The Rise of a Dark Lord

      Незаметно пролетел месяц, за который практически ничего не изменилось, занятия продолжали быть настолько простыми, что Гарри находил их невероятно скучными. Он также продолжал держаться поодаль от остальных студентов, не то чтобы кто-то был против этого, но они были твердо убеждены в том, что Гарри собирается стать следующим Тёмным Лордом, и большинство из них предпочитали избегать его, за исключением Тео, конечно. Тео практически стал его тенью, и Гарри можно было лишь изредка заметить без него.       Сначала Гарри не знал, что делать с мальчиком, у него никогда не было друга или кого-то, с кем можно было бы поговорить, поэтому Гарри не знал, какую маску использовать с мальчиком. Он не хотел вести себя как невинный маленький ребенок каждую минуту, проведенную с Тео, но он не верил, что было бы благоразумно показывать свою истинную сущность. Поэтому первые несколько дней он в основном молчал и позволял Тео говорить и, хоть тот тоже не был особо болтливым по своему характеру, это позволило Гарри лучше его узнать.       Они проводили большую часть своего времени в библиотеке, Тео изучал книги первого курса, а Гарри искал вещи, которые его заинтересовали. После первых нескольких дней Гарри обнаружил, что ему нравится компания Тео. Он был тихим, более зрелым, чем большинство его ровесников, и Гарри мог с ним разумно поговорить. Хоть он и не был настоящим самим собой с ним, всё же используемая им маска была гораздо ближе к его истинному «я», нежели все прочие.       Сегодня был один из немногих случаев, когда Тео не было с Гарри. Тот вспомнил, что у него есть незаконченная домашняя работа, которую необходимо сдать завтра, и решил доделать её в своей комнате. Перед уходом он немного подразнил Гарри, сказав, что каждый раз, когда они бывали в библиотеке, он постоянно отвлекался на то, что в данный момент изучал Гарри, находя это более интересным, нежели то задание, которое ему было необходимо выполнить.       Гарри не возражал. Возможно, он привык к Тео, но он все еще был очень независимым и одиноким человеком, и ему нравилось быть одному. Он вообще не любил людей, поэтому тот факт, что он провел так много времени с Тео, был, по его мнению, чем-то вроде чуда. То, что он действительно наслаждался этим, было почти сногсшибательным.       Видя, что уже почти настало время отбоя, Гарри собрал свои вещи и покинул библиотеку. Он дошёл до своей гостиной, назвал пароль и зашёл внутрь.       Как только он вошел, Гарри понял, что что-то изменилось. Он почувствовал, как по его позвоночнику пробежала дрожь, и осторожно оглядел комнату. Он сразу заметил, что слизеринских первокурсников не было. Вторым, что он заметил, было условное разделение гостиной на две части, оно не было очевидным, но тот, кто знал, на что обращать внимание, мог с лёгкостью его увидеть. Третье, что он заметил, было группой из пяти старших мальчиков, которые были отделены от обеих групп, у них были жестокие улыбки на лицах, и они смотрели на него с презрением и ненавистью.       Гарри сразу понял, о чем идет речь. Очевидно, некоторые слизеринцы не собирались позволять ему продолжать свои наблюдения в мире, что его раздражало. Теперь у него было всего несколько секунд, чтобы решить, как он собирается реагировать и как он мог сделать это так, чтобы ситуация могла быть использована в его интересах. У него было всего несколько минут, чтобы решить, как он хочет, чтобы они воспринимали его: сладкого и невинного или темного и опасного? Он был уверен, что сможет повернуть ситуацию в свою пользу независимо от того, какую линию поведения он для себя выберет, разница была лишь в том, что одно из возможных решений принесёт ему больше пользы, нежели другие.       