От ненависти до любви всего один шаг

— Если ты ещё раз скажешь, что мой папа плохой и не любит меня, я ударю сильнее, понял? Большие тёмные глазки, святящиеся не свойственной детям едкой обидой и ненавистью, нависли над другим мальчишкой. Темноглазый хотел ещё раз, как следует, замахнуться, чтобы быть довольным сполна, что кретин снизу заткнулся, но, увидев полные слёз голубые глазки и стекающие с маленького носика струи соплей, брезгливо отстранился. Не успев встать самостоятельно, учительница с большими круглыми очками, которые всё время хотели сползти с носа, и опрятным пучком каштановых волос подхватила мальчика сверху и подняла, освободив плачущего взахлёб ребёнка, прижатого к кафелю школьного коридора, от рук мальчика. Он ни с кем не общался и всегда был, как это называют учителя, «особенным ребёнком, нуждающимся в особой заботе». Детский мир жесток. Чаще всего выходки мальчика, хнычущего от неслабого удара учебником по голове, оставались упущенными из виду. Хороший мальчик для учителей — сущий кошмар для детей. Задиристый и любящий «шутить». Вот и темноглазый не смог избежать укоров и презрения со стороны более авторитетного ребёнка. Но в один день чаша терпения переполнилась, вызвав бурную реакцию. Ларри просто доставал нужные ему учебники из шкафчика и, молча, как это было обычно, шёл до класса, когда до его ушей донесся до боли знакомый голос. До той боли, которая всё ещё отдавалась в груди, когда пролили его молоко, когда он «случайно» упал на ровном месте во время классной прогулки и испачкал новую футболку с осьминогом в грязи. Тот самый мальчик, со своей излюбленной компанией подхалимов, тыкал пальцем в грудь маленькой девчонке, называя её неудачницей. «Твои рисунки просто ужасны, прекрати их развешивать в своем шкафчике. Он находится рядом с моим, поэтому мне противно даже смотреть в твою сторону. Глупая, пойми, наконец, что ничего не умеешь.» Ларри всегда отличался каким-то особым чувством эмпатии и пытался помочь другим, даже не исключая тот факт, что ему тоже достанется. Но это первый раз, когда он не испугался, и со слабой, но всё же уверенностью, пошёл на защиту. — Эй, хватит обижать её! Лучше за собой следи! Сам-то рисовать не умеешь, а ей указываешь! — голос мальчика с любопытством и непониманием выслушал голубоглазый. — Джонсон, иди себе мимо, если не хочешь получить! — пригрозил тот, демонстративно вытянув свой маленький кулачок в сторону Ларри. — Оставьте её, — ещё более сердито сказал он, нахмурив тёмные брови. — А то что? Позовёшь свою мамочку? Или папочку? — неприятно заверещал голубоглазый, дразня ребёнка. — Ты дурак! Мой папа не будет возиться с таким как ты! — обиженно и с какой-то особой ноткой грусти ответил мальчик, пытаясь скрыть неприятную эмоцию. Вот только другой заметил её и крепко уцепился за больное место. — Твой папа тебя не любит и ему всё равно, поэтому ты даже позвать его не сможешь! Глупый! — злорадная улыбка сверкнула на его лице, и он, довольствуясь восхищением своих «друзей», упустил из вида Ларри, грозно топающему к нему, держа тяжёлый учебник математики. Последовал лишь один удар по голове, а голубоглазый уже с грохотом упал, с детским ужасом глядя в полные ненависти глаза мальчика. Он никак не предполагал, что кто-нибудь, когда-нибудь осмелится его ударить. Хотя бы потому, что его друг, тот высокий толстяк рядом, успеет нейтрализовать чужой удар своим, как говорил голубоглазый за его спиной, «жиром бегемота». *** — Миссис Джонсон, вы хоть понимаете, что у вашего сына ненормальные наклонности? Избивать детей, да кого-либо! Просто недопустимо. Вы видели того мальчика? Его мать приехала сразу же, как узнала, и гарантировала сообщить о выходке вашего сына в полицию. Вам нужно лучше следить за своим, кхм-кхм, «особенным» ребёнком. Вы не поймите меня неправильно, я просто хочу избежать дальнейших «деяний» вашего