На закате цивилизации. Сборник рассказов

День 1

Запах шашлыка, сочного поджаренного на углях мяса, с луком и овощами, с лепёшками из тандыра всегда ассоциировался у Рихтера с отдыхом и выходными. Галдёж соседей за забором, наглые коты, трущиеся о ноги, и режущий глаза дым от мангала — всё это было важными атрибутами дачного времяпровождения в период с мая по сентябрь–октябрь любого уважающего себя городского жителя, устающего от вечных пробок, очередей и толкучек. Наслаждаясь выходным днём, Рихтер всерьёз стал задумываться о том, что жизнь в деревне не так уж и плоха, как он представлял себе её в далёком детстве, стоило только родителям заикнуться о поездке на дачу. Он с содроганием вспоминал забитые до отказа электрички, внутри которых потные, недовольные и шумные взрослые обсуждали саженцы, навоз и побелку от каких-то вредителей. Некоторые дачники умудрялись распить что покрепче ещё на вокзале, из-за чего к запаху чужого пота примешивался тошнотворный запах дешёвого пойла, навсегда отбивший в Рихтере желание пить что-то что стоило дешевле нескольких тысяч рублей. Ка-ар! Ка-ар! Рихтер перевернулся на левый бок, когда рёбра на другой стороне начали ныть от навалившейся на них тяжести, скрестил на груди руки и попытался не слышать разносящиеся по округе вои сирен и протяжные завывания сигналок, доносившихся до его ушей со МКАД. На деревьях стрекотали какие-то насекомые, не то цикады, не то подобие кузнечиков. Сумасшедшая ворона каркала на верхушке старой груши, откуда-то с соседних участков была слышна громкая музыка, шансон из девяностых про мам, братву и тюряги. Так себе, сказать по правде, обстановка, но всё лучше, чем в городе, в котором ждать его было некому. — Эй, немец, ты сдох? Рихтер приоткрыл один глаз, недовольно разглядывая лицо возвышавшегося над ним мужика. От того несло таким перегаром, что мёртвые смогли бы ожить, лишь бы уйти подальше от этого зловонного источника нечистот, имя которому было Граф. — Я тебе это, ик… Поесть принёс. Граф, несмотря на развязный образ жизни, внешне выглядел вполне себе приличным педантом чуть за шестьдесят. Одетый с иголочки, в выглаженную голубую рубашку, в светлые штаны со стрелками, с зачёсанными назад седыми волосами и с гладко выбритым лицом, он никак не напоминал Рихтеру вчерашнего пьянчугу. — А то чё как не родной, — продолжал Граф, не переставая икать. — Стесняешься? Отвечать ему ничего не хотелось, но поблёскивающие на тарелке в его руках несколько жирных кусков свинины сменили раздражение Рихтера на милость, и он соизволил привстать с лежака, опустив на выгоревшие плитки босые ноги. — Отдыхаю я, — забирая тарелку, ответил Рихтер. — А-а… Ясно. А к нам присоединиться того, не хош? — заплетающимся языком спросил у него Граф, головой кивая в сторону мангала. Там, поближе к еде, обосновалась компания из семерых подвыпивших и уже еле стоявших на ногах человек. Сколько дней они квасили, Рихтеру оставалось только догадываться, так как никто, у кого бы он об этом не спросил, не смог дать ему чёткий и внятный ответ на этот вопрос. А если учитывать тот факт, что сегодня была только суббота, а вчера, значит, рабочий день, то упиться до такого состояния за ночь и половину прошедшего дня было, по меньшей мере, героическим поступком для каждого из них. «У алкоголиков всегда отменное здоровье». — Не, я здесь, — коротко ответил Графу Рихтер, не имея никакого желания присоединяться к веселью незнакомых ему людей. — Спасибо за мясо. Граф кивнул и, пошатываясь из стороны в сторону, побрёл обратно к мангалу, оставляя Рихтера одного с тарелкой полной сочащегося жиром шашлыка. Ка-ар! Ка-ар! Желудок Рихтера свело от боли. Не видя смысла в дальнейшем издевательстве над своим организмом, он подхватил большим и средним пальцами кусок побольше, запихнул его в рот и с усердием стал прожёвывать