(Don't) cry, little sister

Дон МакКарти не собирался подставляться, поэтому он просто наблюдал за белобрысой девчонкой, которую отшил брат Максин Мейфилд. Парень, сам того не подозревая, оказал Дону огромную услугу. Он явно плохо представлял, на что способна обиженная женщина, если просто выкинул её из автомобиля посреди города и надеялся, что это сойдет ему с рук. Возможно, эта девчонка и пыталась казаться милой, но, судя по уже отмеченному Доном поведению, она была мстительной сучкой. Как и любая местная королева школы, которую с её трона почему-то сбросили в грязь. Она явно пораскинула мозгами и рассудила, что в её проблемах виновата Макс Мейфилд, а, значит, ту нужно как-то убрать с дороги. Дон понятия не имел, что именно сказал Билли Харгроув своей неудачливой соблазнительнице, прежде чем оставил её на дороге, обдав пылью из-под колёс Шевроле, но, вероятно, ей здорово досталось за попытку наезда на Максин. И она явно не собиралась прощать ни рыжую «соперницу», ни её братца. Тем лучше. Когда, уже поздно вечером, белобрысая девица вышла из дома, пользуясь отсутствием родителей, и поехала куда-то на своем авто — классом пошикарнее, чем развалюха, на которой ездила Максин, — Дон отправился за ней. Посмотреть, что она собирается делать. Быть может, это станет его счастливым билетом. * * * Макс было до жути обидно. Просто до чертиков. Она всхлипнула, вытерла кулаком нос и пообещала себе, что вот сейчас ещё немного порасклеивается и перестанет. Просто дайте ещё немного времени. Дурацкая миссис Барнс не приняла её эссе. Макс, нахрен, переписывала его до трёх утра (а гребаная школа начинается в семь тридцать утра, на минуточку!), а миссис Барнс прочитала два абзаца и сказала, что её мнение излишне смелое. И что Макс следовало бы подумать, ЧТО она пишет, прежде чем писать. И почитать разборы творчества Шекспира. В библиотеку после школы сходить, например, а не шататься бог знает где. Шататься. Бог. Знает. Где. Макс вылетела из кабинета английского языка, едва удержавшись, чтобы не шваркнуть дверью. Её душили злые слёзы. Парочка одноклассников оглянулись ей вслед. Макс было наплевать. Все её силы уходили на то, чтобы не поджечь в обозримом пространстве что-нибудь и не выдать себя. И силы были на исходе. Пользуясь тем, что сегодня у неё был выходной, она приехала домой и заперлась в своей комнате. Собственно, могла бы и не запираться — Билли не было дома, а мать ещё не вернулась с работы. На полу перед ней лежало многострадальное эссе — точнее, что от него осталось. Горстка жалкого пепла. Примерно в такой же превратились надежды Макс на адекватную оценку её стараний. Чертова миссис Барнс! Макс была бы счастлива, если бы у преподавательницы обнаружился внезапный геморрой. Нашла, конечно, из-за чего реветь. Эссе. Подумаешь, перепишет. Но Макс просто невероятно устала, просто как сука, и сил на то, чтобы оставаться сдержанной и спокойной, у неё уже не оставалось. Поэтому она сначала спалила сраное эссе — пришлось, всхлипывая, следить, чтобы вместе с работой не спалить что-нибудь ещё, — а потом разревелась, будто ей не восемнадцать, а восемь лет. Макс Мейфилд просто устала. Она пашет, как тварь, в школе и на работе, откладывает каждый лишний цент, чтобы не сидеть на шее у Билли в Лос-Анджелесе (мысли, что она не поступит, Макс пыталась не допускать), но жизнь раз за разом бьет её топором в лоб. Макс вытирает кровь и топает дальше, до следующего удара. Неужели в этом и есть смысл человеческого существования? В том, чтобы карабкаться… куда-то, несмотря на