Работа для оборотня

2 ноября 1981 года. 3:04 Хуперс. Квентин Хуперс. Ремус был уверен, что уже слышал это имя. У него возникло чувство, что это было как-то связано с Джеймсом… нет-нет-нет, только не это. Нельзя сейчас думать о Джеймсе. Но память была сильнее, она скрутила его, раздирая его душу острыми когтями, заполняя всё его существо пронзительной болью… Последний раз он видел Джеймса в августе. На первый день рождения Гарри никому из них – ни ему, ни Сириусу, ни Питеру – не удалось навестить Поттеров, все были слишком заняты делами Ордена. Встретиться смогли, лишь когда со дня рождения прошёл почти месяц. Как ярко и выпукло вспомнился ему этот солнечный день… Жара уже отступила, в неподвижном воздухе чувствовалось тёплое прощание уходящего лета. Старый узловатый каштан на заднем дворе Поттеров уже начал желтеть, кусты барбариса ярко алели созревшими ягодами. Сириус притащил с собой огненного виски и почти полный ящик колы. Колу он просто обожал – ещё один повод для гнева родовой аристократии Блэков. Хохоча до упаду, они с Джеймсом смешивали коктейли, а когда Питер рванулся помогать и от волнения попытался расколоть лёд не ножом, а собственной волшебной палочкой, Джеймс и Сириус от смеха сползли на пол. Палочка Питера возмутилась от такого неподобающего обращения и заискрила, как хороший динамит, воспламенив занавески. Лили потушила огонь с помощью Ремуса, и в один момент он поймал её взгляд – весёлый, смеющийся, как тогда, в Хогвартсе, когда война и смерть были так далеко. Потом они долго смеялись, пили и болтали. Кошка мурлыкала на коленях Ремуса, не забывая настороженно коситься в сторону Сириуса – чувствуя его собачью ипостась, она никогда не шла к нему на руки. Джеймс и Сириус лениво разговаривали, вытянув ноги и потягивая колу. Питер сидел на диване, в своём дурацком жёлто-коричневом свитере, с растрёпанными, как всегда, волосами, и играл в верёвочку, показывая фокусы восхищённо притихшему Гарри. Лили подошла к Ремусу: – Лунатик, можно тебя на пару слов? – Ты только посмотри, Сириус, – громко произнёс Джеймс, – стоит мне на минутку оставить жену, и она уже гуляет с другим парнем! Лили улыбнулась: – Не переживай, дорогой. Уж от ТВОЕГО парня мне точно ничего не надо. От смеха Сириус чуть не упал на пол. Джеймс подавился смехом, и кола брызнула у него из ноздрей. Они вышли на террасу и остановились, облокотившись на перильца. Украдкой Ремус разглядывал Лили. Она была всё так же прекрасна, какой запомнилась ему с предыдущей встречи, волосы падали на плечи мягкими волнами, блестя и переливаясь на солнце. Она была похожа на американских хиппи со своими распущенными волосами, в блузке без рукавов и джинсах клёш, в сандалиях на узеньких ступнях. Лили была очень высокой, одного роста с Джеймсом и Сириусом, но ножки у неё были удивительно маленькие. – Как у вас дела с Сириусом? – спросила она. Ремус не знал, что сказать. Точнее, знал – слова, горькие и отчаянные, вертелись в его голове каждую бессонную ночь, кровавыми буквами отпечатались в сердце. Знал, но не мог говорить, потому что ему было невыносимо думать о Сириусе, о его холодных взглядах и колючих словах, о том, как часто в последнее время он проводит вечера в одиночестве. Он чувствовал: Сириус подозревает его в предательстве. Это было несправедливо. Это было нечестно. Ему отчаянно хотелось доказать Сириусу, что это не так. И одновременно с этим он злился на Сириуса. Он и сам не знал порой, чего ему хочется больше – обнять его, прижаться лицом к пахнущей пивом и бензином кожаной куртке, или ударить его, ударить со всей силой, на которую способен оборотень. Драться до синяков, целоваться до крови. Наказать за то, что Сириус осмелился подумать о нём