Горький шоколад

             С того дня, когда мне приснился кошмар, прошла неделя. Чара не стала спрашивать у меня, чему я так испугалась ночью, ни утром, ни на следующий день. Она и до сих пор не спросила. Меня это успокаивало и радовало. Почему-то не хотелось рассказывать обо всём соседке. Да и впечатления от кошмара постепенно пропадали. Теперь он мне начинал казаться чем-то далёким и невозможным, как детские страхи или обычные сны. Но масла в огонь моей внутренней войны та ночь всё же подлила, и полыхал он теперь с новой силой.        За завтраком зазвонил мой телефон. На сенсорном экране высветилось имя контакта: «Мама» и смайлик розы, с запахом которой был связан её голос. Я вышла в гостиную, попросив Чару не шуметь, как будто она делала это когда-либо, и приняла входящий звонок.        — Привет, мам, как ты? Так давно не звонила! — не скрывая своей радости, начала разговор я. — Привет! Всё хорошо, мой цветочек. Давно не звонила? — даже через трубку я угадала мамину хитрую полуусмешку. — А заходила к тебе последний раз так вообще когда? — с явным намёком высказали мне. — Ты что, приедешь в гости? Правда-правда? А когда? — я мгновенно завалила маму вопросами. — А сегодня, — хохотнув, ответила она. — Ничего, что я с подругой? — решив, что выгораживать Чару зря не стоит, уточнила я. — Так даже веселее, — сказала мама. — Я буду к обеду. — Уже жду! — еле успела произнести я, прежде чем вызов завершили.       

***

       Я объяснила ситуацию Чаре, попросив её не рассказывать о Подземелье и придумать что-нибудь другое, если вдруг мама спросит. «А если нет, то и говорить ничего не обязательно», — мысленно подумала я, хитро улыбнувшись. Примерно в два часа дня раздался стук. Я, даже не задавая типичное «кто там?», открыла входную дверь. С порога обняла маму, лишь после этого позволив ей войти. Чара, выглянув в проходе, поздоровалась, а затем даже поставила чайник, за что я мысленно поблагодарила соседку.        Уже спустя пару минут мы все втроём сидели за кухонным столом и болтали. Я рассказывала, как проходит лето, мама говорила о своей работе и жаловалась на невоспитанных людей, встретившихся ей в поезде по пути сюда. Она жила и работала в соседнем городе. Снимала там дом, а за нашей квартирой следила я. Конечно, оплачивала все счета мама, да и я вообще не особо разбиралась в подобных делах, доверив всё ей. Мне было только семнадцать, поэтому, наверное, какие-то заморочки с проживанием у мамы возникли, но меня это никак не коснулось, за что стоило сказать «спасибо».        — Карина, ты левша? — обратилась мама к Чаре. Я успела представить соседку другим именем, прежде чем она назвала бы своё. Так меньше вопросов. — Да, — коротко ответила девушка. И только сейчас я обратила на это внимание. Удивительно, насколько же странный наш мозг. Я знала Чару уже около месяца с половиной, а такую явную особенность заметила лишь сейчас. И то благодаря маме. Сразу вспомнилось, как в школе у меня соседка по парте была левшой, а я узнала об этом уже на выпускном. Дальше появилось какое-то чувство. То самое ощущение дежавю, как будто мне уже смутно знакомо что-то. И тут меня осенило. Кошмар, что приснился мне неделей ранее. В нём Чара держала свой нож именно в левой руке. Вновь стало не по себе, эмоции заполнили мой разум до краёв. Огонь страха и злобы вмиг вспыхнул так ярко, что опалило душу.        Я боялась, что весь мой коктейль из чувств заметят, что мне заглянут в глаза, в самую душу и увидят всё то, что я пыталась оставить при себе. Но Чара и мама продолжали болтать о разной чепухе, не обращая внимания на колебания моего душевного костра. Затем случилось нечто ужасное: у моей мамы начался приступ. Это, конечно, мгновенно вывело меня из того состояния, в котором я была до. Только вот мысли и эмоции не ушли, а просто перепутались между собой, и к ним прибавилась искренняя тревога за родного человека. Моя мама была эпилептиком, но приступы судороги у неё случались крайне редко. Я ведь даже не знала практически ничего о мамином недуге, потому что она никогда не хотела говорить об этом. Мне было известно лишь то, что иногда случаются эпилептические припадки, которые, как говорила мама, «совсем не страшные». Но то, что происходило сейчас, совсем не казалось мне чем-то безобидным. Такой сильный приступ у мамы случался последний раз много лет назад, и тогда отец, ещё живущий с нами, вызвал скорую и уехал с ней в больницу, оставив меня дома на всю долгую и бессонную ночь одну. Я бездумно застыла. Меня всю переполняли эмоции. Был просто шок. Пришла в себя я уже лишь в машине скорой помощи. Сирены выли, на кушетке-носилке напротив меня лежала мама, кажется, без сознания, а рядом сидела Чара.        ***        — Ты как? — спросила меня девушка уже на выходе из больницы, когда я дала все необходимые показания и маму увезли на капельницы. Мне сказали, что состояние стабилизировалось, но ночь провести ей придётся здесь. Нас же отправили домой. — Порядок, — на удивление глухо ответила я. Описать свои чувства в тот момент было просто чем-то нереальным и невозможным. Чара промолчала, а по приходу домой налила мне чаю и достала плитку горького шоколада из шкафчика. Восприятие моё было туманным. Уже под вечер я разрыдалась, и соседка впервые за всё время со дня нашего знакомства меня обняла. Жаль, что я не видела её глаза и не слышала голос в тот момент. Не смогла прочитать эмоции.        Но что-то между нами поменялось тогда, это я отчётливо чувствовала.