сына в адрес других детей. Хулиганство просто неприемлемо в нашей школе, поэтому я принял решение отстранить Ларри от занятий на неделю. — А ничего, что этот мальчик оскорблял и унижал других? Вас, видимо, совсем не волнует тот факт, что Ларри никогда не был замешан в подобном, в отличие от первого. — Миссис Джонсон, — чуть повысив тон от неожиданного резкого ответа, директор отвёл взгляд, нервно поправив галстук, — это может быть только начало. Сегодня он дерётся с другими, завтра уже примется за разрисовку стен, или, не дай бог, начнёт хулиганить. — Вы недостаточно ознакомлены с детьми. Ларри не такой ребёнок. Он уж точно не хулиган и, тем более, вы, похоже на то, совершенно не знаете причину драки. — Послушайте, Мисс…— хотел было начать мужчина, но его перебили. — Во-первых, я вам не «Мисс», а во-вторых, тот мальчик, которого вы так отчаянно защищаете, унижал другого ребёнка, если конкретно, то невинную девочку. А Ларри заступился за неё. С каких пор школа отстраняет детей за храбрость и защиту другого ребёнка от унижений сверстников? — Миссис Джонсон, — он сделал глубокий вдох, сдерживая себя в руках, — я отстраняю вашего ребёнка от занятий не только по своему желанию, но и из-за жалобы родителей того мальчика. Вам следует поработать с вашим сыном. Какой бы ни была причина, драка — есть драка. Так же я советую Ларри походить пару дней к школьному психологу. Вот, я сейчас направление дам, — он начал что-то быстро писать на небольшом листочке, — возвращайтесь через неделю, — его рука протянула лист женщине. — Через неделю? Вы просто издеваетесь. Ваши методы воспитания просто невыносимы и совсем не педагогичны! — она резко встала со стула и, вытянув указательный палец, ткнула им в деревянный стол. — Знаете, мой ребёнок не будет ходить к вашему чертову психологу! Всего доброго! — Лиза вышла из кабинета, демонстративно хлопнув дверью от злости. «Чего же эта мамашка не поговорила напрямую?» — думала она. Мальчик, сидевший в коридоре и ожидавший родительницу, рассматривал свои ноги, болтая ими вперёд-назад. А когда мама всё-таки вышла из злосчастного кабинета, то испугавшись её резкого хлопка, дрогнул, метнув взгляд на неё. Женщина на секунду потупила взгляд в потолок, успокаивая свои шаткие нервы. В последнее время на неё свалилось слишком много проблем. Она подошла к сыну, устало улыбнувшись и ласково проведя рукой по его щеке, спросила, не хочет ли Ларри немного мороженого, того самого, голубого с черникой. Мальчик довольно улыбнулся и, соскочив с лавочки, кинулся обнимать маму. — Мама, папа ведь не плохой, да? — Конечно, солнышко, — Лиза печально потупила взгляд вниз, приняв объятия сына. — Конечно, — последнее её слово было сказано более тихо. *** — Ларри, дорогой, почему ты подрался? — тихим осторожным голосом спросила женщина, набирая маленькой пластиковой ложечкой пломбир. — Он обижал ту девочку… — ответил ребёнок, опустив взгляд на серый камень, лежавший на тротуаре. — И это всё? — несколько удивлённо спросила Лиза, посмотрев на него, — Тогда почему ты такой грустный? — тепло спросила она, подняв его взгляд за подбородок. — Они обидели тебя?.. Ларри опечалился ещё больше, даже отодвинул от лица рожок с мороженым, которое так любил. — Он сказал, что папа не любит меня. Наверное, поэтому он ушёл… Лиза с некоторым сожалением посмотрела на сына. Джим покинул их совсем недавно. И двух месяцев не успело пройти. Кто бы знал, как ей было тяжело думать об этом и даже смотреть в сторону Ларри. Каждая его особенность, его тёмные глаза, его тёмные волосы, так сильно напоминали ей Джима, что та, запрещая себе плакать, часто улыбалась. Вот только от этого становилось лишь больнее. — Солнышко, папа любит тебя… Просто теперь у него другая жизнь, и он решил отпустить эту… — Лиза обняла ребёнка, отложив своё мороженое на скамейку. Она крепко стиснула его в