Работа для оборотня

2 ноября 1981 года. 21:30 Пыль, пыль, повсюду пыль… Толстый, почти в сантиметр, слой покрывал всё: от сломанных перил до полуистлевших штор. Пыль поднималась в воздух при каждом шаге, но её было так много, что следы ног на скрипучих половицах и истёртых коврах были почти незаметны. И только одно говорило о том, что в Визжащей Хижине кто-то есть: кровь, дорожка тёмных капель, протянувшаяся по пыльному полу от выбитого окна к старой широкой кровати. На кровати лежал Стив, лицо его было тёмно-серым, левый рукав пропитался кровью. Над ним склонилась Джин. Квентин, с палочкой наизготовку, стоял у окна, в которое они только что влезли, и смотрел в темноту, туда, где возвышались башни Хогвартса. – Почему мы не пошли туда сразу? – спросила Джин, оборачиваясь к парню. – Думаешь, разумно дожидаться утра? – Профессор наверняка уже спит, – отозвался Квентин. – Сейчас нам безопаснее всего здесь. Джин оглянулась по сторонам. – Здесь он превращался? – приглушённо спросила она. – Да. Мы можем кричать во всю глотку, никто из местных сюда не заявится. Все боятся призраков. – Я боюсь не местных, – отозвалась Джин и вздрогнула. Не от холода – прежде чем убежать из дома, она всё-таки успела схватить с вешалки тёплую куртку. Но в доме остались все её вещи, которые она так тщательно собирала в дорогу – рюкзак, метла, волшебная палочка… – Нужно срочно достать мне палочку, - проговорила она, и тут Стив слегка пошевелился. – Достань, – пробормотал он. – У меня в штанах… – Чего-о? – протянул Квентин. Стив ухмыльнулся тёмно-серыми губами: – Спёр у толстухи, пока она не видела… Просто не успел тебе сказать… Задний карман. Он осёкся на полуслове, часто задышал и закусил губы от боли. Торопливо, но стараясь не причинять парню лишних страданий, Джин обшарила его и вытащила свою палочку. Дуб, перо феникса, десять дюймов. Тонкая и жёсткая. Последний раз она держала палочку только прошлой ночью, когда пыталась оглушить ворвавшегося к ней в дом Пожирателя Смерти, но сейчас ей казалось, что с тех пор прошла целая вечность – и, Мерлиновы подштанники, как же отрадно было снова подержать её в руке! – Спокойно, Стив, – сказала она, заклинанием разрезая его набрякший кровью рукав, – сейчас будет лучше. Всё-таки у меня одиннадцать Ж.А.Б.А. Квентин бросил свой наблюдательный пост у окна и подошёл поближе. Ему уже не раз доводилось оценивать целительские способности своей любимой, но каждый раз это вызывало восхищение и интерес. Вот и сейчас он, слегка закусив губу, любовался тем, как легко она останавливает кровь, заставляет заново соединяться обломки костей, торчащие из-под кожи, и сращивает порванные мышцы. Несколько минут спустя Стив облегчённо вздохнул и откинулся назад. – Спасибо, – прошептал он. – Разбудите… через час. Я попробую аппарировать… в Министерство… – Нет-нет, – поспешно сказал Квентин, наклонившись и вытирая пот с его лица. – Мы же договорились: сначала к Дамблдору! Крауч ещё засадит тебя в Азкабан, не разобравшись – поди, докажи потом, что ты сам сдался! Нужно просто дождаться утра… Но Стив уже не ответил. Он заснул на той самой кровати, на которой годы спустя будет лежать школьный друг его сына, задыхаясь от боли в сломанной ноге и в ужасе глядя на склонившегося над ним Сириуса Блэка. Утирая лоб, Джин отошла к окну. Ей вдруг страшно захотелось пить. В рюкзаке была бутылка воды, с досадой вспомнила она. Вдруг она услышала, как Квентин роется в своей сумке. – У тебя попить не найдётся? – Да, сейчас, – и