***
– Ну как? – подаёт голос Хёнгу, стоит им остаться наедине. – Да вот, смотри, что оставил, – Хонсок демонстрирует зажатую между пальцев серебряную монету, – подозрительный он, конечно, придёт ещё раз – придётся опять всё бросать. – Не спеши, может, обойдётся, – Хёнгу негромко вздыхает, – мы ведь совсем недавно перебрались сюда. – Подумаешь, год спокойной жизни, – фыркает Хонсок и сжимает юношу в объятьях. Время для него тянется гораздо медленнее, и этот год кажется почти вечностью. Вечностью без страха погони, косых взглядов и угроз. И вот опять, опасность сама находит их, не оставляя выбора. Он слишком боится за Хёнгу. А Хёнгу прижимается лицом к мускулистой груди и с ужасающей отчётливостью слышит перебои, с которыми бьётся сердце Хонсока. Сбегать сейчас рискованно, потому что слабый шум на фоне может легко перерасти в треск пожара, сжирающего тело изнутри. Ведь люди такие хрупкие. Хёнгу просит Хонсока подождать, а сам твердо решает найти священника, если тот вздумает показаться снова. Хёнгу совсем не страшно рискнуть, если это отсрочит неизбежное. – Эй, – Хонсок оглядывает чужие руки, перепачканные в муке, – у меня теперь спина белая? Хёнгу хохочет и мажет пальцами по смуглой щеке, оставляя белые полосы. Он с лёгкостью уворачивается от ответной атаки и заставляет Хонсока неслабо побегать, прежде чем позволяет поймать себя. – Какой ужас, – Хонсок включается в режим ворчливой мамаши, – опять мыть тебя придётся. – Отряхнусь, – показывает язык Хёнгу. Он не очень-то любит этот цирк с конями, когда Хонсоку ударяет в голову привести его «в пристойный вид». Смыть накопившуюся грязь, расчесать спутавшиеся волосы, сменить изношенную одежду. Так было всегда после их встречи, и Хонсоку, видимо, в кайф мыть его нестареющую кожу и волосы разными приятно пахнущими средствами, подбирать идеально сидящую на полудетской фигуре одежду, как если бы Хёнгу был домашним питомцем или красивой куклой. Горькая истина в том, что он, и правда, всего лишь кукла.1. прекрасный монстр
18 июня 2019 г. в 02:13
Дверной колокольчик заливисто звенит, оповещая о новом посетителе маленькой пекарни на окраине. Чангу, полный решимости, переступает порог – на этот раз чутье просто не могло его подвести. Он приехал в это захолустье исключительно по поручению начальства, чтобы отыскать один из бесценных артефактов, за которым охотился не только Орден черного креста, но и другие весьма влиятельные люди. Артефакт, предположительно, обладал настолько чудодейственной силой, что мог исцелять любые болезни и чуть ли не мертвых воскрешать. А молодой священник по счастливой (ли?) случайности оказался тем, кто мог чувствовать подобные штуки за километр, посему обязан был заполучить его раньше всех желающих. Чангу всего девятнадцать, но он уже привык к сверхъестественным явлениям и не верит людям.
Первым, за что он цепляется взглядом в прохладном скромно обставленном полуподвальном помещении, оказываются глаза. Две штуки восхитительно печальных ореховых глаз на смуглом лице в обрамлении тёмных растрепанных волос. Даже когда на лице хозяина пекарни расцветает приветственная улыбка, глаза его не теряют выражения загадочной скорби, о причине которой можно лишь строить догадки.
Молодой мужчина приветствует посетителя как старого друга и, заметив его растерянность, заботливо предлагает: – Вижу, вы впервые здесь... святой отец. Могу чем-то помочь?
Чангу теряется от подобного обращения ещё сильнее, хотя его плащ цвета южной ночи и увесистый серебряный крест недвусмысленно намекают на род занятий.
– Я очень устал, – говорит он вполне искренне, – не отказался бы от чашки кофе и чего-нибудь сладкого.