объятиях. — Но у тебя есть я. Я никогда не уйду, и буду любить тебя. — Честно-честно? — Честно-честно. Ларри улыбнулся. — Мам? — Да, милый? — Не злись, но, кажется, я испачкал тебя… — виновато произнес Ларри, сдерживая смех. Лиза потихоньку отстранилась, чувствуя, как в области груди начало холодать. Впрочем, это было неудивительно: она обняла Ларри, даже не заметив мороженого, которое теперь впечаталось в её футболку. Женщина серьёзно осмотрела область поражения мороженым, оттянув край футболки, а потом звонко засмеялась в унисон смеху Ларри. После отгула своих «каникул» за Ларри увязалась какая-то девчонка: — Привет! Я Эшли! А тебя как зовут? — девочка с темными волосами, одетая в забавное платьице, широко улыбнулась, протянув тоненькую ручку мальчику. — Спасибо, что помог отделаться от того надоеды! Я, кстати, люблю рисовать! Это моя страсть! — радостно завопила та. — А ты умеешь рисовать? Ларри недоверчиво посмотрел на неё, удивлённо хлопая глазами. — Что такое «страсть»? Девочка улыбнулась ещё шире, схватив того за руку и унеслась с ним по коридору в класс. К слову, тот «надоеда» перевёлся, когда Лиза Джонсон заявилась на разговор с директором при родителях с обеих сторон конфликта, и гордо отстояла честь семьи Джонсонов, в крайне грубой форме отозвавшись о матери голубоглазого мальчика. *** — Ларри! Ларри! Ты в порядке? Перед глазами темноволосого вдруг пропала темнота и детские воспоминания, теперь его взгляд падал на поцарапанное, с кроваво-красными белками лицо. Салли тряс его за плечи, пытаясь понять, почему парень уже минут десять виснет, залипая на одну точку в стене и не отзываясь на голос. Когда картина прояснилась, и Ларри взглянул более живым взглядом, голубоволосый ещё более обеспокоенно замер, всматриваясь в лицо парня. На бледном, как у мертвеца, лице темноглазого появилось это выражение, то, которое Сал видел всего несколько раз в жизни — Ларри помутнел, брови его свелись вместе, а губы изогнулись в мучительной улыбке. Когда с его глаз начали скатываться прозрачные соленые капли, парень вовсе испугался, сочувственно посмотрел на него и, стерев пару слезинок мягкой и нежной рукой, крепко обнял, прижимая темноволосого лицом к своему плечу. — Сал, я не хочу всего этого… — еле слышно проскулил Ларри, чуть охрипшим голосом. Фишер обнял его и не выпускал из объятий до тех пор, пока в коридоре не появилась женская фигура, одетая в прилегающую короткую черную футболку, тёмно-серые джинсы и большую кожаную куртку. Она метнула резвый обеспокоенный взгляд в сторону Джонсона и кинулась к нему, присев перед ним и крепко обняв. Сал аккуратно отстранился, давая девушке возможность поговорить с парнем, а сам покосился на парня, зашедшего в тот же коридор. Его светлые волосы были так же растрёпаны, как и у девушки. — Ларри, чёрт, как она?! — Кемпбелл испуганно покосилась на уже успокоившегося Ларри. Она погрузила его бледное лицо в свои мягкие, пахнущие лавандовыми духами, руки. — Её увезли на срочную операцию. Там что-то сильно обострилось… — тихо ответил Джонсон, опустив взгляд. Она крепко обняла его. — Ничего, Ларри, она выкарабкается. Я очень надеюсь на это, — в её искривленной гримасе читалось сущее сожаление, как от того, что она не знала, как утешить его, так и из-за беспокойства о Лизе. Лиза ведь стала для неё второй матерью. *** Это были самые долгие и тяжелые два часа, которые были в жизни как Ларри, нервно жующего свою губу и впивавшемуся ногтями в собственные ладони, так и Салли, который все не мог усидеть, ходя взад-вперёд по коридору, периодически бросая взгляд на темноволосого. Ларри упёрся в больничную скамейку. Ноги его ходили ходуном, и он был, отчасти, не в силах прекратить эту напрягающую слух тряску. Фишер, тяжело дыша, всё думал, как ему помочь обеспокоенному Джонсону. Что сказать, чтобы ему стало менее страшно? Что сделать? Раздумья