***
– Да ну нахер. Одноглазый несколько секунд изучал город, в который естественным образом упиралась наша дорога. Расположившийся впереди небольшой город мало отличался от сотен подобных ему населенных пунктов. Куча деревянных домов, торчащие из центра города шпили башен церкви, невысокая стена с деревянными воротами и квадратными башнями – ничего приметного. Разве что выглядело это все так, будто город то ли строили на отъебись, то ли никто за его состоянием не следил – половина домов покосилась, крепостная стена, сложенная из грубо обтесанных камней, готова была рухнуть в любой момент. А поля рядом с городом вообще были выжжены. – Ты чего? – Спросила я Одноглазого. А он все еще смотрел вперед. Правда теперь он активно что-то выискивал взглядом, даже рукой от солнца прикрылся. – Это мой родной город, чтоб его. – Наконец сказал он. Сказал с такой интонацией… одновременно злой и тоскливой. А затем сплюнул. – Ясно. Ну, идем? – Ага, побыстрее. Заскочим на рынок и… пойдем дальше. – Что так? Я думала, ты к кому-то наведаться захочешь. – Ну… да не к кому… Хе, а стену-то они все-таки построили… На воротах нас остановила пара стражников. Оба были в легких пластинчатых доспехах и с копьями, шлем был только у одного. Нас бегло осмотрели. Стражник в шлеме что-то сказал второму, указывая на нас и жестом что-то показывая. Они долго переговаривались, кажется я расслышала как один говорил – не отправить ли нас на допрос их начальству, чисто на всякий случай. В конце концов нас таки пустили в город. Но вдруг один из стражников, тот что без шлема, вместе с копьем таскавший легкий арбалет, вдруг обратился к Одноглазому: – Постой, я тебя знаю. Одноглазый нехотя обернулся. Как и мне, ему показалось, что эти слова предвещают кучу хлопот. – Какие-то проблемы? Я в это время изучала окрестности. Этот город явно переживает не лучшие времена. Если сначала казалось, что он от природы какой-то не такой, то сейчас было понятно, что все пришло в такое состояние постепенно. Стену как будто недавно заново построили, причем пытались закончить в кратчайшие сроки. Крыши на башнях были беспорядочно сколочены из торчащих в разные стороны досок. И дома внутри стен были не лучше – землянки и хлипкие лачуги, хотя там, в глубине города, виднелись жилища получше. И земля везде была черной, словно покрытой копотью. А еще Одноглазый как-то говорил, что я часто отвлекаюсь и обращаю внимание не на то, что надо. Не понимаю, о чем это он. Стражник и Одноглазый тем временем разговорились. – Разнесло тебя, конечно… Но рожу твою хрен с чем спутаешь, Б… – За себя говори. – Не дал ему закончить Одноглазый. – Сколько лет прошло, а у тебя все еще морда как утюг... Хех, не думал, что вот так сразу встречу кого-то. Ну, здорово, Зиг. Они пожали друг другу руки. Походу он встретил кого-то знакомого. Я осмотрела этого стражника. Невысокий мужчина лет тридцати. Крепкого телосложения, с взъерошенными светлыми волосами, густыми бровями, редкой щетиной и голубыми глазами. Разговаривая с Одноглазым, он криво ухмылялся правой стороной рта, демонстрируя пару золотых зубов. Они с Одноглазым обменялись приветствиями и говорили о чем-то. Я в это время осмотрелась вокруг. Какое-то заднее чувство говорило о приближающихся проблемах. А еще этот Зиг мне сразу не понравился. – Э… – Одноглазый, похоже, хотел что-то сказать, но… – Братан, прикроешь меня потом. – Зиг обратился к своему коллеге-стражнику. – Сам видишь, какое дело тут. Тот кивнул и махнул ему рукой, мол, хрен с тобой, иди уже. А Зиг потащил нас дальше в город. При этом, все