ТАКОЕ – и плакать в его объятиях, умоляя простить за то, что дал повод к таким мыслям… Ремус молчал, но Лили всё поняла по его молчанию. Узкая, тёплая ладошка, вся в светлых веснушках, легла на его ладонь и ласково сжала, поглаживая пальцы. – Всё наладится, – шепнула она. – Вот увидишь. Скоро будет легче. Совсем скоро. Волдеморт проиграет. Я чувствую это… не знаю, как, но чувствую. Ремус посмотрел на неё. Лили улыбалась прежней, озорной и милой улыбкой, которая, бывало, появлялась у неё всякий раз, когда Слагхорн рассыпался в похвалах своей лучшей ученице, а Джеймс в углу класса краснел от ревности. Трудно было не ответить этой заразительной улыбке, и он улыбнулся в ответ. Улыбаясь, они вернулись в дом, где к ним тут же подскочил Джеймс и с притворной ревностью притянул жену к себе, заглушая поцелуями её смех. А через два месяца предчувствие Лили сбылось, и Волдеморт проиграл, забрав напоследок и её жизнь, и жизнь её мужа. – Мистер Люпин! Тихий голос вырвал Ремуса из прошлого и вернул в настоящее, в холодную ноябрьскую ночь и заросший сорняками садик у дома Джуда Коулмана. Ремус поднял голову. Из окна второго этажа на него смотрела Эмбер. – Что случилось? – спросил он. Девочка на миг исчезла, потом снова высунулась из окна и бросила что-то вниз. Ремус поймал на лету маленькую тонкую книжку. Посмотрел на обложку. Джон Стейнбек, «О мышах и людях». – Бобби дала её мне почитать, – сказала Эмбер. – Попросила отдать вам. Бобби…Сейчас она вдруг необычайно ярко вспомнилась Ремусу. За три года, что он приходил к Джуду, он видел её раз пять или шесть, и они не успели по-настоящему подружиться, хотя каждый раз при встрече увлечённо беседовали. Ей было за тридцать, она была худощавая и черноволосая, постоянно курила, неплохо разбиралась в музыке и обожала американскую литературу. Пару лет назад именно она дала Ремусу почитать «Над пропастью во ржи» (что ему страшно понравилось) и «Пролетая над гнездом кукушки» (что, напротив, вызвало у него только недоумение). С неожиданной горечью он подумал, что она нравилась ему, и он, очевидно, нравился ей, и между ними могла бы начаться прекрасная дружба. Оборотням так сложно найти друзей. Они могли бы переписываться, ходить друг к другу в гости. Но он не мог оставить ей своего адреса – ведь его дом был под Заклятием Доверия, он сам был членом Ордена, и должен был быть осторожным… Ремуса охватила злость. Будь проклят Волдеморт, разлучавший друзей, разрубавший даже те связи, которые ещё не успели толком завязаться! – Спасибо, Эмбер, – глухо сказал он. – Откройте её, – ответила девочка. – Там есть кое-что для вас… Она оставила записку. И окно Эмбер со стуком захлопнулось. С тихой нежностью Ремус спрятал книжку во внутренний карман куртки, запахнул мантию и покинул сад Коулманов. Холодный ветер гнал по брусчатке мёртвые листья, проникал под мантию, ледяными когтями царапал лёгкие. Ремус пересёк магический барьер, вновь оказался в узком проходе между домами и уже оттуда трансгрессировал в Лондон, прокручивая в голове адрес Хуперса. Секунда полнейшей темноты, невидимые тиски, сдавившие всё тело… и вот уже тишина и темнота Мэйденхэда остались позади. Переход к шуму и огням Лондона был таким неожиданным и резким, что почти что причинял боль. Люпин на секунду остолбенел, стоя на тротуаре и щурясь на многочисленные огни. Со всех сторон были люди, они спешили куда-то по своим делам или торопились добраться домой – лондонская жизнь была в полном разгаре, и никто не заметил ещё одного человека в этой толпе. Оглушительно сигналили машины, громыхали слова какой-то рекламы. Изо ртов прохожих вылетали клубы пара. В воздухе пахло бензином, куревом и сыростью. Посмотрев вперёд, Люпин увидел на