Она была в трауре с длинной вуалью; На небе горели в огне облака. Черты ее нежно дышали печалью; Небесные тайны качала река. Но яркое небо — мираж непонятный, Но думы печали — обманы минут; А строгие строфы скользят невозвратно, Скользят и не дышат, — и вечно живут.
Яркие лучи солнца освещали небо, создавая розово-красные узоры. На борту гробовая тишина, только волны тихо гремели, но тот звук уже стал столь привычным, что оставался незаметным для их ушей. Кассандра и Вэриан лениво обернулись к проснувшейся команде, только вышедшей на палубу. Ничуть не сонные лица показывали явное намерение получить ответы на десятки вопросов, возникших ввиду прошедшей ночи. Рапунцель посмотрела сначала на разбитое лицо Вэриана, а затем на содранные в кровь костяшки Кассандры. Неприятный вывод напрашивался сам собой. — Что произошло? — тихо спросила она. Кассандра попыталась вкратце рассказать, как к этому пришло. Пересказывать все то, что Вэриан наговорил ей, попросту не было смысла — настолько это очевидно. Фрейлина корила себя за несдержанность и в то же время понимала, что могла бы она вернуться назад — все равно бы сделала это. И все же, как ни крути, она облажалась. — Это все очень интересно, но меня вот интересует другое. Он пытался убить Рапунцель! Что это должно значить? — Юджин перебил рассказ Кассандры. Вэриан тяжело выдохнул. — Со мной такой было в прошлое полнолуние, я ведь вам рассказывал, когда мы только встретились. Только тогда я будто бы видел галлюцинацию, очередную фикцию, просто очень похожую на правду. Но в этот раз я видел себя со стороны, как во сне. Я не мог разобрать того, что он, — то есть я — говорит и что делает. Так странно… Это как-то связано с заклинанием на пергаменте, я думаю. Хотя разумных доводов для этого, если честно, нет. И еще это не должно произойти в ближайший месяц. Я думаю. Вот… Вэриан от неловкости чесал затылок и отводил взгляд. Он не знал, что именно сделал этой ночью, но исходя из того, как на него смотрели — с неистовым страхом и неприязнью, — воссоздал не самую приятную картину. Команда молчала. Мальчик, несмотря на стыдливую опаску, все же поднял взор. Все, кроме Хьюго и Кассандры смотрели на него с явным подозрением. — Погодите, вы не верите мне?.. — в голосе прослеживались явные нотки печали и разочарования. Вэриан сейчас точно треснувшее зеркало — все одно показывает одну лишь правду. Правду — горькую, колкую, раздирающую в кровь, столь нужную им в это время. Но едва ли среди них есть готовые принять её без остатка. Вэриан слишком инфантильный иногда. Сейчас редкий случай, когда ситуация оправдывала. Вообще с ним слишком — до неприличия — часто случались события, полностью оправдывающие чрезмерную наивность восприятия. С его-то жизнью, чтобы оставаться наивным, нужно быть очень уж сильным человеком с крепким внутренним стержнем. Или невероятным глупцом. Вэриан был и тем и другим попеременно. Рапунцель хмурила брови и подбирала слова. Разумеется, она не может теперь довериться ему. Не так быстро. Вэриан вечно разбивал её доверие. Только принцесса полагается на него, как что-то начинает идти не по плану. То вскрывается, что он продавал смертельный яд врагам Короны, то оказывается, что у него неслабые провалы в памяти и галлюцинации. А теперь он вновь пытается её убить. — Вэриан, мы не… — начала златовласка, но слова не шли. Она слишком долго молчала, в попытках выдавить из себя хоть что-то. — Понимаю, — меланхолично завершил диалог Вэриан. Алхимик и сам осознавал, что едва ли можно положиться на человека, который среди ночи пытался убить твою лучшую подругу. В неловкой тишине они простояли так еще с минуту. Рапунцель неуверенно сделала шаг назад, а после уже более решительно ушла готовиться к завтраку. Юджин и Лэнс ушли следом. Хьюго неопределенно промычал, а после сел на небольшую ступеньку, жестом