Прежде, чем он смог более тщательно обдумать всё это, к нему приблизились пятеро старшекурсников, один из которых оттолкнул его к стене, из-за удара головой о которую Гарри почувствовал лёгкую дезориентацию. Двое других тем временем прижали его руки к стене с обеих сторон, а оставшиеся трое встали перед ним, отгораживая его от остальной части гостиной. Гарри узнал юношу, стоящего в середине своеобразной «стены» — это был шестикурсник по фамилии Джагсон, на лице которого в данный момент была неприятная усмешка. Гарри был уверен, что именно он является лидером этой маленькой группы. — Я думаю, настало время, чтобы ты узнал, как обстоят дела на факультете, Поттер, — произнёс Джагсон тоном, который он, вероятно, считал угрожающим. Гарри же еле удержался от того, чтобы закатить глаза, звучало это довольно смехотворно. — Сейчас ты, наконец, уяснишь, где твоё место. Ты всего лишь отвратительный полукровка, подобным тебе не должны позволять даже учиться в Хогвартсе, не говоря уже о поступлении на благородный факультет Слизерин. Ты ничего не стоишь. Твоё место у моих ног, вылизывая мои ботинки, это единственное, на что ты можешь быть годен. И скоро ты, так или иначе, выучишь это, — закончил говорить Джагсон, после чего он и двое его друзей достали свои волшебные палочки из карманов.       До того, как Джагсон заговорил, Гарри собирался предпринять лишь те меры, которые будут необходимы, чтобы выйти из этого конфликта без повреждений, но теперь он был зол. Он ничего не стоил? Его место было у его ног? Если было что-то, чего он не мог терпеть, то это когда к нему относились так, как будто он был ниже их. В приюте делали это, потому что он был другим, и здесь они собирались сделать это из-за его происхождения. Что же, в приюте дети довольно быстро научились не связываться с ним, скоро научатся этому и в Хогвартсе. — О, я понимаю, — прошептал Гарри, но все в общей комнате услышали его, заставив дрожать не одного ученика, — и кто, якобы, поставит меня на мое место? — Я, — практически прорычал Джагсон, направляя свою палочку на Гарри.       И в этот момент Гарри сделал то, что удивило их всех, — он рассмеялся. Гарри смеялся, а большинство студентов ощущали, как кровь стынет в их венах, этот смех был холодным и жестоким, совершенно не таким, каким должен быть смех одиннадцатилетнего ребёнка. Когда Гарри поднял голову, Джагсон и двое его друзей, стоящие перед ним, инстинктивно отшатнулись, глаза мальчика практически светились от едва сдерживаемой магии, а садистская улыбка заставляла его прежде ангельское личико стать похожим на демоническое.       Гарри поднял обе руки, каждое его движение сопровождалось взглядом всех студентов в гостиной, и положил по ладони на руку каждого из двух старшекурсников, удерживающих его у стены. В следующий момент тишину гостиной нарушили два полных боли крика, исходящие от этих юношей. Оба сразу же отпустили Гарри, прижимая одну из своих рук к груди, и те, кто находился к ним ближе всего, могли разглядеть, как их рубашки намокают от крови, и даже часть виднеющейся из плоти кости. Гарри небрежно указал на них, и оба старшекурсника потеряли сознание.       Позаботившись о небольших неудобствах, связанных с задержкой менее чем за десять секунд, Гарри переключил свое внимание на Джагсона и двух его оставшихся друзей. Двое друзей Джагсона подняли свои палочки в его направлении, но прежде чем они смогли даже открыть рот, чтобы произнести заклинание, Гарри уже начал действовать, и два крика наполнили общую комнату. Они оба лежали на полу, сломав обе ноги. Гарри снова указал в их направлении, и крики прекратились, показывая, что они оба были без сознания.       Гарри сосредоточился на Джагсоне, однако не упускал из виду остальную часть комнаты, не пропускал ни бледных лиц некоторых студентов, ни страха, который некоторые из них не могли скрыть. Он бы солгал, если бы сказал, что ему это не нравится. Страх был действительно такой замечательной эмоцией. — Ты собираешься показать мне, где моё место? — мягко спросил Гарри, не сводя глаз с Джагсона. Двигаясь с удивительной скоростью, он встал перед Джагсоном и взял палочку из его руки. — Могу ли я узнать, как ты планируешь это сделать?       Несмотря на то, что его голос был дружелюбным, взгляд Гарри обещал страдания, и Джагсон смертельно побледнел. Видя, что старшекурсник не собирается отвечать ему, Гарри сосредоточился на своём желании поставить его на колени; до тех пор, пока это было нечто настолько простое, ему не нужны были ни волшебная палочка, ни заклинания, — его магия сама сделает то, что он пожелает. Когда Джагсон оказался перед ним на коленях, Гарри больше ничего не мешало практически ласково провести рукой по его щеке. Это было нежное и лёгкое прикосновение, от чего выражение лица мальчика казалось ещё более пугающим. — Меня немного раздражает то, что ты попытался сделать, Джагсон, — сказал ему Гарри, не убирая руки со щеки старшего юноши, ему нравилось видеть, как глаза того расширились и наполнились страхом. — Я собирался лишь наблюдать со стороны и не вмешиваться, но ты своими действиями нарушил мои планы и не оставил мне другого выбора. Должен признаться, я не люблю, когда в мои планы кто-то вмешивается.       