чуть подгоревшее мясо. За несколько минут он уговорил целую тарелку и, убирая её под лежак, чтобы ненароком не наступить на неё в дальнейшем, Рихтер вытер запястьем блестящие от жира губы и занял ставшее для него привычным лежачее положение на лежаке. Ощущая приятную тяжесть в желудке, он с неким умиротворением смотрел на то, как по синему небу плыли беловатые облака, и щурился, когда солнце имело наглость на несколько секунд выползти из-за них и осветить своим светом земли ближайшего Подмосковья. Ка-ар! Ка-а-ар! Эта дача, находившаяся в нескольких километрах от МКАД, принадлежала Графу. Во всяком случае, так он сказал вчера, когда Рихтер съехал на обочину, чтобы поинтересоваться у сидевшего на низком заборе человека, всё ли с ним в порядке? На самом деле Рихтер был далёк от идеала образцового гражданина и в принципе никогда и никому не помогал за просто так. Но вчера вечером, практически ночью, онехал по пустой дороге, слушая какую-то чушь по радио, осушал стеклянную бутылку виски и в какой-то момент подумал о том, что неплохо было бы уехать из города в такие дали, чтобы ни связь не работала, ни лиц знакомых не было. Огни фонарей становились цельной линией света. Разделительные полосы на дороге стали исчезать, и фары чёрного Гелика осветили похожего на чучело человека, пытавшегося перешагнуть через забор, высота которого вряд ли насчитывала и тридцати сантиметров. Рихтер сам не понял, в какой момент нажал на тормоз, съезжая на обочину. Мысли вернулись в его голову только после того, как он, переключив коробку передач, сдал назад, вновь освещая уже сидевшего на заборе мужика с печально поникшей головой. Ка-а-ар! Ка-а-ар! — Вот же разоралась, — пробубнил Рихтер, взглядом пытаясь отыскать крикливую особу. О жизни птиц он ничего не знал, но тут и орнитологом быть было не нужно, чтобы понять: птичку что-то беспокоило. Иначе чего она орала уже на протяжении часа? Рихтер вглядывался в листву старой груши до тех пор, пока грохот от упавших на соседнем участке листов фанеры не привлёк к себе его внимание. «Кошка, — решил он, подмечая, что ворона наконец-то умолкла. — Трусливая курица». Губы Рихтера тронула усмешка. Но когда грохот повторился, в нём взыграло любопытство. Встав с лежака, Рихтер направился к забору. Тот представлял собой бетонную стену высотой около метра, благодаря чему большая часть соседнего участка хорошо проглядывалась с заднего двора Графа. Подойдя к забору как можно ближе — мешали ржавые балки, рядами выложенные вдоль забора — Рихтер заглянул на чужой участок и ничего такого не увидел. Грядки с огурцами и помидорами выглядели плачевно. Листва у кустов пожурилась, плоды огурцов выросли до размеров небольших кабачков, а вот помидоры, хоть и вымахали до магазинных размеров, до сих пор не покраснели. На земле валялись сливы и гниющие яблоки. «Заброшен». Или же хозяева, проигнорировав эти выходные, отсиживались в душной Москве, дыша выхлопами автомобилей где-то на Ленинском проспекте, пока их растения загибались от жгучих лучей солнца. Рихтер был полностью уверен в том, что виной шума был какой-нибудь кот, но когда он почувствовал на себе колкий взгляд, волосы на его руках встали дыбом и он отшатнулся от забора. Но уже через секунду Рихтер чертыхнулся, коря себя за несвойственную ему пугливость. Он вновь подошёл к забору, но сохраняя при этом дистанцию, встал на мыски и вытянул шею настолько, насколько мог, но вместо ожидаемого кота, крота или же крысы увидел забившуюся в заборный угол перемазанную в чём-то девочку лет шести-семи. Испуг тут же прошёл, и сердце в его груди забилось в привычном ритме. — Эй, мелюзга, — позвал он девочку, но та даже не шелохнулась. Рихтер ещё раз оглядел участок, и вновь придя к выводу о том, что тот заброшен, опустил взгляд на ребёнка. — Где твои родители? Девочка вновь проигнорировала