Покровительство

      Полуразвалившаяся минка старейшин давит на плечи. Вонь повсюду, и не разобрать, чем несёт, и почему так сильно режет глаза. Тока не ожидала, сказать по правде, думала — конец. Но случай снова подкинул испытание, на сей раз — длинною в жизнь.       — Мы не вправе отказать.       К чему идёт разговор и дворовой псине понятно, но сможет ли? Тока не смотрит на старейшин — не дозволено. Как обычно, преклонив колено, разглядывает дощатый настил, узоры которого за двадцать лет намертво отпечатались на внутренней стороне век. Первая миссия напрямую от совета старейшин в стенах ненавистной комнаты — условной резиденции — шпионаж. На долгосрочной основе, с интимным подтекстом, без пыток и смертей. Сбор информации под видом высокооплачиваемой проститутки для уважаемых самураев, чьи руки, совесть и столь почитаемый кодекс марать не положено. Тока справилась с заданием, по словам главы клана и совета — безупречно, чем и спровоцировала последующие с тем же содержанием, пока Хаширама-сама не перенял бразды правления. Он никогда не использовал её в качестве подстилки, по возможности избегал заказов подобного рода — считал недостойным, аморальным.       — Ты станешь Учихой.       Как приговор, и обжалованию не подлежит. Приказы не обсуждаются, слепо исполняются. Во благо клана, во благо селения, наперекор сердцу. Гордость, честь и достоинство — ничто. Первое, о чём должен думать Сенджу на грани исчезновения — выживание. Она понимает, более того — осознаёт, но принять, значит растоптать всё, что было — до.       — Хай.       Скрипя зубами, наденет цепи и зафиксирует клятвой перед Ками. Свадебный наряд — столь желанный в юности — клеймом позора в виде окровавленного веера на спине, а оттенки белого испокон веков символизирующие чистоту и начало, запятнаются участью: подле Учихи, под Учихой. Ей не сбежать, не скрыться — не позволят, и вряд ли простят. Отныне судьба клана в её руках, и неважно, что уготовано, она справится. Обязана. Они могли добить, должны были, но пришли на помощь. И вопрос — зачем — так и останется риторическим.       Та ночь, что стала решающей, размытыми пятнами в памяти. Тока не знает, как избежала смертельного удара, потеряла сознание и вновь оказалась в ветхой хижине Кейго-сан, лишь увидела итог — живых собратьев. Ей смутно помнится утро, когда тела погибших предавали земле, гневные высказывания о присутствии Учих на прощальной церемонии. Несколько раз приходила в себя, затуманенным рассудком выхватывала обрывки фраз из монолога ирьёнина:       … не показываются…       … охраняют границы…       … тебе вести…       Тока ни разу не замечала Учих в угодьях Сенджу, но уверена, если бы наткнулась, взгляд бездны убил бы быстрее, чем лезвие катаны.       Свадьба назначена на осень, новое селение уже отстраивается. Тока не знает подробностей, ведь никто не делится информацией. Она всего лишь временный глава Сенджу, которая таковой является только на словах. Ей не доверяют, её сторонятся, и чаще — провожают косыми взглядами. Шёпот за спиной с каждым днём всё громче, не сегодня, завтра выплюнут презрительное, до рези ненавистное — учишья подстилка.       Тока молчит, и понимание выбивает из равновесия колким — чужая — для селения, соклановцев… родного отца. Единственное место, где может дышать — лачуга ирьёнина — на отшибе, среди разлагающихся трупов, костей, гробов и серых плит. Ирония. Могла ли она предположить, что однажды окажется в том же положении, что и Кейго-сан? Лишь в страшном сне. Одно радует — не дёргают по пустякам. Хотя, если призадуматься, капнуть чуть глубже — Сенджу больше не побеспокоят. По факту клан вымер, и вычеркнуть примелькавшиеся кандзи в секретных документах даймё не составит труда. Заказов нет, соответственно и доходов. Казна пуста. Пока тепло, голод не выкосит. Лес за поселением, пусть не досыта, но накормит, а дальше — старейшины нашли выход, на удивление быстро пришли к общему с заклятыми врагами, пока она всеми силами пыталась угнаться за Смертью и ступить на берег Сандзу.       