Diablo

В особняке подавляющее большинство относилось к Чуе доброжелательно. За пару часов парнишка успел дважды потеряться, но ему оба раза любезно указали, куда идти. Дом был не то чтобы большим, он был огромным, со множеством лестниц и комнат. Неудивительно, что Чуя умудрился заблудиться в этих лабиринтах. Честное слово, как в цепкой паутине. Чуя не замечал прожигающих злобой взглядов, не слышал шепотов у себя за спиной. Но все же что-то не давало ему покоя. В коридорах витало странное напряжение, отчего Чуе начинало казаться, что за ним следят. Вернее сказать, наблюдают. По спине от загривка пробегался неприятный холодок, от которого хотелось ускорить шаг и прогнуть позвоночник так, чтобы невидимая рука не схватила его за шиворот. Стоило обернуться, как ощущение пропадало, оставляя внутри лишь неприятный осадок. — Ты какой-то нервный, — отшутился кто-то из слуг, на что Чуя невольно передернул плечами. До вечера оставалось еще много времени. Новоиспеченому слуге было скучно. К тому же каждый тут был занят своим делом. Повара на кухне готовили ужин; Кенджи, садовник, занимался прополкой в саду. Ацуши, суетной мальчишка с белыми, словно снег, пушистыми волосами, вечно бегал туда-сюда — следил, чтобы работа шла своим чередом. Акутагаву не было видно. Да и к тому же, Чуе не хотелось бы с ним пересекаться. Он был едва ли не единственным, кто смотрел на него с такой хмурой злостью. — Слушай, — чья-то ладонь некрепко ложится Чуе на плечо, заставляя обернуться. Это Ацуши. — Если ты наткнешься на Рюноске или, еще того хуже, господина Дазая, будет плохо. Никто из них не любит, когда слуги без дела шатаются. Отведу тебя туда, где никто не побеспокоит. Чуя не успевает кивнуть, как его уже тянут за рукав кимоно. Остается только послушно пойти следом. Он смотрит на запястье, что перехватила чужая рука, а затем на белую голову Ацуши. Пушистые легкие пряди колыхались в такт каждому шагу. Чуя так и не решается спросить, куда его ведут, и даже не запоминает дороги. — Здесь библиотека, — шепотом говорит Ацуши, останавливаясь возле больших белых дверей. Золотистая ручка опускается почти без скрипа, позволяя зайти непрошенным гостям. — Тут мало кто ходит, но все же нам стоит быть потише. Ацуши уводит Чую вглубь стеллажей. Тот едва успевает поражаться их размерам и количеству. — Я только хотел предупредить тебя, — Накаджима не смеет говорить громче. — Тебе в какой-то момент может показаться, что господин Дазай очень хороший человек. Но не позволь ему так легко обмануть тебя, — он заправляет несколько прядей за ухо. — Я здесь достаточно давно, поэтому знаю, каким он может быть. Он… Он ведь говорил о каких-нибудь… — Ацуши запинается. — …непотребных вещах? — он отводит глаза и краснеет, будто девица на выдание. Чуя помнит: говорил. Но решает промолчать. — Если надеешься, что в конце концов он отправит тебя обратно, то заблуждаешься. От неугодных он избавляется другими способами, и лучше тебе о них не знать. Больше Ацуши ничего не успевает сказать, потому что из глубины библиотеки слышится грохот дверей. Парень прикладывает палец к губам и рукой манит Чую за собой. И как бы ни хотелось узнать обо всем больше, Чуя понимает, что ответы на свои вопросы он не получит. По крайней мере, сейчас. Позже, уже ближе к вечеру, особняк стал мертвым. По-другому его нельзя было назвать. Лишь запах еды с кухни развеивал это подозрение. Коридоры пустовали, время будто застыло, стало тихо и тоскливо. Погода хмурилась. Чуя спрятался ото всех за пологом длинной шторы, устроившись на подоконнике. В руках у него была книга, которую он незаметно вытащил с