Сокровище гоблина

Оставшись один, Клод с минуту стоял неподвижно, прикрыв глаза и пытаясь хотя бы частично сбросить усталость и нервное напряжение. Хозяин ушёл, так почти ничего и не сказав. Какие у него теперь планы? Как Клод должен себя вести и чего ожидать? Поскольку граф привел его в спальню и предупредил об осмотре врача, наверное, всё же решил сначала овладеть своим приобретением, а с наказанием повременить. Обычно приготовления к постельным утехам вызывали у Клода лишь чувство отвращения и тоски. Но на этот раз он испытал прилив глубокого облегчения и благодарности. По крайней мере, его пока не стали бить, позволив сохранить силы. Даже если отсрочка временная, теперь всё зависит от его стараний. От того, сумеет ли он порадовать господина, понравиться ему и заинтересовать его настолько, чтобы утренний разговор всё же состоялся. А главное — сумеет ли потом найти достаточно убедительные доводы, чтобы всю его историю лорд Роббер не счёл глупой выдумкой. Надо сказать, до этого несколько часов Клод пребывал в глубоком отчаянии. Он довольно быстро понял, что лишь зря подвёл себя под расправу, ведь за первой, неудавшейся, попыткой убийства непременно должна рано или поздно последовать вторая. Предупредить об этом графа не было никакой возможности, а если бы и представилась, никто в такое не поверит, тем более, рабу. Одного лорда осмеял, второго оболгал… таких рабов уже не воспитывают, а казнят в назидание другим. Даже когда милостивые боги распорядились так, что Клода подарили лорду Робберу, он уже не надеялся на что-то повлиять. Изнурительная боль от развлечений Бомона и других гостей, работа в зале и страх предстоящего наказания сильно измотали его, притупив способность соображать и действовать. Клод мог лишь покорно ожидать, когда разгневанный хозяин сам спустит с него три шкуры или прикажет это сделать своим людям. Как потом найти в себе силы для «извинений»; как прижиться в доме, где знакомство с управляющим, надсмотрщиками и всеми слугами начнётся для него с порки за дерзость господину; что с ним будет, когда убийцы в конечном итоге доберутся до графа — обо всём этом юноша уже не думал. Не было сил. Клоду слегка полегчало лишь когда стало понятно, что никакими прилюдными унижениями его урок сопровождаться не будет. Возможно, спасло позднее время суток, но господин и не подумал звать слуг. Наоборот, стараясь никого не будить, провёл невольника в комнату, которую всегда размещали в наиболее тихом и уединённом месте, то есть, в библиотеку. Что бы здесь ни происходило, никто в замке не услышит ни звука, и Клод был благодарен своему хозяину хотя бы за это. А дальше случилось что-то совершенно невероятное. Вместо того, чтобы обрушить на провинившегося раба весь свой гнев, граф потребовал объяснений. Казалось даже, что он готов простить, хотя ведь понятия не имел, насколько серьёзные у юноши имелись причины. И Клод, до этого момента вообще не собиравшийся ничего рассказывать, вдруг словно проснулся. Он так редко встречал человеческое отношение к себе. Мысли, до этого отрешённые и вялые, поскакали галопом. Лорда Роббера необходимо предупредить об опасности. Хотя бы попытаться. А там будь что будет. Но не сейчас. Нельзя пьяному человеку рассказывать подобные вещи, пусть он и кажется адекватным. Неизвестно как он себя поведёт от таких новостей, даже если поверит. Может, как раз ускорит свою гибель. Клод попытался придумать какую-нибудь отговорку, да так и не смог, брякнул как есть. Что само по себе наглядно показало, насколько же сильно он отупел от усталости. Так и не понял, какое чудо должно было случиться, что после этого его не засекли до полусмерти, не отрезали язык, не изувечили. Боги, хозяин его даже словом не оскорбил. Хотя явно пришёл в бешенство. После этого юноша дал себе слово, что будет стараться для него изо всех сил. Господин не пожалеет, что проявил столько сдержанности и снисходительности. Клоду, правда, пришлось пережить несколько ужасных минут, когда он ощутил явное отвращение хозяина к следам на своём теле. На какой-то миг даже показалось, что граф теперь вообще побрезгует к нему прикасаться. Но в конечном итоге они всё же переместились в спальню. Значит, ничего ещё не потеряно. Нужно только ещё выдержать осмотр медика. Однако, немного постояв, а затем осмотревшись, раб ощутил нарастающую тревогу. Взгляд выхватывал всё новые и новые детали обстановки, говорящие, что эта спальня принадлежит кому угодно, только не хозяину. Комната, достаточно уютная и просторная, совмещала спальню и рабочий кабинет. Удобно для служащего, но дикость для аристократа. Хорошая новая мебель, явно фабричного производства. А ведь в графских апартаментах должен быть старинный фамильный интерьер, тем