еще ухмыляясь, он не затыкался и продолжал почти односторонне беседовать с Одноглазым. Тот, как обычно, коротко отвечал, хоть и почему-то иногда тупил. Чуть позднее я узнала, что с этим самым Зигом они жили в одном приюте. Зиг был старше на три года и ушел раньше Одноглазого, но, похоже, им там было чего вспомнить. Особо близкими, как я поняла, они не были, но Зиг говорил, что из их приюта в городе почти никого не осталось – кто уехал, кто помер – поэтому он так встретил старого знакомого. – А я и не сразу тебя узнал. – Говорил он. – Помотало тебя, я смотрю. Ты рыцарем где-то заделался, что ли? – Ты тут копье в полном составе видишь? В наемниках я ходил. – Ясно. А меня вот в стражу пристроили. За активное участие в жизни родного города и хорошую память, хехе… Это ж мы не виделись тринадцать лет, четыре месяца и дней где-то шесть-семь. – Охренеть. – Проговорил Одноглазый. Не понятно, говорил он это, восхищаясь памятью своего старого кореша, или видом, который открылся нам на улицах города. – Тут что вообще происходит? Отсюда город выглядел куда хуже. Прямо по улицам стекали реки помоев, в которых копошились крысы, кошки и собаки, рядом с ними на земле попадались недвижимо лежащие, но, кажется, еще живые дети, старики, женщины. Все тощие, как будто голодающие. Половина окон у домов была заколочена, встречные прохожие выглядели как какие-то угрюмые призраки. Вокруг витали ароматы гниения, хорошо полежавших на солнце мертвяков и чьего-то говна. А еще прямо при нас компания вооруженных людей во главе с крупного телосложения священником волокла кого-то активно упиравшегося в церковь. Почему-то мне вдруг захотелось догнать их и одним широким замахом снести головы, так чтобы нижняя челюсть и язык остались на месте, утыкать ножами, заживо выпустить кишки и наматывать на кулак, наблюдая, как они корчатся… Зиг почесал голову и с плохо скрываемой злостью сказал: – Как мертвецы вставать начали, храмовники в городе власть взяли. Они тут теперь все держат, даже графа нашего Хеллеберга, мать его. Это из-за их дел весь город в этом говнище. С людей дерут все, что не прибито и говорят, что это угодно богу. Если кто-то противится – вешают. Было дело, вот охоту на ведьм устраивали… А главное, ты и сделать ничего не можешь – убьют! Будь моя воля, я бы… Ух, вот бы Те… Зиг осекся и замолчал. Кажется, он очень сильно не хотел что-то говорить Одноглазому. Тот на внезапный конец рассказа не отреагировал. Мы направились дальше. Ну, чем ближе к центру, тем картина чуть лучше. Когда мы вышли к площади, все вокруг выглядело не так уж хреново. – … вот, когда приют сгорел, все думали, что выживших нет – под обломками много обгоревших тел нашли. А ты вот он, жив-здоров… по большей части. Одноглазый громко кашлянул. Зиг хмыкнул и решил, что эту тему трогать не надо. Через пару шагов разговор возобновился. – А у меня все как-то попроще. Ты Мину помнишь? Мы с ней поженились, вот второго ребенка ждем. – Ясно. Хоть и не помню кто это. – И ты, вон, с дамой приключаешься. – Зиг кивнул в мою сторону. – У вас… – Она просто за мной увязалась после одной херни. Ничего такого у нас нет. – Игнорирует меня, урод. Не знаю, что и делать. – С усмешкой сказала я, разведя руками. И тут же ко мне устремился взгляд трех глаз. Зиг пробежался по мне взглядом и многозначительно хмыкнул. А во взгляде Одноглазого ясно читалось – «а не пойти бы тебе на хер со своими замечаниями?». Одноглазый в очередной раз окинул город взглядом, остановился на церкви и вдруг спросил: – Слушай, а ты про Терезу не знаешь, что там с