он сунул ей в руку пластиковую бутылку. – Может, покурить хочешь? – Нет, я завязала. Молчание. Оба не осмеливались начать разговор, который был так необходим. Наконец, Квентин, робко спросил: – Почему ты не сказала мне?.. – Хотела сказать, когда окажемся наедине и в безопасности, – отрывисто ответила Джин. Не отрываясь, она глядела на Хогвартс. Подножие замка окутал туман, и казалось, что замок возведён на облаке, прямо как воздушная крепость, в которой коварная древняя волшебница заточила престарелого Мерлина. – Ну вот, теперь мы наедине. – Но не в безопасности. – Джин… ты что, боишься меня? Девушка криво усмехнулась: – Парни часто убегают со всех ног, когда узнают о таком. – И ты думаешь, я такой, как они? Такая горечь прозвучала в его голосе, что Джин резко обернулась и посмотрела на него. Глаза у неё были карие и испуганные, как у оленёнка. – Прости… Я просто сама не своя. Я узнала об этом только две недели назад, и для меня просто весь мир перевернулся. Чего я только не передумала за эти две недели, Квентин! Каких только ужасов не представила! Но… я знаю одно: если я соглашусь на то, чтобы мои же бывшие однокурсники сделают мне аборт и стерилизацию, я никогда не смогу с этим смириться. – Я вообще не понимаю, кому это пришло в голову? – нахмурился Квентин. – Серьёзно, я ни разу не слышал о том, что оборотней стали принудительно стерилизовать… Министерство должно было объявить это официально, разве нет? – Я думаю, они теперь что угодно могут протащить под видом борьбы со сторонниками Волдеморта. Но насколько я поняла, это ещё не закон, а только законопроект. Автор – та самая Амбридж. Ох, чего только я от неё не наслушалась!.. – Я должен сказать тебе кое-что, – Квентин отвёл девушку к пыльному дивану, сел на него вместе с ней и взял её руки в свои. – Первое: я тебя люблю и никогда не брошу, что бы ты ни решила. Второе: это и мой ребёнок тоже, и я буду любить его так же сильно. Мерлин, я его уже люблю! Третье… Джин не дала ему договорить. Всхлипнув, она прижалась к его груди и расплакалась. Напряжение и страх наконец-то вылились наружу, и через несколько минут, переведя дух, она прошептала: – Ты, наверное, считаешь меня ужасной эгоисткой?.. Я знаю: нам опасно иметь детей. Но я выяснила кое-что: есть зелье… совсем недавнее изобретение… если оборотниха будет пить его всю беременность, ребёнок родится здоровым. Может, будет немного зависим от лунных циклов, но не более того… Мы можем пить аконитовое зелье, и всё будет хорошо, мы будем как нормальная семья! – Да, – прошептал Квентин, прижимая её к себе. Сейчас он был почти счастлив, и только одно мешало этому счастью. Когда Джин снова заговорила, он понял, что она думает о том же, о чём и он: – Но сначала мы должны помочь тому парню. Я не смогу жить спокойно, если он погибнет из-за нас. – Я тоже, – признался Квентин. 2 ноября 1981 года, 23:01 Ремусу казалось невероятным, что ещё сутки назад он был в Хогвартсе, в кабинете профессора Дамблдора. Только прошлой ночью учитель дал ему задание разыскать Гвилта – и вот он уже практически выполнил это задание! Дело оставалось за малым: найти кинжал и сообщить Дамблдору. Но было одно серьёзное препятствие: Ремус не знал, где он. Когда они приземлились, он увидел деревню. Старые, сложенные из серых камней дома, наверное, помнили ещё Кромвеля. Вокруг возвышались тёмные горы, поросшие густым лесом. Это явно не юг Британии, может быть, Шотландия? Или Уэльс? Или даже Корнуолл? Ремус прислушался: до него долетел