мучали его не меньше, чем страх за Лизу, которая всегда была так добра к нему. Эшли сидела, обняв руку Тревиса, и напряженно смотрела в одну точку, изредка касаясь своего живота. Ей казалось, что малышке или малышу внутри неё тоже страшно, как и ей, что его маленькое, ещё не сформировавшееся до конца, сердце, так же дрожит и стонет в немом ужасе. Когда из палаты вышел врач, все покосились на него безумными, пустыми взглядами, в ожидании новостей. Ларри подскочил со скамейки и, подбежав к доктору, чуть ли не вцепился в его халат, расспрашивая, как его мать. Мужчина в халате, сложив руки в замок, посмотрел на него неутешительным взглядом, от которого тут же пробежалась волна мурашек, что парень усердно скрыл. Ларри всё ещё хватался за тоненькую вялую ниточку, не давая ей ускользнуть из его рук, даже когда Лизу увезли в реанимацию уже во второй раз. Он всё ещё продолжает искренне верить, превозмогая все свои силы, делая всё, что может, чтобы помочь. А тот факт, что женщина всё же выжила, правда находится в очень болезненном, слабом и крайне шатком состоянии, придал Джонсону небывалую пищу для подпитки надежд. «Вы должны быть готовы ко всему» — сказал Доктор, вот только парень услышал несколько другое — «Скорее всего она выздоровеет». *** Эту ночь он провёл рядом с кроватью матери. Её бледное лицо было наполнено пустой гримасой, поверх которой была кислородная маска. Она помогала ей дышать. Женщина всё не открывала глаза, устало лёжа, не в силах даже поднять руку. Ларри не смыкал глаз, ожидая её пробуждения, попросив Сала оставить его поговорить с матерью. Вот только это был односторонний разговор. Парень рассказывал ей о своей жизни, о том, как Сал готовит ему по утрам хлопья, о своей новой краске, цвета персика, о том, как он скучает по ней. Сал насильно пытался накормить его, чуть ли не вымаливая откусить кусочек пирога, испечённого руками старшей Кемпбелл. Ларри поддался, съев маленький кусочек, который тяжёлым комом спустился по горловой трубке. Остальное отодвинул в сторону. Даже при этом, от еды его начало тошнить. Сал заходил в палату каждые полчаса и, незаметно для Ларри, посматривал за ним. Его пугало, что парень медленно и верно уподоблялся внешнему виду умирающей женщины. Даже его волосы, постоянно и непослушно лезущие в лицо перестали мешать, а мирно лежали на спине. В голову голубоволосого закралась тень страха за парня. Эта ситуация, хоть и непростая, глушит его изнутри. Заставляет затравленное горем сердце неприятно свербеть в груди, отдаваясь шумом в ушах. Парень устал внимательно высматривать каждое шевеление век матери, его взгляд переметнулся на стену, украшенную календарем с фотографиями. Дата не сдвинута. Котёнок играется с клубком розовой шерсти, касаясь его лапками, перекатывая из одной стороны в другую. Уже март. Но страницу забыли перевернуть, ведь февраль прошёл, скоро наступит апрель, предвещающий что-то хорошее. А как только он закончится, наступит май. Там уже приблизятся экзамены и выпускной, который с трепетом ждёт каждый выпускник. Каждый, кроме Ларри и Фишера. Для них этот день совсем ничего не значит. Просто очередной повод перечеркнуть день в календаре. И не более. Помнится, Эшли его ждала. Она так много говорила о платье, которое купит в торговом центре, о туфлях, которые будут идеально подходить к её наряду, а тот, в свою очередь, будет отличным дополнением к костюму Фелпса. Да, она хочет провести этот вечер вместе с ним, послушать джазовую музыку, а потом и грандиозное, по рассказам Фишера, выступление школьной рок-группы. Кажется, от того дня Сал хотел только это. Хотя, нельзя исключать тот факт, что, хоть он и не планировал себе наряд, не придумывал шутки про выпуск, не думал о речи и надписи в выпускном альбоме, он хотел всего-то выпить немного пунша, скорее всего, безалкогольного, и станцевать медленный танец с