Сокровище гоблина

Громкий голос выдернул Клода из забытья. Жизнь приучила не раскачиваться слишком долго при пробуждении, поэтому, несмотря на принятые накануне лекарства, невольник мгновенно стряхнул остатки сна. Распахнул глаза… И первое же, что увидел — горбатую фигуру, примостившуюся на краю его кровати, будто оборотень-филин, застигнутый где-то в середине трансформации. Остроносое лицо лорда Роббера в обрамлении тёмных волос и круглые выпуклые глаза лишь усиливали этот эффект. Сразу и даже неожиданно для самого Клода нахлынула радость, что господин жив-здоров, что ночью к нему не подослали убийц и предупреждение не запоздало. Он здесь, рядом, протяни руку — и можно дотронуться. Но уже через мгновение юноша осознал, что комнату заливают лучи утреннего света, весь замок, похоже, давно на ногах, а сам граф полностью одет и собран. И только он, раб, позволил себе отсыпаться. Подавив тревогу, Клод поспешно переместился на пол и занял покорную позу на коленях. Как же так? Если бы он знал, что здесь принято столь рано вставать, ни за что не стал бы пить оставленное доктором снотворное. Просто он очень хотел поскорее прийти в форму, чтобы при следующей встрече лорд Роббер не задался вопросом, зачем ему изломанная кукла. А получилось, что снова выставил себя не в лучшем свете. Граф тем временем обрушился на усатого рыжего стражника, чей зычный голос Клода и разбудил. Юноша внутренне собрался, пытаясь продумать линию поведения, чтобы смягчить раздражение господина, когда тот обратит внимание на него. Вчера всё закончилось слишком хорошо. Слишком. По закону подлости, который в случае Клода редко давал сбои, теперь должна была настать очередь какого-нибудь ужасного подвоха. Однако, выпроводив из спальни солдата, граф повернулся к нему и спокойно, даже мягко произнёс: — Доброе утро, Клод. — Доброе утро, господин, — удивлённо ответил Клод, поднимая глаза. Уже готовый к неприятностям, он растерялся, словно ребёнок, все мысли вылетели из головы. Даже забыл сопроводить свои слова обаятельной тёплой улыбкой, чтобы показать, как рад присутствию хозяина. Просто уставился на лорда, как идиот. А тот, нисколько не задетый таким невоспитанным поведением раба, спросил: — Как ты себя чувствуешь? — Спасибо, господин, сейчас совсем хорошо. Я очень благодарен вам за заботу. — Кажется, это я должен благодарить тебя, — усмехнулся граф. — Мне уже доложили о том, что вчера произошло. — И вы не сердитесь на меня? — вырвалось у Клода. — Боги, да за что? Клод сглотнул. — За то, что я обратился к вашим людям, не поговорив сначала с вами. Это была ещё одна причина, по которой невольник не стал отказываться от снотворного. Иначе мысль о том что, нагрубив хозяину, он тут же за его спиной передал важную информацию врачу и начальнику стражи, не дала бы ему уснуть. Какими бы благими ни были намерения, мало кому понравится такое нарушение субординации. Лучше уладить этот вопрос сейчас, когда хозяин, кажется, в хорошем расположении духа. Граф пристально посмотрел на него, помолчал немного, затем вздохнул. — Значит, в целом, ты понимаешь, что так делать не стоит? Клод опустил голову. — Мой господин, я не хотел проявить неуважения. Просто боялся потерять время. А при нашем последнем разговоре мне ещё нечем было доказать свои слова. Это был особый случай. Такого больше не повторится. Простите меня. Роббер протянул руку, собираясь то ли приласкать, то ли просто положить юноше на плечо. Но вдруг словно что-то вспомнил, и рука, замерев на полпути, резко отдёрнулась. Клод похолодел. Почему хозяин не желает к нему прикасаться? Неужели всё-таки брезгует? Или хочет, чтобы невольник сначала заслужил такую честь? Чтобы соблазнил, привлёк? Такие игры всегда давались Клоду тяжело. В каком-то смысле насилие переносить было легче, ведь тогда от тебя ничего не требуется, особенно если ты связан. Но, конечно, если господин хочет от него инициативы, Клод исполнит его желание и будет вести себя как заправская шлюха. Главное тут не ошибиться. Голос графа вернул его к разговору: — Нечего прощать. Ты поступил правильно. Я понимаю, что у тебя не было выбора. И всё-таки… больше так не делай. — Роббер встал, сделал жест невольнику, что тот тоже может подняться на ноги, подошёл к столу и взял в руки оставленное для него письмо. — Клод, мне не нужна от тебя тупая покорность