Покровительство

      Клинок Тобирамы приближается медленно, будто рывками, толчками распарывает бок. Радиус, глубина, примерная скорость с минимальными погрешностями из-за плотного тумана от столкновения техник Огня и Воды. Есть шанс увернуться от атаки и нанести ответный удар. Чуть ниже солнечного сплетения вонзить сталь и, провернув, дёрнуть рукоять вверх по диагонали.       Изуна сморгнул расчёты шарингана, неотрывно наблюдая за катаной противника. Когда остриё лезвия почти коснулось ткани его балахона, стопа плавно очертила полукруг, чтобы намётанный глаз Тобирамы не среагировал  — завёл ногу за бедро и, резко развернувшись, с маху воткнул лезвие в поясницу. Чёрт! Ошибся на целую ладонь! Отдача от столкновения металла о металл пробила плечо острой болью, следом хруст суставов в висках. Изуне едва удалось сдержать мычание. Провернув рукоять, вогнал клинок глубже и, ударив по гарде снизу, выдернул меч. Сталь съехала, кривая линия украсила синие доспехи от поясницы до левой подмышки, вырвалась с противоположной стороны, надрезав мышцы предплечья. Не по плану, но задеть вроде смог. Изуна отпрыгнул от возможной контратаки, пальцами сжал правое предплечье. Вывих локтевого и плечевого сустава, плюс — повреждение кисти, кажется, сухожилия разорваны — с такой рукой — не боец. Рукоять катаны удерживает усилием воли. Если он умудрился промазать, то бой с Тобирамой сведётся к активации Мангёку, а это пагубно отразится на зрении и сражении в целом. Контролировать и регулировать мощь Сусаноо, а также следить за расположением каждого соклановца, Изуна не научился, а если углубляться — не тренировался. В отличие от нии-сана, он бережёт глаза — твёрд в решении отдать свой шаринган главе Учих.       Взгляд скользнул по лезвию меча — в зазубринах, чуть больше трети отколото, возможно, кончик зацепился за крепления. Доспехи прочные, усиленные чакрой и того прочнее. Немало сил ушло на то, чтобы пробить и разрубить. Благо намертво вбили в головы укреплять оружие чакрой, при ином раскладе лезвие катаны разлетелось бы на мелкие осколки.       Шаринган мазнул по разбросанным кунаям на развороченной земле в шаге от противника, выхватил из прочих с незнакомой печатью на рукояти. Изуна осёкся, в спешке прокрутил последние минуты боя — скорость, траектория, рывки и выпады заметно отличались от привычного стиля Тобирамы. Новая техника, новые навыки. В груди неприятно кольнуло. Ему повезло, что шаринган упустил кунай с печатью из виду, в противном случае всё могло обернуться иначе.       Изуна сфокусировался на Тобираме. Стоит боком, не двигается. Доспехи, звякнув, гулко рухнули на землю, открывая обзор на ранение. Глаза Изуны расширились. Рана далеко не поверхностная. Из-за брони и боли в руке казалось, что клинок полоснул вскользь, но нет — противник разрублен едва ли не надвое. Шаг в пустоту — базовый приём, которому учат молодняк, достигший возраста — куная в руке. Кто бы мог подумать, что примитивная связка в этом поединке станет ключевой.       Тобирама упал на колени, лезвие его катаны вошло в почву до середины, рукоять — временной опорой. Кровь заливает одежду, капает на форменные штаны и раздробленные камни. Кашель хриплый, задыхается, в глазах проскальзывает отчётливое — конец.       — Тобирама! — крик Хаширамы почти физически отбросил на шаг.       Блокировав гунбай Мадары, глава Сенджу сорвался в шуншин. Изуна следом, появился в шаге от нии-сана. Ожесточённая схватка приостановилась. Никто не дёргается, наблюдают, выжидают. Чего — не знает никто.       Хаширама копошится, руки судорожно блуждают по телу младшего брата. Чакрой поддев наконечник лезвия, тот самый, от катаны Изуны, осторожно извлёк из раны.       