ней? Зиг тихо простонал. Казалось, он подбирает слова, чтобы как-нибудь поаккуратнее ответить. А я ткнула Одноглазого в бок и спросила: – А Тереза это кто? – Тут такое дело… – Начал Зиг. – Я же говорил про охоту на ведьм, да? Одноглазый провел когтями на рукавице по поножам. Раздался противный скрип. – Она... Вот, Тереза оказалась ведьмой. – Зиг опустил взгляд. – Ее на костре сожгли… Одноглазый стоял, не двигаясь. Сначала казалось, что ничего не изменилось, разве что сквозь броню чувствовалось, как он напрягся всем телом. Его взгляд был направлен на Зига, зубы тихо поскрипывали. – Заткнись. – Тихо сказал он. Или скорее прорычал. На лице расплылся оскал, а зрачок ставшего почти оранжевым глаза расширился. – А? Он выдохнул и попытался говорить ровным голосом: – Я не тебе, что там дальше? – Я говорю, она реальной ведьмой оказалась. Ты же знаешь, ее граф удочерил. Вот, она из руки огонь выпустила и лицо ему опалила – так и узнали, что ведьма. А когда под ней костер разожгли, и он разгорелся, вдруг громыхнул взрыв. Священник, инквизиторы и еще несколько человек сгорели до костей, а Тереза в центре стоит, целая и невредимая! А потом прилетел дракон, забрал ее и куда-то за лес унес! – Какого хуя…? – Д-да я сам все видел, я правду говорю! – Какого хуя это вообще произошло? – Проговорил Одноглазый и схватил Зига за плечо. Это его действие малость не сходилось с поведением, с тем, что Одноглазый спокойно говорил, не меняясь в лице. – Она… – Ай, пусти, сломаешь… – Она… – Если тебе это надо, то живая она, слышишь, живая! Говорю же, дракон ее забрал! – … – Только вот она собралась, походу, мстить… Видел выгоревшее поле? Это Терезы работа – сожгла его вместе с теми, кто урожай собирал. Кто ходил ее искать, так и не вернулись. Кто просто в лес уходил – тоже. Она, пока всех на тот свет не отправит, наверное, не остановится. Одноглазый отпустил его и какое-то время стоял молча. Затем бросил мне: – Рынок подождет. Красная, погуляй тут где-нибудь, я скоро. И размашистым шагом пошел прочь, на ходу пинком отправив в полет небольшой камень. – Ну, я пошел, да? – Неровным голосом промямлил Зиг, косившийся на помятый наплечник. А я направилась следом за Одноглазым.***
Помнится, в Гамлет я пришла за той шайкой поехавших храмовников, что без разбору валили все, что хоть как-то могло быть связано с Багряным Проклятьем. Обратилась к Карнштейн, чтобы узнать, где они ошиваются, и, когда объясняла, зачем они мне и в чем причина, перенервничала и разревелась. А Одноглазый у нас не особо любит показывать эмоции. Держит их в себе, из-за чего не всегда понятно, что у него там в башке творится – он же все время внутрь думает. Хотя, он сам себя по-любому так же плохо понимает и вряд ли сможет словами описать всю свою внутреннюю херню. Вот и Одноглазому бы орать, материться, как-нибудь давать выход своим эмоциям. А он, вместо этого, молча куда-то пер. Понятное дело – он не знал, как вообще на такую херню реагировать. Но вот я не думаю, что копить это все в себе – нормально. Одноглазый шел куда-то на окраину. Город остался позади, а мы вышли к лесу. Прямо перед стеной деревьев были руины. Ну, как руины. Заросший высокой травой бугор и несколько торчащих из земли старых обгоревших бревен, опутанных ныне засохшим вьюнком. Рядом была постройка поцелее, церковь, кажется. – Хрк… – Одноглазый присел и посмотрел на лежащий перед этими развалинами предмет. Кто-то оставил здесь маленький букет цветов. Похоже, он лежал тут давно – цветы засохли, лепестки поотрывал ветер. Поднявшись на ноги, Одноглазый остановился