одной полки в библиотеке. Чуя не был силен во французском, но все же общий смысл истории ему был ясен: некий господин, начитавшийся всяких рыцарских романов, решил, что рыцарь из него вполне себе, и отправился в путешествие, прихватив своего друга и провозгласив себя великолепным и бесстрашным сэром Дон Кихотом. Такая нелепица заставила Чую слегка улыбнуться. Читать его учила сестрица. Чуе было сложно и до ужасного скучно. Ане-сан потратила много сил и времени, но это стоило того. Французским языком мальчик заинтересовался уже сам, благодаря бродячей труппе, что оказалась в их деревне проездом. Актеры показывали комедию некого Мольера. Ни одного слова Чуя не услышал от них на японском или, хотя бы, английском. Казалось бы, интерес должен затухнуть, но красота речи настолько поразила Чую, что он был не в силах оторваться от зрелища. «— Сестрица! — Чуя вбегает в маленькую кухню, держа в руках небольшой сборник французских стихов. Где только нашел? Коё отвлекается от готовки, поворачиваясь к воспитаннику. — Сестрица… — он вдруг опускает голову, смущенно шаркая ножкой, и прячет сборник за спиной. — Я… — Что там у тебя? — Коё без труда извлекает книжку из чужих рук и затем вопросительно смотрит на Чую. — Я просто подумал, может… — короткая запинка. — Знаю ли я французский? — мальчик смотрит на нее почти умоляюще и кивает. — Немного. А где ты взял эти стихи? Не помню таких у нас дома. Чуя вздрагивает, напрягшись. — Мне подарили, — бурчит он, отвернув голову. И вовсе сестрице необязательно знать, что он стащил ее у актеров. Пусть это будет его маленьким секретом. Однако глаза Озаки недоверчиво поблескивают, заставляя испуганно сглотнуть.» Чуя готов отдать все, чтобы вернуть то беззаботное время. На страницу падает прозрачная капля, оставляя на ней мокрую хвостатую кляксу и мгновенно пропитывая несколько страничек. Чуя удивленно моргает, кончиками пальцев собирая остатки влаги с глаз. С чего это вдруг? Подобные воспоминания заставляли его плакать лишь первое время. Но сейчас все уже давно позади. «— Сильные мальчики не плачут. Ты же сильный мальчик, Чуя? Потерпи немного, боль скоро пройдет.» — Озаки, я скучаю, — истина этих слез оказалась на самой поверхности. Чуя притягивает колени к себе, утыкаясь в них лбом. Кажется, будто кто-то незримый обнимает его за дрожащие плечи, успокаивая. «— Сильные мальчики не плачут…» Прикусывая нижнюю губу, Чуя проглатывает настойчивый ком в горле и сжимает пальцами ткань кимоно. Коё обещала, что боль пройдет, но почему же? Почему слева в груди так ужасно щемит и сжимается? Почему так хочется кричать? Да потому что он человек. Человеку свойственно испытывать подобное: одиночество. По коридору кто-то прошел широким шагом, заставляя невольно напрячься, но вскоре окружение вновь погрузилось в тягучую тишину. Будто патока: черная и липкая, обволакивающая со всех сторон змеей, готовой сжать свои кольца в любой момент. Чуя откладывает книжку и осторожно выглядывает из-за шторы — пусто. Немного темно. В этой части коридора еще не зажигали свечи. Чуя спускает ноги на пол и оглядывается, вспоминая, с какой стороны он пришел. Вроде с той, где больше света. Да уж… Теряться в подобных местах у Чуи получалось почему-то лучше всего. Свет становится ближе, начинают различаться голоса. Чуя уже готов с облегчением выдохнуть. — Ты что здесь делаешь? — тон в голосе до ужаса знакомый. Юноша только успевает повернуть голову, как его хватают за руку, заталкивая в одну из комнат. Кричать — не вариант. Чуя принимает настороженную позу, чтобы, если что, бить или защищаться. Замок на двери щелкает. Человек, что так