его. — Это твой дом? — задал Рихтер ещё один вопрос, кивнув на одноэтажную халупу. — Твои родители там? Девочка затравлено посмотрела на Рихтера и покачала головой. — Ладно, тогда где они? Девочка не ответила, лишь сжала дрогнувшие губы и молча заревела. «Этого мне только не хватало, — удручённо подумал Рихтер, но когда он понял, в чём именно девчонка была измазана, по его спине прошёл неприятный холодок. — Кровь». Коричневые, запёкшиеся пятна несимметричными разводами пропитали ткань бежевого сарафана. Волосы девочки напоминали собой птичье гнездо с торчащими в разные стороны засохшими паклями. — Так, слушай, — понизив голос, начал Рихтер, приближаясь к забору, — тебя кто-то обидел? Девочка закивала головой, но спрятав лицо в ладонях, не подняла на Рихтера взгляд. — Это…твои родители?.. Девочка вздрогнула и затряслась с новой силой, но головой всё же кивнула. Рихтер оглянулся к мангалу, взглядом выискивая среди обосновавшихся у него людей Графа. Если дача и в самом деле была его, то ближайших соседей он должен был знать хотя бы в лицо. Во всяком случае, как решил Рихтер, к Графу девочка могла проникнуться большим доверием, чем к нему.  — Здесь сиди, — в приказном тоне сказал Рихтер девочке, на всякий случай ещё раз взглянув на соседний участок. Дверь в дом была закрыта, шторы на окнах задёрнуты, да и видневшаяся часть парковочного места у калитки пустовала. Хозяева на эти выходные определённо решили остаться в городе. Рихтер ещё раз взглянул на забившуюся в угол девочку. Та тряслась как листок на сухой ветке под осенним ветром, явно не собиралась в ближайшее время покидать насиженного места. «Оно же к лучшему», — подумал Рихтер, направившись к мангалу. Долго упрашивать Графа пойти с ним Рихтеру не пришло. Тот и сам был заинтересован в помощи перемазанной в крови бедняжке, перекрещиваясь и клянясь в том, что в этой деревне все мирные, спокойные, а некоторые даже богобоязненные. Никто бы и пальцем девочку не тронул. — Асенька! — воскликнул Граф, признав в девчонке некую Асю. — Ты ж моя хорошая! А ну-ка, посмотри на меня, Асенька, это ж я, дядя Граф. Рихтер не знал, чему больше удивляться? Тому, что пьяный Граф вдруг заговорил ровным, трезвым тоном? Тому, что даже дети называли его не по имени-имени отчеству, а просто «дядя Граф». Или же удивлению было достойно то, что Ася, подняв на них чумазое, заплаканное лицо, вдруг заревела в голос, вставая с земли. — Асенька! Асечка! Не плачь, — намереваясь перелезть через забор, запричитал Граф. Рихтеру кое-как удалось отговорить его от этого безумного поступка. Во-первых, пусть говорил Граф и трезво, но трезвым он всё-таки не был, о чём говорила его покачивающаяся и стороны в сторону тяжёлая походка. А во-вторых, стоило только Графу облокотиться о забор, тот как-то недружелюбно скрипнул и пошатнулся, под стать навалившемуся на него Графу. — Давай мы её просто вытянем, — предложил Рихтер, и уже через несколько секунд Ася стояла по их сторону забора. Выяснилось, что девочка не говорила. То ли не умела, то ли не хотела, Рихтер так и не понял. Впрочем, точного ответа на вопрос почему Ася не разговаривала, не знал и сам Граф. — Асечка, кто тебя обидел, зайчик мой, — поинтересовался Граф, осторожно гладя девочку по голове. — Ты скажи дяде Графу, я всех злодеев победю. Ася шмыгнула носом и стёрла потёкшие из него сопли запястьем. — Её родители, — сказал Рихтер. Граф взглянул на него исподтишка, вздохнул, смирив своего гостя суровым взглядом и, обернувшись обратно к Асе, спросил у неё, правда ли это? Ася утвердительно кивнула, сжав пальцами края грязного сарафана. — Та-ак, — протянул Граф, почесав затылок. Ему совершенно точно не хотелось идти к участковому, не разобравшись во всём самому. Мало ли что, в конце концов, перепуганный ребёнок говорил? Ну ладно, не говорил, а утвердительно кивал на