Мадара отсканировал Тобираму — мёртв. Очаг чакры погас. Взгляд скользнул по профилю Хаширамы. Сосредоточен, но паника постепенно охватывает тело. Плечи подрагивают, чакра в смятении — ток неравномерный — сбоит. Продолжать бой не с кем, равно как и перекидываться заученными фразами, да и неуважительно по отношению к погибшим. Немало трупов истоптали, пока выясняли, кто сильнее, а кто проворнее, хитрее.       — Уходим, — прозвучало тихо, но каждый соклановец услышал приказ главы Учих.       Поле боя редеет. Чёрные балахоны один за другим растворяются в гуще леса позади, лишь командиры отрядов встают поодаль от Мадары. Ждут его действий, чтобы в случае непредвиденных обстоятельств прикрыть спину тайчо.       Хаширама усиливает ток чакры — отдачи нет. Очаг Тобирамы не реагирует. Сердце не бьётся, дыхание не прослушивается. Даже его способностей и запасов чакры не хватит, чтобы собрать ошмётки и возобновить работу жизненно важных органов. Глаза застилает пелена, рассудок — цурунэ — хлёстко, от затылка в лобную кость, от переносицы к вискам, и скулёж — рвётся из пересохшей глотки.       Ты не можешь…       Хаширама теряет опору, сознание разбивается о реальность, словно волны о скалы. Эпизоды давно минувших лет мелькают перед глазами, терзая, уничтожая. Мутит, горло скручивает спазмами. Встреча с Мадрой, разговор по душам, труп Хагоромо в реке и энгава в родном поселении. Чуть поодаль Тобирама, спиной упирается в ствол дерева. Лицо хмурое, напряжён, руки по привычке скрещены на груди — излюбленная поза отото. Новая встреча, слова, что задевают за живое, столь болезненное и пугающе обыденное. И снова энгава, снова хмурый Тобирама у раскидистой сакуры. Обычно, до смешного привычно. Уже знает о запретной дружбе заклятых врагов. Знает, но помалкивает. На третий раз всё изменится. Встретит не энгава, не Тобирама — отец, и мир расколется на — до и — после.       Скачок шуншином на несколько десятилетий назад. Помнится день, когда Тобирама сделал первый шаг, ни к матери или отцу — к Хашираме. Как детский голос пропел — аники — криво, обрывисто, но искренне… любя. Страх, когда после изнурительной тренировки с наставниками оставил на низком столике кунай с катаной, а крохотные ручонки вцепились в лезвие мёртвой хваткой. Как впервые точечно усыпили, чтобы извлечь остриё куная из пухлой ладошки.       Я обещал… — срывается с губ жалобное мычание.       Лицо Тобирамы синеет, тело остывает. Глаза открыты, смотрят ввысь, туда, куда Хашираме не дотянуться, какой бы силой не обладал и сколь бы могущественным не стал. Пустота — та, что разъедала сердце, пугала, отталкивала тьмой и холодом, нежно опутала сетью. Обняла со спины и заботливо шепнула:       Доверься.       И Хаширама доверился — без вопросов и сомнений.       И время остановилось. Исчезла боль, и звуки стихли, и запахи — остались позади; воспоминания растворились под натиском пустоты, вернулись в прошлое, там, где им самое место, а хрупкое, но столь необходимое разлетелось на тысячи осколков.       Округа сотряслась от крика — безмолвного, нечеловеческого, ведь никто не услышал, кроме птиц, что сорвались с пушистых крон, зверей, забившихся в норы, уносящих лапы, как можно дальше, будто на местность надвигается буря — страшная, разрушительная… кровавая. Беда всё ближе — чует каждый обитатель, и назад пути нет, и вряд ли представится возможность переломить ход событий.       Мадара замер, не достигнув границы леса. Чакра Хаширамы концентрированными волнами расходится по территории, земля под ногами оживает. Дышит, ростки пробиваются сквозь толщу грунта, ещё немного и вырвутся смертоносными лианами. Обернувшись, Мадара ладонью оттолкнул Изуну.       — Назад!       — Нии-сан?.. — на мгновение удивился Изуна, но осознал, как только нарастающая мощь Хаширамы опоясала тело.       