бесцеремонно затащил его сюда, поворачивается лицом. Акутагава. О, кажется, он зол. Даже в ярости. Почти невидимые брови сведены к переносице, тонкие губы плотно сжаты. — Ты что здесь забыл, идиот?! — выкрикивает он шепотом. Чуя абсолютно не понимает, в чем провинился. — Во время трапезы господина, в зал нельзя заходить! Ты понимаешь, что будет, если ты нарушишь это правило? — Акутагава трет переносицу, прикрывая глаза, и продолжает уже спокойнее: — Поверить не могу, что ты настолько глуп… Чуя почти расслабляется. — Прости, я просто заблудился… снова, — последнее слово он произносит очень тихо, чтобы не услышали. — Не смей обращаться так ко мне, — голос Рюноске вновь отдаёт сталью. — Твое положение в этом доме обязует тебя относиться ко мне уважительно, — Акутагава цыкает, отводя взгляд. — Пойдём! Чуя испуганно дергается, когда его опять хватают за запястье и тянут за собой. — Еще не хватало, чтобы ты в очередной раз потерялся. Я знаю о приказе господина. Но если ты облажаешься, влетит мне. Акутагава выводит слугу осторожно, озираясь, словно боится, что их обоих уличат в чем-то неприличном. Чуя смотрит ему в затылок, где красуется высокий черный хвост с серебристой лентой, и не смеет возмущаться. Ведь ему удалось найти проводника, пусть и такого неприветливого. Коридорную тишину вдруг нарушает крик умирающего кита. Акутагава останавливается, замирая. Чуя от неловкости ситуации обхватывает живот свободной рукой, слегка краснея. Кто же знал, что его желудок так его подведет. Проводник первые пару секунд хмурится, а затем смиренно вздыхает. — Скажи, почему с тобой так много проблем? — он недовольно косит на Чую и меняет направление. — Завтра проведу тебе экскурсию по особняку. Акутагава уже не так зол. Осталось только легкое раздражение. Кто же знал, что с новеньким будет так сложно? Чуя кивает, пряча глаза под рыжей челкой, и мнет между двумя пальцами одну из прядок — они так отрасли с тех пор, как их весьма грубо обрезал один из хозяев за то, что уснул прямо на ходу. «— Тебе повезло, что ты раб, иначе бы тебя уже давно сожгли на главной площади.» Чуя морщится от неприятных воспоминаний. Неизвестно что лучше: иметь вес в обществе или вообще не считаться человеком. Ведь если первое, то его бы непременно возненавидели за внешность. Уж больно яркие у него были волосы и глаза. Последние лишь медленно затухали, но не оставались незамеченными. Акутагава останавливается, окликая одну из служанок: — Люси! У Люси две густые косы цвета хорошего вина, которые она прячет под белым платком, и голубые глаза. Она обращает удивленный взгляд на Акутагаву, придерживая в руках корзину с бельем. — Люси, нужно накормить одного недалекого, — Рюноске дергает руку, держащую запястье Чуи, вперед, выталкивая едва не споткнувшегося от резкого движения рыжего парня. Чуя успевает в мыслях возмутиться: «Да сам ты недалекий!» и высвобождает настрадавшееся запястье из чужих пальцев. — Меня зовут Чуя, — «поправляет» он, мило улыбаясь своей новой знакомой, и с презрением смотрит на Рюноске. Тот фыркает и уходит, махнув рукой. — Отведи его потом к покоям господина. Я и так отлучился слишком надолго. Люси пару раз хлопает ресницами, выкрикивая затем возмущенное: — Э-э-э?! — корзина с бельем падает из ее рук на пол. — Акутагава, это как понимать? Ты же видишь, что я занята! — упомянутый на крик даже не обратил внимания. Люси недовольно фыркнула, что-то проворчав себе под нос, и посмотрела на Чую. Тот протягивал ей упавшую корзину. Люси приняла ее и хмыкнула, горделиво отвернув голову. — Идем, — сказала она коротко. Даже с таким грузом девушка шла