вопросы. Ася всё же была ребёнком, с которым произошло что-то плохое. Детская фантазия в такой ситуации могла сыграть с девочкой злую шутку. — Но она вся в крови, — возразил Рихтер, не сомневаясь в природе происхождения злополучных пятен на Асином сарафане. — Можешь с уверенностью сказать, что это так? — буркнул Граф, не ожидая, что Рихтер без промедления подтвердит свои слова. — Ладно. И что делать? К Семёнычу идти я пока не хочу, надо самому всё проверить. Предположив, что некий Семёныч был не то участковым, не то каким-то старостой, Рихтер сказал Графу о том, что соваться на место преступления без сопровождения представителя правоохранительных органов глупо и себе дороже. — На тебя потом всё и свалят, если там что-то случилось. Граф отмахнулся от него, с неудовольствием пробурчав себе под нос о том, что молодёжь в розыскных мероприятиях и в том, что следовало за ними, ничего не понимало, делая о них надуманные выводы лишь на базе просмотренных сериалов и фильмов. — Ася, оставайся здесь, — сказал девочке Граф, указывая ей на лежак. — Сейчас этот дядя, — он кивнул на Рихтера, — принесёт тебе вкусного мяса. Ты же хочешь кушать? Ася покачала головой, но её желудок громко заурчал, не соглашаясь с отказом своей хозяйки. Граф заулыбался, обнажая ряд ровных, но желтоватых зубов. Он потрепал Асю по голове и, пообещав ей скоро вернуться, отошёл вместе с Рихтером в сторону. — Принеси ей еды. И умыться помоги. Вон там кран есть, — Граф кивнул в сторону самодельного душа, — вентиль откроешь, и вода потечёт. А я в их дом наведаюсь, он тут, недалеко. Вниз по улице на пересечении дорог. Граф замолчал и нахмурился, обдумывая что-то. — Не мог Сенька ничего плохого сделать, — понизив голос, произнёс он, но в его тоне Рихтер слышал сомнение. — Да и не пьёт он, чтоб под белкой что-то сделать. И Машка, жена его, та ещё богомолица, всё крестится и причитает. Не-ет, не могли с Аськой такое родители сотворить. На этих словах Граф заковылял к мангалу, а оттуда к калитке, чтобы выйти за пределы участка. Рихтеру оставалось лишь поражаться тому, как этот человек умудрился собраться с мыслями и трезво — насколько это позволял ему его нетрезвый рассудок — оценить ситуацию. «Служивый, что ли, — подумал он, припомнив бурчание Графа о том, что ничего он в работе правоохранителей не понимал. — Наша служба и опасна и трудна…» Рихтер взглянул на сидевшую на середине лежака Асю. Она нервно теребила край своего сарафана, немигающим взглядом смотря на трещинки в выгоревшей под солнцем плитке. Насколько он мог разглядеть, кожа на её лице, руках и ногах была целой, без ссадин или порезов. «Тогда, кровь не её». А чья же? — Эй, иди, умойся, — произнёс Рихтер, в отличие от Графа не меняя приказного тон на более снисходительный, которым всегда разговаривали с детьми её возраста. — Там кран, откроешь его, и вода потечёт. А я тебе еды принесу. Идёт? Ася кивнула и стала сползать с лежака. — Значит, договорились, — протянул Рихтер. Набиваться девчонке в няньки ему никакой охоты не было. Рихтер вообще с детьми особо не ладил, искренне желая, чтобы люди рождались сразу тридцатилетними и с мозгами. Ну, пусть двадцатилетними. Но с мозгами. Рихтер направился к мангалу, надеясь на то, что друзья-собутыльники Графа не съели с шампуров всё мясо, и он сможет отыскать хоть что-то съестное для неразговорчивой малышки. К сожалению, его надежды не оправдались, и к Асе он вернулся с несколькими обгоревшими по краям кусочками пережаренной свинины, на которую никто не позарился. — Лучше всё равно ничего нет, — протягивая Асе тарелку, сказал Рихтер, найдя девочку на лежаке. Её лицо было чистым, а сарафан насквозь мокрым. Ася выхватила из его рук тарелку и принялась жадно обсасывать куски мяса. Рихтер подметил про себя, что на её лице и в самом деле не было ни ссадин с синяками, ни