глухой шум. Это море шумит? Или ветер шевелит верхушки огромного леса? Скуммель и Хантер повели его к самому большому дому. Это была приземистая и мощная постройка – настоящий средневековый манор, в таком и небольшую осаду пережить можно. Вокруг дома ещё сохранилась полуразвалившаяся каменная стена. Скуммель подтолкнул его к массивной двери: – Удачи, парень… Надеюсь, Грегор убьёт тебя не сразу. Хантер издал лающий смешок. – Да брось ты стращать его, Эйнар. Бедняга уже в штаны наложил… «Что? Я в штаны наложил?» – разозлился Ремус, и уже готов был резко ответить Хантеру, но тот уже отворил дверь, а Эйнар втолкнул юношу внутрь. Они оказались в холле, служившем ещё и столовой. В одной из стен находился камин, в котором полыхала половина сосны, и Ремус чуть не застонал от удовольствия: наконец-то он в тепле! Огонь освещал всё помещение, обширное, но с низким потолком и маленькими окнами. В центре комнаты стоял широкий стол, а за столом сидело пятеро людей. Нет, не людей, сразу понял Ремус: по запаху он опознал оборотней. Грегор Гвилт сидел во главе стола, лицом к двери, так что он мог видеть всех, кто заходил в дом. Он был таким огромным, что его плечи были лишь ненамного уже торца стола, и совершенно лысым. Его колючий взгляд сразу вцепился в лицо Ремуса, и тот почувствовал, что у него слабеют ноги. Двое мужчин и две женщины, сидевшие за тем же столом, прекратили беседу и уставились на вошедших. Ремус заметил немолодую женщину, которая, несмотря на тепло, была в шарфе и митенках. Толстая белая прядь виднелась в её густых волнистых волосах. Смерив Ремуса подозрительным взглядом, она что-то шепнула своему соседу – симпатичному кареглазому парню – и тот тоже уставился на пленника. Грегор Гвилт медленно опустил на столешницу свои здоровенные ладони и, опершись на них, поднялся на ноги. Когда он подошёл поближе, Ремус почувствовал, что его мутит, даром что последний раз он ел ещё утром: слухи оказались правдой. Широкий пояс Гвилта действительно украшали отрубленные руки, высушенные до состояния мумий. Их было три или четыре. На одной из них не хватало большого пальца. – Грегор, – начал Скуммель, – я тебя подвёл. Хуперс успел скрыться вместе с девчонкой. Но виноват в этом не я один. Это Ремус Люпин, из Ордена Феникса. Сын Лайелла Люпина. Гвилт коротко скользнул взглядом по лицу Скуммеля и вновь посмотрел на Ремуса. Тот не мог отвести глаз от этого спокойного, мужественного лица. По пути сюда он представлял себе кого-то вроде Фенрира – небритого, воняющего, с сальными патлами на голове и гнилыми зубами. Гвилт был совсем не такой. Он был довольно опрятным и здоровым, и пахло от него не потом, а костром и кожей. Но сильнее запахов костра и кожи был запах силы. Этот оборотень был буквально пропитан силой и властью, она ощущалась во всём – и в его широких плечах, и в удобно сидящей на них круглой лысой голове, и в крепко сомкнутых губах. Но больше всего – в прямом, решительном взгляде серых глаз. Чем дольше Ремус смотрел в эти глаза, тем меньше верил он в успех своей миссии. Ему казалось, что взгляд вожака проникает внутрь его черепа, блуждает по извилинам мозга, измеряет каждый кровеносный сосуд, взвешивает каждую нервную клетку. Конечно, он уже всё понял. Его не обмануть. Он и слушать Ремуса не станет: просто сломает ему шею своими ручищами, а затем отрубит кисть руки и подвесит к своему поясу. Возможно, и в обратном порядке. – Так ты сын Лайелла? – спросил Гвилт. Голос у него оказался низкий и слегка