более что это родовой замок, не городской особняк. Слишком мягкая перина на кровати, обещающая сладкие сны любому, только не человеку с больной спиной. Наконец, отсутствие колокольчика для вызова прислуги. Нет. Это даже не гостевая. Его привели в комнату кого-то из слуг высокого ранга. Клода охватил приступ паники. Стало трудно дышать. Неужели вид его тела настолько разочаровал хозяина, что тот решил отдать раба своему дворецкому или секретарю? Возможно, сделал вывод, что невольник просто-напросто сам нарывается на наказания, потому что любит боль и привык быть игрушкой. Графу такое явно не по нраву, но среди управляющих садисты встречаются ещё чаще, чем среди лордов. Почему бы и не оказать любезность верному слуге, имеющему подобные вкусы. Это конец. Завтра никакого разговора с хозяином не будет. Лорда Роббера скоро убьют. А для Клода остаток жизни превратится в привычный ад. Голова его просто взорвалась от беззвучных увещеваний, клятв, мольбы. Нет, нет, пожалуйста, он не безмозглая кукла, которую осталось лишь доломать. Он очень послушный, обучаемый, граф может легко воспитать его под себя. Пусть Клод поначалу будет совершать ошибки, но со временем выучит любые правила, подстроится под любые требования, да пусть даже и прихоти. Он и сейчас многое умеет, им можно пользоваться не только в постели. «Не надо! Умоляю! Не отдавайте меня! От этого и ваша жизнь зависит!» Клод упал на колени и в отчаянии стиснул в горсти свои вихры. Пальцы ощутили жёсткую, слипшуюся чёлку. В памяти мгновенно всплыла картинка, как граф Мегинрат выплёскивает отравленное вино прямо ему в лицо. Вот оно! Доказательство. На чёлке остался яд. Теперь можно смело обо всём рассказать. Дурные мысли мгновенно вылетели из головы. Клод вскочил на ноги. Нет, он правда идиот. Должен ведь прийти врач. Зачем графу беспокоить среди ночи личного медика ради раба, которого он не захочет больше видеть? Но даже если предположить худшее, теперь можно обратиться хоть к начальнику охраны, хоть к дворецкому, хоть к секретарю. Ведь у Клода есть стопроцентное доказательство своей истории. Яд на его волосах определит любая лаборатория. Даже, возможно, домашний врач. Нужно только найти ножницы и отрезать прядку. Замирая от страха, Клод запер щеколду на входной двери. Он не знал, как в замке графа наказывают за подобный проступок. Но если кто-нибудь неожиданно зайдёт и обнаружит, что он тут шарит по ящикам, будет гораздо хуже. Тогда ему точно ничего сказать не дадут, раздробят все пальцы и скинут в ров подыхать. Ножницы должны быть где-нибудь неподалёку, их поиски займут минуту-другую, не больше. С этой мыслью Клод бросился к боковой двери, за которой, в полном соответствии с его догадками, оказалась уборная с купальней. Но едва он приступил к осмотру туалетного шкафчика, в дверь комнаты постучали. У Клода чуть сердце не выпрыгнуло. Торопливо задвинув все ящички на место, он кинулся встречать посетителя, гадая, какие новые неприятности навлёк на свою голову. За дверью оказалась темноволосая девушка, одетая в платье строгого покроя из довольно дорогой материи. Ее пышные волосы были старательно зачёсаны и собраны в узел на затылке. Лицо приятное, с правильными чертами, хотя чтобы называться красивым, ему, пожалуй, не хватало выразительности. Не леди, но, конечно, не рабыня. Даже не просто служанка. Кто-то из старшей прислуги. Экономка, может быть, или главная горничная. Определив это, Клод низко поклонился. — Мистресс, простите мою оплошность, — произнёс он, опустив голову. Девушка протянула руку, взяла раба пальчиками за подбородок и подняла ему голову, заставляя смотреть себе в лицо. Глаза у неё оказались небольшие, к тому же ещё с прищуром, из-за чего невозможно было определить их цвет. Их пристальный взгляд и этот её жест на мгновение ошарашили Клода. Но почти в ту же секунду он обратил внимание, что смотрит она ему не в глаза, а на губы. И сразу всё стало на свои места. Девушка его просто не слышит. — Я очень сожалею, что вы не смогли сразу попасть в комнату, мистресс, — сказал он, старательно артикулируя, чтобы ей было легче читать по губам. — И что вам пришлось стучать. Простите меня. Незнакомка сделала миролюбивый жест, ерунда, мол. И у Клода отлегло от сердца. Сегодня просто вечер чудес какой-то. Такой серьёзный проступок, а девушка просто отмахнулась и всё. Однако что она здесь делает? Неужели это её комната? Клод не заметил здесь никаких женских вещей, но ведь он внимательно и не осматривался. Если так, то его, конечно, отдать ей не могли. Для женщин, в отличие от мужчин, считалось крайне неприличным жестоко развлекаться с рабами или брать их к себе в постель. На всякий случай, юноша решил прояснить ситуацию: — Мистресс, примите