порезов. Кожа на руках и ногах тоже была целой. «Чья же кровь?» В ожидании возвращения Графа Рихтер и Ася провели на лежаке около часа. В какой-то момент Рихтер подметил про себя, что крикливая ворона за это время так ни разу больше и не каркнула. Он взглянул на старую, выше двухэтажного дома Графа грушу. «Улетела», — подумал он, переведя взгляд на Асю. Девочка начинала засыпать, её глаза закрывались, голова то и дело «падала» на плечо. А Граф всё не возвращался. — Эй, мелюзга, — привлёк к себе внимание Аси Рихтер, — ты почему не разговариваешь? Ася встрепенулась и посмотрела на него заспанными глазами. Часто заморгав, она потёрла их кулачками и пожала плечами. — Ты не знаешь? Ася покачала головой. — Бывает, — протянул Рихтер, откидывая голову назад. Белые облака стали превращаться в серые тучки, воздух начинал становиться тяжелее — верные признаки того, что вскоре начнётся гроза. — На тебе кровь твоих родителей? — спросил Рихтер, нисколько не задумываясь о том, как его слова могли повлиять на состояние Аси. Но к его же удивлению девочка больше не плакала, не тряслась и не хныкала. На вопрос Рихтера она ответила коротким кивком. — Кто-то сделал им больно? Ася покачала головой. Сам собой напросился ещё один вопрос: — Тогда они…сами? Чуть помедлив, Ася кивнула. Она подтянула к груди ноги и обняла себя за колени. Во взгляде её карих глаз, направленных на Рихтера, не было и намёка на страх. Ася смотрела на него как-то по-взрослому отталкивающе, и этот взгляд вызвал у Рихтера неприятный скрежет в горле. — Кто начал? Отец? Ася никак не отреагировала. — Мать? Ася сжала губы и моргнула. «Граф сказал, что её мать та ещё богомолица, а я знаю, что из себя представляют богомолицы. Эти аморфные бабы в своей жизни ничего тяжелее бумажной иконки не держали и даже помыслить не могут о том, чтобы с кем-то что-то сделать». Рихтер побарабанил пальцами по краю лежака. — Чем она это сделала? Ножом? Ася лениво покачала головой. — Каким-то осколком? Та же реакция. — Чем же тогда? — чуть удивлённо спросил Рихтер. Ася растянула губы, показывая белые, мелкие зубы. — Зубами?.. Рихтер нахмурился. Он не мог представить, с какой силой нужно было укусить человека, чтобы кровь начала хлестать во все стороны. «Если только какую-нибудь артерию задеть». В тишине они просидели ещё несколько минут, а затем с передней части участка послышались крики и визг, заглушавшие доносящуюся с соседнего участка музыку. Рихтер подскочил на ноги, а сидевшая рядом с ним Ася, переменившись в лице, зажала руками уши и стала покачиваться из стороны в сторону. Рихтеру вдруг подумалось — она знает, из-за чего взрослые кричат — и ему стало не по себе. Причина, по которой Ася, вжавшись в заборный угол соседнего участка, вся перемазанная в крови, сидела и тряслась от страха, была здесь. В этот момент две женщины, которых Рихтер запомнил за их вычурный и не по годам яркий внешний вид, выбежали из-за угла дома. Одна из них прихрамывала, её нога кровоточила, словно на участке выше колена содрали кусок кожи. Вторая женщина помогала ей бежать, поддерживая подругу под локоть. — Помогите! — закричали они в голос, увидев Рихтера. — Помогите!.. Там!.. Там! Что было «там» Рихтер увидел через секунду. Молодой мужчина, которого у мангала он точно не видел, нагнав женщин, набросился на ту, что хромала, впиваясь в её плечо зубами. — А-а-а!.. Не отдавая отчёта своим действиям, Рихтер подхватил Асю на руки и, игнорируя мольбы о помощи посторонних ему женщин, в несколько широких шагов достиг забора. Он перебросил Асю на соседний участок и сам, одной рукой облокотившись о ребро забора, перепрыгнул через него. Прижавшись к забору спиной, Рихтер прижал к нему Асю и, поднеся указательный палец к своим губам, приказал девочке молчать. Ася, кивнув, зажмурилась. «Что это было?» — пронеслось у Рихтера в голове. Он