Каждый раз, когда Тока оказывается в поле зрения соклановцев, жизнь в три десятка проносится перед глазами красочными эпизодами: детские мечты, громкие заявления, слёзы по пустякам и вереница миссий. В подробностях, кто сказал, чем ответила, кого убила и насколько глубоко резанула, и только Тобирама — всё дальше, день ото дня. Реже думает, реже вспоминает, и страшно, что бледнеющей тенью на чёрно-алом фоне. Любила ли? Любила, и продолжает любить, но на скорбь времени не остаётся. Мыслями она у излучины Накано, за которой вода неизбежно срывается в обрыв и бьётся о скалы. От предательства и предстоящих перемен подташнивает, голова, как после мощного гендзюцу — плывёт и раскалывается.       Шаринган омерзителен, Учихи — демоны. Воспринимать их иначе, когда с пелёнок вбивали — враг, убей — не выходит. Ей жить с представителем Учиха, делить кров, ложе, еду, но Тока не уверена, что рука не дёрнется к припрятанному кунаю в самый ответственный момент. За попытку убить, будут наказывать не её, по крайней мере, именно так поступили бы Сенджу. Больнее, унизительнее, чтобы беспомощность отчаянием сковала тело, лишила сил и воли.       Она ухаживает за раненными, и радуется, когда видит, что товарищи по оружию идут на поправку. Они не задают неудобных вопросов, не пытаются унизить или оскорбить. Слишком хорошо знают, на какие жертвы порой приходиться идти ради достижения цели.       Дееспособных шиноби мало, катастрофически мало — девять, с ней — десять, если очаг чакры вернётся в рабочее состояние, но прогнозы ирьёнина неутешительны — один к тысячи в пользу холодного — нет.       Больше месяца Кейго-сан не сводит с неё пристального взгляда. Заваливает свитками, учит ирьёниндзюцу, не обращая внимания на отсутствие чакры. Тока не понимает, иногда — бесится, отдёргивает старуху — безрезультатно. Она продолжает напирать, рассказывает всё о травах, настойках и ядах. По её словам каждый неуч способен приготовить отраву, единицы — противоядие.       — Зачем? — сквозь зубы цедит Тока, когда у черты.       Сдерживаться всё труднее. Осень неумолимо приближается. Новый дом готов, знает, краем уха слышала разговор старейшин. Учихи забивают последние гвозди, а если быть точнее — ограждают селение четырёхслойным барьером. Ей страшно, как никогда. Что скажет отец, как посмотрит? Старой закалки, он выкован из лучшей стали, соткан из ненависти к носителям шарингана и веры — убивать — ещё в утробе, если упустили, позволили появиться на свет — резать глотки выблядкам в люльке. Он тот, кого звали жнецом, ненавидели и боялись. Не приемлет, пустит остатки клана под откос, но не прогнётся под Учих. Позор смывают кровью, и если бы не старейшины, без сожаления убил бы ту, что породил.       — Вникнешь в основы, не посмеют перечить, — сухо, намёками.       Старуха не пытается разъяснить, говорит сжато, неопределённо. Поймёшь — хорошо, нет — значит — дура. В таком случае, зачем весь этот фарс? Для чего ей знания в области, к которой нет врождённой предрасположенности? Тока помнит, как Кейго-сан отсеивала тех, кто, по мнению старейшин, мог овладеть ирьёниндзюцу — лишь раз окинув взглядом. Три поколения, ни одного ирьёнина, за исключением — помощника и нескольких самоучек, чьи способности ограничивались бытовыми проблемами — с лихорадкой помочь, роды принять. На большее клану рассчитывать не приходилось, однако обращаться к отшельнику-отбросу никто не спешил, во всяком случае, до тех пор, пока раненные не начинали скулить о смерти.       — О чём вы?       Не понимает, отчего раздражение лишь нарастает. Ушла бы, да некуда. Ей тесно, будь то небо над головой или потолок крохотной лачуги. С месяц могила Тобирамы была спасеньем, но вскоре и бездушный камень отверг её — раскололся, когда сказала, что скучает. Не поверил в искренность.       Тока старается не думать, но время не ждёт, и всё ближе ночь — желанная, когда по любви. В её же случае ни любви, ни уважения. Если повезёт, отвращение обогнёт, нет — накроет волной. Миссии, пусть редкие, были бы отдушиной, однако больше она не шиноби — жена, быть может — мать полукровок. Последнее маловероятно, не раз клинок касался живота, да и мокутон не промахнулся, сделал всё, чтобы избавить от нежелательной беременности. Решающий фактор в отношениях супругов, и только один вопрос заставляет вздрагивать — в какую сторону.       — Ты глупа, Тока, глупа и наивна. Политика — не поле боя. Тебе придётся решать, за кем идти и кого защищать.       Решать? Она? Тока усмехнулась. Ей не позволили проведать Хашираму, прямым текстом заявляя — будущей Учихе нет надобности справляться о здоровье бывшего главы Сенджу. Знай своё место. О да, она знает, указали, и шаринган не потребовался, чтобы в деталях разглядеть то самое место и позы.       — Мне не говорят, чьей женой стану, о какой политике речь?!       И снова молчание, снова стена. Кейго-сан мастер по части эмоций — абсолютный контроль. Тока ей не ровня, а ведь совсем недавно соклановцы наперебой кричали, что лучшая. Она сдаёт. Сдаёт стремительно, как сорвавшийся с горы валун. Вниз по склону, где каждый ухаб оставляет глубокие трещины в выдержке.       Как долго ей придётся терпеть унижения? Не по своей воле предаёт, наступает на собственную глотку. Её не слышат, и понимать не желают. Удобно оставаться в стороне, выливая помои в источник, из которого будешь пить.       Тока взглядом скользнула по изношенным доскам. Хижина ирьёнина напоминает жизнь. Некогда новенький дом, без единого изъяна, светлый и уютный, покосился под давлением суровой реальности — стал тёмным, холодным, словно пристанище ёкаев. Залатать бы, а некому. Как долго, да? Ответ очевиден.       — Перестань жалеть себя, и, возможно, откроются глаза.       Тока едва улавливает смысл, когда в лачугу с грохотом влетает посыльный.       — Учихи в селении, и ваш отец…       Последняя капля заполнила чашу до краёв. Тока перестала чувствовать — совсем. Вкусы, запахи, тепло и холод; любовь, радость, боль и сожаления, даже ненависть — улетучилось всё. Надлом, быть может — нечто большее, что изменило полярность.       Позор?       Отброс?       Предатель?       Не более чем слова.       Только ей решать, кем стать для будущего мужа.       Тока идёт к ирьёнину и просит:       — Обучите… всему, что знаете.       Кейго-сан смотрит долго, и понимает — пуста. Отец поставил точку, и нет никого, кто бы исправил на многоточие. Тока всегда выделялась из толпы сверстниц — умом, сообразительностью, исключительными способностями, а стремительный рост в освоении и применении гендзюцу, поставил её вровень с сыновьями Буцумы. Она контролировала эмоции так же хорошо, как манипулировала собственной чакрой. Идеальная гармония между сердцем и рассудком. Шиноби, но всё ещё человек. Однако на сей раз ударилась в крайность. Кейго-сан чувствует перемены, слышит, как стонет душа. Баланс нарушен. Тока отбросила всё, что делало её особенной.       Холодный расчёт весьма неплохо, но в сложной ситуации с Учихами — злейший враг. Оступится и не заметит. Кейго-сан понимает, ей страшно. Она не знает, чего ждать от Учих, потому намеренно замуровала сердце в лёд и погребла душу под толщей дотона. Тока выбрала верное направление, главное точно знать, когда стоит остановиться и вспомнить — для чего.