ближайшей к нему стене цифру «16». Отлично, значит, это именно тот дом, который ему нужен. Он уже сделал шаг вперёд, как вдруг странное ощущение тревоги заставило его остановиться и поднять голову. Высоко над крышей дома, в мутном небе, расцвеченном заревом от многочисленных огней, как ещё одна из множества неоновых реклам, ухмылялась Чёрная метка. Казалось, что пустые глазницы черепа наполнены оранжевым пламенем. Змея извивалась и беззвучно шипела, высовывая длинный зелёный язык. И никто из всех окружавших Ремуса маглов не видел её. …Квартира Хуперса находилась на самом последнем этаже. Лифт не работал. Свет на верхних этажах, как Люпин выяснил через некоторое время, тоже. Прислонившись к стене, чтобы перевести дух, он направил палочку вперёд и прошептал: «Люмос». Последние несколько пролётов он преодолел, стараясь ступать беззвучно. Вот и последний этаж. Огонёк палочки выхватил из темноты цифру 46 на приоткрытой двери. Когда Ремус потянул её на себя, дверь издала короткий тихий звук – даже не заскрипела, а скорее жалобно застонала. В квартире всё было перевёрнуто вверх дном. Электричество не работало, и только из соседней комнаты в крохотную прихожую падал голубоватый свет. Оглядевшись по сторонам, Ремус поймал собственный взгляд. Его отражение смотрело на него из маленького зеркала, залитого кровью. На стене рядом с ним тоже алели потоки ещё не застывшей крови. Похоже, кому-то здесь здорово досталось. Ремус прошёл в комнату, из которой был виден свет. Он оказался в маленькой спальне, которая наверняка служила ещё и гостиной. Здесь царил ужасающий беспорядок: вся мебель разбросана, старенький телевизор разбит вдребезги. Окно, из которого лился свет ночного города, тоже было разбито. Холодный ветер развевал прозрачную занавеску, и казалось, что у стены стоит призрак. Кровать была перевёрнута и отброшена в сторону. На полу возле стены лежало тело. Ремус склонился над ним. Перед ним лежал парень лет восемнадцати, одетый в полосатые пижамные штаны и майку. Светлые волосы, подстриженные модной «площадкой», казались белыми в темноте. Серые глаза были широко открыты и ничего не выражали. Из курносого носа вытекла струйка тёмной крови. Глядя в неподвижное лицо, Ремус наконец всё вспомнил. Квентин Хуперс, чистокровный волшебник, студент Хаффлпаффа. Поступил в Хогвартс, когда Ремус и его друзья перешли на третий курс. Два года спустя этот мальчик стал загонщиком команды Хаффлпаффа по квиддичу и однажды во время матча так сильно запустил бладжером в Джеймса Поттера, что чуть не сбил его с метлы. Мяч угодил Джеймсу в бок и лишь по какой-то случайности не сломал рёбра. Джеймс отделался здоровенным багровым синяком, который Мадам Помфри залечила за одну минуту. Квентин Хуперс лежал перед ним мёртвый. Еле слышный шорох раздался откуда-то слева, и Ремус, даже не соображая, что он делает, вызвал Щитовые чары. Оглушающее заклятие отлетело в сторону, и по комнате заплясали красные искры. Ремус вскочил и столкнулся лицом к лицу с высоким светловолосым парнем, одетым как магл – в джинсы и спортивную куртку. Бледное лицо с мягкими, дружелюбными чертами было сейчас перекошено от гнева и страха. – Всего один? – выдохнул он, направив на Ремуса палочку. – А остальные где? Ремус застыл, голос куда-то исчез. Парень, который пытался его оглушить, был копией Квентина Хуперса, лежащего мёртвым на полу. – Квентин? – спросил он. – Он самый, – отозвался парень, сверля Ремуса враждебным взглядом. – А ты кто такой? Что-то я тебя не помню. Недавно вступил в Пожиратели? – Ты что, не узнал меня? – спросил Ремус. – Это же я, Ремус Люпин. Друг Джеймса Поттера. Квентин недоверчиво сощурил глаза. Потом широко их раскрыл. – Тогда какого чёрта ты здесь