перед руинами и долго молча стоял. Затем вдруг обратился ко мне: – Ты-то сюда зачем поперлась? – Ну… хрен знает, что ты можешь натворить. А это типа…? – ... Мы здесь жили. Я, Эрик, Тереза, остальные… – Одноглазый говорил монотонно. Мне почему-то захотелось стукнуть его по голове и сказать – «Выдави из себя уже какую-нибудь эмоцию!» – А потом все к херам сгорело. И все умерли. Дальше мне все и так было понятно. Одноглазый обернулся и пробежался по мне взглядом. – Ты про Терезу спрашивала. – Он печально улыбнулся. Ну, это уже лучше. – Была у нас девчонка, хех, ангелок с шилом в жопе. Только появилась у нас, ее сразу все полюбили. А она за мной хвостиком таскалась, пока ее не забрали. Она ко мне, наверное, еще ближе, чем Эрик была. – А, ясно. Так она… – Вроде как первая любовь. Одноглазый какое-то время помолчал, словно пробовал на вкус только что сказанное им самим, а затем рассмеялся: – Хахахахаха… Сука… Я людей убивал кучами, такой параши натворил, а тут какой-то херней страдаю. Самому с себя противно. Ага. Одноглазый у нас особо ударённый. Он может говорить что угодно, но ему нужны люди вокруг, без них он звереть начнет. Вот он за них подсознательно цепляется, а когда они умирают, болезненно это переносит, хоть и старается это не показывать. Можно сколько угодно убивать, видеть, как умирают люди вокруг, но смерть близкого все равно подкосит тебя по-настоящему. Хотя с нашим случаем хрен поймешь, что вообще думать. – Есть такое. Так, а теперь хватит пиздостраданий, нам же идти дальше надо, нет? – На ходу мне в голову пришла одна идея. – А, хотя, знаешь, я все поняла. – …? – Или нет…? Короче, как я… – Значит так, Красная... – Красная, красная, красная, красная… Как же ты заебал! У меня имя есть, если что! – Тогда и ты давай – не «Одноглазый», а «Волк». – И что «Волк»? Ты теперь в цирке не выступаешь? Одноглазый с одновременно злым и вопрошающим взглядом зыркнул на меня. Так и читалось – «Ты чего, охренела?» Ну, он, вроде, ожил. – Хрен с тобой. – Привычным тоном сказал он и вновь обернулся к развалинам. Он достал из сумки бутылку, потряс ей у уха и убедился, что на дне еще что-то плещется. Некоторое время он молча стоял с бутылкой в руке, а затем залпом осушил ее. – Все, пойдем обратно. По дороге обратно в город мы наткнулись на странное зрелище. Из леса со всех ног несся тощий бородатый дед. Почти сразу показался и его преследователь – облезшая дикая собака. Или волк, который мало ел. Только вот двигался зверь как-то странно – как будто у нее была сломана шея. Вот дед запнулся и повалился на землю, а собака, не сбавляя скорости, неслась вперед, уже метя в горло. Я сделала широкий шаг вперед, одновременно выбрасывая вперед руку с ножом. Заточенный кусок железа воткнулся в бок псины, и та остановилась, а я в это время рванула вперед и нанесла удар, отделивший голову собаки от тела. Странно, крови не было. Присмотревшись, я поняла, почему. Псина уже была дохлой. Ее шерсть облезла, глаза были что стекло, местами оголенное мясо начало гнить, из дыр в шкуре торчали голые кости. Значит, в нежить и зверье тоже превращается… Пошатываясь, дед встал на ноги и сразу же расплылся: – Ну, это, ну, спасибо вам. – Ага. Дедуль, а это… – Твою мать, рад, что вы тут взялись, когда я уже собирался обосраться со страху. – Он не дал мне оговорить. – Так-то я не первый раз тут таких вот дохлых зверей встречаю. Много нежити в последнее время, хоть не вешай их теперь. А вот дня три-четыре назад у просеки встречал здоровенную, сука, змею. Такую, что хату мою обогнет раз десять. Ладно, она