довольно быстро. Чуя успел сбить дыхание, едва поспевая следом. Честно признаться, под ее строгим взглядом даже рис в горло не лез. — Я наелся, — произнес он, спустя пять минут после начала трапезы, и отставил тарелку в сторону. Люси, не опуская головы, посмотрела на пустую пиалу. Чую слегка перекосило: это еще что за выражение лица? Еще один человек, которого явно стоит опасаться. Сделаешь лишнее движение — она точно достанет из-под юбки нож и приставит к твоему горлу. — Так, послушай, — он поднялся, вскинув ладони в примирительном жесте. — Я не хочу с тобой ругаться. Поэтому давай ты спокойно, — он сделал многозначительную паузу, — доведешь меня до спальни господина Дазая, и мы разойдемся, ладно? Люси все также беспристрастно смотрела на него, только теперь снизу вверх, отчего Чуя невольно сглотнул. Прошла вечность, прежде чем девушка наконец выдохнула, сложив руки под грудью. — Я злюсь не на тебя, а на чертового Рюноске. «Рюноске»? Не Акугатава? — мелькнуло в голове у Чуи. — Расслабься, я не собираюсь убивать тебя. Трясешься точно промокший и облезлый кот. В этом доме, пока ты качественно выполняешь свою работу, тебя трогать не будут. Только если ты не особенный для господина, — он помолчала, прикрыв глаза. — Как бы ты уже не был для него особенным, — добавила она. — В каком это смысле? — М? Не столь важно. Думаю, через некоторое время ты сам все поймешь. Ты ведь здесь недавно? Чуя кивнул. Люси дернула уголками губ, будто собиралась улыбнуться, но тут же передумала. — Нам нужно поторопиться, — она указала головой в сторону выхода. Больше Люси ничего не говорила, пока они не пришли на место. — Знаешь, что нужно делать? — спросила она, не оборачиваясь. — Немного… — неуверенно буркнул Чуя. И в этот момент девушку как будто прорвало. — Эй, да ты серьезно что ли?! Тебе поручили такое ответственное дело, а ты без понятия, что тебе делать? Черт с тобой! — она недовольно отвернула нос. — Я помогу тебе, но это только один раз. Больше на мою помощь не рассчитывай, понял? — Люси пригрозила пальцем, задержав его в паре сантиметров от кончика чужого носа. Чуе пришлось скосить глаза, чтобы сфокусировать на нем взгляд. — Понял. — Боже, — Люси яростным движением откинула одну из кос назад, — с тобой только проблемы. Чуя кисло улыбнулся. Не очень приятно слышать такое уже во второй раз. Он ведь не виноват в том, что у него нет навыков в этом деле. Он всегда делал только то, то ему приказывали. И помогать какому-либо аристократу переодеваться перед сном ему еще не приходилось. — Спасибо, — шепнул он. Люси, услышав, в очередной раз отвернулась, но чтобы скрыть легкое смущение. Давно ее никто не благодарил. — Пустяки, — ответила она так же тихо. Люси рассказала и показала Чуе все по пунктам. Последнему невольно подумалось, что из нее вышел бы неплохой воспитатель или учитель. В меру строгая девушка, объясняет коротко, но доходчиво. — Ночную рубашку кладешь на подушку, чтобы было легче взять. Надеюсь, я сказала все, — Люси задумчиво приложила палец к подбородку. Чуя согнулся перед ней в поклоне, снова поблагодарив. — И извини, что заставил тебя нянчиться со мной. Этого больше не повториться. Девушка мягко улыбнулась в ответ. — Ты даже не отрицаешь того, какой ты неумеха, — это было сказано по-доброму, без какой-либо попытки задеть или обидеть. Люси оказалась очень хорошей, пусть и сперва она создавала впечатление грубой и невоспитанной девушки. Будь она действительно такой, какой казалась на первый взгляд, она бы не стала помогать Чуе. Она бы бросила его наедине с господином Дазаем. Двери покоев распахнулись одним резким движением. Словно