делаешь?! – Тебя ищу, – отозвался Люпин. Носком ботинка он потрогал мёртвую копию Хуперса, и по одежде и лицу «трупа» пробежала рябь. – Осторожно! – воскликнул Квентин. – Эта иллюзия очень нестабильная. Продержится ещё час, в лучшем случае – два. Он нервно покосился в сторону двери: – Я хотел их отвлечь, хотя бы ненадолго. Но они пришли слишком рано… ой, то есть ты пришёл слишком рано. Твою мать! – он вдруг истерично захохотал, – а я ведь принял тебя за Пожирателя! Если бы не твой Протего – я бы в окно тебя выкинул, честное слово! Он осёкся и побледнел ещё сильнее – со стороны лестничной площадки до них донеслись быстрые шаги. Несколько человек со всех ног бежали наверх. – Бежим, – сказал Ремус, взмахом палочки убирая Щитовые чары и хватая Хуперса за руку, холодную, как сосулька. – Они злы, как черти, ты же наколдовал их Метку. Они тебя размажут, если успеют. – Да, – пробормотал Квентин, приходя в себя. Он подхватил с пола рюкзак и метлу и бросился к окну. – Быстро, за мной! Через дверь нам не уйти. Ремус шагнул к нему, и в ту же секунду и так открытая входная дверь с оглушительным грохотом слетела с петель. Комнату наполнил дым, в воздух взметнулись клубы пыли. Удар отбросил Ремуса и Квентина на стену, что-то острое оцарапало Ремусу правую руку. Почти ничего не видя, он выбросил руку с палочкой в сторону и закричал: – Протего! И тут же, в унисон с его голосом, кто-то проревел со стороны двери: – Ступефай! Заклинание пробило Щитовые чары и попало Ремусу в ногу. Ниже колена нога онемела, её пронзила судорога. Застонав от боли, Ремус почувствовал, что Квентин хватает его за шиворот и тащит в сторону. Он перекинул ногу через древко метлы и вцепился в лямки рюкзака Квентина, чувствуя, что взлетает. Сидя на метле, парни вылетели в разбитое окно, а следом за ними холодный воздух пронзили несколько красных и зелёных лучей. – Держись! – прокричал Квентин, и направил метлу резко вверх. Ремус чуть не съехал назад, удержавшись каким-то чудом. Вдвоём они пролетели сквозь зелёный туман Чёрной метки. Обернувшись, Ремус увидел, как следом за ними зелёный череп прорезали четыре фигуры на мётлах. – Они догоняют! – прокричал он в ухо Квентину и снова вызвал Щитовые чары. Отныне все его силы уходили лишь на то, чтобы удерживаться на метле и сохранять заклинание. Обернувшись назад, он удерживал палочкой прозрачный сверкающий щит. Красные оглушающие заклинания разбивались о него, но Ремус знал, что от Авада Кедавра он не спасёт. Единственная надежда была на то, что Квентин сможет оторваться от погони. Скоро он убедился, что Хуперса не зря взяли в команду по квиддичу. Парень мчал свой «Метеор» на предельной скорости, закладывая резкие виражи и повороты в самые неожиданные моменты. Пожиратели смерти явно уступали ему в маневренности, и на каждом повороте отставали, но на прямой линии неизменно догоняли. – Ныряем вниз! – крикнул Хуперс, и его метла начала падать вперёд. Ремус вцепился в древко из последних сил и вскрикнул, когда на очередном повороте Хуперс едва не влетел в какое-то освещённое окно. Ремус успел увидеть женщину в красном халате, курившую на кухне, яркий экран телевизора, до него донёсся дружный закадровый смех – и в ту же секунду он снова оказался среди пляшущих пятен тени и света, метла летела вниз, к блестящему мокрому асфальту, в нос ударил запах сырости, бензина и мусора. Спустившись так низко, что колени почти касались асфальта, Квентин летел по пустынным переулкам, ловко огибая припаркованные машины и переполненные мусорные баки. Преследователей больше не было слышно, но Ремус чувствовал, что они ещё здесь… где-то там, в небе над крышами, ждут, когда их жертвы снова поднимутся наверх… Он чуть было не