приглашая Кассандру и Вэриана. Последний спрятал лицо в ладонях. — И что мы будем со всем этим делать? — на выдохе спросил Хьюго и приобнял Вэриана за плечо. Мальчик мотнул головой, мол, не знает. Взгляд Кассандры, направленный куда-то вдаль был ни веселым, ни грустным. В нем нечто теплое, но бесконечно жалкое, боязливое. Будто бы дама пыталась перебороть что-то внутри себя. Девушка обернулась на Хьюго. Они смотрели друг на друга дольше, чем стоило бы, и парень первый отвел взгляд. Кассандра отмечает про себя, что он смотрит на Вэриана тем же взглядом, что и она. — Давай успокаивайся, Вэриан. Мы с тобой, — с наигранной строгостью сказала фрейлина и мягко толкнула мальчика в плечо. Тот горько усмехнулся. — Это… очень приятно, но… — Вэриан поднял голову. — Но ты ведь правда не знаешь, когда тебе моча в голову ударит задушить её среди ночи, — продолжил за него Хьюго. Вэриан кивнул. Он чуть улыбался, будто надеясь вывести все на шутку, но голос так преисполнен искренним страхом перед собственным же существом, что никакая улыбка не скроет его. — Оо, много чести! Думаешь, что ты первый, кто будет пытаться меня убить? — усмехнулась Кассандра. Её лицо улыбалось, глаза смеялись, но руки заметно дрожали, а плечи невольно вздрагивали. И Вэриан, и Хьюго заметили это. Кассандре стоило бы пойти к Рапунцель, чтобы позаботиться о её состоянии после этой тяжелой ночи, но все тело ныло, голова гудела и хотелось просто лечь спать. А в её негласной ответственности еще и Вэриан, который нуждается в ней не меньше. Одну лишь Кассандру некому поддержать. — Иди-ка лучше спать, а? Давай, бегом, я приду позже, — очень кстати предложил Хьюго и взглядом спровадил Вэриана в каюту. Кассандра тяжело вздохнула, предвкушая трудный день. Ей бы тоже не помешал сон, да только дел по самое горло. — Ты все еще в кровавой ночной рубашке, ты в курсе? — заметил Хьюго. Девушка как-то заторможено и тупо посмотрела сначала на него, потом на свою одежду. — Это… печально, — почти неразборчиво буркнула она. Хьюго поджал губы. В мыслях пронеслась забавная идея о том, что Кассандра хочет не то связаться с призраками, не то заработать чахотку. Невероятно странное поведения для неё. — Слушай, как ты вообще? После всего этого… — начал он. — Нормально. Я справлюсь, — Кассандре не было смысла раскрывать все свои переживания перед человеком, с которым она знакома меньше недели. — Я так не думаю. Тебе следует прилечь, не думаешь? — упрямо продолжал Хьюго. — Все нормально. Правда, — не менее упорно отмахивалась девушка. Хьюго чуть раздраженно выдохнул и потупил взгляд. На глаза ему попалась занимательная вещица, застрявшая между половицами. Он наклонился и поднял беленький зуб, красиво сверкающий на солнце. — Это зуб? — Хьюго спросил это просто так, чтобы спросить. Она обернулась к нему, разглядывая находку с некоторым непониманием происходящего. В ту же секунду, пока дама упорно глядела на зуб, Хьюго подскочил и подхватил её на руки. — Что ты делаешь? А ну отпусти меня! — опешенно взвизгнула Кассандра. — Спать значит спать, — смеясь сказал он и отнес фрейлину в её каюту. У неё не было сил ни вырваться, ни выйти из комнаты. Кровать манила к себе, и Кассандра, коря себя, упала в объятия постели прямо так, в грязной рубашке. Хьюго же, как и обещал, пошел в каюту к Вэриану, где составил тому компанию.***