удары и боль? Джейн Хоппер бы сказала, что смысл жизни в том, чтобы кого-то любить. Очень легко об этом говорить, когда у тебя есть парень. А если его нет? А если в твоем животе гребаные бабочки сверлят тебе внутренности дрелью, когда ты видишь собственного сводного брата? Это, что, нахрен, смысл жизни? Дерьмо какое-то, а не смысл, если честно. Высморкавшись в салфетку, Макс бросила её на пол. Шмыгнула носом. Хватит расклеиваться, приказала она себе. Это всего лишь не принятое эссе, а не трагедия всей жизни. Хлопнула входная дверь.  — Эй, мелочь, ты что, дома? — крикнул Билли. — Если что, я во дворе твой металлолом видел! А вот за машину обидно. Макс хотелось бы громко послать братца, который мало того, что дурак, так ещё и слепой дурак, но горло снова сдавило, и сил хватило только ткнуть средним пальцем аккурат в приоткрывшуюся дверь и снова разреветься. Билли застыл на пороге, истукан истуканом, и уставился на неё. Ну да, она ревет. Не видно, что ли? Ну твою же мать, почему он?  — Дверь закрой с той стороны, — она запрокинула голову наверх, прижимаясь затылком к краю кровати.  — Эй, — он послушно закрыл дверь, но не с той стороны, а с неправильной. — Ты чего, Макс? Ревешь, что ли? Макс не плакала уже давно — с тех пор, как убила отчима. Она просто сцепляла зубы и шла вперед, потому что у неё не было другого выбора. И Билли поступал точно так же. Чертов Билли, застывший сейчас посреди её спальни. Чертов Билли, который, к счастью, не понимал, какие чувства начал вызывать у неё, и как её это раздражало и невероятно пугало, просто до икоты. Чертов Билли, с которым ей было комфортно и хорошо, хоть они и постоянно поддевали друг друга. Вообще-то она ненавидела, когда её заставали плачущей. Это как бы… слишком личное, что ли? И ещё страннее было, что её увидел ревущей сводный братец. Это Макс тоже ненавидела. Подумает ещё, что она — сопливая малолетка. Макс снова шмыгнула носом.  — Вот ещё. Не реву. Ага, будто Билли вообще глаз лишился. И слуха заодно. Молодец, Макс Мейфилд, врешь ты как-то не очень. Билли хмыкнул, прошел вглубь спальни и сел рядом с ней. Осторожно боднул её лбом в висок.  — Ты чего, мелкая? Ну… — неловко обняв её, будто он вообще не знал, как успокаивать плачущих сестёр, Билли позволил ей уткнуться сопливым носом в его шею. — Не ной, всё поправимо. А где не поправимо, типа твоей машины, всегда можно применить ту шипастую биту. «Например, о твою голову? — хотелось спросить Макс. — Или о голову миссис Барнс? Или о голову моей матери?» Миссис Барнс, на самом деле, была наименьшей её проблемой, но ей не повезло стать последней каплей в переполнившейся чаше. Максин с огромным удовольствием подпалила бы училке её парик, но даже в раздрае она помнила, что не должна выдавать себя так явно. Одно дело — поджечь сигарету (даже если до фильтра), другое — спалить преподавательницу.  Если бы она осталась в кабинете, то не удержалась бы, и тогда плакали её старания держать себя в руках.  На полу, там, где кучкой лежал пепел от эссе, темнело пятно копоти.  — Иди ты в задницу, Билли, — всхлипнула Макс, шумно дыша ему в шею.   — Я не из этой лиги, — хмыкнул он. Кажется, не обиделся. Хотя в прежние времена вполне мог бы. Билли Харгроув, её дурацкий брат, прижимал её к себе, как ребёнка, пока она пыталась прийти в себя после истерики, и ей это нравилось. За годы их жизни бок о бок, отношения у них частенько шли по синусоиде — то вверх, то вниз, как на американских горках. Они то ругались до охрипа, то курили вместе на заднем дворе, ныкаясь от Сьюзен. И Максин всегда знала, что Билли незыблемой скалой стоит у неё за спиной, что он перегрызёт глотку тому, кто её обидит. Хотя при этом не забудет и ей звидюлей выписать. Просто для профилактики.  — Расскажешь, что случилось? Или хотя бы кому рожу разрисовать? Тёплая рука Билли сжимала её талию, и Макс позволила этому ощущению просто быть. Почему бы и нет? Бабочки в её животе снова вооружились дрелями, а тот, кто дал им в лапки оружие, сидел рядом и спрашивал, кто обидел Макс, и что он может сделать? В своей собственной манере, но Билли всегда волновался за неё. Они, в конце концов, оба были детьми, заблудившимися в тёмном лесу, а среди деревьев притаились монстры — и не всегда это были существа с той самой Изнанки, которую несколько лет назад закрыла от них Джейн. Иногда монстры — это люди. Наверное, это было дочерта предсказуемо для неё — проникнуться сводным братом, который со временем стал практически единственным близким человеком для неё. Дастина и Уилла, с которыми она общалась, Макс не особенно считала какими-то там друзьями. Просто школьные знакомые, дороги с которыми разойдутся сразу после выпускного. А Билли… Билли — другое. Наверное, у неё не было иного пути, и всё было предрешено. Уткнувшись носом в его шею, Макс вдыхала запах его одеколона — черная кожа и древесина — и жмурилась, а внутри у неё происходила маленькая революция. Это не было влюбленностью. Макс была влюблена в Лукаса когда-то, и эмоции были совершенно другими. Она вообще не очень понимала, что это, но понимала, что влезла в какую-то жопу. Ну и пусть. Ну и пошло оно всё, если ей так легко с Билли. Легко и страшно, и хочется спрятаться за десятками подколок, лишь бы он не догадался, что на самом деле с каждой минутой, проведенной рядом, Макс всё сильнее тонет в этой трясине. И, кажется, не очень хочет выплывать.  — Эй? — Билли чуть встряхнул её. — Макс? Она моргнула.  — Что?  — Морду, говорю, кому начистить? — Билли взглянул на неё сверху вниз. — Тебя та сучка обидела? — его глаза посветлели, а зрачки опасно сузились. Макс мотнула головой. От мысли, что братец вполне может хорошенько уделать Бет Харрисон - и вовсе не так, как той бы хотелось, - в животе и за грудиной сладко потеплело. Возможно, это было слабостью, но хоть раз за несколько лет разве она не может позволить себе быть слабой?  — Эссе не сдала, — она шмыгнула носом.  — Это вот это вот? — Билли кивнул в сторону пепла, размазавшегося по полу. — Ну… — он фыркнул, — на месте училки горстку пепла вместо домашки я бы тоже не принял.  — Засранец, — боже, Макс было так с ним легко, что это было даже страшно. Страшно потерять его, страшно всё испортить своими идиотскими… чувствами? Желаниями? Что это, нахрен? Любому другому за такие шутки она бы уже давно двинула в нос.  — Открыла Америку, — засмеялся он. Его дыхание на виске было теплым.  — Ты из-за эссе на работу не пошла, что ли?  — У меня выходной, — пояснила Макс. — Надеялась отдохнуть. Билли задумался — она чувствовала это кожей. А затем выпустил её из объятий и поднялся, наступая кедом прямо в останки несчастного эссе про Ричарда III. Протянул Макс руку, а, когда она ухватилась за его ладонь, рывком подтянул вверх. Чуть не рассчитал: их лица оказались почти рядом, с учетом разницы в росте. Ноздри Билли чуть раздулись. Он облизнул нижнюю губу и сделал шаг назад.  — Есть идея, — ухмыльнулся он. — Пошли. * * * Идея Билли состояла в том, чтобы отожраться до отвала хот-догами и бургерами и в хрен знает какой раз пойти на «Индиану Джонса». Обоим не хотелось находиться дома, когда Сьюзен вернется с работы, и обоим не хотелось возвращаться домой потом. Они не говорили об этом, но Макс догадывалась: они оба не считают дом, купленный Нилом в Хоукинсе, своим, и им не хочется там находиться. Это был не дом, а просто место, куда они приходили есть, спать и делать уроки. Счастливые семьи существуют только в рекламе, снятой за деньги с людьми, не знакомыми друг с другом. Красивые картинки печатают в журналах, что продаются в их торговом центре; белозубые улыбки мелькают в телевизоре во время рекламных пауз, гипнотизируя своей нереальностью. Сьюзен купилась на эту сказку и упорно пыталась построить её — сначала с отцом Макс, а потом — с Нилом Харгроувом. Оба раза провалились с треском. Сьюзен жертвовала всем ради этой картинки. Как и многие из тех, кто променял настоящую радость на иллюзию счастья под эгидой «быть как все». Это была странная мысль, которая прежде Макс не посещала, но она казалась правильной. Макс не верила в любовь, что будет длиться вечно, и не верила в счастливые семьи, но верила, что есть вещи и есть люди, которые приносят радость. И она чувствовала себя счастливой, когда жевала с Билли хот-дог, запивая его пивом (предусмотрительно спрятанным в пакет на случай появления шерифа Хоппера). Макс была счастлива, сидя с ним на очередном сеансе «Индианы Джонса» и комментируя происходящее так громко, что немногочисленные зрители оглядывались на них. На каждом таком взгляде Билли глумливо ржал, а Макс втихую показывала возмущающимся средний палец. На середине фильма их всё-таки выперли.  — В последний раз я так ржал, когда накурился с «пойзонами», — Билли фыркнул так, что пиво едва не пошло у него носом. — Пиздец была ночка.  — Да хватит уже заливать, — Макс подтолкнула его локтем.  — Получишь щас, если будешь во мне сомневаться, — он весело сверкнул на неё глазами. — Нет, серьезно. Когда я учился в колледже, мы пошли отметить сдачу семестровых тестов на Сансет Стрип. Бухали там, как черти. А в баре как раз выступали Posion, народу было до жопы. Ну и как-то вышло, что мы с «пойзонами» затусили. Травка у них была хорошая, — оскалился Билли. — И сами они ребята клевые. Познакомлю как-нибудь.  — Не познакомишь, — покачала головой Макс.  — Не-а, — легко согласился он. — Это было-то всего один раз.  — И что, в Эл-Эй так просто можно встретить знаменитость? — Макс сунула руки в карманы шорт-«велосипедок». Рядом с Билли её понемногу отпускало, и несданное эссе уже не казалось таким уж кошмаром. Перепишет. Билли пожал плечами.  — Хрен знает, я за ними не гоняюсь. Просто пару раз так вышло. Будешь? — он протянул ей пачку Мальборо, и Макс не отказалась. Свои она забыла дома, и теперь Билли с широко распахнутыми глазами наблюдал, как она поджигает кончик сигареты.  — Будешь так пялиться, подпалю тебе зад, — хмыкнула Макс.  — Сегодня ты как-то особенно о нём беспокоишься, — вскинул брови Билли, и, хотя в его словах явно не было никакого сексуального подтекста, Макс ощутила, как её щеки заливает краской. Задница у Билли действительно была шикарная. Черт, он в принципе был горяч, и Макс устала одергивать себя, думая, что сестра, пусть и сводная, не должна так думать о брате. Мысли он, в конце концов, ещё не читал.  — Просто не хочу слушать твоё нытье, что ты не можешь сесть, — она выдохнула дым широкой струей. — Сколько времени?  — Девять вечера, — Билли взглянул на светящийся циферблат часов. Крупные цифры показывали 21:10. — Сьюзен там, наверное, уже по стенам бегает от беспокойства, нет? Макс не хотелось думать, бегает ли по стенам от волнения её мать. Она мотнула головой.  — Давай ещё пошатаемся? Вот так, миссис Барнс. Да, она шатается. И что теперь? Очень давно она не позволяла себе просто таскаться по городу, ни о чём не думая. Когда-то она ставила рекорды в игровые автоматы, неизменно подписываясь Безумной Макс. Когда-то она рассекала по пыльным улицам Хоукинса не на дребезжащем «крайслере», а на скейтборде. Когда-то она не думала, что её жизнь превратится в бесконечную карусель «школа-работа-дом», а она в этой карусели будет свихнувшимся хомяком, не знавшим, как сбежать от этой рутины. Билли прищурился, разглядывая её как-то нечитаемо и долго, отчего у неё вспыхнули уши, а бабочки заработали дрелью с новой силой.  — У меня в машине есть ещё пиво, — задумчиво протянул он. — Погнали.  — Куда?  — Увидишь. …Озеро поздним вечером казалось черным и блестящим. Билли и Макс устроились на берегу, передавая друг другу уже вторую бутылку пива. Алкоголь приятно согревал изнутри. Макс чудилось, будто прямо здесь и прямо сейчас она способна на всё — у неё несколько лет не было такого чувства. Как и ощущения свободы, которым она упивалась. Кто знает, когда ещё у неё выдастся такой вечер? Завтра она вернется в школу. Завтра у неё будет рабочая смена в кафе. Всё будет завтра. Сегодня она просто позволит себе делать всё, что хочется. Почти всё. Билли запрокинул голову, допивая последние глотки пива. Вечера в сентябре в Хоукинсе были ещё теплыми, и они сидели на берегу просто в футболках, глядя, как по воде ходит рябь. Макс тянуло искупаться. Просто нырнуть с берега в эту черную, блестящую воду, ощущая, как с неё смывает всю тяжесть прошедшего дня. Она не обманывала себя, думая, что вынырнет из воды обновленной, но плавание часто помогало просто смыть с себя усталость. Одна только закавыка: на ней не было купальника, да и раздеваться в присутствии Билли… Нет уж, лучше саму себя демогоргону скормить, чем ощущать на себе этот странный, тяжелый взгляд, и гадать, о чём он думает. И не собирается ли в очередной раз как-нибудь гадко над ней пошутить.  — Не знаю, как ты, — произнес вдруг Билли, — а я пошел в воду. А ты сиди здесь, если хочешь. Он пошлепал к воде, на ходу стаскивая футболку. Макс бы отвернуться, но она, как идиотка вроде Харрисон, пялилась на его спину: длинные, крепкие мышцы, широкие плечи, ровная линия позвоночника. Во рту стало сухо и горячо, а сердце тяжело стукнулось о ребра. Твою мать, просто дайте ей пережить этот вечер… У самой воды Билли стянул джинсы и кеды, потопал в воду прямо в боксерах, и плевать он хотел на отсутствие плавок и на необходимость раздеваться при сестре. Макс для него вряд ли кто-то действительно больший, чем сводная сестра, и мысль эта горько оседает на языке. Билли вынырнул, отфыркиваясь и хохоча.  — Вода что надо! — сообщил он. Макс поднялась, обхватив себя руками за плечи, и подошла ближе. Сглотнула, рассматривая мокрые кудряшки, прилипшие ко лбу Билли; капли воды, стекающие по щеке на шею, к ключице. Перестать бы ей так таращиться, а то похожа на Уилла Байерса, который точно так же безнадежно и жадно пялится на неё в кафе или в школе. Но как, скажите на милость, не смотреть на Билли? Она просто пьяна. Алкоголь циркулирует в её крови, и она сдалась. Тупо сдалась, понимая, что херит всё, что может похерить на данный момент. Шагнув в воду, Макс зашла в озеро по колено.  — Трусиха, — фыркнул Билли. — Значит, по роже мне битой дать ты не ссышь, а в воду зайти дальше коленок — это ни-ни? Макс отлично осознавала, что плавать ночью в озере с парнем — это в глазах её матери из ряда вон. Да только она уже давно не слушала Сьюзен: мать облажалась по-полной, выйдя замуж за Нила. Впрочем, если бы не вышла, Макс никогда бы не встретила Билли. Нет худа без добра. Кажется, так говорят? Билли смотрел на неё, чуть склонив голову, и вода с волос стекала по его плечам на торс. Происходило что-то неправильное. Что-то настолько неправильное, что у Макс в животе всё сжималось от предвкушения и страха. И, кажется, Билли тоже чувствовал это, потому что нервно облизнул нижнюю губу, скользя взглядом по Макс, от её макушки до бедер.  — Иди на берег, — произнес он хрипло. — Замерзнешь. Плечи Макс действительно покрылись мурашками, но не от холода. Ей бы действительно вернуться на берег и подождать, пока братец наплавается, гребаная он выдра. Но Макс ещё и очень хотелось послать всё далеко и очень надолго. Навсегда. Она решительно шагнула дальше. Шорты моментально намокли.  — Сам ты ссыкун, — сообщила она и храбро нырнула в воду, обдавая его брызгами. Из-под толщи воды хохот Билли звучал приглушенно, зато ржал он от души. Вода была прохладной и чистой. Наплававшись вдоволь, Макс упала на песок на берегу и уставилась в небо — тёмное, полное звезд. Глядя в его черноту, она думала, что ей слишком хорошо, чтобы всё это было правдой, и клятая жизнь Макс Мейфилд не предполагает таких «отпусков». Ей не хотелось об этом думать, но какое-то смутное предчувствие пиздеца не отпускало её. Такое чувство возникало у неё только в кошмарах теперь — зато практически постоянно. И она не могла представить, как с этим живут Уилл и Джейн — побывавшие на Изнанке и навсегда оставившие там частички своих душ.  — Ну, что, мелкая? — Билли упал рядом. Капли воды блестели на его коже. — Полегчало? Хороший вопрос. Макс и сама не могла понять, полегчало ли ей. Беды и печали сегодняшнего дня действительно отступили на второй план, а вот Билли остался. Он пробрался ей в мозг хуже Свежевателя Разума, всё там перевернул, и ей нет спасенья. Спрятать своё сердце — и себя саму — Макс уже не успела, и теперь слишком поздно. Она по уши в этом дерьме. По у-ши. Макс глубоко вздохнула. Повернула голову, рассматривая знакомый профиль Билли: длинные ресницы, прямой нос, яркие губы, четкая линия подбородка. Светлая щетина на загорелой коже. Как это называется, если у неё сердце норовит выломать ребра? Тахикардия? Билли — чудовище, но и она сама не лучше. Иначе не хотела бы перекинуть ногу через его бедра, прижимаясь к нему всем телом, и поцеловать, а там хоть потоп. Билли — монстр, но не настолько, чтобы не оттолкнуть её, если она так поступит. Какие-то границы у него ещё оставались. Границы морали Максин Мейфилд стирались с такой скоростью, что ей самой становилось жутко. Она не может потерять самого близкого человека из-за такой дури. Просто не может. Но прошла уже почти неделя с его приезда, а это чувство не проходит, не исчезает. Макс знала, что, стоит ей хоть раз дать слабину, и Билли, самый лучший человек в её жизни — кто бы мог подумать, что именно он однажды станет таким? — просто свалит от неё в закат. И что она тогда будет делать? Повесится, наверное. Она не может, она просто не может, но бесовщинка в Макс Мейфилд, которая всегда подбивала её на всякие откровенно идиотские поступки, шептала, что лучше попробовать и жалеть, чем не попробовать и пожалеть уже об этом. Её тянуло в адскую мясорубку с такой скоростью, что Макс и пикнуть не успевала. Её перемалывало в фарш, но, удивительным образом, она чувствовала себя куда более живой, чем за последние полгода бесконечной пахоты и такой же бесконечной усталости. От Билли всё ещё пахло черной кожей, но теперь — ещё и водой хоукинского озера, и тиной, и песком. Макс втянула носом этот запах, и у неё закружилась голова. Впрочем, это мог быть и алкоголь.  — Чего смотришь? — лениво протянул Билли, закидывая руки за голову. — Я, что, хренову водоросль себе в волосы нацеплял? Что будет, если она всё-таки его поцелует? Просто, чтобы ощутить, что он — настоящий. Тот Билли, который был местным городским мудаком, но позволял чесать за ухом своего внутреннего монстра. Как быстро Макс Мейфилд пойдет нахуй, как пошла Бет? Идиотка Харрисон запала на образ «плохого мальчика», но Максин знала Билли, как облупленного, и таким принимала. Они доверяли друг другу, понимая, что других близких людей у них сейчас нет, и будут ли — одному Дьяволу известно. И Макс тянуло к Билли потому, что она знала его. Потому, что другого Билли ей было не надо.  — Ничего, — тихо ответила она. — Спасибо.  — Обращайся, рыжая, — он ухмыльнулся краешками губ и закрыл глаза. Длинные ресницы легли на щеки. Он дышал ровно и глубоко, но не спал, и Макс вдруг вспыхнула, разозлилась на него. Почему он так спокоен, когда её наизнанку выворачивает, и любая встреча с демогоргоном была бы предпочтительнее, чем это дерьмо?! Почему он делает вид, что не замечает — или реально не замечает? — как её корежит и плющит?! Разум попытался пикнуть, что Билли не обязан ничего замечать, что она для него — просто сводная младшая сестра, и от этого Макс, разгоряченная алкоголем, дневной истерикой и купанием в озере, взбесилась ещё больше. Почему, черт возьми, она?! Прошло всего несколько дней, а она так больше не может. И злиться тоже права не имеет, но лучше злиться, лучше чувствовать хоть что-то, кроме этих дурацких бабочек в животе, будь они неладны. И почему, черт возьми, он?! Макс чувствовала, как нагревается песок под ней, и, хотя песок особенно не подожжешь, его можно сделать невыносимо, невероятно горячим, и обжечься. Она злилась на себя, злилась на Билли, злилась на клятую свою жизнь, на глупое сердце и не менее глупые гормоны.  — Эй, аккуратнее, — пробормотал Билли, ерзая на нагревающемся песке. — Хочешь поджарить нас, как на гриле? Макс хотела бы громко послать его в жопу, но это бы не помогло. Ей хотелось кричать, ей хотелось устроить ад и Израиль, потому что что-то где-то глухо щелкнуло и переключилось, стоило им остаться наедине так надолго. Что-то где-то вызвало приступ злости и жгучего желания, и, сдаваясь эмоциям, захлестывавшим её в последние дни, Макс потянулась и коснулась губами его щеки. Зато ещё легче было бы обвинить Билли, когда он резко повернулся, и Макс угодила поцелуем прямо в его губы. А потом бездна, в которую Макс так долго вглядывалась, поглотила её, потому что Билли ей ответил. И гребаная бездна расцвечивалась всполохами пламени. * * * Дон МакКарти вернулся до крайности довольным тем, что узнал и сделал. Как он и предполагал, девчонка не смогла проехать мимо своего унижения, и, благодаря нескольким сотням долларов из бюджета, выделенного ему военными, Макс Мейфилд скоро должна оказаться у Дона в руках. Буквально через пару дней. Теперь ему следовало заняться Джейн Хоппер. С этой девчонкой задачка будет посложнее, и решить Дону предстоит её за несколько дней. Макс Мейфилд и Джейн должны оказаться в руках военных одновременно. МакКарти ненавидел иметь дело с подростками, обладающими экстрасенсорными способностями, но такая уж была у него работа.