прокричал: «Нет!», когда Квентин вновь стал набирать высоту. Метла резко остановилась над плоской крышей какого-то многоквартирного дома. Ремус не удержался и скатился с неё. Поднимаясь, он увидел, как Квентин беззаботно оглядывается по сторонам, выпрямившись во весь рост. – Мы на месте, – заявил он Ремусу. – Ты спятил?! Нас здесь обнаружат в два счёта! – Нет, – ответил Квентин, широко улыбаясь. – Они свалили. Видимо, боятся, что их тоже прихлопнут, как их Стрёмного Лорда. Неожиданно для самого себя, Ремус расхохотался. Квентин тоже начал смеяться, и несколько секунд они истерически хохотали, еле держась на ногах. Потом Квентин достал из кармана какой-то бумажный свёрток: – Будешь? – Что это? – Шикарная вещь. Нервы успокаивает. – Не откажусь, – улыбнулся Ремус, хотя не знал, о чём идёт речь. Они сели на карниз, свесив ноги, и Хуперс развернул свёрток. Внутри оказались высушенные, скрученные листочки. Он оторвал две полоски бумаги и свернул две самокрутки, одну протянул Ремусу. – Я никогда раньше не курил, – сказал Ремус, глядя, как Квентин зажигает огонёк на кончике своей палочки и подносит его сначала к его косяку, потом к собственному. – Ну, надо же когда-нибудь начинать. Втяни дым в лёгкие, – отозвался Квентин. Он с наслаждением затянулся, прикрыв глаза, потом откинул голову назад и выпустил дым из ноздрей. Ремус тоже попробовал, и поначалу ему стало мерзко, даже больно. Лёгкие словно сжались, не желая впускать в себя отраву, но он вдохнул как можно глубже и потом медленно выдохнул дым в холодный воздух. – Скажи, кайф? – хрипло спросил Хуперс, глядя в небо. – Кайф, – согласился Ремус. Они немного посидели, затягиваясь и выдыхая дым. Потом Квентин спросил: – Так зачем ты меня искал? – Мне твой адрес дал Джуд, – отозвался Ремус. – Сказал, тебе есть что рассказать про Грегора Гвилта. Квентин посмотрел ему в глаза: – Зачем тебе Грегор Гвилт? – Я хочу просто знать, где он. Квентин не сразу ответил. Потом заговорил, тихо и не глядя на Ремуса: – Я всегда подозревал, что ты оборотень. Слухи ходили… многие не верили. А я верил. Мне было тебя жаль. – Спасибо. – Я часто думал о тебе. Уже после… Когда ты выпустился, меня укусил оборотень. Школу пришлось бросить, хотя Дамблдор предлагал мне остаться. Но времена были сам знаешь какие. Все боялись собственной тени. И я решил уйти. Вот я и думал: каково тебе-то приходилось? Где ты превращался? – В Визжащей хижине. Я ходил туда по подземному ходу. Квентина передёрнуло: – Жуть какая! Нам столько про неё рассказывали. Так это, получается, ты орал? – Я. Квентин вновь затянулся. От его самокрутки осталось совсем немного. – Оборотни Гвилта вышли на меня месяц назад, – спокойно сказал он. – Сказали, что он хочет мне помочь. У него есть теория, что оборотень может вылечиться. – Как? – Не знаю. Я отказался иметь с ним дело, ведь он связан с Пожирателями смерти. Тогда те парни сказали, что он заставит меня, если я не пойду к нему добровольно. Вот тогда я и начал готовиться. Он поднял голову, и его лицо озарилось каким-то удивительным внутренним светом. – Я потому прилетел сюда, что я жду ещё кое-кого. Мы с моей девушкой договорились встретиться здесь и дальше лететь вместе. – С девушкой? – Ага. Её зовут Джин. Она мировая девчонка. «Мировая девчонка». Ремусу было знакомо это выражение. Точно так же однажды выразился Джеймс. Это случилось на пятом курсе, вечером того дня, когда они сдавали СОВ по Защите от Тёмных Искусств. Ремус, Сириус и Питер сидели в Общей Гостиной Гриффиндора и ждали, когда из больничного крыла вернётся Джеймс – он пошёл туда, чтобы вылечить рану на щеке, которую получил в заварушке со Снейпом. Сириус и Питер лениво болтали о чём-то. Питер перед экзаменом не спал