"Дихотомия"

Блонди рядом со мной глубоко вздыхает и откидывает с лица челку. Любуюсь точеным профилем своего насильника. — Слушай, а ты не мог бы, когда собираешься делать что-то подобное, спрашивать мое мнение? — Оценивающе смотрю на Рауля, пытаясь отдышаться. — Или хотя бы ставить в известность… Блонди ухмыляется. — А ты словно не знал куда ехал. Часто ли тебя по утрам вызывают? — Ну, может, по рабочему вопросу… — тяну я, махая ножкой. — Ясон обычно так делал… — А что ты хотел? Смена власти. Да уж, поосторожнее надо быть с мечтами – они имеют свойство сбываться. Раньше ведь, с утра отправляясь к Ясону, думал: «Лучше бы он меня имел, чем работать!» А теперь что? Наоборот? М-да, эту мысль, пожалуй, лучше не озвучивать, а то и вправду порвет в клочья наш господин нейрокорректор. К тому же, это не правда. Видимо устав стоять просто так без дела, вышеозначенный нейрокорректор отделяется от стола и идет по направлению к зеркалу. Ну, правильно, куда ж ему еще. Кошусь на свою рубашку, которой повезло еще меньше, чем мне, и хмыкаю: — Опять порвал. Тебе что, расстегнуть трудно? — Ну не понимаю я, как они расстегиваются! — возмущается блонди, расчесывая свои роскошные волосы. — Я же тебе пять раз показывал! — И зачем? Меня всю жизнь фурнитуры одевали. И вообще, не нравится – раздевайся сам! — заявляет он, гордо задрав нос. Юпитерова мама! Какой черт меня дернул связаться с этими блонди? Тяжело вздохнув, спрыгиваю со стола и иду к противоположной стене. — А, все-таки, хорошая была идея поставить сюда шкаф. — Просто знал, кто из нас двоих будет отвлекать секретаря, пока ты, полуголый, попрешься в машину. — Так уволь его. — Я раздвигаю дверцы и принимаюсь выбирать себе важную деталь одежды. — Как ты можешь! — с притворным ужасом восклицает Эм, раскладывая волосы по плечам волнами и приглаживая их руками. — Бедняжка влюблен в тебя. Я тут нашел у него твой портрет. Сидел, наверно, смотрел и страдал. — Я скорее поверю, что он в него стрелял, — смеюсь я. — Да нет, дырок не было. — Значит, не первый уже. — Натягиваю через голову черную водолазку. Высунувшись в ворот и помотав головой, настораживаюсь: — Погоди. Ты рылся у него в столе? — А что мне прикажешь делать? Я дал ему перепечатать отчеты, а эта дрянь попала под кое-чью машину! — Ах, так. Значит, я виноват, — улыбаюсь я, разваливаясь в глубоком кресле и откидывая голову на спинку. — Ты сам это сказал. — Блонди надолго замолкает, расправляя складки на своей одежде. — Если ты думаешь, что это доставляло мне удовольствие, ты сильно ошибаешься, — продолжает он, развернувшись и скрестив руки на груди. — У него там бардак как на черном рынке! — Это не бардак, а разнообразие. — Получается как-то безразлично. Наверно, я просто устал. — Кстати, а как его зовут? —Кого? Бардак? — Как зовут бардак, я и без тебя знаю. Сильвера твоего. — Откуда мне знать? — совершенно искренне удивляется Эм. — Секретарь и секретарь… Тяжело вздыхаю. — Рауль. — Смотрю в потолок. Светодиоды, вмонтированные в обшивку, болезненно пульсируют. Опускаю веки, наблюдаю за белыми плавающими кругами в темноте. — А… как там мое гражданство? Рауль раздраженно фыркает. — Ты и сам прекрасно знаешь, что никак. К чему же эти глупые вопросы? Меня охватывает возмущение, я резко подскакиваю, забыв про многочисленные синяки и немного тянущее чувство от них (чертов садист, постарался), и гневно прожигаю его взглядом. Ну, ладно, пытаюсь прожечь. — Ты же обещал! Эм закатывает глаза, и у меня появляется жгучее желание заехать ему чем-нибудь по морде. — Я не говорил такого, тебе надо проверить память. — И что получается? Ты на спор оформляешь гражданство даже бегонии, а мне не можешь?! Какой ты после этого блонди! — выдаю я, подавшись вперед, и внезапно чувствую обжигающий удар на щеке. Моя голова откидывается назад, и я хватаюсь за пострадавшую часть лица, ощущая во рту металлический привкус. — Ты забываешься, Катце, — шипит блонди, сверкая зелеными глазами. — В твоем положении очень глупо так поступать. Я горько усмехаюсь. — Ах, да! Какие у меня могут быть права, у какого-то монгрела? Полагаю, я должен быть безмерно рад, что господин Второй Консул изволил сделать меня своим петом, — язвительно бросаю я. — Вот еще, стал бы я связываться с петами. У тебя до сих пор статус фурнитура. Как, ты думаешь, я буду выглядеть, оформляя гражданство чужой мебели? — Он возвышается надо мной, привычно