также извинения, если моё присутствие каким-то образом вам помешало. Я новый невольник, хозяин приказал мне дожидаться здесь доктора. Она улыбнулась, кивнула и продемонстрировала ему докторский саквояж, который держала в левой руке. Он до этого был скрыт дверным косяком, поэтому Клод его сразу не увидел. Боги! Так это и есть домашний врач! Юноша почувствовал, как лицо его заливает краска. Осмотр медика и так обычно был делом довольно унизительным, а представить, что такая молодая девушка будет вынуждена касаться его срамных мест и определять пригодность для хозяйской постели, он и вовсе не мог. В полном смятении Клод с поклоном посторонился, давая ей пройти. Однако на этом сюрпризы не закончились. Девушка подтолкнула раба к табурету, но, судя по её жестам, ему нужно было не наклониться, а сесть. И снять не штаны, а рубашку. Когда Клод понял, что врача интересует в первую очередь его спина, у него аж слёзы на глазах выступили. Рубцы воспалились, он чувствовал сильную боль и озноб и боялся, как бы не стало хуже. Неужели господин разбудил доктора ради этого? Не веря своему счастью, Клод сидел на табурете, неподвижный, словно статуя, чувствуя, как ловкие пальчики пинцетом вынимают из спины мелкие колючки и снимают лоскуты омертвевшей кожи. Он боялся сделать какое-нибудь лишнее движение, чтобы не вызвать неудовольствия медика. И в то же время чувствовал, как постепенно отступает отупение и возвращается ясность мысли. Теперь, оглядывая спальню, Клод видел, что она никому не принадлежит. Здесь царил идеальный порядок, нигде не было видно ни одной личной вещи, да и в туалетном шкафчике, который он осматривал ранее, ни бритвенного прибора, ни расчёски, ничего. Это просто пустая комната, в которой ему позволено сегодня переночевать. Господину не понравился его вид, поэтому он прислал врача. Сегодня, скорее всего, Клод ему больше не понадобится. Но, судя по такой заботе, интереса к невольнику граф не утратил, хотя следующий разговор может состояться и через несколько дней. Лучше не ждать у моря погоды. Врач промыла его раны каким-то раствором, наложила пару швов и помазала бальзамом, от которого по спине пробежал приятный холодок, и боль сразу стала утихать. Пока она это делала, в комнату заглянула служанка и, пискнув «Ой, простите, мистресс Мелара, я уж думала, вы закончили», сразу исчезла, оставив Клоду на тумбочке чистую ночную пижаму и полотенце. Юноша поймал на себе её любопытный, но вполне доброжелательный взгляд. Значит, хозяин ничего не рассказал слугам об обстоятельствах появления в его доме нового невольника. Уже за одно это Клод был готов ему ноги целовать. Закончив, Мелара привлекла внимание пациента, провела ладонью по гладкой коже своей руки и улыбнулась. Не останется шрамов, понял Клод. Это была ещё одна радостная новость. Шрамов на теле и без того хватало старых. Девушка шевельнула губами, пытаясь что-то сказать, но Клод немую речь считывать не умел. Её жестов он тоже не понял. Тогда она достала блокнот и неуверенно взглянула на невольника. — Я умею читать, мистресс, — сказал Клод. Облегчённо кивнув, Мелара взяла карандаш и написала: «У тебя есть ещё какие-нибудь жалобы?» Клод отчаянно замотал головой. С тем, что пониже спины, он и сам разберётся, да там и нет ничего серьёзного. Решившись, он соскользнул с табурета на колени. Трудно было не склонять при этом голову, но Клод помнил, что девушке нужно смотреть в лицо. — Если позволите, мистресс… у меня есть просьба… Дождавшись одобрительного кивка, Клод рассказал ей всё. Про отравленное вино, про то, что господину всё ещё грозит опасность. Сообщил, что может доказать свои слова и попросил помочь вычислить яд, оставшийся на его волосах. Доктор пристально внимала, и глаза её, обычно прищуренные, становились всё шире. Когда Клод закончил свой рассказ, она схватила карандаш и принялась строчить: «Ты хорошо сделал, что всё мне рассказал. Я сейчас же сообщу начальнику охраны его светлости. А как только выявлю, что это за яд, принесу тебе антидот». — Мне? — удивился Клод. — Но ведь я его не пил… Он осёкся на полуслове. Почему-то раньше в голову не пришло, что он и сам может быть отравлен. Да, вина Клод не пил, но некоторые яды проникают и через кожу. Хотя он не ощущал симптомов, но это как раз естественно, ведь яд был отложенного действия. Девушка успокаивающим жестом коснулась плеча невольника, затем достала из саквояжа ножницы и отрезала прядь его волос. Спрятав прядку в маленький бумажный пакетик она снова сделала знак «всё хорошо». Затем оставила ему кое-какие лекарства, для каждого написав инструкцию, когда и в каких дозах принимать. После чего быстро распрощалась и ушла. В ту ночь Клод уснул быстро и крепко спал без сновидений.