***

      Изуна прибыл в селение Сенджу в полдень. Его отряд должен был сопроводить остатки вражеского клана в новый дом, однако случилось непредвиденное. Отец Токи покончил с собой, но не привычным, заимствованным у самураев способом — через сэппуку, вскрыл яремную вену. Шиноби предпочитают уходить с честью, оставляя после себя строки мудрости или пожелания, в его же поступке отчётливо читался протест, хотя скорее — плевок. Смачный, с презрением и толикой обиды. По всей видимости, собратья разочаровали, не позволили совершить обряд очищения. Позор смывают кровью. А кто мог опозорить вдовца, до недавнего — бывалого воина? Дочь, которой посчастливилось выжить и угодить в морщинистые лапы правящей верхушки.       Простое поручение нии-сана затянулось на добрые четыре часа. Пока Сенджу наспех рыли могилу, омывали тело и сколачивали гроб, Изуна внимательно следил за Токой. Изменилась, и далеко не в лучшую сторону. Реакция на смерть отца — полное безразличие, не принимала участие в подготовке тела к погребению, не присутствовала на похоронах. Можно предположить, испытала сильный шок, вероятность этого высока, но не стоит забывать, что в первую очередь — шиноби. Тока не суетилась, не выглядела напряжённой, растерянной или расстроенной, напротив — собранной. Изуна не заметил в ней ни смирения, ни отрицания, а это странно. Выводы делать рано, однако оставлять без внимания верх тупости. Если он прав, её готовили, к чему — остаётся лишь гадать. На крайний случай в арсенале есть пара козырей, но нии-сан не одобрит, более того — не позволит. Идти против его воли Изуна не посмеет. Любит, уважает, всегда поддержит, если потребуется — убьёт, при условии, что придут к согласию.       Изуна облокотился о ствол могучего дерева у ворот селения, взглядом окинул округу. Полная разруха. Потрепало их знатно. Из клана численностью в несколько сотен осталась едва ли половина — в основном — женщины и дети. Остальных растерзали псы Инузука, которые пересекли границу Сенджу первыми. Насколько он знает, в ту ночь погибло чуть больше сорока человек, и если бы Учихи не ринулись на помощь, селение сравняли бы с землёй.       Ни для кого не секрет, что конкуренция между кланами шиноби весьма жёсткая. Те, кто способны удержаться на вершине, пользуются уважением. Так было и, казалось, так будет — всегда. Но ветер лихо сменил направление, и теперь проблем гораздо больше. Потенциальные враги начали объединяться, и слабо верится, что самостоятельно воспользовались мозгами. Кто дёргает за ниточки ясно без слов. У каждого клана свой правитель, тот, на чьей земле живёт и кормится. Условные границы, условные даймё, без единства и армии (соседние страны нападали редко, отчего словосочетание — регулярная армия — встречалось исключительно на бумаге с громким названием — секретные документы). Куда проще манипулировать мелкими поселениями, под видом завоевания новых земель для возделывания, стравливать, чтобы контролировать прирост шиноби и уровень их жизни. Не валяться с ног от голода — отлично, большего не заслуживают. Но действия нии-сана вынудили даймё оторвать задницы от татами, в страхе трястись за разжиревшие, лоснящиеся туши. Понимают, что воспеваемые в хокку самураи не смогут защитить аристократичные глотки, если шиноби вздумают устроить переворот. Остаётся сетовать на тупость кланов помельче, сколотить разношёрстную ораву и с командой — фас! — спустить с поводка.       На всеобщее удивление, самыми умными оказались Хьюга. Как только намерения нии-сана получили огласку, попросили аудиенции главы Учих. Встреча состоялась на рассвете третьих суток в нейтральных землях близ нового поселения. Единственное условие, которое они выдвинули — не вмешиваться во внутренние дела клана, что бы ни случилось. Нии-сан долго думал, стоит ли доверять дальним родственникам, с которыми ни разу не пересекались на поле боя. Хьюга одни из немногих, кто практически не участвовали в войне за превосходство. Обитающие высоко в горах, выживали за счёт уникальной внешности женской половины, но думается, что это лишь капля в море. Как говорится — способностями не обделили, в противном случае вымерли бы задолго до его рождения.       Точку в переговорах и размышлениях поставило донесение разведки. Так уж вышло, что территория новой деревни расположена на возвышенности. Если смотреть с горы, лес простирается до границы со страной Ветра, а у подножья окружена небольшими поселениями — гражданскими: крестьяне, мастера по дереву, камню и стали, повара и торговцы. До падения Сенджу они были под надёжной защитой лесного клана, после стали целью беглых шиноби, мелких банд, желающих нажиться, развлечься, насилуя женщин и убивая неугодных. Вот жители и взмолились о помощи. В обмен на умения, укрыться под барьерами шиноби. Нии-сан согласился, не раздумывая. Возвести на пустоши дома не проблема, проблема прокормить несколько сот ртов. Средств Учих не хватило бы заполнить амбары продовольствием. Плодородной земли много, а возделывать некому. Клан богат воинами разной степени ебанутости, но нет никого, кто бы мог выращивать рис, овощи и приправы, правда, есть неплохие охотники, но хватит ли дичи — вопрос. А тут подвернулись люди, чьи руки, кроме, как золотые не назовёшь. Умеют всё, кроме — дать отпор, наказать обидчиков.       