хрипловатый. – Твой отец попортил кровь многим моим друзьям. – Твои друзья ему хорошо отплатили. Они тоже кое-кому попортили кровь, – отозвался Ремус. Может, после такого он разозлится и убьёт его быстро, к чему упускать шанс? Но Гвилт остался всё таким же спокойным. Даже слегка улыбнулся. – Садитесь за стол, все трое, – сказал он, возвращаясь обратно на своё место, – и рассказывайте. Ремус опустился на табуретку рядом с кареглазым парнем. Тот смерил его надменным взглядом и отвернулся. – Бобби! – рявкнул Гвилт. Стукнула дверь, ведущая на кухню, и Ремус обомлел: на пороге стояла та самая Бобби, которая, как он считал, умерла месяц назад. Она тоже узнала его. И без того серое лицо побледнело ещё сильнее, а в тёмных глазах мелькнул ужас. Они оба молчали, но Гвилт сразу всё понял. – Тебе знаком этот мальчишка, Бобби? – спросил он. Спросил спокойно, но голос его звучал властно: попробуй, не ответь. И Бобби ответила: – Да. Он тоже покупал зелье у Коулмана. При этих словах Хантер почему-то засмеялся. Смех у него был визгливым, как лай маленькой злобной собачонки. – Ну так принеси нашему гостю тарелку, – распорядился Гвилт. – И побыстрее. Бобби тут же скрылась в кухне. Ремус уставился в стол, пытаясь осознать то, что только что увидел. Бобби жива. Значит, Джуд его обманул? Но зачем ему было лгать? Может, его самого обманули? Кого же, Мерлина ради, похоронили в том закрытом гробу?.. Бобби дрожащими руками поставила перед ним тарелку и стакан, Ремус тихо сказал ей: «Спасибо», но она вряд ли услышала. Поставила посуду перед Скуммелем и Хантером и пошла на кухню, но не успела сделать и пары шагов, как Гвилт сцапал её за руку. Женщина вздрогнула всем телом. Ремус инстинктивно сжал кулаки. Проклятье, как ему нужна его палочка! Вожак молча смотрел в испуганное лицо Бобби, а потом медленно улыбнулся. – Можешь отдыхать, – сказал он. – Со стола уберёт кто-нибудь другой. – Ладно. Спасибо, – пробормотала женщина и поспешно удалилась, на ходу стаскивая с себя засаленный фартук. В стакане оказалась вода, и Ремус осушил его одним залпом – после всего пережитого ему ужасно хотелось пить. Девушка, сидевшая напротив, пододвинула ему кувшин с каким-то напитком и улыбнулась. На вид она была ровесницей Ремуса, может, чуть постарше. Очень красивая и яркая, с золотисто-смуглой кожей и непослушными чёрными кудряшками. – Урсула, – представилась она. Рядом с ней сидел высоченный мужчина, почти такой же огромный, как и Гвилт, только кожа у него была не бледная, а чёрная, как уголь, а на голове красовались роскошные длинные дреды, как у Боба Марли. Кивнув Ремусу, он назвал себя: – Адам. – Очень приятно, – машинально отозвался Ремус, и кареглазый парень, сидевший рядом с ним, презрительно фыркнул: – «Очень приятно»… Тоже мне, пидор манерный... – Извинись, Финн, – жёстко сказал Гвилт. – Он наш гость. – Он наш пленник! – запальчиво воскликнул Финн. – Я сказал: извинись! – рявкнул Гвилт, ударяя ладонью по столу. Женщина с седой прядью схватила Финна за плечо и шепнула: – И правда, сынок, успокойся… – Молчи, Зельда, – велел ей Гвилт. – Ты опоздала со своим воспитанием лет на десять. Сейчас он должен слушаться меня. Нервно двинув челюстью, Финн проговорил сквозь зубы: – Прости… отец. Вот так поворот! Ремус с любопытством взглянул на Финна. И вправду, он немного похож на Гвилта: те же широкие скулы, тот же мужественный подбородок. Но почему тогда вокруг такое напряжённое молчание? Почему мать Финна съёжилась на своём стуле? Почему таким