Джонсоном. Положить голову ему на грудь, вдыхая в ноздри сладкий аромат мужского одеколона. Но сейчас об этом думать было сложно, хотя бы потому, что мысли забиты только Лизой и тем, как облегчить душевную ношу Джонсона. Календарь перевёрнут и взору парня предстают котята — удивительно. Теперь эти непоседы уместились в небольшой корзинке, уютно устроившись и, как делали большинство, засыпая. Сзади послышался тихий шорох одеяла. Ларри чуть вздрогнул, уже хотев взглянуть на подкравшегося Фишера. Но это был не Фишер. Тяжёлые тёмные веки темноволосой женщины медленно поднялись, пробиваясь сквозь тёмную пелену к тусклому свету, исходящему от еле горевшей лампы. Глаза шатена глубоко распахнулись, увидев маму более живой. Он аккуратно, но быстро подлетел к её руке, смотря в открывшиеся глаза. — Мама, — он взял её холодную бледную руку, приложив к своей щеке, тепло взглянув. — Ларри? Солнышко, это ты? — спросила она снова, поморгав пару раз, чтобы прояснить обзор. И в действительности — перед ней стоял её сын, опустившийся на колени. Она почувствовала тепло его кожи, такое согревающее. «Неужели я так холодна?» — подумала она. — Да, мам, да… — он вгляделся в её темные глаза и внимательно вслушался в тихий хриплый голос, еле слышный через кислородную маску. — Ларри, ты кушал сегодня? Выглядишь таким бледным, — грустным голосом спросила женщина, слабо сведя брови вместе. — Да, мам, да… — вторил парень, согревая её ладонь. — Я так боялся за тебя, скажи, как ты себя чувствуешь? — он уставился на неё. — Ах, Ларри, мой милый мальчик Ларри… — тихо начала она, виновато кидая взгляд то на Джонсона, то на стену, то на свою руку левую руку, которая мирно лежала, принимая в себя кровь из капельницы. — Прости меня, что я, наверное, не буду с тобой, мне так жаль… — по лицу скользнула кривая еле заметная улыбка. — Что ты такое говоришь? — испуганно чуть не вскрикнул он, обронив все слова, которые хотел сказать до этого. — Ларри, солнышко, как там Эшли? Если ты не научишься готовить, то проси её. Не думаю, что она откажет, — мягко и отстранённо от вопроса спросила женщина. — Мам… Как испуганный ночным кошмаром щенок, Ларри опустил лицо на краешек кровати матери, получая ласковые поглаживания слабой руки по макушке. — Все будет хорошо, Ларрижоночек, надо только верить в это… Что-то больно кольнуло в сердце. Так Ларри давно не называли. — Все… будет… хорошо… — более хриплым и уставшим голосом ответила она, замечая, как её сын прикрыл уставшие, не смыкающиеся как минимум сутки, веки, расслабившись под её рукой. Неожиданно для самого парня, он уснул. Сладким и глубоким сном, впервые за всю неделю. А бледная, утомлённая рука, проведя ещё несколько раз по тёмной макушке, плавно упала на постель, не в силах подняться. Она приподнялась, ухватившись за ручку кровати, но долго не продержалась и, сдавшись, медленно упала на прежнее место. С тех пор она больше не поднималась. *** Пробуждение было не таким сладким и умиротворяющим, как погружение в сон. Ларри трясли за плечи, одновременно с этим вокруг мельтешили несколько докторов и несколько медсестёр. В уши врезался мерзкий продолжительный писк, а в глазах темнело. Парня схватили за руку и вытащили из палаты, посадив на скамейку. Когда фиолетовые пятна вокруг перестали мешать обзору, Ларри удивлённо распахнул глаза, смотря на не менее удивленного Фишера. Кажется, будто темноволосый не понял, в чем речь, что произошло и к чему эта толкотня. Сал ещё с минуту смотрел на Ларри взглядом глубочайшего сожаления и печали, а затем, неожиданно для внезапно вставшего парня, обвил его своими руками, погружая в объятия. Темноволосый не ответил на этот жест — он вгляделся в палату напротив. В палату его матери. В голове вдруг прояснилось. Только от этого не легче. — Сал, — тихо сказал он, не закрыв отвисшей челюсти. Голубоволосый сильнее стиснул его в