кто-то с той стороны не рассчитал своих сил. Чуя прижмурил глаза от потока ветра и посмотрел на того, кто вошел в комнату. Странно, но он почувствовал, как его сковывает волнующий страх, оплетающий змеями, что сдавливают свои кольца, взбираясь все выше. Человек, что стоял перед ними, не вызывал доверия и каких-то других положительных эмоций. Только тревогу. От него так и веяло властью и холодом. — Господин Дазай… — робко произнесла Люси, приподняв края юбки и сев в приветственном реверансе. — Прошу простить меня за то, что вторглась в ваши покои без вашего же разрешения. Осаму испытывающе долго смотрел на свою служанку, а та не смела даже поднять голову. Затем он начал медленно снимать перчатку со своей левой руки. — Когда извиняешься, не смотри хотя бы в пол. Так я перестаю чувствовать искренность. Люси вздрогнула. Дазай нетерпеливо продолжил: — Подними голову! Девушка резко вскинула подбородок. От ее былой гордости не осталось и следа. Чуя заметил, как она вцепилась пальцами в края подола, забыв их отпустить. Осаму резко замахнулся перчаткой, намереваясь ударить ею по лицу своей служанки. Люси зажмурилась. Это ведь всего лишь пощечина. Да, будет жечь еще какое-то время, но это все же лучше. Но удар так и не пришел. Девушка с опаской открыла глаза, тут же с удивлением уставившись на развернутую перед ней картину: Чуя перехватил руку аристократа перед самым ударом, на лице слуги читалась решительность. — Она ни в чем не виновата. Это я попросил ее помочь мне. Так что бейте меня, — произнес он уверенно. Осаму был немало удивлен, но злость очень скоро перекрыла эту эмоцию. Он дернул руку на себя, посмотрев на Люси как на отребье. — Тебе бы лучше уйти, — прошипел он ей. — Пока я не передумал. Девушка вновь склонилась и поторопилась покинуть комнату, не забыв закрыть за собой двери. Чуя мысленно выдохнул — все обошлось. Интересно, и почему господин такой злой? Неужели что-то случилось? Дазай же зло швырнул перчатку в кресло, затем снял вторую, бросив туда же. — Я не говорил тебе прикасаться ко мне, — нервно бросил он. — Твое счастье, что я позвал тебя сюда для этой цели. Чуя застыл, решив, что он неверно услышал фразу. — Простите, но я думал, что помогу вам переодеться. — Так и есть, — Осаму повернул голову. На его губах играла улыбка, но Чуе она казалась странной. Чуя просто не мог прочитать по ней, что творилось в голове у этого человека. — А как же ты собирался мне с этим помочь, не прикасаясь ко мне? Показалось или в его голосе промелькнуло некое наслаждение? Чуя отбросил ненужные мысли прочь и подошел ближе. Осаму заинтересованно наблюдал за его действиями. Чуя обошел его со спины, собираясь снять с его плеч черный пиджак. Ткань послушно зашуршала вниз по рукам, с первым элементом одежды было покончено. Его Чуя повесил на спинку кресла, попутно попросив графа сесть на кровать. Тот исполнил просьбу, все так же загадочно улыбаясь. Слуге от этой улыбки было не по себе. Чувство тревоги все никак не хотело отпускать. Чуя обхватил пальцам узел на галстуке, расслабив его и постепенно распуская. Показалось, что воздух в комнате стал немного вязким. С каждой расстегнутой пуговицей на рубашке это ощущение только росло, заставляя нервно облизывать губы. Одним движением Чуя оголяет сразу оба плеча. Они белые, почти мраморные, немного острые. Чуя задерживает взгляд на ключицах и открывшейся шее дольше, чем нужно, но приходит в себя почти сразу же и быстро поднимает глаза на Дазая. — Что-то не так? — Осаму пристально смотрит в ответ. Чуя старается вести себя невозмутимо. — У вас нездоровый цвет кожи. Только спустя