Когда Гарри закончил говорить, он закатал левый рукав рубашки Джагсона до локтя и правым указательным пальцем стал выводить невидимые узоры на его коже. — И всё из-за чего? — продолжил Гарри. — Из-за чистоты крови? — вновь мягким голосом поинтересовался мальчик, собирая на кончике своего указательного пальца магию, которая, будто лезвие, разрезала кожу там, где он проводил им по руке Джагсона. — Скажи мне, чем тебе сейчас помогает твоя чистая кровь? — спросил Гарри, пока его палец вырисовывал гротескную картину на коже старшекурсника, не обращая совершенно никакого внимания на стоны, полные боли. — Важна не кровь, Джагсон, а магия. Ты понимаешь? — спросил Гарри, как будто он был профессором, задающим вопрос своему ученику.       Несмотря на боль, Джагсон поднял голову и посмотрел Гарри в глаза, он не знал, был ли это риторический вопрос, но он ответил в любом случае: — Я по-по-понимаю, — и глядя в глаза этому ребёнку, стоящему перед ним, как мог он не понять. — Хороший мальчик, — прошептал Гарри, поглаживая его щёку, будто он был любимым питомцем, порадовавшим своего хозяина, выучив новую команду. — Лишь для того, чтобы у нас больше не возникало сомнений, где моё место? Джагсон не терял времени на ответы. — Надо мной. — Сказал он с убеждением, и вздохнул с облегчением, когда увидел, что глаза Гарри потеряли часть их холодного взгляда. — Я рад видеть, что ты смышлёный. К сожалению, это не отменяет того, что ты рассердил меня. Ты же понимаешь, что тебе придётся ответить за свои действия, верно?       Джагсон кивнул, он мог быть шестикурсником, но что-то внутри него вопило о том, чтобы он сдался и прекратил бороться, и это то, что он сделал: он подчинился, опустил голову и стал ожидать своего наказания. — Тогда… Я надеюсь, ты не заставишь меня сожалеть о столь снисходительном наказании, — произнёс едва слышно Гарри, после чего, прикоснувшись к руке Джагсона, он сломал в ней все кости. К облегчению Джагсона, он чувствовал боль лишь несколько секунд, после чего Гарри оглушил его. — Вы трое, — сказал Гарри, смотря на юношу и двух девушек, которые находились ближе всех к нему, — отнесите их в Больничное крыло. Трое слизеринцев, к которым обратился Гарри, не теряя времени подчинились ему и несколько секунд спустя покинули гостиную, левитируя пятерых парней перед собой.       Вся ситуация длилась не более пяти минут. Гарри потребовалось пять минут, чтобы определить иерархию слизеринцев. Сам наверху, за которым следуют все остальные, в зависимости от их полезности и отношений с Гарри, чем ближе они к вершине, тем больше они могут сразиться между собой. Все это было определено за пять минут, и Гарри не сказал ни слова по этому поводу, ведь они были слизеринцами.       Гарри оглядел гостиную, ничем не показывая своих эмоций, его, казалось, совершенно не заботило то, что он только что сделал. Когда он заговорил, его голос вновь был нежным и мелодичным, заставляя многих гадать, как столь прекрасный голос мог звучать столь холодно и жестоко всего несколько минут назад. Другие же считали, что это подходит ему, его голос был таким же, как и его внешний вид, они оба скрывали жестокого и беспощадного демона, и это пугало гораздо сильнее, чем если бы он и внешне выглядел как монстр. — Я надеюсь, что все здесь находящиеся столь же сообразительны, как и Джагсон, поскольку я буду очень недоволен, если из-за вашей глупости я хоть как-то пострадаю.       Гарри был удовлетворён, увидев, как некоторые из слизеринцев кивнули, а в глазах других появилось понимание. Не теряя больше ни минуты, он отправился в свою спальню. Он и так потратил больше времени на это недоразумение, чем ему хотелось бы, а ведь была книга, которую он надеялся успеть дочитать сегодня.       