Мадара, перехватив гунбай, активировал шаринган. Чакра Хаширамы меняется — холоднее и темнее привычного. Главу Сенджу облепили подчинённые. Рискуют.       — Всем назад!       Невнятный галдёж, перешёптывания и презрительные взгляды. Идиоты! Неужели не видят, не чувствуют?!       — Живо!       И мокутон полез со всех сторон, на глазах меняя ландшафт. Отряд Хаширамы редеет со скоростью шуншина — лианы рвут первые попавшиеся тела, мокутон, будто не отличает врагов от союзников, охотится на всех и каждого. Тело Тобирамы подбросила одна из веток, окутала плетью, вторая вот-вот раздавит Току. Мадара рванул на Хашираму, Огненным Шаром вынуждая отступить, увернуться — неважно. Но Хаширама не шелохнулся, принял технику на себя. Волосы вспыхнули, одежда загорелась, доспехи начали менять окрас — с бордового на огненно-рыжий. Следующая волна концентрированной чакры погасила охватившее его пламя, корнями ринулась к выжившим. Мадара отбросил гунбай, кусой разрубил ветки едва не сделавшие Тобираму и Току частью могучего древа, и ушёл в шуншин.       — Нии-сан!       Изуна нагнал Мадару, выхватил из его рук Току, Хикаку — тело Тобирамы. Из многочисленного отряда Сенджу осталось полтора десятка шиноби. Учихи, почувствовав чакру Хаширамы и тайчо, вернулись на поле боя. Непонимание, шок от картины, искусно расписанной кистью Смерти. Деревья, из стволов которых торчат конечности, вымазаны кровью и мутно-белой жижей, местами виднеются скальпы, раздавленные черепа, полопавшиеся глаза, да кишки, гирляндами на голых ветках.       — Никому не приближаться! — крикнул Мадара, не сводя взгляда с Хаширамы.       Мощь его всё растёт. Чакра стонет, очаг на пределе — выгорает.       — Нии-сан, будь осторожен, Хаширама не в своём уме, — озвучил Изуна догадку.       Мадара взглядом окинул поле боя. Выживших больше нет, только те, кого удалось накрыть Сусаноо и вовремя выдернуть из техники Хаширамы.       — Командиры отрядов, помогите раненным. Уведите вглубь леса. Остальные, возвращайтесь в селение.       — Но ведь… Сенджу…       Невнятно, со спины. Не понимают, и разницы не видят. Мадара знал, что клан его умом и сообразительностью не отличается, но неужели очевидное ускользает? Или ненависть настолько глубока, что готовы наблюдать, как свой режет своего же?       — Принадлежность к кланам не имеет значение.       Не успело недовольство набрать силу, как Мадара придавил присутствующих чакрой и коротким:       — Это приказ!       Разберётся с назревающим бунтом позже. Изуна прав. Хаширама не в себе. Он намерен похоронить всех здесь и сейчас. Сдерживаться и дальше опасно. Едва Мадара активировал Мангёку, как мокутон, обогнув его, хаотично атаковал отступающих в спины. Разрастающееся Сусаноо заметно проредило количество лиан, Изуна укрыл раненных скелетом, Хикаку и несколько командиров подрезали катоном.       Мадара чертыхнулся. Рванул на подмогу. Отступать в лес — наихудшее решение из возможных. Они в ловушке. Лес — территория Хаширамы.       — Огненный Купол!       — Огненные Вихри!       — Пламя Феникса!       Лес заволокло сильнейшими техниками соклановцев. Мадара резко сменил траекторию шуншина, остановился в паре метров от противостояния мокутона и пламени. Обычно никто не выкрикивает название используемых техник, по всей видимости, эффект неожиданности застал врасплох, вызвал бесконтрольную ярость, что выплеснулась в слова быстрее, чем успели осознать.       Огненный Купол Тайры укрывает раненных Сенджу, Вихри Хисакавы неистовой мощью дробят, выжигают, Феникс Хикаку, больше обычного, охватывает лес, пожирая чакру Хаширамы, и Сусаноо Изуны — неприступной стеной.       — Нии-сан, не отвлекайся! Останови придурка Сенджу!       