Совместные этюды ученика и учительницы.

      Я смотрел в окно, наблюдая за перелётными птицами. Меня всегда привлекали птицы – чего стоили мои детские мечты стать орнитологом. Я до сих пор прекрасно помню, как мои родители водили меня в зоопарк вместе с моим пусть и не совсем, но родным братом. Как же прекрасны были птицы, что обитали там – словами не смогу описать, как поразил меня их вид. Да, я и раньше видел голубей да чаек, особенно когда родители возили меня каждое лето в Испанию, но они не вызывали во мне столь же отчётливых, ярких эмоций. Даже, казалось бы, обычные попугаи, которых я до того видел лишь на картинках, заставили меня улыбаться во все тридцать два зуба. Мои родители тоже радовались тогда, глядя на меня – как-никак, я довольно редко улыбался, а тут такое счастье свалилось им на голову. Мой брат Зик в свою очередь радовался по любому поводу, особенно когда были рады члены моей семьи. Он не приходился моей матери родным сыном, потому для неё он так сильно старался; к тому же вся идея с походом в зоопарк принадлежала именно ему.       А недавно я осознал, что Ханджи в какой-то степени тоже была похожа на птицу. Не обычную, разумеется; эта женщина определённо была бы птицей из «Красной книги», ведь благодаря ей я начал в какой-то степени меняться. Да, меняться. Это раньше я был абсолютно беззаботным подростком, жаждавшим получить свои пять минут славы. Более того – мне не хотелось особо нести за что-то ответственность, в отличие от Зика, который то и дело отдувался за меня при любом удобном случае. Но теперь же многое поменялось: мне надо было держать язык за зубами о своих отношениях с Ханджи, да и постепенно обретать самостоятельность. Мои родители хоть и являются великолепными людьми, которые терпели все мои выходки, но на их фоне я всегда был…не таким. Я всегда был если не отвратительным ребёнком, но оставлявшим желать лучшего; чего стоили хотя бы мои «успехи» в учёбе. Не то что бы я стремился стать гордостью своих родителей, сколько насладиться тем, что могла предоставить мне жизнь.       С того момента, как я повстречал Ханджи в Риме, всё поменялось. Теперь я был более самостоятельным: нашёл себе подработку в лице помощника смотрителя птиц в зоопарке, куда я хаживал в детстве, чтобы в случае чего не оказаться на дне без единого евро в кармане. Недавно даже с друзьями замирился, чтобы не казаться совсем уж фриком; как-никак, мне всё ещё хотелось считаться достаточно крутым парнем для того, чтобы меня не травили. Я не говорю даже о том, что были дни, когда я слетал с катушек (не знаю; быть может, виной тому были гормоны) и отрывался во все тяжкие, привлекая внимание полиции и бдительных граждан. Не стоит думать, что бывшая ГДР является тем местом, где «все свои»; да, есть города, где все всех знают, но Дрезден таковым не являлся от слова совсем. И разумеется, «бдительных граждан», готовых сообщить в органы о хулиганах или о ком посерьёзнее, тут пруд пруди; даже если вдруг по всему городу системы наблюдения выйдут из строя, не стоит думать, что получиться уйти из этой «воды» сухим.              Одно хорошо: теперь мне не придётся встревать в драки, если мне того не требуется. Теперь мне не приходится скрываться по сортирам, изнывая от желания подрочить или не спать до глубокой ночи, наяривая сквозь одежду. Теперь я не скован необходимостью объяснять перед родителями своё долгое отсутствие – теперь я то учусь, то готовлюсь к итоговым экзаменам, то подрабатываю, благодаря чему в глазах семьи я стал если не гордостью, то по крайней мере хорошим человеком. Даже шутки в мою сторону перестали поступать; мои друзья если не восхищаются мной, то считают знакомство со мной хорошим делом, благо что я не позволяю вить из себя верёвки, чему меня научила возлюбленная. Ей не понравилось бы ебаться со слабохарактерным нюней, потому-то я обязан был быть сильнее, показывать свою силу воли, а главное – не запускать себя. Теперь я хотя бы раз в два дня проводил час, занимаясь физическими упражнениями, после чего проводил хотя бы ещё один час за чтением или иной полезной деятельностью, будь то пробежки, готовка или ещё что-то в этом роде.       За этими всеми мыслями я даже не заметил, что Ханджи успела подойти ко мне сзади и обнять меня.       – Доброе утро, Эрен, – ласково прошептала она, уткнувшись мне в спину. Мне не требовалось большего для того, чтобы понять, чего ей хотелось. Сейчас больше всего я радовался тому, что на кухне были установлены жалюзи, а до стола требовалось преодолеть всего-то пару шагов. Я подхватил её на руки и тут же разложил на столе, после чего насладился видом. Ханджи достаточно благоразумно надела на себя халат, прекрасно понимая, чего мне захочется. Она поманила меня к себе пальцем, заметив, что я сам был весьма легко одет ранним утром.       – Ты снова, – выделил я это слово, вглядываясь в глаза возлюбленной, – хочешь меня рано утром?       – Тебе что, не нравится? – наигранно спросила она, смотря на меня так, словно у неё на глазах что-то отбирали. – Тебе разве не хочется…       – Мне кажется, или кое-кто будет наказан? – игриво спросил я в ответ, вплотную подойдя к ней, пока та раздвинула ноги. – Строго наказан, – дополнил я, любуясь своей Ханджи, которая явно настаивала всем своим видом на столь страстном начале дня.       – Да, Эрен, – выделив моё имя, прошептала любимая. – Накажи меня, покажи мне, чему ты научился. Я же расстроюсь, если мой любимый ученик не сможет этого, – страстно закончила она, развязав свой халат.       Меня не надо было уговаривать дважды. Я тут же сорвал с неё этот столь не нужный сейчас предмет одежды и накинулся на неё. Разумеется, я не обделил вниманием ни единой части её тела, уже привыкшего к ласке. Мне очень сильно нравились её стоны, её тщетные попытки расцарапать мою спину, её просьбы трахать её грубее, но я, понимая, что она вовсе не против, пропускал мимо ушей её просьбы, крепко держа её за руки. Ханджи нравится держаться за руки, а особенно – в стране, полной доносчиков даже после ликвидации вездесущей в своё время «Штази». Не то что бы ныне положение чем-то сильно отличалось от времён существования Берлинской стены, но в наших глазах это лишь добавляло остринку в наши отношения. Один лишь факт нашей ебли был нарушением всех возможных норм этического кодекса, с которым Ханджи, разумеется, по крайней мере ознакомилась и в целом даже старалась сколько-нибудь серьёзно исполнять его предписания.       – Эрен! – вскрикнула она от очередного моего толчка вглубь, выгибаясь. На моём лице проступила слабая улыбка; судя по всему, я задел одну из чувствительных её точек.       – Эрен, прошу… – тихо сказала Ханджи, пытаясь сформулировать свою мысль. Мне не понадобилось окончания её предложения. Я вновь толкнулся в неё, вновь задел её чувствительную точку. Она рыкнула от удовольствия, дав мне понять, чтобы я усилил натиск. Разумеется, я не мог не исполнить её просьбу, подкреплявшуюся её страстным взглядом, казалось, видевшим саму мою душеньку. Ханджи начала стонать, рычать, сильнее сжимать мои ладони, пока я вбивался в неё так, словно больше у меня возможностей не предвидится. Ещё пару минут я провёл так, словно брёл в тумане; я не видел, не слышал, ничего не чувствовал. Лишь бесконечное удовольствие окутывало меня, заставляя меня не сбавлять темп, рыкать всякий раз, когда я слышу страстный стон любимой.       – ЭРЕН!!! – вскрикнула она, после чего выгнулась сильнее прежнего, пока внутри она сжималась, что заставило меня кончить прямо внутрь неё, стоная её имя. Меня словно окатил ледяной душ.       – Ханджи, я... – начал было оправдываться я, вынимая свой таран из любимой.       – Всё хорошо, милый, – прошептала в ответ Ханджи, восстанавливая дыхание. – Всё в порядке. Мы же уже проходили это, – выдохнула она, легонько улыбаясь. Мне нравился её вид после секса, и с каждым разом я лишь укреплялся в своём мнении. Даже со стороны она выглядела счастливой, отдохнувшей, но даже в неге, в которой любимая пребывала после наших потрахушек, она всё ещё умудрялась чуть ли не призывать меня вновь взять её.       – Принеси мне мои особые таблетки и стакан воды, хорошо? – попросила меня Ханджи, приподнимаясь на всё том же столе.       – Хорошо, – тут же ответил я, направившись в спальню.       Моё лицо выдавало нескрываемое удивление: как-никак, я даже представить себе не мог, чтобы стол на кухне у Ханджи способен был выдержать хотя бы один "раунд" нашей ебли. Более того, я всё ещё до сих пор не мог поверить в то, что состою в отношениях с весьма привлекательной учительницей: большинство моих одноклассников может лишь мечтать о подобном, не говоря уже о "практической" реализации. С другой стороны, такие отношения налагают в куда большей степени обязательства, нежели гарантии хоть чего-либо. Хотя учитывая все обстоятельства, мне всё это лишь в радость. Особенно – подобного рода "завтраки" за полчаса-час до подъёма у нормальных людей.       Я тут же достиг прикроватной тумбочки, и, открыв полку, достал целую пачку противозачаточных. Незамедлительно вернувшись, я протянул её любимой, которая у меня на глазах проглотила несколько таблеток, и, сойдя со стола, набрала стакан воды и запила их.       – Знаешь, Эрен, – игриво протянула она, обернувшись ко мне и разглядывая меня, – надо бы почаще так "завтракать".