не дохлая была, а вполне себе живехонькая. И не в просеке это было, просто мне лень называть это место правильно. Это… так… щас я… а, ну да… бля, забыл. Да и «просека» пойдет, а то все вокруг говорят, что у меня с башкой не все в порядке, да! Хе, еще дури хватает. Я так-то в молодости покрасивше был, и такой хренью не часто занимался. У меня жена померла прошлой зимой. Зима была охреневшая, жрать нечего… А у нас еще и шестеро детей было. Двое загнулись от какой-то заразы. Еще один пропал куда-то, наверное, уже тоже помер. Храмовники наши, конечно, озверели. Что творят, ублюдки, что творят. Один приходил недавно, когда я еще молодой и красивый был, здоровый такой шкаф, лысый, с бородой лопатой, в волчьей шкуре и с черепом на щите. Или не храмовник, хер их разберешь. Он мне про какого-то Темного рассказывал. Я хрен знает, кто это, но на всякий случай помолился. И он сказал, что соберет себе армию и власть в стране захватит. И не будет у нас больше никакой власти, все свободны, все делают, что хотят, никто никого никуда… ух. А потом ведьму жгли, это ж че было-то, а… Она ж верхом на драконе улетела, а теперь город сжечь хочет, за то, что ее сожгли! Она правильно все делает, валить надо этих гнид, всех до одного! И графу она морду за дело опалила, сученышу! Одноглазый размашистым шагом пошел дальше по дороге и потащил меня за собой. Ну да, мне этот монолог тоже не хотелось слушать. – Значит старый хрен все-таки сошел с ума. – Негромко проговорил немного повеселевший Одноглазый. – Знаешь его? – Столько лет прошло, а его рожа все такая же страшная. Он пекарь бывший. Я у него как-то булку хлеба стащил, а он меня поймал и переломал палкой пальцы. И вот, мы снова шли по засранным улицам города. Вдруг до нас донесся громкий звон колокола, а откуда-то со стороны северных ворот поднялся столб дыма и, кажется, даже было видно пламя.***
Почти рядом с крепостной стеной полыхал дом. Деревянное строение небольшого размера с крутой крышей и пристроенном вплотную сараем – самое обычное жилище в этих местах. С громким треском языки пламени овивали дом, обтачивали и так уже ставшие головешками бревна и доски, в небо поднимался столб дыма, а водоносы, казалось, вообще не делали погоды. Галдеж толпы был слышен за несколько поворотов от пожара. Стража отгоняла подальше собравшихся со всей округи людей, а водоносы то и дело бегали с ведрами туда-обратно. Потоки людей неслись прочь, прихватив с собой сумки, сундуки – спасали имущество. Соседние постройки спешно закрыли войлочными щитами, политыми водой. – Это опять ведьма… – Доносилось из толпы. – Ведьма? А ее кто-то видел, нет…? – Там, говорят, внутри люди были… Один из стражников, грузный мужчина в темно-красном плаще и с капитанским значком на груди, одновременно приказывал не подпускать горожан ближе и руководил водоносами. – Шевелитесь быстрее! Не давайте огню перекинуться дальше! – Орал он. Ну, да, рядом с горящим домом стояло множество других. Мы с Одноглазым наблюдали за пожаром издалека – народу собралось порядочно. Выглядело все малость ненормально. Если бы, например, внутри кто-то уронил свечу на тряпки или не уследил за печкой и не сумел затушить огонь, его бы заметили и потушили, не дав так разгореться. А дом полыхал так, будто его предварительно просушили и облили чем-то сильно горючим, и сеном заложили, чтоб точно. Версия, что это поджог, сама просится. Только вот кому пришло в голову его устраивать? Обычно на такое идут совсем отбитые уроды, которым терять нечего, ведь если их найдут, то разорвут толпой. А бывает, поджог