Ты хоть знаешь, что этот штраф выписали на меня?! Я съёжился и незаметно попятился от него, чувствуя как щека горит алым цветом. Причём не только в переносном смысле. Но я не смею оторвать взгляд с горящих злобой глаз. Я чувствую бешеное рваное дыхание и то как бьется его сердце. Не думал, что у тиранов как он оно вообще есть. А его глаза… Они искажены. В них что-то отражается. Кажется это испуганный я. Его глаза будто стеклянные. Такие безжизненные и не имеющие ни какой воли сопротивляться внутреннему голосу, призывающему к тирании. — Какого черта ты так уставился на меня?! Почему я должен ехать ночью в ментовку за та таким отбросом как ты?! И ещё один звонкий удар по щеке. А моя мимика все так же дрожит от страха, ну, а он похоже доволен. Такой странный гнев. Кажется он рад, что появился повод ударить меня, а я даже сказать ничего ему не могу. Колени подгибаются от страха. Голос дрожит. Руки трясутся как у наркомана при ломке. Вот оно — мое состояние при гневе отца. Страшно, что он может потянуться руками к ремню и, вытащив из джинс, опробует на мне. — Гнида, когда же ты наконец сдохнешь?! Он нахмурился и оскал скользнул по его лицу, а по моему — его рука, но уже с совсем другой силой. Вторая щека загорелась, а ноги окончательно потеряли равновесие. Из-за удара я упал и подобно испуганному крольчонку, стал отползать от коварного змея. — Какой же ты жалкий, — усмехнулся тот, обойдя меня. Его грозная фигура тяжело упала в кресло и нажала на пульт включения телевизора. Телевизор в нашем доме был доступен только ему. Кажется он наигрался. А я наконец смог взглянуть на мокрую отчего-то руку. Раны на лице раскрылись… Я брезгливо вытер кровавые дорожки с лица, растерев кровь по кофте. Мне стало до одури страшно находиться в этом доме. Так дурно и тяжело ещё не было. И хотелось уйти. Где-нибудь спрятаться. Я подскочил с пола и поплёлся к входной двери. Наконец я в холодном подъезде и смутно думаю, куда же мне пойти? Пойду к Ларри — вновь закапаю его в проблемах. Мне так страшно, что если он узнает слишком много обо мне, если узнает насколько я жалок, то оставит… Просто бросит как старую игрушку. Я хочу потянуть эту сказку на сколько могу. Утром проберусь домой и закрывшись в комнате, усну. Все будет в порядке, нужно только время, чтобы отец успокоился, ибо если я сейчас там появлюсь — проблем не огребу. А вон тот подоконник выглядит вполне удобным. Кажется это будет моим местом ночевки. Я удобно устроился на старом грязном подоконнике. Вполне комфортное место, если не считать, что с окна дико дует. Но ничего. Сейчас это лучшее, что я могу себе позволить.