Нии-сан велел им собрать всё, что понадобится, выделил охрану и приказал вести в строящееся селение. Первым делом создать необходимые условия, дать земли, чтобы немедленно приступили к работе, но без происшествия не обошлось. На одну из групп напали. Кагуя, чокнутые во всех смыслах, повылазили из пещер и ударили по веренице гражданских. Из пятидесяти семи человек выжили всего пятнадцать, и то благодаря немногочисленному отряду Хьюга, которые возвращались домой после встречи с нии-саном.       Разведка отправила главе клана призыв с кратким описанием ситуации, Изуна с Хикаку рванули на подмогу. Пленить выродков Кагуя задача не из лёгких. Не подоспей они, вряд ли Хьюги на пару с Учихами смогли бы взять живым хоть одного. Как оказалось, Кагуя всего лишь пешки. Получили задание и внушительное вознаграждение от третьего лица. Из уст заказчика прозвучало следующее: вырезать все поселения, прилегающие к новой деревне, избавить страну Огня от Учих. Диверсия, не иначе. Только безмозглые Кагуя могли купиться на столь очевидный развод. Неудивительно, что клан периодически загибается и память о нём время от времени стирается. Рано или поздно пристанище полоумных сожгут дотла, уж Изуна об этом позаботится.       Мирный договор подписали в торжественной обстановке неделю спустя. В тот же день глава клана Хьюга поделился тревожными слухами о тайной встрече даймё Огня и Ветра. Взяли на заметку, проверили. Не просто слухи. Подвергать союзные кланы опасности нии-сан отказался, ринулся за подкреплением, через четыре дня вернулся — обессиленный, в изорванной одежде и подпаленными волосами. На вопрос — где был и чем занимался, ответил — по грибы ходил да охотой промышлял.       Изуна усмехнулся, устало сомкнул веки. Последние месяцы выдались весьма напряжёнными. И дело не только в новом селении — разведка, переговоры, резкий наплыв миссий, из которых больше половины — подстава. Организаторов, само собой, находили, подвергали ментальному воздействию с помощью шарингана, после избавлялись от ненужных свидетелей, аккуратно, чтобы не вызывать подозрения — кого настиг обвал, иного конь породистый сбросил с седла и пустился галопом через ущелье, у третьего остановилось сердце в постели со знойной красоткой за миг до кульминации. Несчастный случай, неудачное стечение обстоятельств, самая прекрасная смерть из возможных. И попробуй докажи, что во всём виноваты шиноби. Изуна сомневался в союзниках, думал мозгов не хватит не идти в лобовую, но, к счастью, сильно недооценивал. Даже Хагоромо проявили несвойственную им сдержанность. Показали, на что в действительности способны, когда груз ответственности придавливает к земле и вынуждает действовать крайне осмотрительно.       На данный момент мощь селения состоит из четырёх боеспособных клана: Учиха, Хьюга, Хагоромо и Ямари*. По вине последних строительство затянулось на долгие месяцы. Ки — чистейшее пламя, деревянные постройки выжигают на раз. Пришлось искать огнеупорный камень и строить дома, ограждения из непреклонного сырья. На очереди Абураме с Яманака. Первые попросились под крыло Учих сразу после Хьюга, вторые — долго тянули, но опрометчивое нападение на Сенджу сильно ударило по клану менталистов. Не на грани исчезновения, но около того. Нии-сан, руководствуясь интересами Сенджу и Хагоромо, хотел отказать, но Изуна настоял на мирном договоре. За Яманака последуют и Нара, за Нара — Акимичи. По отдельности угрозы не представляют, однако трио вызывает опасения, более того, среди теневиков часто встречаются гениальные умы, потому, лучшее, что он может, как правая рука и советник нии-сана, с улыбкой пригласить в селение и надеть ошейники.       Изуна зажмурился, подушечками пальцев помассировал веки. Глаза тревожат. Чем больше напрягает шаринган, тем хуже зрение и сильнее болит голова. Доходит до того, что не спит ночами, частенько заглушает боль выпивкой. План отдать глаза нии-сану отодвигается всё дальше. Он то и дело отмахивается, напирает на отсутствие грамотных ирьёнинов, неспокойную обстановку в целом, раз за разом добавляет: кто будет у руля, если оба сляжем?       — Умеешь ты создавать проблемы, нии-сан, — выдохнул Изуна, подставляя лицо осеннему солнцу.       Время идёт, жизнь меняется, и судьбы — перекраиваются, с каждым днём всё стремительнее. Жалеть поздно, отступать некуда, переубеждать — бессмысленно. Возможно, надави Изуна на нии-сана вовремя, не пришлось бы скрещивать клинки с приверженцами старого уклада.