Мадара стиснул рукоять кусы. Придётся довериться Изуне, тем более что с ним Хикаку, Тайра и Хисакава. По отдельности имеют слабости, но работая сообща, прикрывая друг другу спины, способны удивить даже Хашираму, и прошлая стычка тому подтверждение. Встретиться лицом к лицу с братьями Сенджу, оставить ожоги на лице обоих и вернуться живыми, выполнив миссию — большая редкость.       Мадара рванул в противоположную от леса сторону, возник перед Хаширамой, усиливая Ки, чтобы переключить расфокусированное внимание на одной единственной цели — себе. Он смотрит на друга, чаще — противника-врага, но видит лишь сломанную макивару. Хаширама изменился. Резко. Неожиданно. Остановился посреди развороченного поля боя, озираясь так, словно не знает, кто враг, а кто товарищ, не помнит — где находится, и с какой целью.       Чакра в его теле вмиг собралась в солнечном сплетении и мощным взрывом отбросила на пару метров. От непрерывных волн на пределе концентрированной чакры, система циркуляции сбоит. Ещё немного — выгорит.       — Хаширама! — окликнул его Мадара, укрываясь Сусаноо.       Никакой реакции. Рассматривает собственные руки, измазанные кровью Тобирамы и соклановцев.       Мадара сорвался с места, когда вырвавшаяся из огненной завесы Тока необдуманно ринулась к Хашираме. Последний всплеск его чакры закончился сквозной раной в животе и коконом мокутона. Шипя, рубанул кусой наискось и вырвал Току из древесных оков.       — Хаширама! — оглушительно крикнул Мадара, схватив друга за грудки, не замечая, что Току, секундой раннее буквально вырвали из его хватки — стальной, словно ей хотел наподдать так, чтобы вправить мозги.       Пустой взгляд, мертвенная бледность и полное отсутствие чакры. Очаг Хаширамы выгорел. Порыв врезать по тупой физиономии пресекла ладонь, что мягко легка на плечо. Мадара растерянно обернулся. Одного взгляда Изуны хватило, чтобы понять болезненное — бесполезно.       Мадара отпустил доспехи Хаширамы, и тело друга-врага-соперника безвольно шмякнулось в кровавую лужу. Он до последнего надеялся — ошибается — временное помутнение рассудка, дезориентация, гендзюцу в конце концов, ведь отклонения такого рода поправимы, есть множество способов вернуться назад, в прежнее состояние, хоть и слышал в мыслях слова отца: уязвим тот, кто кажется стабильным, уравновешенным. Фундамент Хаширамы рухнул — не исправить, не собрать — нечего.       Мадара выдохнул, ладонями растёр лицо. Взгляд скользнул по собравшейся толпе справа. В основном Учихи, в крови с головы до ног. Ранены, но не смертельно — порез там, царапина тут. Из отряда Сенджу численностью в сотню шиноби, выжили всего десять, если Тока выкарабкается — одиннадцать.       — Нии-сан…       — Уходим, — подобрав кусу с гунбаем, скомандовал Мадара, отдаляясь от места решающей — последней битвы.       Мадара шаркает варадзи, не замечая ворот селения. Он не дрался, и чакры в теле предостаточно, хватит ещё на два захода, так почему устал, будто сутки отбивался от натиска нескончаемого потока врагов?       — Учиха Мадара!       Мадара не одарил ни вниманием, ни взглядом, нагло обогнул мнимого советника и старейшин. Безмозглые старики умеют капать на нервы, выкорчёвывая душу костлявыми руками.       Не сегодня.       Не сейчас.       Потом.       Когда осознает, примет решение, но думается, всё пойдёт по наихудшему сценарию. Он не полагается на интуицию — подводит часто, лишь на знания и опыт.       Мадара сорвал крепления с пояса, устало плюхнулся на энгаву. Командиры отрядов ждут дальнейших указаний на пороге одо, а он и рта раскрыть не способен. И не потому, что расстроен или шокирован, хотя и этого добра хватает — мыслями всё ещё на поле боя, с Хаширамой. О стойкости Сенджу слагают легенды, так какого чёрта сознание его раскололось? Последнее, что увидел шаринган в глазах Хаширамы — мальчишку на реке без лица и имени.