Чего он не знал, так это того, что в нише, скрытой гобеленом, за всем произошедшим наблюдали все первокурсники, за исключением Теодора. — Ты видел это, Драко? — спросил его лучший друг, Блейз Забини. — Что теперь будем делать мы?       Драко посмотрел на остальных первокурсников, которые были с ним, и все они, как и Блейз, глядели на него в ожидании ответа. Однако он и сам этого не знал. Что он мог им сказать? До поступления в Хогвартс у него уже было всё спланировано: он попадёт в Слизерин; с лёгкостью поднимется в иерархии факультета, ведь он был не просто чистокровным волшебником, но и наследником рода Малфоев; затем, наконец, станет управлять факультетом, также как и его отец до него. Но пять минут, всего лишь пять минут изменили всё. Возможно, лучшим решением будет поговорить с отцом и узнать его мнение относительно сложившейся ситуации, Драко был абсолютно уверен, что его отец будет знать, как поступить. — Мы пока ничего не будем делать. Просто понаблюдаем, но ничего более. На Йольских каникулах я поговорю с отцом, уверен, он будет знать, что делать.       Остальные слизеринцы кивнули и осторожно покинули свое укрытие, чтобы пойти в свои комнаты, им было о чем подумать. Той ночью единственными слизеринцами, которые провели мирную ночь, были Гарри Поттер и Теодор Нотт, все остальные не могли закрыть глаза, не увидев ангельское лицо с садистской улыбкой и глазами цвета смерти.       На следующий день, казалось бы ничего не изменилось. Гарри и Тео продолжали сидеть немного в стороне от других змей, и студенты Слизерина выглядели всё также высокомерно и неприступно. Практически для всех жителей замка ничего не изменилось, но не для Северуса Снейпа.       Для начала, прошлой ночью он получил вызов по каминной сети от Поппи, оповестившей его о том, что пять из его змеек находятся в Больничном Крыле. Северус никогда бы не признался в этом, но когда он увидел, кто именно там находится, он был очень удивлён. Джагсон со своим окружением были одними из лучших студентов на своих курсах. Когда он поинтересовался у них о том, что же произошло, то удивился ещё больше, когда они все отказались что-либо объяснять. Раздражённый, но понимающий, что он ничего с этим поделать не может, Северус отправился отдыхать, взяв на заметку, что завтра следует присмотреться к студентам, возможно, так он сможет узнать, почему пятеро его слизеринцев оказались в Больничном Крыле. Он знал, что если это дело рук гриффиндорцев, то те не смогут этого скрыть, в конце концов, представители этого факультета даже понятия не имели об осторожности.       Следующим утром Северус не заметил ничего необычного, глядя на представителей остальных факультетов, и, на первый взгляд, его факультет тоже ничем не отличался от своего привычного поведения. Но для кого-то вроде него, того, кто привык замечать малейшие перемены в окружающей обстановке и людях для того, чтобы выжить, было легко увидеть, что все слизеринцы заставляли себя вести так, будто ничего не произошло, все, кроме двух. Гарри Поттер и Теодор Нотт, оба мальчика вели себя так же как и обычно и были единственными слизеринцами, чьё поведение не было наигранным. Странное поведение его студентов и пятеро, находящихся в Больничном Крыле, заставили его присмотреться к ним более внимательно, нежели обычно.       Слизеринцы выглядели встревоженными, некоторые младшекурсники даже не могли скрыть страх, проскальзывающий на их лицах, в то время как старшекурсники не могли скрыть уважения, восхищения и иногда даже благоговения. Северус заметил, что данные эмоции проскальзывали на их лицах, лишь когда они украдкой бросали взгляды на двух первокурсников.       Северус мог скрыть свое потрясение только с усилием. Нет! Нет, этого не может быть. Это было совершенно невозможно. Заключение, к которому он пришел, должно быть ошибочным. Поттер был студентом первого курса, он не мог поместить пятерых старших учеников в лазарет. «Но, — прошептал тихий голос в его голове, — ваши слизеринцы ведут себя странно и все эти взгляды… Кроме того, вы помните приют, не так ли?» Северус был уверен, что голос над ним насмехается, он не мог найти ни одного веского аргумента и да, он помнил приют, он хотел бы забыть его, но не мог.       