устраивают те, кто решил отомстить, для кого это единственный способ расквитаться… Хм, ведьма, говорят в толпе… Откуда-то со стороны центра города появилась группа вооруженных людей. Отличительных знаков, как у стражи, у них не было, а вот доспехи и оружие были куда лучше – латы, длинные мечи, несколько протазанов. Но двое в этой компании броненосцев выделялись. Первым был лысый священник с постоянно прищуренными глазами и серебряными четками в руках. Второй – немолодой мужчина в богатых одеждах, носивший длинную козлиную бородку. Да и глаза у него тоже были какими-то козлиными. На его левой половине лица был здоровенный ожог, казалось, из-под опаленной шкуры торчала кость. Лысый священник подозвал к себе капитана стражи и негромко что-то спросил, указывая на все еще полыхавший дом. Капитан сказал стражникам, чтобы те заткнули толпу, и те принялись выполнять приказ. Когда все замолчали, священник начал громко говорить, стараясь перекричать бушующий пожар: – Ведьма была здесь! Нечистое пламя снова забрало невинные жизни! И как вы все… – Что опять?! – Донеслось из толпы. – Теперь, как у нас кто-то сгорит, каждый раз выступать будете? – Господь предпочитает тишину… – Тихо проговорил священник и жестом приказал одному бронированному вывести из толпы того говорливого. Когда означенного человека, тощего рыжего мужика, вывели, он спросил: – И чего тебе надо было шум поднимать? – Все это из-за вас, гадов, началось. – Выплюнул эти слова рыжий. – Вы ее сжечь решили, а теперь она мстит… – Мы? «Сжечь ведьму, сжечь ведьму!» Это тоже мы дружным хором скандировали? – Священник вновь обратился к людям. – Ведьмы – слуги дьявола и враги всех людей. Предавать их суду – наш долг. И эта ведьма скоро вновь вернется на костер, и теперь от нее точно останется один пепел! – А перед этим она еще кучу народа убьет? Или вы найдете кого еще сжечь, а святой отец? – С неизменной ухмылкой спрашивал рыжий. – С нами будет то же, что и с той деревней – женщин, детей, стариков – всех на плаху да костер, так ведь? – А ты смелый, хвалю. – С едва заметной улыбкой сказал священник. – Но и вы все тоже лишь ждете, пока кто-нибудь вас не спасет. А что до казней, то наш приговор всегда справедлив. Он следует велению Господа. Рыжий пару секунд смотрел священнику в глаза и рассмеялся: –Хахаха… Справедлив? Веление Господа? Господь тебя первым и покарает, сраный урод! Священник обернулся к одному из бронированных и взглядом указал на рыжего. Затем последовал взмах меча, и голова с копной рыжих волос упала на землю, немного прокатилась и остановилась у ног капитана стражи. Даже отрубленная, она все еще ухмылялась. Капитан бросил на нее взгляд, сплюнул и приказал страже присоединиться к тушению пожара, а людям – расходиться по домам. И вот, людей тут осталось немного. – Думаю, ничего хорошего мы здесь уже не найдем. – Сказал мне Одноглазый. – Уходим. Только мы сделали пару шагов к воротам, как четверо бронированных преградили нам путь, а еще не сваливший по своим церковным делам священник подошел к нам. Пробежавшись по нам взглядом, он потеребил четки и спросил, указывая на Одноглазого: – Ты. Кто ты такой? – Какие-то проблемы, отец? – Ты странно выглядишь, и от тебя несет демоном. И ведьма, что решила сжечь наш город, была такой же как ты. Вот и будь добр ответить… – Каким еще «демоном»? Сами ведьму сожгли, сами и разбирайтесь. – Одноглазый на секунду замолчал. – И что там с Терезой…? – Так ты знаешь ведьму по имени? Теперь мы обязаны тебя допросить. И она… – Священник указал на меня. – Она тоже может быть