В то же время Рапунцель сидела за кривым столом, что вечно скашивался на одну сторону. Её чуть подташнивало, есть совсем не хотелось. — Принести тебе пирожного, Красотка? — спросил Юджин, заметив эту неприятную деталь. Фраза «маяк», которая уже столь знакома им обоим, что кажется, будто её можно и не говорить; Фицерберту хватило бы и одного правильно направленного взгляда. Он посмотрел на Лэнса, и тот понимающе кивнул и вышел. Фицерберт беспокоился за пассию, но на лице все равно играла легкая ухмылка. Юджин вообще всегда улыбался, словно бы сам мир вокруг был такой шуткой, которую понять мог лишь он один. Для Рапунцель его вопрос стал отправной точкой. Она до сего момента ни с кем толком не разговаривала, а ей разговоры — даже обычная пустая болтовня — жизненно необходимы. Волнение за Кассандру, Вэриана и себя, в конце концов, было таким, что сердце уже битый час отбивало хаотичную мелодию, а по рукам то и дело проходила мелкая дрожь. — Мне так плохо, Юджин. Ты ведь знаешь, что я не спала этой ночью. Едва ли можно уснуть, когда происходит такое… Я слышала. Все. Каждое слово. И я не знаю, как к нему относиться. То есть, понимаешь, у меня до Вэриана не было друзей, которые пытались меня убить. И не один раз. К тому же, все вокруг него такое неясное и неизвестное, несущее за собой одни неприятности. Нет, нет, Вэриан мой друг, но… Мне нужно время. И Кассандра! Я не знаю, как она себя чувствует, ей нужна поддержка, а я сижу здесь и просто не могу найти в себе сил пойти к ней! Почему?.. — Я просто спросил, не хочешь ли ты пирожное, а ты рассказала мне всю свою жизнь, — сказав это, Юджин придвинулся ближе и обнял Рапунцель со спины. — Давай просто подождем. Я уверен, что все само собой наладится. Просто старайся не оставаться в одиночестве, хорошо, моя милая принцесса? Рапунцель смотрела не то на него, не то на морской пейзаж позади. Казалось, что она едва ли сдерживает слезы; одно мгновение, и расплачется. Сердце дикою птицею металось за ребром, все никак не успокаиваясь. Слова поддержки Юджина давно стали для неё столь привычным нектаром, что уже принимались как данность, а оттого не особенно помогали принцессе разобраться в своих переживаниях. Но это всяко лучше, чем хранение всего в себе. — Сходи, поговори с ней. Все будет хорошо, — уверил её Фицерберт и проводил до каюты фрейлины. В комнате Кассандры царит полумрак. Свечей она не успела зажечь, и единственным источником света было лишь маленькое округлое окошко, еле-еле впускающее тусклые лучи солнца. Рапунцель не обращает внимания на некоторый беспорядок; она смотрит только подруге в глаза, и та отвечает тем же. Рапунцель всегда приходила поговорить, когда что-то случалось. Иногда сразу, иногда позже, как в случае с затяжными недомолвками, окончившимися, к счастью, на приятной ноте. Кассандру это малость напрягало. Складывалось ощущение, будто девушка принимает общение с ней как что-то столь обязательное и неотвратимое, что превращалось в зависимость. Так она думала до начала путешествия — теперь-то стало ясно, что для Рапунцель нет жизненной необходимости быть рядом с ней. Во взгляде златовласки чувствуется нежность, а на периферии — толика безысходности. У неё вообще всегда глаза добрые и теплые, даже в самые тяжелые времена. Кассандра хорошо читает людей и давно знает, что Рапунцель невероятно хорошо подделывает радость. И сейчас она видит тревогу, скрытую за счастливым блеском. Зачем им слова, если они и так все понимают? Рапунцель молча кидается в объятия дамы, до одури нежно поглаживая по волосам. Кассандра утыкается ей в плечо, перебирает руками золотые пряди — нервный жест. Она содрогается всем телом. Не от рыданий, а просто в притупленной истерике. Рапунцель слишком близко и тепло общается с Кассандрой. Кассандра хорошо понимает её; лучше, чем Юджин. Пусть и иногда они пугаются чужих тараканов — все равно остаются вместе. В том же безмолвии девушки легли спать, обнимая, убаюкивая, точно охраняя сон друг друга. Быть рядом. Плечом к плечу или за спиной. И как они могли потерять это, пусть и ненадолго? Как могли не заметить, что долгое время разговоры по-плохому не клеились, как могли не заметить чужого притворства. И все же чудом решили все это; не произойди тот заветный вечер, может, сейчас переживать нынешние проблемы было бы гораздо сложнее.