объятиях, зажмурив глаза. В ту же секунду темноглазый потерял самообладание. Он пустым взглядом, который так присущ мертвецам, сверлил дверь, из которой периодически выбегали люди в халатах. Ларри не поверил своим глазам. Ему казалось, что всё происходящее в этот момент просто дурной сон, коих в последнее время у него хоть отбавляй, но, к сожалению, это была реальность. Его реальность. Та самая, полная тяжести будней и холодных леденящих мыслей. Его тело в момент перестало слушаться вовсе — из глаз скупым, но обжигающе больным потоком покатилось пару блестящих слёз. Скатившись по щекам, они скрылись в области шеи. Сердце начало разбиваться о рёбра, кидаться во все стороны, не в силах успокоиться. Кажется, вот-вот и оно пробьёт грудную клетку, раздробив ребра в кровавую кашу, мешаясь с внутренностями. Ноги показались в момент ватными и самое страшное, что могло случиться в этот момент, произошло. Сал вслушивался в быстрое биение беспокойного сердца, в панике думая, как его унять. Обычно в нехорошие дни они брали пиццу и пару баночек пива. Но что делать в такой день? В голове полный туман и разруха, а Сал только сильнее в панике прижимается к темноволосому, все отчётливее улавливая пугающее биение сердца. Вдруг темп чуть замедлился и голубоволосый чуть утих, ему показалось, что наконец-то Ларри немного успокоился. Понял он, что это обман, лишь через секунду, когда парень начал обмякать в его руках. Ларри потерял сознание. Сал, всё ещё крепко держа его, не давал ему упасть, хоть он и меньше, ему это удалось, правда, ненадолго. Парень начал заваливаться на бок. И это с ужасом в глазах заметила девушка, а потом и парень, что плавной, не имеющей ни малейшего понятия походкой, зашли в коридор, помешивая пластиковой ложкой кофе из автомата. *** Джонсон не помнит, сколько времени было, когда он очнулся. Разве что-то, что никого не было вокруг. Он огляделся, потер лоб, пытаясь вспомнить произошедшее. Воспоминания отрезвили туман в глазах похлеще пощечины. Пожалуй, эти моменты, всплывшие слишком отчётливо перед глазами, он хотел бы забыть навсегда. Включая то воспоминание, когда он перестал чувствовать пол под ногами и, не специально закрыв глаза, потерял сознание. Будто просто так, в один момент, решил заснуть. Темноволосый, аккуратно приоткрыв дверь палаты, в которую его положили отлежаться, осмотрел коридор. Кажется, это уже не реанимация, к которой он так привык. Здесь не было тех омерзительно зелёных стен. Похоже он на третьем этаже в области палат пациентов. Он пошёл к лифту, ни на кого не оглядываясь. Как только лифт спустился вниз, и железные двери распахнулись, он увидел знакомую спину — Фишер о чём-то разговаривал с доктором, устало качая головой. На метр дальше, на скамье, сидела знакомая девушка, нервно впивавшаяся ногтями в сидение. На её плечи, упала рука Фелпса. Его взгляд опустился на неё, поддерживая. Сейчас видеть кого-то, а в особенности общаться с кем-либо Ларри не имел ни малейшего желания. Накинув на голову красный капюшон, он тенью выскользнул из больницы, чудом не замеченный другими. Наверное, это не то, чего он хотел. Ходить и пинать попадающиеся на тротуаре камешки, сверля бесконечно пустым взглядом то асфальт, то солнце, слепящее глаза. Сейчас ничего не хотелось, только скрыться, наверное. Похоже, наступил тот момент, которого парень всегда так боялся — он ничего не понимает. Не знает, что ему нужно. Не знает, чего хочет. В голове лишь этот густой смог дыма, который невозможно развеять. Он будто ходит и машет руками, отгоняя от себя все это. В детстве мама говорила, что всегда будет рядом. Что никогда не бросит и никогда не уйдёт. А сейчас её нет. И никогда не будет. Значит ли это, что Ларри был обманут? Парень так пытался ей помочь, но почему все старания прошли мимо? Почему каждое его действие ради неё не принесло результатов? Такое ощущение, будто