чуть привстал, оборачиваясь лицом к забору. Выглянув из-за него, Рихтер попытался рассмотреть происходящее на заднем дворе участка Графа. Уже двое мужчин, склонившись над женщинами, разрывали их плоть зубами. Как и «говорила» Ася, оружием были не ножи и не осколки. Это были обычные человеческие зубы. Рихтер «нырнул» обратно. Он тяжело задышал, в его ушах бил пульс. « Что за?.. Что с ними не так?» Рихтер захотел ещё раз посмотреть, убедиться в том, что глаза его не обманывали, но упавшие на его волосы капли крови, стёкшие по лбу к переносице и дальше вниз, к подбородку, остудили его рвение. Сердце в груди Рихтера, казалось, перестало биться. Рихтер поднял глаза и затаил дыхание. Над ним возвышался рычащий человек, изо рта которого вперемешку с кровью стекали слюни. Они падали на лицо Рихтера, но Рихтер, несмотря на природную брезгливость, изо всех сил старался не шевелиться. Он ждал, когда человек уйдёт, и его ожидание было вознаграждено. Что-то привлекло к себе внимание этого монстра, и он ушёл. Рихтер облегчённо выдохнул. Он вновь привстал, чтобы посмотреть на то, что происходило по другую сторону забора. «Да это же чёртовы зомби!» Рихтер насчитал пятерых, в троих из которых признал собутыльников Графа. Но что поразило его куда больше, чем их потрёпанный вид, так это то, что две женщины, до этого замертво лежавшие на земле и истекавшие кровью от полученных только что ран, встали, как марионетки, которых за верёвочки дёргал кукловод, и взвыв, привлекли к себе внимание остальных. «Думай, соображай. Как выбраться из этого дерьма?» Рихтер не верил в зомби, но кусающие друг друга люди были явью, которую он только что увидел собственными глазами. Его Гелендваген был припаркован за пределами участка, на парковочном месте у детской площадки в низине, где стояли, возвышаясь над дорогой несколько частных домов. «Как туда попасть?» Рихтер огляделся. В одну из грядок была воткнута лопата. На дорожке лежали грабли, которые Рихтер посчитал бесполезным оружием. А вот лопата… Лопата была тем, чем нужно. Рихтер прикрыл глаза и мысленно представил себе план побега. У Графа был небольшой участок, соток шесть, и по восточной стороне он граничил с двумя другими участками, каждый по три сотки. Получался своеобразный квадрат и два равных прямоугольника, в одном из которых он сейчас и сидел. Забор между двумя прямоугольными участками был низким. Возможно, как предположил Рихтер, они принадлежали родственниками. «Если попаду на тот участок, то смогу добраться до калитки. Оттуда на парковку». Рихтер засунул руку в карман и нащупал в нём ключи от своей машины. Он опустил взгляд на Асю. О том, чтобы брать её с собой, и речи не шло. Не хватало ему ещё нянькой заделываться для шестилеток. Будто почувствовав, что он думал о ней, Ася подняла на него свои большие, казалось на пол лица, глаза, и посмотрела на Рихтера с неким безразличием. Она словно смирилась с тем, что её собирались оставить в том же углу, в который она забилась два часа назад, надеясь на то, что её не заметят и беда обойдёт её стороной. «Никаких детей». — Мелюзга, сиди тут и не шуми, поняла? Ася отодвинулась от Рихтера и, подтянув к груди ноги, обняла себя за колени, уставившись на грядку с помидорами. — Значит, поняла, — протянул Рихтер. Гуськом он дополз до лопаты и выдернул её из сухой почвы. Чуть приподнявшись, он осмотрел задний двор Графа и вытянулся в полный рост, когда никого на другом участке не заметил. Рихтер прислушался и понял, что доносившаяся откуда-то прежде музыка смолкла. Вокруг царила тишина. Рихтер в последний раз обернулся к Асе и, убедившись в том, что она за ним не последует, двинулся к забору между прямоугольными участками. Он передвигался медленно, не сводя взгляда с участка Графа. Сердце в его груди билось учащённо, во рту от волнения пересохло. Рихтер крепко