застывшим, тяжёлым взглядом уставился на неё и на парня темнокожий Адам? Почему, наконец, так досадливо дёрнулись толстые губы Гвилта? – Не передо мной, – бросил он. – Извинись перед Ремусом. Финн резко обернулся. В его карих глазах пылал гнев, когда он смиренно произнёс: – Прости, что нагрубил. – Ничего страшного, – на автомате ответил Ремус. Несколько секунд продолжалось напряжённое молчание, пока, наконец, Гвилт не произнёс: – Рассказывай, что случилось, Эйнар. – Мы недооценили Квентина Хуперса, – тут же заговорил Скуммель. – Кевин Мур следил за ним вчера, и среди ночи аппарировал к нам и завопил, что Хуперс мёртв. Мур видел, как парень вошёл в свой подъезд, а пару часов спустя над крышей дома появилась Чёрная метка. Долохов впал в бешенство. Сперва он решил, что нас опередили… но всё оказалось не так просто. Парень инсценировал свою смерть. Когда мы ворвались к нему в квартиру, на полу лежало искусственное тело, которое должно было отвлечь нас. Сам он не успел смыться, так что мы почти схватили его. Он мотнул головой в сторону Ремуса. – Этот был вместе с ним. Они залезли на одну метлу и смылись. Мы долго гонялись за ними по городу, пока не засекли их на крыше дома. К ним прилетел Патронус, и я сразу догадался, что его отправила Джин Феннелл. Министерство установило за девчонкой слежку. К счастью, к ней приставили мою бывшую одноклассницу – Долорес Амбридж. Я смог запудрить ей мозги, и она рассказала нам, где именно скрывается Феннелл. Так что мы все вместе взяли её в заложники в её собственном доме и стали ждать, пока Хуперс явится за ней. Но тут выяснилось, и он усмехнулся, – что мы недооценили ещё кое-кого. Стив Томас только и ждал случая, чтобы предать нас и вернуться к своей жене-магловке. Голос члена порой говорит громче, чем голос крови… Подробно, в красках, Скуммель рассказал о потасовке в доме Джин и о том, что случилось после. Услышав о том, как Ремус подвесил вверх ногами чиновницу из Министерства, оборотни расхохотались, и даже суровый Адам одобрительно улыбнулся. Зато когда Скуммель перешёл к нападению авроров, все сразу помрачнели. – Если они сумели сесть тебе на хвост – это очень, очень плохо, – сквозь зубы сказал Гвилт. – Тебе не о чем волноваться, – спокойно ответил Скуммель. – Я уничтожил их тела. Министерские ищейки никогда не узнают, где и как эти крысы встретили свою смерть. – Неплохо, – кивнул Гвилт, – и всё же ты прав: ты меня подвёл. Мне нужна Джин Феннелл и её ребёнок. Мне нужен Квентин Хуперс. Я не могу потерять двух молодых оборотней. Ремус сжал кулаки под столом. «Мерлин, пожалуйста, пусть они уедут поскорее. Пусть их никогда не найдут». – Я найду их, – пообещал Скуммель. Гвилт кивнул и скупо улыбнулся: – Хорошо уже то, что ты привёл хотя бы одного. – Мог и не привести, – вырвалось у Ремуса. Подняв голову, он посмотрел прямо в глаза вожаку оборотней. – Я едва не погиб по дороге сюда. Скуммель оставил меня связанным в машине, которую подожгли мракоборцы. Если бы не Джерри, я бы взлетел на воздух вместе с «Шевроле». Холодные глаза вожака посмотрели на побледневшее от ярости лицо Скуммеля. – Это правда? – Правда, – неожиданно вмешался Хантер. – Машина была вся в дыму. Чувак уже забалдел, когда я его вытащил. Скуммель смерил Ремуса злым взглядом. – Что ж, Хантер, – помолчав, сказал Гвилт, – ты молодец. Тебе полагается награда. Глаза Хантера жадно заблестели. – Я хочу свитер! – выпалил он и кивнул на Ремуса. – Его свитер! Ремус инстинктивно вцепился в мокрую, грязную, пропахшую