Горький шоколад

             Утро моё началось совсем не с кофе. Да и началось оно только в двенадцать. А кофе мне, собственно, заменили возмущённые бормотания и взгляды Чары, которые начались, стоило мне только выйти из своей комнаты в гостиную. Оказалось, спала девушка здесь, и после ночи, проведённой в кресле, у неё ломало всё тело. — И тебе доброе утро, — ответила я, зевая и потягиваясь. Со стороны соседки последовал угрожающий взор, но она не сказала ни слова. — Я ведь не запрещала тебе спать на кровати, как обычно, ты сама слишком гордая, чтобы после обиды лечь там, — я пожала плечами, мол, не моя вина. Было понятно, что Чара всё и сама прекрасно понимает. А лучшая защита — это нападение. По крайней мере, так считала моя сожительница. Поэтому на меня в очередной раз посыпались какие-то проклятия и угрюмые взгляды. Впрочем, это было уже обычным делом. Да ведь и было в проклятиях её кое-что приятное — запах и вкус шоколада, к которым я уже безвозвратно привыкла, привязалась и которые, казалось, уже бы въелись в мои волосы и одежду, как одеколон, если бы были реальными. Но, увы, всё это было лишь игрой моего разума.        Удивительно, что позавтракать чересчур уж гордая соседка согласилась со мной. Видимо, голод пересилил обиду. — А давай сходим в парк? — своим внезапным вопросом я поставила Чару в тупик. — Если хочешь. Мне без разницы, — ответила девушка в итоге, но в её взгляде читались нотки интереса и даже радости. Я не удержала в себе победной усмешки, ибо попала в самую точку. — Ну, чего лыбишься? Мы собираемся в парк или нет? — недовольно фыркнула Чара, по известной лишь ей причине отводя взгляд. А я только шире улыбнулась и отправилась подготавливать всё необходимое, оставляя грязную посуду на девушку.       

***

       Мне нравилось это место. Здесь было спокойно и практически всегда безлюдно. Естественно, в той части парка, где расположены аттракционы, народу было больше, но там это даже к месту. А здесь, в обычном сквере с лавочками и деревьями, царила атмосфера отрешённости. Иногда я приходила сюда, чтобы побыть наедине со своими мыслями, ведь даже дома я почему-то не чувствовала себя так далеко от людской жизни, как в беседке посреди этого парка. Даже сейчас, несмотря на то, что я с Чарой, меня не покидали ощущения свободы и приятного одиночества. — Здесь так красиво и тихо, — отметила девушка, сидевшая рядом со мной. Ей тоже такая обстановка пришлась по душе. Я отвлеклась от разглядывания редких облаков в небе и посмотрела на Чару. Впервые я видела её такой: лёгкая и расслабленая улыбка, спокойный и мечтательный взгляд куда-то вдаль, — глаза были даже чуть прикрыты, — и совершенное отсутствие «защитной» агрессии во всех движениях девушки. Мне даже подумалось, что она, возможно, не так уж и всё ненавидит, даже умеет чувствовать не только ледяное презрение. Я улыбнулась, незаметно поглядывая на соседку и стараясь как можно лучше запомнить её такой, словно больше никогда не увижу подобного.       

***

       — Хэй, а пойдём ещё на во-он те горки! — я потянула Чару в сторону очередного аттракциона, а та лишь смиренно потащилась за мной. Выражение её лица в тот момент было особенно забавным. Мы обходили уже полпарка и прокатились на всяких аттракционах. Больше всего девушке почему-то понравилась комната смеха с искажёнными зеркалами. Время близилось к вечеру, и я мысленно отметила, что можно прокатиться ещё на парочке каруселей и уходить. После американских горок, которые, к слову, ничуть не испугали Чару, мы ещё раз сходили в комнату смеха и пошли домой.        После ужина, с приготовлением которого мне любезно согласилась помочь новая соседка, когда уже пора было укладываться спать, я постелила кровать и спросила у Чары, сидящей в кресле за прочтением очередной книги: — Мир? — Мир, — состроив недовольную моську, всё же ответила та. Я, немного подумав, протянула ей мизинец. Не сразу, но девушка протянула мне свой в ответ. — Это только потому, что я не хочу спать на полу или в кресле! — отмахнулась Чара, а я рассмеялась, кивнув: «Хорошо-хорошо, я поняла!», — и заняла свою часть кровати. Последние мысли перед сном были о том, что день удался.