Он продолжил наблюдать за своими змейками, но взгляды, бросаемые ими на Поттера, не прекращались и не изменялись. Во время обеда, когда пятеро слизеринцев покинули Больничное Крыло и присоединились к остальному факультету в Большом Зале, Северус внимательно следил за их взаимодействием с остальными слизеринцами. Он едва не поперхнулся, заметив, что они сели за стол, а остальные позволили им это, лишь после небольшого кивка Поттера.       Этого было достаточно, чтобы подтвердить сделанные им раньше выводы. Но как? Как Поттер смог это сделать? Эти мысли преследовали его всё оставшееся время до его занятия у первого курса Слизерина.       Поттер, так же как и на всех предыдущих занятиях, сдал идеально сваренное зелье, и Северус не смог сдержать желания придраться к нему. С тех пор как Поттер появился в Хогвартсе, он испытывал непреодолимое желание найти что-нибудь, чтобы назначить мальчишке отработку, и это могло оказаться прекрасным шансом. — Поттер, останьтесь после окончания урока.       Поттер только кивнул и собрав свои вещи, сказал Нотту, что он догонит его позже. Когда все студенты покинули комнату, Поттер подошел к своему столу и выжидательно посмотрел на него. — Прошлой ночью, пять студентов оказались в лазарете с переломанными костями, — Северус начал надеяться увидеть что-то компрометирующее в позе Поттера, однако единственной реакцией, которую он получил, была поднятая бровь: — Есть ли что-нибудь, что вы хотели бы мне об этом рассказать? — Что-то насчёт пятерых студентов? Нет, профессор, честно говоря, я только однажды говорил лишь с одним из них, и даже тогда, я уверен, этот разговор длился не более пяти минут. Тео и я слышали о произошедшем этим утром за завтраком… Что-то про дружескую дуэль, вышедшую из-под контроля?       Если бы это был кто-то другой и другая ситуация, Северус бы восхитился его умением недоговаривать, при этом не солгав. Сам Снейп был отличным легилиментом, и, насколько он мог определить без проникновения в мысли мальчишки, Поттер сказал правду, не всю, но, тем не менее, правду. Северус знал, что необходимо быть великолепным манипулятором, чтобы суметь солгать, говоря правду, и он не знал, что чувствовать, поняв, что ребёнок перед ним был способен на подобное. Одиннадцатилетний мальчишка. Не имеет значения, сколько он прилагал усилий, он не мог не думать о приюте и разговоре с миссис Браун, а также о последующей беседе с самим Поттером. Это не могло быть нормальным, что мальчишка столь сильно напоминал ему Тёмного Лорда. — Убирайтесь. — Северус прошептал, глядя на ангельское лицо перед собой, на этот раз Северус был уверен, что на его лице появилась улыбка, однако именно этот смех, который он услышал, когда дверь закрылась, заставил его вздрогнуть. Это будет не последний случай, когда Северус проклянет день, когда они пошли в этот приют.       Альбус находился в преподавательской, ожидая прихода остальных профессоров, чтобы они могли начать собрание. Пока он ждал, он заметил, что Мастер Зельеварения выглядит отстранённым и немного обеспокоенным. Взяв на заметку поговорить с ним после собрания, Альбус привлёк внимание своих коллег, чтобы они могли начать.       Как обычно, обсуждение началось со старших курсов, чтобы профессора, преподававшие лишь для третьих и последующих курсов, могли освободиться к тому времени, как они начнут обсуждать второкурсников и первокурсников, ведь с этими студентами они практически не встречались.       Около двух часов спустя они, наконец, дошли до первокурсников, и Альбус не мог не признать, что ему было любопытно узнать о том, как адаптировался юный Гарри. Мальчик настолько отличался от всего того, что ожидал Дамблдор, что это только усиливало любопытство. — Есть ли первокурсники, которые проявляют особый талант по отношению к какому-либо предмету? — спросил Альбус.       Это был обычный вопрос, он задавал его каждый год, как и каждый директор до него. Не всегда был студент, у которого было больше таланта, чем у его сверстников, но иногда был студент, который был особенно талантлив в той или иной области, и профессора следили за ними и поощряли его учиться независимо в этих областях. Альбус прекрасно помнил некоторых из этих учеников: Северус Снейп был гением зелий, он делал зелья, когда ему было одиннадцать, на которые способен не каждый шестикурсник. Джеймс Поттер был другим, однако его область была Трансфигурация, он был способен сделать с её помощью такое, что удивляло даже Дамблдора. И, конечно же, Лили Поттер, её сильной стороной были Чары, казалось, не существовало чар, которые бы она не смогла сотворить.       