в этом вопросе. Я хочу, чтобы некоторые вещи ты просто понял. Речь здесь не об уважении. Мои подчинённые — прекрасные люди и очень мне преданны, но ты для них никто. Они не станут с тобой считаться и не подумают о твоей безопасности, принимая решения. Тебе, конечно, не пришло в голову, что мой капитан мог просто обратиться в полицию. Тогда тебя бы конфисковали якобы для ведения следствия. А учитывая, что начальник полиции хороший друг того человека, который дал тебе яд, там, в застенках, ты бы и сгинул. Клод стоял, словно пристукнутый пыльным мешком, потрясённо глядя на лорда Роббера. Среди всех тревог и размышлений такой вариант действительно не пришёл ему на ум. Ведь рабам с раннего детства внушают, что их жизнь целиком и полностью во власти хозяина. — Я не знал, что у полиции есть такое право, — ошеломлённо подумал он, только через секунду поняв, что произнёс эти слова вслух. — Это уголовное дело, Клод, — ответил ему граф. — Покушение на убийство. Поэтому да, их полномочия в таких случаях расширены. — Он помолчал какое-то время, повертев в руках письмо. — Я не знаю, что происходит. По какой причине меня пытались и, возможно, ещё попытаются убить. Но у меня есть собственная стража, состояние, связи и титул. До меня не так просто добраться. А вот ты легко попадёшь в беду, если будешь продолжать своевольничать. Тебе не на что и не на кого рассчитывать, кроме меня. Клод далеко не сразу смог подобрать слова для ответа. Никто и никогда не разговаривал с ним так. Корректно и серьёзно, словно он был полноценным человеком, пусть уязвимым и зависимым, но всё же человеком, а не ручной зверушкой. Мысль увидеть в хозяине защитника, а не источник постоянной угрозы тоже была слишком необычна для него. Слишком привлекательна. Настолько, что становилось страшно. — Спасибо, что сочли возможным мне всё это объяснить, господин, — произнёс он, наконец. — Я постараюсь помнить об этом, если что-нибудь снова случится. — Хорошо, — кивнул граф. — Раз мы это выяснили, перейдём к более приятной теме. Какой награды ты хочешь? — Награды? — тупо переспросил Клод. Сначала показалось, что это сарказм, и ему самому придётся назначать себе наказание. Но, взглянув хозяину в лицо, юноша увидел, что тот абсолютно серьёзен. Клод занервничал, лихорадочно пытаясь припомнить, что положено говорить в таких случаях. Как назло, в рабском своде правил об этом не было ни слова. Само понятие «награда» относилось к другому миру. Клод встречал такую ситуацию лишь в книгах, когда король, например, спрашивал рыцаря, какой награды тот хочет за подвиг. Герой, конечно, отказывался, за что был награждён вдвойне, иногда даже женился на спасённой им принцессе. В детстве приключенческие романы и сказки были единственной отдушиной, когда мир вокруг казался совсем чёрным. Но Клоду никогда не пришло бы в голову, что подобный вопрос однажды могут задать ему самому. Считалось, что раб в любом случае обязан прилагать максимум стараний. Либо он справляется, и тогда всё нормально. Либо допускает промахи и ложится под плети. Сделать что-либо, достойное награды, раб неспособен в принципе. И что ему теперь отвечать? Судя по книгам, у свободных людей считалось хорошим тоном проявить бескорыстие и отказаться от награды. Но для раба немыслимо отвергнуть милость господина. — Просто подумай и скажи, чего ты хочешь, — подбодрил граф, видя его смятение. Клод хотел немного личного пространства. Возможности побыть одному, чтобы никто не трогал, кроме господина. Но не просить же внаглую статус личной игрушки. А без этого скоро его переселят в общий барак и начнутся похабные шуточки, щипки, шлепки по заду. У Клода каждый раз при этих мелких домогательствах всё внутри переворачивалось, до того были неприятны чужие прикосновения. Другим рабам ещё можно было оказать отпор, а надсмотрщики давали волю рукам, как хотели. Поколебавшись, он, наконец, решился. — Господин мой, если вы позволите мне ещё один раз переночевать в этой комнате, я буду очень благодарен. Лорд Роббер выгнул бровь. — Это твоя комната. Теперь ты здесь живёшь. Клод не поверил своим ушам. Комната была бы слишком хороша и для любимого хозяйского наложника. А ведь он ещё даже ни разу не ублажил господина. В который раз уже помимо радости его охватил сильный страх. Так не бывает. Это сказка. Сон. Сейчас он очнётся где-нибудь