сжимал пальцами черенок лопаты и когда до забора, через который он должен был попасть на другой участок, оставалось не больше метра, Рихтер краем глаза уловил какое-то движение в стороне. По его позвоночнику прошла дрожь, и он успел лишь сделать замах, когда что-то сшибло его с ног. Лопата отлетела в сторону, а стокилограммовая женщина придавливала его всем своим весом, обливая его лицо липкими слюнями и пытаясь откусить его щёку. Рихтер старался оттолкнуть её от себя, но силы были не равны. Левой рукой он удерживал женщину за горло, правой рукой он пытался дотянуться до отлетевшей в сторону лопаты. В какой-то момент пальцам удалось подцепить скруглённый черенок, Рихтер подтянул к себе лопату, схватил её и, сжав в ладони, ударил женщину по голове остриём полотна. Весь её вес тут же увеличился вдвое, кровь брызнула Рихтеру на лицо, и страх заразиться предал ему сил оттолкнуть от себя мёртвое тело. Рихтер несколько раз перевернулся, оказываясь на спине. Ощутив во рту кисловатый привкус крови, он испуганно сплюнул всё, что находилось в его рту, вытер лицо рукавом белой рубашки и ещё несколько раз сплюнул собственную слюну. Когда гул в его ушах смолк, Рихтер стал различать другие звуки, которые ещё через мгновенье стали походить на гнусящие звуки рычания. Встрепенувшись, он вскочил на ноги и осмотрелся. У забора, граничащего с этим участком и участком Графа, было девять зомби. Каждый из них тянул в его сторону руки, пытался перелезть через забор, чтобы откусить от него кусочек другой, но забор был для них достаточно высок и крепок. Рихтер понял, что его план полетел к чертям, на участок Графа ему было не пробраться — зомби бы последовали за ним вдоль забора. Рихтер перехватил лопату и, втянув через нос воздух, уверенно двинулся к забору. Рихтер никогда не был пацифистом. Ни в школе, ни во взрослой жизни он не упускал возможности решить свои проблемы чисто по-мужски, с кулаками. Никогда он не задумывался о последствиях своих драк. Поэтому когда одна голова, а потом другая, стали трескаться под остриём полотна лопаты как переспелые арбузы, Рихтер ничего не чувствовал. Рихтер был человеком того поколения, росшего на фильмах, в которых наличие крови и внутренних органов, показывавшихся во всех подробностях, были куда важнее, чем игра актёров и сюжет самого фильма. Вид развороченных черепов не пугал Рихтера. Совесть за отнятые жизни не гложила его. Когда последний зомби повис на заборе, перестав при этом издавать звуки и дёргаться, Рихтер смахнул со лба проступившие на коже капельки пота, словно только что закончил рубить дрова. Дело было сделано. Путь был расчищен. Позади Рихтера хрустнула ветка, и он резко обернулся. Ася стояла позади него, нервно теребя пальцами края юбки своего платья. — Ты должна была сидеть на месте и не высовываться, — сказал он, нахмурившись. — Терпеть не могу непослушных детей. Ася виновато опустила взгляд. — Но ты смелая, раз пошла за мной. Рихтер вдохнул в лёгкие побольше воздуха и закричал. Он кричал так громко, как только мог, но новых зомби на участке Графа не появилось. Рихтер посмотрел на закрытую калитку, а затем он обернулся к калитке того участка, на котором сейчас находился. Он не понимал, откуда взялась напавшая на него женщина, если всё вокруг было закрыто, но решив, что оставаться на одном месте чревато определёнными последствиями, Рихтер сбросил с забора тела зомби и ловко перескочил обратно на участок Графа. Его первоначальный план вновь подавал признаки жизни. Рихтеру нужно было добраться до калитки — это метров тридцать от забора — открыть её и выйти на улицу. Оказавшись на дороге, он должен был спуститься к парковке, сесть в свою машину, словно специально созданную для таких ситуаций, и уехать из этого места туда, где не будет людей. Не будет потенциальных зомби. Неожиданно калитка