ведьмой. Взять их. – Э, какого хера? – Я перехватила косу и приготовилась к защите. Один из бронированных, рослый мужик с копьем-протазаном и почему-то без шлема, шагнул к Одноглазому и выставил вперед оружие. Казалось, он был почти таким же крупным, как и Одноглазый, только почему-то он едва заметно трясся, копье в руках подрагивало, а взгляд бегал с лица Одноглазого на его руки, а затем на рукоять меча. – Не сопротивляйся, и все пройдет быстро. Одноглазый шагнул вперед. Вдруг бронированный сделал выпад, целясь то ли в грудь, то ли в шею. Одноглазый отклонился в сторону и схватил его оружие за древко, потянул на себя, а, когда до противника осталось совсем чуть-чуть, ударил его в лицо. Бронированный свалился на землю, а Одноглазый обратился к священнику: – Мы сюда все равно не вернемся, так что ловите своих ведьм и не лезьте. Он махнул мне рукой, мол, идем отсюда. Один из бронированных наклонился чтобы осмотреть своего товарища, недвижимо лежащего на земле. – Э… – Он тронул его голову. Кожа на лице разошлась, кровь стекла на шею и грудь. Сама же голова с тихим хлюпаньем прогнулась под его рукой. – Мертв… Вот сука! Бронированный выхватил меч и бросился на Одноглазого. Тот отскочил в сторону, расстегнул упряжь и взял свой меч двумя руками. Бронированные наставили на нас оружие и приготовились к атаке. Священник покачал головой и сказал: – Ты только что убил моего человека. Теперь тебя должны казнить. Одноглазый, похоже, не совсем понимал, как это вышло. Он хотел только вырубить вдруг напавшего на него копейщика, но, видимо, перестарался и вырубил навсегда. К бронированным присоединились стражники. Нас начали брать в кольцо. Несколько человек пошли к воротам и начали их закрывать. – К воротам. – Сказал мне одноглазый, и мы почти одновременно рванули к означенной цели. Трое стражников встали перед нами, выставив щиты. Рассчитывали, что сейчас мы натолкнемся на них, и они обезвредят нас несколькими уколами. Одноглазый на ходу отвел меч назад и нанес широкий размашистый удар. В стороны полетела щепка, двое стражников не устояли на ногах, третий поймал лезвие боком и развалился на две половинки. Остальные нападавшие на несколько мгновений застыли и таращились на представшее перед ними зрелище – забрызгав все вокруг себя кровью на земле лежит разрубленный пополам человек, чьи половинки соединяет только пара кишок, а рядом с ним корчатся от боли и зажимают культи отрубленных рук еще двое. И это сделал один человек, один раз взмахнув мечом. И каким... – С дороги! – Рявкнул Одноглазый и, оказавшись у ворот, не останавливаясь толкнул их. Мы оказались за городской стеной. Сзади слышались крики – стражникам приказывали взяться за арбалеты. – Давай туда. – Одноглазый указал на раскинувшийся справа от дороги хвойный лес. Мы ушли с дороги и рванули к небольшому холмику – границе, за которой начиналось море деревьев. И тут в воздухе что-то просвистело. Одноглазый пошатнулся и припал на колено – из его ноги торчал арбалетный болт. Тихо что-то прошипев, он вырвал его вместе с небольшим куском мяса и вновь побежал к лесу. Только вот двигался Одноглазый теперь куда медленнее. – Они сейчас еще могут… – Я это место помню. – Одноглазый указал на насаждения сосен. – Чуть дальше есть канава, за ней склон и низина. Стрелы не достанут, а лес там гуще. Кажется, преследовать нас больше никто не собирался. Уйдя дальше вглубь леса, мы остановились. Одноглазый перевязал рану и осмотрелся. Он сказал, что чуть дальше есть неплохое место – поляна, которую с одной стороны прикрывает большой