на рваном матрасе в бараке или в колодках на чёрном дворе и поймёт, что всё было бредом, вызванным лихорадкой. Или ещё что-нибудь случится, что разобьёт его надежды вдребезги. Клоду едва достало сил выдавить какие-то жалкие слова благодарности, совершенно недостойные такой необыкновенной щедрости со стороны хозяина. Граф улыбнулся: — Придётся тебе придумать что-то другое. — Тогда я прошу вашего разрешения взять какую-нибудь книгу из библиотеки, — робко ответил Клод, уже очень давно не державший в руках книг и очень по ним соскучившийся. Лорд Роббер закатил глаза. — Конечно, ты можешь брать любые книги! Ещё яблочный пирог попроси на завтрак. Неужели это, на твой взгляд, может считаться наградой за спасение жизни? Кстати, мне интересно, с какой целью тебя учили читать? Не совсем обычно для раба. Клод смутился. Тема была достаточно скользкой, но обойти её никак нельзя, лучше рассказать сейчас. — Мой первый хозяин был разбогатевший виноторговец. Он добился большого влияния, его даже стали принимать при дворе. Но, конечно, на всех приёмах ему отводили последние места. Ему приходилось низко кланяться аристократам в ответ на небрежный кивок, стоять, когда они сидели и выказывать прочие знаки почтения. За это он ненавидел дворян всей душой… — Клод запнулся и нерешительно посмотрел на графа. Но тот слушал спокойно, поэтому он сделал вдох и продолжил. — Возвращаясь домой, он выбирал из своих рабов таких, кто внешностью чем-то походил на дворянина, чтобы вымещать на них недовольство. А потом ему пришла идея вырастить себе игрушку для этих потребностей. Он очень хотел добиться правдоподобия, поэтому нанимал мне гувернёров и учителей, одевал как дворянина и приказывал вести себя соответствующим образом. — Это многое объясняет, — задумчиво произнёс граф. — Ты в некоторых поступках совсем не похож на раба. Так значит, ты не просто грамотен, а достаточно образован? — Да, господин. Мне дали полное домашнее образование. — Что ж, это может пригодиться. Ну, а насчёт награды, подумай. Я тебя не тороплю. С этими словами он присел на край стола, вскрыл письмо и погрузился в чтение. Вдруг резкая складка прочертила его переносицу, губы сжались и побледнели. И Клод как-то сразу понял: это он и есть, тот самый подвох. Слегка припозднившийся закон подлости. Роббер поднял глаза от письма. — Это писал управляющий. Карлон Ос скончался сегодня ночью. У Клода внутри всё оборвалось. Маркиза нельзя было назвать идеальным хозяином, но всё же его было жаль. Он не имел склонностей к садизму, ни разу сам не поднял на юношу руку, а те редкие случаи, когда брал его на своё ложе, ничем особенно ужасным не отметились. Тем более, что маркиз любил развлекаться сразу с несколькими рабами и рабынями, причём явно отдавал предпочтение девочкам, так что Клоду доставалась довольно скромная роль. К сожалению, всё это имело обратную сторону. Пренебрежение лорда, как правило, отдаёт невольника во власть тем, кто рангом пониже. Теперь маркиз мёртв. И не сможет завершить то пустяковое дело, которое вчера отложил на завтра. Его слова, обращённые к лорду Робберу, засели в голове болезненной занозой: Формальности с документами тогда уладим завтра. А так можешь считать его своим с этой минуты. — Вторая смерть… — пробормотал Роббер. — Неужели речь шла о Карлоне? Клод сделал неимоверное волевое усилие, чтобы отвлечься от собственной беды и включиться в разговор. Словно со стороны он услышал свой голос, совершенно ровный и бесцветный: — Да, милорд. Очевидно, так и есть. — Милорд? — переспросил граф, удивлённый тем, что раб внезапно сменил обращение. И вдруг изменился в лице. До него теперь тоже дошло, что подарок был сделан лишь на словах. Юридически Клод становился собственностью нового маркиза Ос. — Вот проклятье, ещё и это. Кто теперь наследует титул? — Норре Бомон, милорд. Он его ближайший родственник. Будь это кто-то другой, два аристократа, конечно, уладили бы между собой такую мелочь. Но лорд Норре Клода не отдаст. И не продаст. Тем более человеку, которого собирался отравить. Роббер ещё раз пробежал взглядом письмо. — Ладно, — сухо сказал он, — посмотрим, что можно сделать. И с этими словами вышел из комнаты. Юноша обессилено опустился на пол. Жизнь его могла совершенно измениться в этом замке. Стать совсем другой. Но прекрасное завтра так и не наступило.