– Само собой, – кивает пекарь и протягивает ему руку, – Ян Хонсок, специалист по приготовлению лучшего кофе в округе и излечению страждущих сердец.
"Совсем как я, только наоборот", – усмехается про себя Чангу и присаживается за столик, расположенный рядом с витриной.
– Хён, я принёс сахар, – раздаётся внезапно высокий голос, и за прилавок влетает хрупкий юноша, светловолосый и светлоглазый, что нечасто встретишь в этих краях, – старик был в хорошем настроении, и мне удалось выгодно сторговаться с ним.
– Хёнгу, – Хонсок едва заметно краснеет и понижает голос до шёпота, – не зови меня так, это странно.
– Но ты выглядишь старше теперь, люди и так считают меня твоим невежливым братишкой, – Хёнгу пожимает узкими плечами и игриво подмигивает, – могу сам заняться готовкой, если ты занят, – он кивает на сидящего в ожидании гостя.
– Даже не думай отклоняться от рецепта, я не хочу снова неделю жрать пересоленные булки, – ворчливо напутствует Хонсок, возвращаясь к варке кофе.
Он знает, что Хёнгу банально не может обидеться за недоверие, однако чувствует себя немного виноватым. Да и не настолько страшна перспектива питаться кулинарным ужасом, каких вообще вкусовых тонкостей он ожидал от того, кто вкуса не чувствует? Хёнгу и так довольно быстро адаптировался в новом городе, научился сам выполнять мелкие поручения, чтобы помочь заморочившемуся идеей открыть свою пекарню Хонсоку. Даже с местными общается как человек.
– Спасительный кофе и сладкое, – Хонсок сам решает подойти к Чангу с подносом, на котором дымится ароматный чёрный кофе и остывает кусочек недавно испечённого пирога, – мы вообще-то не работаем в формате кафе, но всегда рады дружеским посиделкам.
Священник крупно вздрагивает, словно его застали врасплох. Благодарит за еду и с усилием прекращает настороженно коситься в сторону прилавка. На сей раз предчувствие не обмануло – цель прямо перед ним, пусть непонятно, каким образом сильнейший артефакт мог оказаться внутри провинциального мальчишки. Что-то здесь не чисто, но что? Чангу решает осторожно прощупать почву.
– Ваш брат? – он кивает в сторону Хёнгу с намеренно скучающим видом.
– Не совсем, – Хонсок отвечает с внезапной нежностью в голосе и присаживается на стул напротив посетителя, – мы – не кровные родственники, просто выросли вместе без опеки взрослых. Хёнгу – моя единственная семья.
– Вот как, – его признание не слишком трогает Чангу, который надеялся на хотя бы незначительные подробности, чтобы было за что зацепиться, – у него очень необычная внешность.
– Все так говорят, – улыбается хозяин пекарни снисходительно, – хотите ещё кофе?
Чангу соглашается, ведь кофе действительно вкусный, а его основная работа сейчас прямо перед глазами. Тем сложнее, так как личную информацию из дружелюбного Хонсока вытянуть не получается. Он мастерски избегает интересующих собеседника тем, говоря о насущной ерунде и соседских сплетнях, которые Чангу совсем не хочется слушать. Вместо этого он залипает на красивую крепкую шею и большие загорелые руки с выступающими местами венами – есть у святого отца одна маленькая слабость, за которую он чуть не вылетел однажды из ордена. И имя ей – красивые мужчины.
– Мне пора, – Чангу резко вскакивает, когда чувствует, что кончики ушей начинают предательски гореть, – у вас наверняка есть куча дел помимо болтовни со мной.
– Заходите как-нибудь, – Хонсок тоже встаёт, разминая затекшую шею, – у нас ещё найдётся, чем вас удивить.
«Вот уж действительно», – иронично замечает про себя священник. Он даже не знает, от кого из этой парочки больше ждёт сюрпризов. Придётся как следует расспросить местных, чтобы сделать какие-то выводы.