скрестив руки на груди, и грозно смотрит. Наверно, предполагается, что под этим взглядом я буду чувствовать себя виноватым ничтожеством. Что ж, у него получается, ничтожеством я себя уже считаю, осталось только добиться чувства вины. — Прости, как я мог забыть о твоей репутации. — В моем голосе столько яда, что даже странно, как господин Эм до сих пор не захлебнется. — Значит, с петами противно, а с фурнитурами приятно, но не престижно? Я вскакиваю на ноги, сжимая кулаки, потому что руки чешутся ударить по чьей-то блондинистой физиономии, и лишь инстинкт самосохранения удерживает меня от искушения. Курить хочется невыносимо. — Ты себе льстишь, — холодно улыбается господин нейрокорректор. — И с чего ты взял, что я буду отчитываться перед каким-то кастрированным монгрелом? Мебели не положено задавать вопросы. — Мебель и трахать не положено! Но тебя это почему-то никогда не останавливало. Нарушаешь правила ради «какого-то кастрированного монгрела»? Пример Минка покоя не дает? Куда Первый, туда и Второй?! Или ты с Ясоном это хотел сделать, а теперь бесишься, что не успел?! Что тебе предпочли «какого-то монгрела»?! — От ярости у меня темнеет в глазах и хочется высказать все, что накопилось за это время. Но когда вдруг сильные пальцы обхватывают мою шею и припечатывают к стене, так что из легких выбивает весь воздух, и я вижу очень близко пылающие изумруды глаз, я понимаю, что сильно перегнул палку, и блонди действительно взбешен. — Не смей так говорить, ты, безродный. — Интонации предельно спокойные, и только свистящий шепот и ледяное выражение глаз выдают его состояние. Эм разжимает пальцы и отступает на шаг назад. — Убирайся. Я же, не отрываясь, смотрю на это каменное лицо. Во мне беспощадной волной поднимается негодование, потушившее разгоревшуюся было тихую обиду. Даже так любимый мной инстинкт самосохранения куда-то девается. Надо же, он до сих пор считает меня… этим. А я-то, дурак, думал, что он изменился. Черт, ведь всегда знал, что они бесчувственные сволочи! Все до одного, даже Ясон! Даже Рауль… Этот самый Рауль, который стоит сейчас и смотрит так бессердечно-серьезно. Зачем ты так? Ненавижу. Ненавижу тебя за то, что ты со мной делаешь. За то, что я позволяю это с собой делать. Ну почему все так? Нельзя так больше. Я не могу. И какой черт дернул меня влюбиться именно в этого блонди? Других ведь пруд пруди! И неэлиты сколько, а я… Это было заведомо бессмысленно. Бес-по-лез-но. Ну, что ж. Опускаю лихорадочно горящий взгляд в пол и кланяюсь на фурнитурский манер. — Как прикажете, господин Второй Консул. Больше никаких взглядов, иначе я не сдержусь. Какая же ты все-таки сволочь, Рауль. С остервенением жму на панель разблокировки хода. Эм не двигается и никак не реагирует. Ну и хорошо. Шкаф с мягким щелчком возвращается на место, отрезая от меня неподвижно стоящего блонди. Правильно, вот и стой там! Как же я устал от этого Рауля. Достаю сигареты и закуриваю. Пальцы дрожат. Вот черт! Гребанный блонди. Холодное «не смей так говорить, ты, безродный» вертится в голове – смотрите-ка, задели блондячью гордость! Сигарета в руке так же мелко вибрирует. И это его «убирайся». Глубоко и торопливо затягиваюсь и начинаю кашлять, опершись о его стол. Да какого хера он решил, что может управлять чужими судьбами?! От души пинаю стол, на который опираюсь, и прикладываюсь лбом к столешнице. Какое-то неприятное ощущение горячо царапает горло и не дает вздохнуть. В таком состоянии я даже родной сигаретой подавлюсь. Твою Юпитер, Эм! И так умудряешься нагадить! Пожалуй, это вам, блондям, удается лучше всего. Ну, так и я не отстану! Выпрямившись, стряхиваю пепел в стоящий рядом бокал красного и наверняка безумно дорогого вина и яростно вдавливаю бычок в идеально ровную поверхность стола, для верности прокрутив его вокруг собственной оси несколько раз. И с чувством выполненного долга покидаю кабинет, на прощание хлопнув дверью так, что павлиноподобный секретарь от неожиданности эффектно подскакивает в кресле и роняет свой наручный коммуникатор, который перед этим внимательно рассматривал. Почти подавив ехидную ухмылку, прохожу по коридорам к выходу, не обращая внимания на перешептывания и презрительные взгляды. Элита, блин. Ты такой же, как они, их часть. Почему я раньше этого не замечал? Уже сев в аэромобиль, понимаю, что всегда это видел, просто не хотелось верить. Долбанный Рауль…