почти всю ночь, и сейчас клевал носом, а Сириус этим бессовестно пользовался. – Так ты, значит, поставил ответ «б» на четвёртый вопрос? – спросил он. – Ага, – пробормотал Питер, глядя слипающимися глазами на огонь. – А старуха Марчбэнкс пыталась тебя завалить на практических? – Ага… – Ты бы смог её поцеловать, Питер? Ради «превосходно»? – Ага… – почти неслышно протянул Питер и уронил голову на плечо. Сириус засмеялся, зажимая себе рот рукой, и покосился на Ремуса. Тот криво улыбнулся. Его всё ещё мучили воспоминания о том, что случилось сегодня на берегу озера. Почему всё-таки Сириус иногда бывает таким жестоким? В этот момент от Портрета Полной Дамы раздался знакомый шум, и в гостиную вошёл Джеймс. Царапины на лице как не бывало, волосы взлохмачены, вид беззаботный, как всегда. – Ну что, Сохатый? – крикнул Сириус? – Поправили тебе личико? Хвост, по-моему, наш миляга Джимми стал ещё красивее, чем раньше, тебе не кажется? – Да… Ой… то есть… – Питер встрепенулся и густо покраснел, а Сириус расхохотался, уже не сдерживаясь. Джеймс упал в кресло рядом с Ремусом, запустил руку в горку сладостей, лежащую у него на коленях, выудил «Шоколадную лягушку» и отправил её в рот. – Тяжёлый денёк, верно? – тихо спросил Ремус. – И не говори, – невнятно пробормотал Джеймс, закрывая глаза и медленно пережёвывая лягушку. Сириус снова хохотнул: – Смотрите, кто заговорил! Уж кому и стоит жаловаться, Сохатый, так это точно не тебе. – Ты о чём это? – спросил Джеймс, открывая один глаз и косясь на Сириуса. Тот закатил глаза и поднял руку, показывая пальцем куда-то наверх: – Кое-кто уже два часа не выходит из спальни для девочек. Эта Эванс вечно защищает Нюниуса, а сегодня её саму от него никто не защитил. Вот и пускай поревёт, я считаю. Ремус физически ощутил, как похолодел вокруг него воздух. Осторожно посмотрев на Джеймса, он увидел, что тот больше не улыбается. Его лицо окаменело, вокруг карих глаз кожа побелела, а на щеках, наоборот, заалела сердитым румянцем. Он покосился в сторону лестницы, которая вела в комнату девочек, и по которой, следуя воле основателей Хогвартса, не мог подняться ни один мальчик. – Что-то миляга Джимми побледнел, – театральным шёпотом произнёс Сириус. – Ты что, Джеймс, запал на неё? – Да умолкни ты, наконец, бесишь! – с внезапной злостью отозвался Джеймс. – И не смей так говорить об Эванс, понял? А потом добавил, ни к кому не обращаясь, и в его повзрослевшем голосе зазвучала нежность: – Она мировая девчонка. Внезапно Квентин обернулся, а потом вскочил, да так резко, что чуть не свалился с крыши. Обернувшись, Ремус увидел, что он бежит по крыше, туда, где в воздухе разгоралось какое-то серебряное сияние. На крыше возник Патронус – серебристая полярная лисица, такая пушистая, что походила на маленькое облачко. Глядя куда-то в пространство между Квентином и Ремусом, лисица произнесла высоким, нервным девичьим голосом: – Я не могу прийти. За мной следят. Завтра, на этом месте, в полночь. Не отвечай. И лисица растворилась в воздухе. Квентин застыл на месте, по-детски испуганно раскрыв рот. Его рука протянулась вперёд, словно он хотел схватить лису, но та уже исчезла. И в ту же секунду откуда-то издалека послышался свист. Свист летящих мётел… Пожиратели всё-таки не отстали. – Уходим, – сказал Ремус, подходя к Квентину. Тот молча подобрал с крыши метлу и рюкзак. А потом Ремус взял его за руку и аппарироровал. Почему-то сейчас аппарация далась ему тяжело. Резиновые тиски сдавили его тело, выкручивая лёгкие и не желая разжиматься. А потом он понял, что стоит на коленях возле крыльца своего дома, и его тошнит, тошнит так сильно, что желудок выворачивается наизнанку и в висках железными молоточками стучит кровь…