секунду он осознает, насколько это было бестактное замечание. — Поразительно, что ты заметил. Обычно это связывают с моим статусом, что в корне неверно. У меня с детства анемия. Поэтому мои родители до сих пор трясутся надо мной. — Поднимите руки, — просит Чуя. Граф послушно исполняет. Чего именно Дазай хотел добиться, слуга не понимал. Это то, о чем говорили Ацуши и Люси? Подобное похоже на какую-то интимную игру, но вытерпеть можно. В конце концов граф даже не пытался дотронуться до него. Однако он наблюдал за каждым его движением. Расслабиться под таким взглядом было почти невозможно, как и избавить свою голову от роя беспорядочных мыслей. Чуя лишь исполнял, что ему было велено. Иного ведь расклада быть не может. Он всегда будет никем, как бы ни старался. — Действительно на девушку похож, если не присматриваться, — хмыкнул Дазай и протянул руку к волнистой рыжей пряди. Чуя сделал шаг назад, игнорируя подобный жест. — Прошу прощения, мне нужно идти, — он взял сложенную одежду и положил ее на кресло, к перчаткам. Еще бы немного… — Пойдешь, когда я тебе скажу, — раздался холодный голос позади. Чуя как раз собирался взяться за ручку двери. — Прошу меня простить, — Чуя обернулся. — Вы показались мне слишком уставшим. Не хотелось бы больше надоедать вам своим присутствием. Осаму молча сидел на своей постели. Глаз не было видно из-за нависшей челки. О чем он думал, не было понятно. Разолился он или обиделся — это никак нельзя было прочитать. — И то верно… — проронил Дазай едва слышно. — Можешь идти. Не держу. Чуя облегченно выдохнул. — Однако… — Осаму поднял голову, и Чуя увидел его взгляд, полный холодной ярости. — Впредь не советую тебе обращаться в подобном тоне к кому-либо, кто выше тебя по статусу. Не важно я это или кто-то другой. Такая оплошность может привести к нехорошим для тебя последствиям. Понял? Чуя чувствовал, как загривок щекочет неприятным холодком и как скурчивает внутренности от подступающего сладковатого ощущения страха. Даже время, казалось, застыло, превращая часы, что служили для его отсчета, в ничто. Реальность сузилась до этой комнаты, а затем до одного единственного взгляда кофейных глаз. Вся эта смесь полностью сковала тело. Чуя, сглотнув, кивнул. — Свободен. Каждое слово будто забиралось под кожу противной иглой. Чуе казалось, что он вот-вот рухнет без сознания, и тогда его уже ничего не спасет. Это место заставляет задыхаться, поэтому Чуя покинул комнату как можно скорее. В коридоре все словно встало на свои места. Жаркое удушье, царившее позади и недавно сжимающее свою цепкую руку на горле, сменилось прохладным спокойствием. Время теперь не казалось застывшим. Стало легче. И дышать, и двигаться. Хотелось обессиленно упасть на колени, потому что ноги плохо держали. В покоях графа было до того дурно находиться, что у Чуи едва не сработал рвотный рефлекс. За подобное зрелище ему бы никто спасибо не сказал. Проще было бы действительно упасть в обморок. Чуя перевел дух, сжимая ткань кимоно на груди. Ему в самом особняке невыносимо находиться. Скорей бы уже граф приказал вернуть его обратно. Хотя метаться между двух горящих костров, что танцуюшими языками пламени обжигают кожу, было еще хуже. Чуя не мог так больше. Лучше бежать. Куда угодно. Только подальше. В лес, без оглядки, падая и сдирая ноги в кровь. Туда, где его никто не сможет найти. К сестрице Озаки. Эта мысль прозвенела тонким колокольчиком в его голове. Чуя раскрыл глаза, замерев. Озаки… Он закрыл лицо ладонями, подавляя рвущийся наружу всхлип. — Господи, сестрица я так скучаю… — прошептал еле слышно, не сумев сдержать дрожь в плечах.