валун, а с другой плотные заросли. Там можно какое-то время передохнуть. – … Затем пройдем до другого склона вон там, и выйдем на дорогу. Это достаточно далеко, и нас там не достанут. – Закончил он. Добравшись до этой самой поляны, мы развалились на земле, навалившись спинами на валун. Думаю, если бы мы пришли сюда при других обстоятельствах и были менее уставшими, то заметили бы, что здесь стояла почти что звенящая тишина. Одноглазый какое-то время смотрел вверх, а затем с неприязнью проговорил: – Какое же это все-таки говно… – Ты о чем? – Да обо всем. Думаю, не надо было вообще в этот город заходить. – Ну да, вон оно как вышло… – Я тоже посмотрела в небо. Кроме грязных тучек, закатной зари и только появлявшихся тусклых звезд там ничего не было. – Слушай, а ты знал, что наблюдать за тобой со стороны – та еще херня? – …? – Ну, если опустить подробности, то такое ощущение, будто… Эй, ты чего? Одноглазый тихо прохрипел и встал на ноги. Скривив спину и пошатываясь, он сделал несколько шагов вперед. Левая рука сжимала рукоять меча, пальцы на правой скривились. Глаз был широко открыт, рот кривился в оскале. Замахнувшись, Одноглазый несколько раз взмахнул мечом, словно сражался с кем-то. Только вот видно никого не было, а сам Одноглазый выглядел как-то странно. Только потом я заметила множество пар горящих глаз в гуще леса.***
В городе тем временем все успокоилось. Пожар наконец потушили, Трупы убрали. Только вот осадок после произошедшего остался. – … Плохо только, что попал не в тело. – Говорил один храмовник другому. – Но это ничего. Не помер от выстрела, помрет от яда. – А это нормально? Ну, имею в виду… – Второй многозначительно повертел рукой в воздухе. Всей своей дружной группой подчиненных Церкви воинов они выслушивали новое распоряжение своего начальства. Прошлый опыт поиска ведьмы в лесу был довольно печальным. Идея ждать, пока она сама заявится в город, тоже не была хорошей. И сейчас было принято решение вновь отправиться на ее поиски, но не как в прошлый раз. Теперь было известно примерное место, где находится ее укрытие, а у храмовников был план действий. И главное – теперь никто ее сжигать не собирался. Отрубленная голова – тоже неплохой вариант. – … Тех неверных пока оставим в покое. – Говорил лысый священник. – В ближайшее время они нам никак не помешают. А теперь позвольте представить тех, кто вызвался помочь нам в этом деле. Да, их всего двое, но опыт в борьбе с чудовищами у них отменный. Священник указал на стоявших чуть поодаль людей. Как один, оба носили одинаковые пластинчатые нагрудники, высокие кавалерийские ботинки и короткие серые плащи с капюшонами. Вооружены они были цвайхендерами, на поясах у них висело нечто цилиндрической формы, сделанное из стекла и серебра, и светящееся мягким синим цветом. Они называли себя Сумеречными рыцарями. Охотниками на монстров. – А руководителем на этот раз будет брат Эрант. Лысый священник указал на другого, молча стоявшего, опершись на стену и скрестив руки. В отличие от первого, этот носил серую рясу с капюшоном и тяжелый доспех сверху. На его поясе висел массивный клевец, а у левой руки, прислоненный к стене, лежал ростовой щит. Сам он был высоченного роста и по телосложению напоминал шкаф с антресолями, а из-под капюшона виднелось обветренное едва тронутое морщинами лицо без единого следа растительности. Рядом с ним стоял высокий и худой как жердь мужчина в темно-зеленой одежде, в платке, закрывавшем нижнюю часть лица, и с мечом на поясе. – Теперь осталось только найти кого-то, кто хорошо знает тот участок.