Но в этом году, хотя это был обычный вопрос, Альбус был особенно заинтересован в ответе. Унаследовал ли Гарри талант своей матери или отца? Или его сила будет в совершенно другой области? Он едва мог сдержать свое любопытство, однако он заметил, что профессора казались гораздо более оживленными, чем они были раньше, но никто из них не хотел начинать. Минерва оказалась первой, она вытащила что-то из кармана и положила в центр стола. — Минерва? — поинтересовался Дамблдор, гадая, что же его давняя подруга хочет сделать. — Это было сделано студентом на его первом уроке Трансфигурации.       Альбус слегка приподнял бровь, но взял предмет, который, как оказалось, был иголкой, но как только он рассмотрел её поближе, его глаза в шоке расширились — эта иголка была настоящим произведением искусства. Любопытные взгляды коллег показали ему, что он не смог сдержать своего изумления. Зная, что если они не увидят её, то не смогут понять его реакции, Альбус передал её Флитвику, сидящему слева от него, и был доволен, заметив, что профессор Чар также не смог скрыть своего изумления. Когда иголка побывала у всех профессоров, он спросил: — Кто? — Ты не узнал инициалы? — с легкой улыбкой спросила Минерва. — Г.Дж.П., Гарри Джеймс Поттер. Он смог выполнить и трансфигурацию, и обратное превращение спички в иголку со своей первой попытки. Затем он провёл остаток занятия, развлекаясь изменением своей иголки таким образом, какой только мог вообразить. Я сама подсказала ему попробовать изменить иголку, но я совершенно не ожидала подобного. Мне никогда не попадался настолько одарённый студент.       Альбус долгое время не видел Минерву такой взволнованной, её восхищение практически лилось из неё рекой. Он услышал смешок Филиуса и увидел, как крошечный профессор покачал головой. — Очевидно, что не только мой предмет, это детская игра для него. Я клянусь, что ему скучно в классе. Я не думаю, что то, что я им даю, действительно является для него сложным или интересным.       Другие профессора присоединились к разговору, все они заявили, что Гарри был одним из лучших, если не лучшим студентом своего года. Северус был одним из немногих, кто ничего не сказал о Гарри, Квиррелл тоже не сказал, но Альбус полагал, что это больше связано с его заиканием, чем с чем-либо еще. Спустя почти полчаса, десять минут из которых были потрачены на разговоры о Гарри, Альбус закончил встречу и освободил профессоров, попросив Северуса остаться.  — Ты выглядишь рассеянным, что-то произошло? — спросил Альбус, как только они остались одни.  — Этот мальчишка… Все приготовленные им зелья были сварены идеально.       Альбус вздохнул, наличие студента, столь талантливого в более чем одном предмете было редкостью, последний такой студент обучался в Хогвартсе более пятидесяти лет назад. Было странно то, насколько эти двое были похожи, и эта схожесть всё продолжала усиливаться. Северус вздохнул и, посмотрев Альбусу в глаза, сказал: — Пятеро слизеринцев оказались в лазарете прошлой ночью. Я знаю, что это был он, директор. Я уверен, что это был он. — Есть ли у тебя какие-либо доказательства? — Спросил Альбус спокойным голосом, хоть и сомневался в их наличии, в конце концов, причастность к подобному Тома тоже всегда невозможно было доказать. — Доказательства? Конечно, у меня нет никаких доказательств! — почти прорычал Северус. — Альбус, есть что-то тревожащее меня в этом мальчике, — наконец признался Снейп, и директор еле удержался от улыбки.       Пятьдесят лет назад он сам был на месте Северуса, у него были такие же подозрения относительно другого темноволосого мальчика с невинным выражением лица и ледяным взглядом. Сходств между ними было так много, даже несмотря на то, что у Альбуса все еще была надежда, было также много различий. Возможно, лучшим решением будет сконцентрироваться на их различиях и надеяться, что история не повторится, в конце концов, их наибольшим различием было то, что один из мальчиков был Тёмным Лордом, а другой — Спасителем Магического Мира.