дымом ткань. Свитер сохранился у него со школьных времён. На левой стороне груди ещё виднелась полустёртая нашивка с гербом Хогвартса. Почувствовав на себе ледяной взгляд вожака, он медленно поднял голову. – Снимай свитер, – велел Гвилт. Ремус молча поднялся на ноги, стянул кофту через голову и протянул её подскочившему Хантеру. Чуть не взвизгивая от радости, оборотень поднёс свитер к лицу, разглядывая нашивку, а потом накинул его на плечи и завязал рукава на груди, как ученик элитного колледжа. Оборотни вновь засмеялись, когда Хантер схватил со стола блестящий металлический поднос и принялся разглядывать в нём себя, как в зеркале. – Заканчивай вертеться, Хантер, – сказал Гвилт, и парень тут же положил поднос на стол и юркнул на своё место. – Выходим на охоту через полчаса, так что кто хочет ещё что-то съесть – поторапливайтесь. На охоту? Что ещё за охота? Ведь ночь на дворе… Ремус быстро взял себе немного мяса и картошки с большого блюда в середине стола и услышал презрительный голос Финна: – Разве он тоже идёт с нами? Гвилт не удостоил сына вниманием – он разговаривал с Адамом, который сидел к нему ближе всех. Говорили они вполголоса, так что Ремус, как ни напрягал уши, не смог расслышать ни звука. Тем более что все остальные тоже заговорили. Хантер оживлённо болтал с хорошенькой Урсулой, та весело смеялась в ответ на его туповатые шутки и время от времени задавала вопросы о каких-то незнакомых Ремусу оборотнях. Скуммель пересел поближе к Зельде и завязал разговор с ней и её сыном. – Неужели это правда? – спросила Зельда. – Амбридж ненавидит оборотней, – ответил Скуммель. – Она уже полгода пытается пропихнуть свой законопроект о принудительной стерилизации, и уж поверьте, не остановится ни перед чем. – Значит, нам надо действовать, – заявил Финн. – Убьём её, как… – Тихо, – шикнула на него мать, снова бросив убийственный взгляд на Ремуса. Тот поспешно сунул в рот кусок картошки. Внезапно все разговоры утихли. Гвилт поднялся на ноги, и следом за ним вскочили все остальные. Бросив короткий взгляд на Ремуса, Гвилт сказал: – Ты останься. Дверь в кухню там, убери со стола и вымой посуду. Что ещё ему оставалось делать? Ремус проводил глазами Скуммеля – прежде, чем выйти наружу, тот гадко улыбнулся ему и ушёл, унося с собой его палочку. Следом за ним покинули дом и все остальные, а Ремус остался один с заставленным грязной посудой столом. Кухня оказалась почти такой же большой, как и столовая, с таким же низким потолком и огромным очагом, на котором, наверное, можно было бы изжарить целую лошадь. Увидев раковину, Ремус совершенно упал духом: она уже была заполнена грязными ножами и жирными тарелками, а ведь ему ещё убирать со стола... Ладно, делать нечего. Засучив рукава, он принялся за работу. Вымыв и вытерев очередную стопку тарелок, он убрал их в шкаф и обернулся, чтобы вернуться в столовую за оставшейся посудой – да так и застыл на месте. В двух шагах позади него стоял Грегор Гвилт. Проклятье, как он здесь оказался?! Похоже, он умеет двигаться совершенно бесшумно. Вожак стоял неподвижно, не спуская глаз с побледневшего лица Ремуса. Потом негромко спросил: – Тебе холодно? – Ч-что?.. Нет, всё нормально, – проговорил юноша, лихорадочно пытаясь сообразить, что ему делать. Его сверлила мысль: он только что вытер и убрал в шкафчик ножи… Что ему стоило сделать это чуть-чуть попозже… – Не обижайся на Хантера, – заговорил вожак. – Ты должен понять: он сам мечтал учиться в Хогвартсе. Понимаю, это