распахнулась, и сердце Рихтера сжалось от секундного страха. Он был готов вновь покинуть двор Графа и давать отпор зомбикам по другую сторону забора, но вместо зомби он увидел Графа, судорожно пытавшегося закрыть за собой на шпингалет калитку, дребезжавшую под градом сильных толчков и ударов. Когда Графу всё же удалось закрыться, и они с Рихтером встретились взглядами, то оба замерли, не зная, чего друг от друга ожидать. Первым в себя пришёл Граф. — Эй, — выкрикнул он, — ты как? Рихтер не ответил. Он медленно шёл вдоль забора, сжимая в руке черенок лопаты. Граф так же, как и он, напрягся. В этот момент они не могли доверять друг другу. — Тебя укусили? — спросил у Графа Рихтер. — Нет. — Докажи, — бросил Рихтер. — Покажи руки и ноги. Рихтер видел, что Графу не нравился его тон, но в отличие от него, Граф был безоружен. Хозяин дома снял рубашку и развёл руки в стороны. — Я цел, — сказал он, направившись к Рихтеру, прихрамывая на правую ногу. Рихтер выкрикнул «стой» и навёл на Графа лопату — своё единственное оружие. — Что у тебя с ногой? — спросил он. — Я упал, — на выдохе произнёс Граф. Его лицо побагровело, и на висках выступили капельки пота. Рихтер покачал головой. — Снимай штаны. Граф возмущённо приоткрыл рот, но уже через секунду рваными движениями стал расстёгивать ремень на светлых брюках. Спустив их до колен, он показал Рихтеру на свою травму: колено на его ноге распухло и приобрело синевато-фиолетовые оттенок. — Я упал на камень, когда бежал от них, — сказал Граф, взглянув на валявшиеся вдоль забора тела. — Ася! Где Ася?! Он попытался шагнуть, но запутавшись в штанинах, чуть было не упал. Ася, услышав, как её звали, стала подпрыгивать настолько высоко, насколько могла, чтобы показаться Графу. — Асечка! Асенька! — восклицал Граф, натягивая брюки обратно. — Подожди, золотце! Дядя Граф тебя сейчас вытащит оттуда! Рихтер наблюдал за тем, как Граф вытянул Асю с соседнего участка, стараясь игнорировать грохот со стороны улицы. Как ему теперь выбраться? Машина ведь стоит совсем недалеко. — Даже не думай, — услышал он предупреждения Графа. — Ты не уедешь. Рихтер самодовольно усмехнулся. — Ты последний ум утром пропил? Видел, какая у меня машина? — Видел, — кивнул Граф, держа Асю на руках, — а толку-то от этой квартиры на колёсах, если дорог нет? — Как нет? Удивление и непонимание в голосе Рихтера ничем нельзя было скрыть. — В смысле?.. Граф захромал к крыльцу, зовя Рихтера, если тот, конечно, хочет, следовать за ним. Рихтер не хотел заходить в дом, но оставаться на улице в неведенье ему не хотелось ещё больше. Дом Графа был двухэтажным, он находился на возвышенности и его окна выходили на все стороны, в том числе и в сторону МКАД, отлично просматривавшегося из окна маленькой комнатки в северной части дома. — Что за?.. — только и смог выдавить из себя Рихтер, смотря на растянувшуюся и по внутренней и по внешней стороне МКАД пробку. Вроде бы в этом не было ничего такого, в конце концов, была суббота и многие горожане только выдвигались к своим дачам, но… — На, — протягивая Рихтеру бинокль, произнёс Граф, — смотри и любуйся своими дорогами. Машины на дорогах были брошены. Люди бежали через созданные автомобилями коридоры, словно убегая от чего-то. «От них», — подумал Рихтер, увидев и бежавших за людьми зомби. Его руки задрожали, и он опустил их. — Нет дорог, — повторил Граф, отходя от окна. Он сел в старенькое кресло и вытянул травмированную ногу, издав при этом стон выдержанной боли. Ася крутилась вокруг него, явно желая помочь, но не зная, чем именно. — Можешь идти, если хочешь, — позволительным тоном произнёс Граф, располагаясь в кресле. — А можешь остаться и отсидеться здесь, пока первая волна не пройдёт. — Первая волна? — переспросил Рихтер. — Да, — глухо протянул Граф, опуская голову. — Первая волна, немец. Дальше будет хуже.