последний год, как минимум, прошёл в пустую. Наверное, его стараний было попросту недостаточно. Слишком мало. Надо было стараться больше, так? Нужно было выжимать из себя всё. Абсолютно. Может, тогда был бы шанс. Вот только парень не допускал мысли, что большего дать он не в силах. Разве что свою жизнь. Палящее солнце светило прямо на его лицо. Он брезгливо поежился и, спрятав глаза в капюшоне, отвёл взгляд. Вот только от солнца не спрячешься. В кармане джинс нашлось несколько долларов. Даже сам Джонсон понятия не имел, сколько они там лежат, и откуда они там взялись. Но факт наличия денег оставался. «На банку пива хватит» — подумал парень без тени лишних мыслей. На это время, по крайней мере, на время пути до супермаркета, он забыл обо всем. Его мысли не посещал тот факт, что Сал, зайдя в его палату с натянутой улыбкой, увидел не парня, а пустую кровать с помятой простынью. Как-то странно вышло: Ларри пошёл в магазин за пивом, ну или, всё же, купить пачку сока, дабы утолить жажду. Но получилось так, что парень кинул взгляд на витрину с сигаретами. Странность состояла в том, что он даже не курит. Мама запрещала. Помнится, как однажды она заставила выкурить две (целых две!) купленные про запас пачки. После этого Джонсону даже смотреть в их сторону было дурно. Но. Сейчас Лизы нет, и он может делать, что вздумается, да? Почему-то это не звучит так торжественно, скорее, с ещё большей печалью. Сам того не заметив, по пути до больницы, он выкурил всю пачку… «Странно. Уже закончились». Перед тем, как зайти, в рот полетело несколько мятных жвачек, которые тут же охладили дыхание. Сейчас предстояло оправдаться. Вот только в голову ничего не лезло. «Захотелось подышать свежим воздухом» — Ларри искренне хотел, чтобы не посыпались лишние вопросы. Он просто не хотел отвечать. — Так-так, Ларри Джонсон, решил совершить побег? Только от кого? — сзади донесся знакомый голос. Парень от неожиданности испуганно обернулся, удивлённо рассматривая голубоволосого, скрестившего руки у груди и поднявшего одну бровь. Сал обеспокоенно посмотрел в тёмные глаза, наклонив голову в сторону. — Может, пойдем домой? Ларри молча вгляделся в голубые волосы, на которые падал тёплый жёлтый свет заката, и в эти голубые бездонные глаза. Кажется, только их хочется видеть сейчас и никого более. Чуть приоткрытые губы наполнились нежным персиковым цветом, а тонкий нос Джонсона уловил сладкий аромат шампуня парня. Кажется, одно из того, что любит Ларри больше всего в нём — это незабываемый запах голубых волос, которые так приятно трогать, гладить, чувствовать. Похоже, Ларри ошибся. Он думал, что абсолютно один в этом густом смоге, но яркое тёплое солнце, озарившее его жизнь, всегда было и будет рядом, разгоняя окутавший его туман. Голубоволосый встряхнул волосами, сделав их ещё более растрёпанными, и подошёл к парню. Он заключил его руки в свои, вглядываясь в тёмные глаза, пытаясь понять — «чего этот дурак смотрит, как истукан». Но потом-то лёгкое недоумение мгновенно сошло с лица, и Сал, ошарашено опустив взгляд на ключицы парня, замер в прострации. Тонкий бледный носик чуть пошевелился, улавливая запахи, а затем голубые, испуганно-встревоженные глаза поднялись прямо к таким же напуганным глазам Ларри. — Ты что, курил? — спросил Сал серьёзным донельзя голосом, даже не моргая. Со рта Ларри соскользнуло только многозначительно потерянное «аэм». — Ещё остались? Давай их сюда, — твёрдым и пугающим до коликов Джонсона голосом просил голубоволосый снова. В ответ Ларри испуганно покачал головой. Наглые руки парня недоверчиво скользнули в карманы красной толстовки, в попытке нащупать злосчастную пачку, чтобы выбросить её куда подальше. Но всё тщетно — она полностью была выкурена ранее. Сал смочил языком высохшие губы и, выйдя из того жуткого состояния, взял парня за руку, потащив за собой в больницу.