была твоя вещь. Но теперь ты в стае, и должен подчиняться законам стаи. Он шагнул вперёд и буквально навис над Ремусом. – Стая волков – это семья. Вожак – это отец в семье. Он кормит, защищает, наказывает. За ним последнее слово. Он несёт ответственность… – и тут Гвилт поднял правую руку. Что-то узкое, длинное, изогнутое сверкнуло в его ладони, как ещё один палец, только не из плоти, а из блестящего металла… Сердце Ремуса пропустило один удар. В ладони Гвилта был Верный Коготь. То, ради чего его прислал сюда Дамблдор. – Ты хорошо сделал, что отдал свитер, – ладонь Гвилта медленно опустилась, и прохладный клинок дотронулся до щеки Ремуса. – Ты выполнил мой приказ, не споря. Это хорошее начало, Ремус Люпин. Я хочу, чтобы ты и дальше выполнял мои приказы. И тогда с тобой всё будет хорошо. А если ты замыслишь что-то против моей семьи… – клинок спустился чуть ниже и прижался к шее чуть пониже уха. Ремус совсем перестал дышать. Наверное, то же самое чувствовала Марлин. Наверное, последнее, что она видела в своей жизни, было лицо Грегора Гвилта, последнее, что она слышала, был его спокойный, уверенный голос. Сколько жизней, кроме Марлин, отнял этот кинжал, созданный Блодвен Дейер для защиты тех, кого она любила? Вдруг Гвилт отступил назад. – Здесь был большой нож. Где он? – Я… убрал все ножи сюда, – и Ремус открыл шкафчик. Задумчиво разглядев содержимое, Гвилт вытащил наружу большой тесак для мяса и протянул его Ремусу. – Я хочу, чтобы ты показал мне свою преданность, – заявил он. – Отруби себе палец. – Что?! – Ты меня плохо расслышал? Палец, не голову. Допустим, мизинец. Они не так уж нужны. Ремус оторопело посмотрел на свои руки. В голове у него был какой-то туман. Он вдруг вспомнил: у одной из почерневших отрубленных рук на поясе Гвилта не было пальца… Чёрт, ну зачем ему это надо?! Зачем калечить кого-то из собственной стаи? – Я жду, – голос был холоден, как сталь. Дрожа всем телом, Ремус опустил левую ладонь на разделочную доску, отставив в сторону мизинец. Короткий, тонкий кусочек тела – но это кусочек его тела, в нём течёт его кровь, трепещут его нервы. Он много раз причинял себе боль, но это в полнолуние, когда он себя не контролировал. Получится ли у него сейчас? – Давай, Ремус. У меня мало времени. Это не сложно, всё равно что морковку разрезать. Ты ведь много раз резал морковь? Сжав зубы, Ремус замахнулся тесаком и со всей силы опустил его на доску. Боли не было. Крови тоже. Гвилт схватил его руку за мгновение до удара. Ремуса заколотила дрожь. Он не мог шевельнуться, левая рука всё так же, как приклеенная лежала на разделочной доске. Тесак прыгал в кулаке: он вдруг понял, что сейчас не выдержит, разожмёт пальцы, и лезвие всё равно упадёт на мизинец… Не упало. Вожак мягко вытянул нож из его рук и убрал обратно в шкаф. – Отлично, – сказал он. – Ты хорошо меня понял. Уже на пороге Гвилт обернулся: – Твоя палочка у меня. Как только я пойму, что на тебя можно положиться, ты получишь её обратно. Пока что работай на кухне, а уж потом я решу, что с тобой делать. – Он махнул рукой куда-то в сторону: - Спать будешь здесь. Ремус посмотрел в ту сторону и увидел в стене нишу, полускрытую занавеской. В нише стояла кровать. Стукнула дверь. Вожак ушёл. На негнущихся ногах Ремус отправился в столовую, принёс оставшуюся посуду. На полпути голова у него закружилась, и он едва не расколотил гору тарелок и стаканов об пол. «Чёрт с ним, завтра домою», – подумал он, доплёлся до кровати и мгновенно провалился в сон.